Предчувствия, гадания, помыслы и заботы современного человека 38 страница
Бирюков . Cette dame retournera demain à pareille heure[164].
Зубатов . Благодарю. (Пересвет-Жабе .) Так вы говорили, что имеете письмо от Матрены Ивановны?
Пересвет-Жаба (расцветает ). Точно так, ваше превосходительство. (Подает письмо .)
Зубатов (читает письмо ). Очень жаль! очень жаль!
Пересвет-Жаба мгновенно увядает. У меня все это уж организовано… люди подобраны… ждем только сигнала из Петербурга… очень жаль! очень жаль-с!
Пересвет-Жаба . Ваше превосходительство! Я в целом околотке известен своею строгостью!
Зубатов . Тем больнее для меня отказать вам. Потому что нам нужна строгость! (Видимо, желает прочесть лекцию о строгости .) Строгость – это, так сказать, главнейший нерв администрации! (Подходит к Кузнееву .)
Пересвет-Жаба машинально облизывается.
Кузнеев (струсил и съежился ). Позвольте мне уйти, ваше превосходительство!
Зубатов . Вы разве только поглядеть сюда пришли?
Кузнеев . Нет-с, я, ваше превосходительство, с просьбицей-с; только просьба-то моя, вижу, не дельная,
Зубатов . В чем же ваша просьба?
Кузнеев . Самая, ваше превосходительство, не дельная. Нет, уж увольте, ваше превосходительство! позвольте уйти!
Зубатов (давая ему дорогу, обидчиво ). Я, государь мой, не держу вас!
Кузнеев уходит, наклонив голову, как будто ожидая удара. Странно! это очень странно! (К дежурному чиновнику .) Вы, прежде нежели допускать просителей до меня, обязаны обстоятельно расспрашивать, об чем они просят.
|
|
|
Чиновник раскрывает рот, чтобы говорить. Молчать! Семен Петрович! потрудитесь сказать Предпочтительному, чтобы он вперед не присылал ко мне этого дурака на дежурство!
Чиновник (в сторону ). Вот тебе и Анна Ивановна!
Зубатов (Кувшинникову ). Вам что?
Кувшинников молча подает просьбу. Извольте объяснить словесно, в чем заключается ваша надобность.
Кувшинников . Там все написано-с.
Зубатов (читает ). Ничего не понимаю! положительно-таки ничего не понимаю!
Кувшинников . Желаю получить место-с.
Зубатов . Нет места-с.
Кувшинников . Так нет места-с?
Зубатов . Нет места-с.
Кувшинников . И на два с полтиной нет-с?
Зубатов (изумленный, вращает кругом глазами ). Что это такое? что это такое?
Бирюков (смеясь, вполголоса Зубатову ). Il demande s’il ne pourrait pas être nommé comme candidat[165].
Зубатов (поняв ). А! (Кувшинникову .) И на два с полтиной нет места-с.
Кувшинников . Благодарю покорно-с! (Делает полуоборот налево и выходит .)
Зубатов (к Пересвет-Жабе ). А! вы еще здесь?.. Гм… так вы говорите, что вы строги?
Пересвет-Жаба (расцветая ). Весь наш уезд засвидетельствует вашему превосходительству. Смею уверить ваше превосходительство, что у меня все это останется по-старому!
Зубатов . Ну, хорошо! ну, хорошо! я вижу! Семен Петрович! (Неожиданно оборачивается спиной и уходит во внутренние комнаты, насвистывая дорогой: «Jeune fille aux yeux noirs!*» [166])
|
|
|
Пересвет-Жаба раскрывает рот от огорчения.
Бирюков . А это значит, что вам следует отправиться в канцелярию его превосходительства, к господину Предпочтительному… там есть механик такой: он вас запишет.
Пересвет-Жаба задыхается от радости и хочет поцеловать у Бирюкова руку. Mais finissez donc! mais finissez donc![167]
Занавес опускается.
