Предчувствия, гадания, помыслы и заботы современного человека 34 страница
Обстоятельство это не ускользнуло от внимания Прасковьи Павловны.
«Ишь, черти, обрадовались!» – произнесла она мысленно.
И с этой минуты уже не сомневалась. «Как только я это увидела, – рассказывала она в тот же вечер Акулине, – что они, с позволения сказать, как черти в аду беснуются, так с той же минуты и положилась во всем на волю божию!»
Однако с Семеном Иванычем повидалась, хотя бы для того, чтоб испить чашу горечи до дна. Семен Иваныч был всеми уважаемый в уезде старец и точно так же ненавидел этот яд, как и Прасковья Павловна. Сверх того, он имел еще ту особенность, что говорил картаво и невнятно, но взамен того умел мастерски свистать по-птичьи, подделываясь с одинаковым успехом и под щелканье соловья, и под карканье вороны. Старики свиделись и немножко взгрустнули; Прасковья Павловна даже прослезилась.
– Сколько лет, сколько зим! – сказал Семен Иваныч, в грустном изумлении простирая руки.
– И как все вдруг изменилось, Семен Иваныч! – отвечала Прасковья Павловна.
Они сели друг против друга и несколько минут безмолвствовали, как бы боясь вымолвить тайное слово, обоих их тяготившее.
– Правда? – произнесла наконец Прасковья Павловна.
– Правда, – отвечал Семен Иваныч, поникая головой. Снова последовало несколько минут безмолвия, в течение которых собеседники, казалось, с усиленным вниманием прислушивались к бою маятника, в этот раз как-то особенно назойливо шатавшегося из стороны в сторону. Что слышалось им в этом несносном, мерном до тошноты «тик-так»? Слышалось ли, что каждый взмах маятника есть взмах, призывающий их к смерти? Чувствовалось ли, что кровь как будто застывает в их жилах, что во всем организме ощущается тупое беспокойство и недовольство?
|
|
|
– Так прах же побери и совсем! – неожиданно вскрикнула Прасковья Павловна, шумно поднимаясь с места и с сердцем отталкивая свой стул.
И кто бы мог подумать? она тут же начала упрекать Семена Иваныча, обвинять его в волтерианстве и доказывать как дважды два – четыре, что это он, своим поганым языком, все наделал.
– Вам бы только те-те-те да та-та-та! – разливалась она, очень удачно передразнивая Семена Иваныча, – вам бы только сплетни развозить да слухи распускать – вот и досплетничались! Может быть, без ваших сплетней да шушуканьев и не догадался бы никто, и все было бы смирно да ладно!
С этих пор спокойствие ее было окончательно нарушено. Всякое произнесенное при ней слово, улыбка, взгляд, движение руки, даже всякое явление природы – все мгновенно приурочивалось ею к одному и тому же вопросу, который всецело царил над всеми ее помышлениями.
– Мутит, это, мутит все во мне! хоть бы смерть, что ли, поскорей пришла! – жаловалась она беспрестанно, оставаясь наедине с Акулиной.
|
|
|
– Что вы, что вы, сударыня! ведь ишь что выдумали! – урезонивала ее Акулина.
– Да куда же я пойду! ну, говори, дура, куда я денусь-то! – тосковала Прасковья Павловна, – в богадельню меня не возьмут: я не мещанка! в услужение идти – сил моих нету! дрова колоть – так я и топора в руки взять не умею!
– Чтой-то, господи! уж и дрова колоть! – возражала Акулина.
– Нет, ты скажи, куда же я денусь! Ты вот только грубиянничать да отвечать мастерица. Я слово, а она два! я слово, а она десять! А ты вот научи меня, куда мне деваться-то? В скотницы, что ли, по-твоему, идти?.. Так врешь ты, холопка! еще не доросла ты до того, чтоб барыне твоей в скотницах быть!
Наконец пришла и весна. Обновилась ею вся природа, но не обновилась Прасковья Павловна. Таяние снега, журчание воды и постепенное обнажение полей – явления, обыкновенно столь радостные в деревне, – возбуждали в Прасковье Павловне досаду и озлобление, напоминая ей о приближающейся с каждым днем развязке.
– Тай, батюшка, тай! – говорила она, смотря на снег, – авось времечко скорей пролетит.
Прилетели скворцы. В этот год их было как-то особенно много, и мигом наполнились все скворечницы неугомонным и болтливым их населением.
|
|
|
Прасковья Павловна, которая всегда питала к скворцам особенную нежность, на этот раз возненавидела их.
