Журнал Крылова “Зритель” 1792 г. ( “Похвальная речь в память моему дедушке”, восточная повесть “Каиб”)



«Зритель» выходил с февраля по декабрь 1792 г., в продолжение одиннадцати месяцев, и набрал 169 подписчиков – вдвое больше, чем «Почта духов».

Как бы напоминая читателям о журнале Н.И. Новикова «Живописец», выходившем двадцать лет назад, в 1772–1773 гг., редакция нового издания во «Введении» к первой книжке «Зрителя» советует читателям журнала представлять себе «человека, который любопытным взором смотрит на все и делает свои примечания. Сей-то воображаемый зритель позволяет себе, выбрав из самой природы образовать разные свойства по своему рассуждению, не дерзая нимало касаться личности; подобно как живописец, желая написать на своей картине различные страсти, рисует человека во всех правилах естества; но ничьего прямо лица не изображает».

Программным выступлением группы были статьи Плавильщикова: «Нечто о врожденном свойстве душ российских», посвященные доказательству творческой мощи русского народа. Плавильщиков ставит вопрос о том, чему и как можно учиться у иноземцев.

«В этом вся важность, – говорит он – Петр Великий занял у иностранцев строй воинский, но сообразовал его со свойством воинов своих... Петр Великий занял строение кораблей, но учредил флот по своему благорассмотрению и оттого превзошел своих учителей. Итак, напрасно отрицают, что будто у россиян нет творческого духа... Напрасно отрицают у нас свойство, которого ни один народ не имеет: оно состоит в непостижимой способности все понимать... Понимать же – значит проникать мыслями во внутренность дела, доходить до основания и ясно постигнуть умом его существо: в таком случае человек сам бывает творец и может превзойти своего учителя».

Плавильщиков прославляет творческий дух русских людей из народа, называя имена Ломоносова, Кулибина и других, и горячо защищает самостоятельность русской культуры. В статье «Театр» он требует создания национального исторического репертуара и в качестве темы для драматургов выдвигает деятельность Кузьмы Минина: «Спектакль о нем послужил бы и совершенным училищем, как должно любить отечество».

Крылов напечатал в «Зрителе» несколько значительных и принципиальных произведений: «Ночи», «Каиб», «Похвальная речь в память моему дедушке», «Речь, говоренная повесой в собрании дураков» и др. Сатирический талант его развернулся с полной силой. Антикрепостническим пафосом проникнуты здесь многие страницы. Картина воспитания дворянского сынка Звениголова, во всех деталях типичная для эпохи («Похвальная речь...»), написана с предельной резкостью, с благородным гневом и сатирической остротою.

«Похвальная речь моему дедушке». Это пародийный панегирик. Собравшись за чашкой пуншу, друзья дворянина вспоминают своего друга, погибшего год назад во время травли зайцев. Вместе с лошадью свалился он в ров и умер вместе с лошадью. Но так как и он, и лошадь были хороши, то неясно: кого более восхвалять? Друг помещика замечает: он не был другом покойного, потому что тот более любил, чем людлей, свою лошадь, но уж после лошади этот друг был самый любимый. Рассказывает он в радужных тонах о жизни Звениголова (покойного). Тот был благородного происхождения (что важно, поскольку еретики почему-то считают, что все люди равны и дворяне от мужиков ничем не отличаются!). С самого начала своей жизни он знал, как надо мучить людей. Свою няньку он кусал и царапал, потом и всех, кто ему под руки попадался. Отец его, который не хотел, чтобы его дитя дружил с бедными помещиками, или, того хуже, с крестьянскими детьми, купил ему болонку по имени Задорка. Звениголов ее схватил, а она его укусила, что было ему удивительно. Он пожаловался папе, а тот сказал: собака тебе не дворовый, укусить может, потому как глупая. И, наверное, от этого Звениголов больше собак любил, чем людей, и считал, что раз она ему отпор дать может, то она выше, чем его крестьяне бессловесные. Потом он учился, но грамоту не любил и презирал книгосы, кроме, конечно, книги Руссо «О вредности наук». Ее он, правда, не читал, но считал количество страниц и хвалил автора. Потом, когда дело дошло до службы, он отправился в Петербург, но там все 2000 душ проиграл и пропил. А тут его дядя преставился, и досталось ему в наследство 5000 душ. Решил он вернуться в деревню. Вышел в отставку, а там всю жизнь посвятил травле зайцев. Крестьяне ему жаловались и говорили, что легче им зайцев терпеть, чем кормить ораву собак и охотников. Но Звениголов на такую чепуху внимания не обращал, запрещая крестьянам сеять, потому что зайцы обычно среди пшеницы хорошо прячутся, и в результате крестьяне умирали с голоду, зато мало какой заяц осмеливался забегать на земля Звениголова. Так он и умер. За речью сей други его заснули, и да будет ему хорошо в аду, потому что столь лестно о нем отзываются.