Недовольные
Сцена
Действующие лица:
Андрей Иваныч,
Иван Андреич - Пожилые, оставшиеся за штатом действительные статские советники. Похожи друг на друга до смешного; не тощи и с виду добродушны. Андрей Иваныч посолиднее и выше ростом; Иван Андреич ростом не велик и когда сидит на стуле, то не достает ногами пола.
Иван Андреич . Конечно, ваше превосходительство, кабы на место Семена Петровича Степана Иваныча, на место Василия Кирилыча Сергея Николаича, а на место Федора Федорыча Петра Григорьича…
Андрей Иваныч (держа в зубах сигару ). А Федора Федорыча куда ж?
Иван Андреич . Федора Федорыча можно бы в сенаторы-с… С сохранением, разумеется…*
Андрей Иваныч. С сохранением… н-да!.. это пожалуй…
|
|
|
Иван Андреич . Русское царство, ваше превосходительство, очень обширно; отчего Федора Федорыча не прокормить? Сколько теперича одних жидов прокармливает, железнодорожников, подрядчиков-с, а чтоб Федора Федорыча…
Андрей Иваныч . Прокормить в состоянии.
Иван Андреич (заискивающим голосом, как бы намереваясь пощекотать Андрея Иваныча .) А на место бы Петра Григорьича…
Андрей Иваныч (перебивает его ). Мечта одна!
Иван Андреич . Отчего же мечта-с? Ваше превосходительство в таких еще летах…
Андрей Иваныч . Мечта одна!
Иван Андреич . А как бы дело-то пошло-с!
Андрей Иваныч (распускаясь и скороговоркой ). К концу месяца – чисто! ни единой, ни самомалейшего отношения… (Делая над собой усилие .) М-мечта одна!
Минута молчания.
Иван Андреич . Нынче, ваше превосходительство, все фантазии на службе пошли… ничего положительного нет-с…
Андрей Иваныч . Правда.
Иван Андреич . Пошла в ход филантропия-с… протолериат-с…
Андрей Иваныч . Пролетариат то есть.
Иван Андреич . Мы, бывало, в неизвестное-то не пускались-с. Видишь по бумагам, что коллежскому секретарю время на титулярные приспело – ну и пишешь: «аксиос*».
Андрей Иваныч . То есть не «аксиос», а «внести в общее присутствие».
Иван Андреич . Ну, конечное. Нас, ваше превосходительство, воображениям-то не учили… с нас дела спрашивали…
|
|
|
Андрей Иваныч . Это так.
Иван Андреич . А нынче «титулярного-то советника» – в сторону-с… все норовят, как бы в «уничтожение чинов» ударить!
Андрей Иваныч (глубокомысленно ). Оно к тому идет.
Иван Андреич (хихикая ). Стало быть, ваше превосходительство, таким манером у нас, в департаменте, какой-нибудь коллежский секретарь директором сделаться может?
Андрей Иваныч (усиленно выпуская дым ). Оно к тому идет.
Иван Андреич . Ну, это уж очень что-то забавно будет!.. Я думаю, наши-то, департаментские, так и прыснут, как он войдет этак фертиком в департамент?
Андрей Иваныч . Не прыснут!
Иван Андреич . Да нет-с, после этого, ваше превосходительство, и сторож Михей надежды иметь может…
Андрей Иваныч . Ну, этот еще погодит.
Иван Андреич . А что ж, ваше превосходительство, нынче и эту идею подать можно… право-с! (Хихикая .) Нынче эти новости вот как любят! Только презабавно, презабавно это будет; войдет это Михей, да вместо портфеля-то – щетка в руках…
Андрей Иваныч . Этого-то еще не будет, а что коллежский секретарь будет директором, так это верно.
Несколько минут молчания, в продолжение которых Иван Андреич сидит смущенный, а Андрей Иваныч скрещивает ноги и смотрит на собеседника с торжеством, как бы говоря ему: «Да, брат, и я либерал! А ты что думал!»