– Болтайте, скворки, болтайте! – говорила она, – точно наши дворняжки! болты-болты, и нет ничего!
Наконец загремел первый гром. Вся природа разом встрепенулась и ожила: зелень как-то гуще окрасила листву дерев и стебельки травы; растения разом вытянулись, цветы раскрыли свои чашечки; муравейки закопошились, засуетились взад и вперед по земле… Все кругом заблагоухало, все пришло в движение, все затрепетало каким-то сладостным, томительным трепетом…
– Греми, батюшка, греми! – сказала Прасковья Павловна, услышав в первый раз этот призыв природы к жизни, – греми! гром не грянет, мужик не перекрестится!
А тут еще и по дому неприятности беспрестанно выходят: то вдруг Надёжка оказалась с прибылью, то Федька с пьяных глаз лег на горячую плиту спать… – Господи! Что же мне делать! что же мне делать! – тоскливо восклицает Прасковья Павловна, – ин, и впрямь умирать пора!..
Недавние комедии
Соглашение
Действующие лица:
Иван Павлыч Сергеев , молодой человек, уездный предводитель дворянства.
|
|
|
Андрей Карлыч Кирхман , уездный судья, чистенький и благообразный старичок.
Разумник Федотыч Примогенов , помещик, средних лет; ходит прямо; виски прилизаны; посредине лба кок.
Иван Иваныч Петров , помещик; маленький, кругленький и до того сластолюбивый, что когда при нем говорят о женщинах, то в ногах его образуется движение вроде того, какое замечается у очень влюбленного петуха. Домашний друг г-жи Антоновой.
Иван Фомич Сидоров , старик помещик, скряга.
Отставной капитан Савва Саввич Постукин , помещик.
Целестин Мечиславич Мощиньский , молодой помещик; между своими слывет под именем «выходца».
Степанида Петровна Антонова , дама средних лет; очень полна.
Софья Фавстовна Лизунова , вдова лет шестидесяти; лицо коричневое, платье коричневое; сидит прямо и ни на кого в особенности не смотрит; беспрестанно вынимает из засаленной бумажки мятные лепешки и сосет.
Действие происходит в деревне Сергеева; театр представляет просторную и довольно хорошо меблированную комнату; Антонова и Лизунова сидят в глубине сцены на диване; Кирхман – на стуле около Антоновой; рядом с ним в креслах расположился Примогенов , величественно протянувши ноги; Сидоров дремлет в углу; Мощиньский , заложивши руки в карманы, юлит и суетится во все стороны; Постукин , с чубучищем в руках, ходит по комнате, по временам останавливается и хочет нечто сказать, но, пожевавши губами, стискивает в руке чубук и опять отправляется в путь; Петров придерживается преимущественно той стороны сцены, где находится Антонова.
Сцена I
Все, кроме Сергеева.
Мощиньский . Мне девки выгоднее! Мне девки больше дохода приносят!*
Антонова . А ведь об этом надо подумать, Софья Фавстовна!
Лизунова (бормочет ). Я уж подумала, Степанида Петровна, я подумала.
Антонова (вздыхая ). Хорошо, как кто думать может! А вот я: и сама думать не могу, и Семен Семеныч у меня не приучен… хоть ты что хочешь!
Примогенов . Слишком строго вы его держите, Степанида Петровна!
Антонова . Да как и не держать-то, Разумник Федотыч! Ведь он у меня ни на час без проказ! Намеднись надо было мне к Марье Ивановне съездить; вот я ему и говорю: «Ты, Сенечка-душечка, посиди около детей, пока я съезжу!» – «Слушаю, душечка», – говорит. Только что ж бы вы думали? не успела я за ворота выехать, как он в ту же минуту подобрал свою шайку: Ваньку-столяра да Ионку-подлеца, да и укатили в Доробино пьянствовать! Насилу-насилу уж на другое утро пьяного-распьяного подле дороги нашли!
Петров . Это точно-с; еще надобно удивляться, как Степанида Петровна покойны могут быть!
Антонова . Нет, уж я теперь научилась; я его на ключ в спальной заперла!
Мощиньский (на ходу ). Мне девки выгоднее! мне девки больше дохода приносят!
Антонова . Да, бишь… девки! А я вот, с большого-то ума, еще третьёводни-с за семьдесят бумажкой на вывод девку продала!