Сатирическое обличение здесь беспощадно. Крылов показывает, что воспитание и среда сделали из Звениголова такого, какой он есть: транжира, бездельника и деспота, который знает, как в неделю прожить то, что 2000 крестьян за год наживают, и как их всех раза 2-3 в год пересечь для пользы.

Произведение Крылова «Каиб», помещенное в «Зрителе», названо в подзаголовке «восточной повестью». Перенесение действия на Восток было обычным приемом авторов, желавших замаскировать свои рассуждения об отечественных непорядках. «Каиб» – острая сатира на русскую крепостническую действительность и прежде всего на самодержавие.

Каиб был один из восточных государей; имя его «наполняло вселенную», однако, когда ему понадобилось тайно уехать, всемогущего монарха заменили куклой, и никто не заметил его исчезновения. Первые вельможи государства – Дурсан, Ослашид и Грабилей, их «значащие имена» служат им достаточной характеристикой. В «Каибе» Крылов нападает не на отдельные недостатки режима: речь идет о борьбе со всей системой феодально-дворянской монархии с демократических позиций. Однако своей положительной программы он не имеет. Бунтарский протест не подводил еще Крылова к осознанию революционных путей борьбы, которыми уже шел Радищев.

Крылов едко высмеял в «Каибе» идиллические представления дворянских сентименталистов о жизни народа. Сцена встречи Каиба с пастухом, «запачканным творением, загорелым от солнца, заметанным грязью», пародирует строки «Писем русского путешественника» Карамзина, посвященные пастухам в Швейцарии, якобы счастливым и беззаботным людям. При виде любезной карамзинский пастух «чувствует электрическое потрясение в сердце» и бежит навстречу ей. Крылов же говорит о пастушке, которая «поехала в город с возом дров и с последнею курицею, чтобы, продав их, было чем одеться и не замерзнуть зимой от холодных утренников». Он протестует против замалчивания в литературе подлинных фактов действительности.

В прозе своей Крылов часто прибегает к пародии. Особенно охотно он пародирует строй похвальных или поминальных речей, удобно позволявших дать многостороннюю характеристику объекта сатиры, нарисовать иронический портрет. Сохраняя стилевые признаки жанра – высокую торжественность, витийство, риторические приемы, Крылов наполняет их новым содержанием, нарочито выдавая недостатки за непревзойденные достоинства и превращая свои похвалы в злейшие обличения. Так построены «Похвальная речь в память моему дедушке», «Речь, говоренная повесой в собрании дураков», «Мысли философа по моде» («Зритель»), «Похвальное слово Ермалафиду» («Санкт-Петербургский Меркурий»).

Общественно-политическая позиция журнала «Зритель», его демократические симпатии, критика феодального режима не могли не насторожить правительственные органы. Революционный подвиг А.Н. Радищева испугал императрицу.

 


Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 1152; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!