Иван Андреич (в раздумье ). А ведь как поразмыслишь, так это именно правда, что оно к тому идет.
Андрей Иваныч . К тому.
Иван Андреич . Везде-с… по всем ведомствам-с… Возьмем, например, почтовое ведомство-с… Уж какое было, кажется, смирное: муха, бывало, пролетит, и то слышно… И вдруг-с: сперва штемпельные куверты, а потом и этого мало показалось – марки выдумали!*
Андрей Иваныч . Выдумали.
Иван Андреич . А кому, кажется, какое зло штемпельный куверт сделал?
Андрей Иваныч . Совершенно никому.
Иван Андреич . Или вот дома̀-с. Надоело, что по фамилиям называются, все это старо, изволите видеть… Что ж! переформировали и это-с! Нумерами какими-то окрестили – налево чет-с, направо нѐчет-с…*
Андрей Иваныч . Смотреть скучно!
Иван Андреич . Идешь иногда по улице, видишь все это разрушение… даже вздохнешь потихонечку-с.
Андрей Иваныч . Все комитет о сокращении переписки* сделал.
Иван Андреич . Н-да-с, этот комитет, доложу вам… Ведь какое, кажется, место, даже и не место совсем, а просто как бы сказать… комитет-с!.. А сколько яду пролил!
Андрей Иваныч . Даже остроты ума никакой нет. Вот губернаторам разрешили: под бумагами полной фамилии не подписывать, а только одни буквы начальные.
Иван Андреич (вздохнув ). Заварили кашу!
Андрей Иваныч . Каково-то будет расхлебывать!
Иван Андреич . Расхлебать-то бы еще можно, а главное, ваше превосходительство, слуг хороших нет!
Андрей Иваныч. И то правда.
Иван Андреич . То есть, таких слуг, как в наше время были, чтоб за начальство в огонь и в воду, чтоб и написать могли, и поправить бы могли, и отношения эти понимали бы… кому и как. Словом, чтоб все это шито да крыто было…
Андрей Иваныч . Да, были мастера!
Иван Андреич . Уж такие мастера, что в нынешнее время даже постичь трудно. Помните ли, например, ваше превосходительство, как обер-полицеймейстер к нашему графу бумагу прислал, что такого-то числа найден на улице без чувств лежащий человек, назвавший себя чиновником Лепехиным? Помните ли, как мы в ту же минуту отвечали, что такого чиновника в нашем ведомстве не состоит, а между тем этого Лепехина задним числом из службы выключили?
Андрей Иваныч . А помните ли вы, как у нашего графа князь Р. мнения по делу Тепицына спрашивал?
Иван Андреич . Помню, помню!.. Еще мы ему отвечали, что наше мнение то же, что и по делу Чурилова… Помню!
Андрей Иваныч . И как он к нам потом приставал, что обстоятельства сих двух дел совершенно различные, а мы ему в ответ все одно да одно: ответствовано, дескать, тогда-то, за номером таким-то!
Иван Андреич . Ха-ха!
Андрей Иваныч . Да, были мастера! Были… да сплыли.
Иван Андреич. Оно и нынче, ваше превосходительство, не мудрено бы… Все эти марки, номера… Можно бы ко всему привыкнуть… Только вот слуг нет!
Андрей Иваныч . Нет. (Задумывается и вздыхает .)
Иван Андреич (после нескольких минут молчания ). Вот и нас с вами, ваше превосходительство…
Андрей Иваныч . Сократили.
Иван Андреич . А мы могли бы еще послужить, ваше превосходительство.
Андрей Иваныч . И очень.
Иван Андреич . Вашему превосходительству и всего-то пятьдесят с небольшим!
Андрей Иваныч . Да и вашему превосходительству не больше шестидесяти…
Иван Андреич . Мы еще много полезных вещей могли бы сделать, ваше превосходительство!