Петров . Да еще какую канареечку-с!
Антонова . Поди-ка, другие какие барыши получают! Полтораста серебрецом на круг! Тут, чай, ведь всякие, Андрей Карлыч? и худая, и хорошая?
Кирхман . Всякие-с.
Антонова . А я вот за семьдесят бумажкой! Люди за полтораста серебрецом, а я за семьдесят бумажкой! Люди всякую: и худую, и хорошую, а я самую что ни на есть лучшую! Ай да я! Ай да Степанида Петровна!
Все смеются. Смейтесь, батюшки, смейтесь!
Кирхман . Изволили просчитаться, сударыня.
Антонова . И никто-то ведь не скажет! (Лизуновой .) Вы, Софья Фавстовна, продали?
Лизунова . Продала… много… много продала.
Антонова (добродушно ). Ну, вот счастье какое! Андрей Карлыч! научите меня, родной, как бы третьёводнишнюю-то девку воротить? Чай, еще замуж-то не успела выйти?
Кирхман . Надо подумать-с.
Антонова . Сейчас уж и думать! Для других небось не думавши делаете! И никто-таки слова не вымолвил! Что бы, кажется, по-христиански предупредить: вот, дескать, Степа-нида Петровна, какая выгода по хозяйству предвидится! Нет-таки. Ах, совсем нынче настоящего христианства не видно!
Лизунова сочувственно кивает головой.
Кирхман . Это потому, сударыня, что нынче всякий прежде всего об себе думает.
Лизунова кивает головой два раза.
Примогенов . Да; при соврѐменном вопросе, оно и не лишнее об себе подумать…
При словах «совре́менный вопрос» Постукин внезапно останавливается перед Примогеновым.
Вы, капитан, сказать что-нибудь хотите?
Постукин мнет губами, но, не сказавши ни слова, махает рукою и уходит.
Петров . Да; этот совре́менный вопрос… штучка!
Антонова (задумчиво ). Да как же это, однако! Ведь Прохладин-то купец, а купцам владеть крепостными не велено?
Примогенов . Эк вас забота-то иссушила, сударыня!
Антонова . Да нет, ведь это выходит, что я на одной Аришке рублей четыреста прозевала! Воля ваша, а я этого оставить не могу.
Примогенов . Ну, и не оставляйте.
Мощиньский (на ходу ). Мне девки выгоднее! мне девки больше дохода приносят!
Антонова . Ах, да хоть не мутите вы меня, дайте сообразить, Целестин Мечиславич! (Кирхману .) Как же ты-то, немчик, позволяешь купцам девок скупать?
Кирхман . Они не проданы-с; это так только, на разговорном языке-с… Все дело сделано на законном основании-с…
Примогенов . А вы, чай, все-таки, на всякий случай, в суде не присутствовали?
Кирхман . По болезни-с.
Петров . У нас Андрей Карлыч всегда в таких случаях прихварывает.
Примогенов . Пускай, мол, другие, купаются! Что ж, это резон!
Лизунова многократно кивает головой.
Кирхман . Всегда по болезни-с.
Петров . Намедни Анна Николаевна из-за двести верст чуть не целую деревню на фабрику пригнала, со всеми, и с малолетными-с…* в одно утро всех Андрей Карлыч окрутил!
Кирхман . Не я, а суд-с.
Примогенов . Ай да Анна Николаевна!
Петров . Оне, по вдовству, управляющего при себе имеют: он им это предприятие и внушил-с…
Примогенов . Подите-ка: женщина, а какую афёру соорудила!
Петров . Как же не афёру-с! Посудите сами: их на фабрику-с, стало быть, одними, можно сказать, ихними телами всю ценность окупила: земля-то, стало быть, даром-с, да еще имущества ихнего сколько!
Антонова (внезапно поняв, вскакивает ). Ах, черт возьми!
Общий смех.
Петров . И представьте себе, даже управляющего-то этого сами для себя отыскали. Остановились оне в Москве, в нумерах-с: ну, натурально, как женщина молодая, к коридорному-с: где бы, говорит, такого управляющего найтить…
Примогенов . Чтоб из себя был не мал и не тощ…
Антонова (наивно ). Вот ведь мне эдакого случая не выдастся!
Все смеются.
Мощиньский (останавливаясь ). А я, господа, вот что придумал. Так как Прохладин всем нам благодеяние сделал, то, во-первых, дать ему обед, а во-вторых, просить, чтоб и на будущее время действий своих по приобретению не прекращал.