Андрей Иваныч. Да, мы бы… тово…
Иван Андреич . Возьмем хоть инспекторскую часть: сколько бы тут граф новых можно было поделать! Или еще: приказы издаются нынче по ведомствам, а можно бы, сверх того, издавать их и по алфавиту…
Андрей Иваныч . Полезно.
Иван Андреич . Иной, ваше превосходительство, не знает, в каком ведомстве служит лицо, его интересующее, а по алфавиту его в одну минуту отыскать можно.
Андрей Иваныч . Удобство большое!
Иван Андреич . И удобство-с, а главное, что для всех безобидно…
Андрей Иваныч . Это главное.
Новое молчание, в продолжение которого Иван Андреич хочет что-то сказать, но некоторое время не решается.
Иван Андреич (заискивающим голосом ). А что, ваше превосходительство, если действительно оправдается слух этот самый, что вас на место Петра Григорьича?
Андрей Иваныч (повертываясь на стуле от внутреннего довольства ). Разве слух есть?
Иван Андреич . Ходит, ваше превосходительство, ходит.
Андрей Иваныч (тревожно ). Разве сказывал кто?
Иван Андреич. Как же-с, ваше превосходительство, как же-с! Давеча иду я по Гороховой (я нынче от нечего делать моционом больше занимаюсь), и вдруг это, из-за угла, навстречу мне Гаврило Петрович…
Андрей Иваныч . Гаврило Петрович? Он, кажется, благонамеренный?
Иван Андреич . Отличный человек-с! Ни про кого, кроме приятного, ничего не скажет! А уж как ваше превосходительство уважает, так даже захлебывается весь-с!..
Андрей Иваныч. Надо иметь в виду… Ну-с!
Иван Андреич . Ну-с, встречается со мной Гаврило Петрович. «А слышали, говорит, ведь Андрея-то Иваныча на место Петра Григорьича хотят назначать? А мы, говорит, думали, что у нас уж и департамент-то весь прахом пошел!»
Андрей Иваныч (подумавши ). Что ж, я послужить не прочь!
Иван Андреич. А уж для службы-то было бы как полезно!.. Уж так полезно! так полезно! Без лести вашему превосходительству доложу!
Андрей Иваныч (повеселев ). Ну, уж и вы тогда на меня не пеняйте, Иван Андреич! Я ваше превосходительство опять на свежую воду выведу! В вицы , сударь, ко мне, в вицы! * Вот мы, сударь, как вас!
Иван Андреич (внезапно покрываясь маслом ). Что ж, ваше превосходительство!.. И я от трудов не прочь!
Андрей Иваныч . Славно мы заживем!
Иван Андреич . Главное, ваше превосходительство, что единодушие будет… Потому что у меня, ваше превосходительство, и ухо, и око, и все, так сказать… Это как перед истинным богом-с!.. Потому что, при исполнении служебных обязанностей, и душа и тело – все это не мое, а начальниково-с. Вот я как себя понимаю!
Андрей Иваныч . Это… основательно!
Иван Андреич . А по тому самому я и позволяю себе думать, что если бы на место Петра Григорьича назначили ваше превосходительство – эта часть большому бы подверглась преуспеянию!
Андрей Иваныч . Да, я бы… тово!
Иван Андреич . Возьмем хоть инспекторскую часть… Сколько тут доброго можно сделать!
Андрей Иваныч . Да, я бы… тово…
Иван Андреич . Или вот насчет определений и увольнений… Ведь это теперь, ваше превосходительство, в младенчестве…
Андрей Иваныч . Да, я бы… тово… Я бы все это двинул.
Иван Андреич. У вас бы, ваше превосходительство, не зазевались!
Андрей Иваныч . Надо так полагать!
Иван Андреич . Одним словом, ваше превосходительство, только бы это устроилось, а уж мы бы… (Махает рукой и задумывается .)
Андрей Иваныч тоже некоторое время рассеянно пускает кольца дыма.
Оба встают.
Вместе (к публике ). Да, мы бы… мы бы… (Скороговоркой и решительно .) Да, мы бы… тово!
Скрежет зубовный
(Посвящается любителям отечественного просвещения)
Май у нас нынче особенно душист и радошен. На воле, за городом, так хорошо, свежо, нарядно и благоуханно, что, кажется, век бы не вышел оттуда. Поля в ином месте уже покрыты сильными зеленями, в другом еще сверкают черноватыми полосами только что взрыхленной земли, деревья одеты довольно густою, но еще молодою, искрасна-зеленою листвою, воздух влажен и весь проникнут испарениями нежащейся на весеннем солнце земли; в синем небе не видно ни облачка, и все оно словно играет, словно сверкает, но не тем давящим сверканием, каким бывает облито знойное июльское небо, а каким-то мягким, ласковым, радостным, точно милое, улыбающееся лицо ребенка, только что освеженное студеной водою; в пространстве волнами ходят звуки, бог весть откуда и кем заносимые; радостные и торжествующие, они сплошным гулом стелются по земле, словно сама всецелая природа в этих звуках стонет под бременем внутренней силы и ликования. И неизвестно, посредством какого тайного процесса все это ликование, все это цветение, вся эта сила, звучность и ясность вдруг переходят внутрь человека, и делается ему так легко, так хорошо жить на свете, что даже душа как будто играть начинает… право!
Зато картина пустеющего города с каждым днем делается печальнее и печальнее. Замер последний звук польки, разыгранной усердным оркестром гарнизонного батальона, замерли балы, пикники, рауты и катанья; замерли таинственные речи более или менее любовного содержания, нашептываемые ловкими канцеляристами и обольстительными юристами училища правоведения во время кадрилей и мазурок; белая, едкая пыль густою стеною стоит на улицах; дорожные экипажи различных видов и свойств то и дело снуют по направлению к заставе, унося своих обладателей куда-то далеко-далеко, на лоно неумирающей природы и умирающего крепостного права; все суетится, все рвется вон из города.
Замерли и начатки нашего красноречия.
Да, и у нас оно выросло, это пресловутое древо красноречия, которым до сих пор мы любовались лишь издали; и у нас, под прохладною тенью его, уже многие приобрели для себя мир душевный и невозмутимость сердечную; и у нас, dieu merci[168], болярин Сергий, насытившись вдоволь разъедающими речами раба божия Павла, может в веселии сердца своего воскликнуть: «Ах, черт возьми, кто бы мог думать, что у нас явятся такие ядовитые бестии!.. да ведь это Jules Favre pur sang!*»[169] (только видимый с затылка, прибавлю я от себя), – да, и мы, наконец, с законною гордостью можем сболтнуть изумленной Европе, что в наших
…..parages
Le doux ramage[170] –
уже не мечта разгоряченного воображения, а настоящая, истинная истина!.. И если вам, о любители отечественного просвещения! доселе остается неизвестным сей достопримечательный факт, то это происходит оттого, что вы слишком охотно рассуждаете о свойствах буквы ижицы* и из-за ижицы не замечаете обновляющейся России.
Что до меня, то я сам его видел, сам убедился в существовании этого милого растения, называемого древом красноречия, и, если хотите, могу даже сообщить вам «краткое» описание его. Почва, в которой лежат его корни, болотиста и злокачественна; ствол его жидок и тонок, но верхушка объемиста, и если не густа, то космата; листья бледны и бессочны, но снабжены колючками, которые если не наносят положительного вреда, то производят в субъекте, к ним прикасающемся, чесотку и волдыри. Вообще, это дитя хилое, больное, слабосильное и, несмотря на свои колючки, весьма безобидное. При малейшем дуновении ветра оно всей своей растрепанной массой приклоняется к земле и рабски-болезненно притом стонет. «Я безвреден! я безвреден! – слышится в этом жалобном стоне, – меня можно бить, и потому незачем убивать!» И ветры все дуют да дуют, а дерево все живет да живет, как будто для того, чтоб доказать нелепую мысль, что и в мраке есть свет и в смерти есть жизнь.
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 123; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!