Петров . Уж Целестин Мечиславич всегда что-нибудь к ущербу придумают!
Антонова . На обед не согласна, а просить согласна.
Лизунова кивает.
Кирхман (рассудительно ). Я того мнения, что если господин Прохладин принимает в этой операции участие, стало быть, он усматривает в том для себя интерес.
Примогенов . Основательно.
Петров . Знаете ли что, Целестин Мечиславич? Не лучше ли вместо обеда-то Ивану Данилычу транспарант поднести? Так, дескать, и так: благодетельному купцу благодарные такие-то…
Антонова (перебивая ). Просят продолжать… вот на это я согласна!
Петров . Обед-то ведь, Целестин Мечиславич, съестся-с…
Мощиньский . А транспарант останется… а что вы думаете, ведь это недурно!
Примогенов . Verba volant, scripta manent[126].
Сидоров (кричит во сне ). А? что? куда яблоко дела?
Петров . Ивану Фомичу и во сне-то видится, что у него яблоки воруют! А еще говорят, что одного чистоганчику у него тысяч на двести в ланбарде лежит!
Антонова . Так что ж, что лежит! Стало быть, по-вашему, коли у кого двести тысяч есть, так и смотреть сквозь пальцы, как все кругом растаскивают да разворовывают?
Примогенов . Не бредить же, однако, сударыня!
Антонова . Нет, уж вы меня извините! После этого я должна заключить, что вы не хозяин! Я и сама не нищая, а яблоки воровать не позволю!
Сидоров вздрагивает во сне, вскакивает, крестится, потом опять садится и засыпает.
Примогенов . Да, двести тысяч – это достоверно! Вот Андрей Карлыч знает, откуда Ивану Фомичу тысячи-то достались!
Кирхман снисходительно улыбается.
Антонова . Ах, я слышала, это целый роман!
Примогенов . Пожалуй, даже целых два. Вот Андрей Карлыч знает.
Петров . Андрей Карлыч обо всех помаленечку знают.
Кирхман . И не помаленечку-с. (Учтиво .) Многим могу неприятности сделать.
Входит лакей . Его окружают все мужчины, кроме Сидорова. Постукии бросается к лакею почти с остервенением.
Примогенов . Ну что, Сеня, как благодетель? проснулся?
Лакей . Умываются.
Примогенов . Ну, а насчет того… говорил что-нибудь?
Петров (тончайшим фальцетом ). Разумник Федотыч! мэ комман де се шоз… доместик иси![127]
Лакей . Не слыхать-с. (Хочет уйти .)
Примогенов (удерживая его ). Постой, постой, Сеня! А водку скоро подадут?
Лакей . Иван Павлыч приказали до обеда никому водки не давать.
Общее впечатление. После ухода лакея следует несколько минут молчания.
Примогенов . Однако… это вещь!
Петров . Да-с, это задача-с! Бывало, шесть ли часов, девять ли, двенадцать ли, а уж как собрались дворяне, значит, ту ж минуту и водку на стол волокут. (Смотрит на часы .) А теперь бы и время-то самое настоящее!
Кирхман . Иван Павлыч смолоду переимчивы были. Может быть, насмотрелись нынче в Петербурге, что в хороших домах не подают водку безвременно, – ну и между нами обычай этот ввести желают!
Примогенов (значительно ). Дай бог! Дай бог!.. А по-моему, так просто Иван Павлыч нами гнушается!
Петров (тихо Примогенову, указывая на Мощинъского ). Разумник Федотыч! финиссе́! полоне́ иси![128]
Мощиньский (останавливаясь посреди авансцены, к зрителям ). Мне девки выгоднее! мне девки больше дохода приносят!
Антонова (тоскливо ). Ах, ты, господи! совсем было даже забываться стала, а Целестин Мечнславич тут как тут… точно вот ядом! точно вот ядом!
Кирхман . Memento mori, сударыня! Это значит: всякий помышляй о смертном часе!
Примогенов . Так, так! вот и нам, может, придется помышлять об нем… об смертном-то часе!
Постукин прислушивается. Вы, капитан, что-нибудь сказать желаете?
Постукин горько улыбается, крутит усы и крепко стискивает в руке чубук.
Антонова (тихо Лизуновой ). Чтой-то, однако, Софья Фавстовна, Савва Саввич-то? Помнет-помнет губами, да и прочь пойдет! Помните, какой он развеселый да разговорчивый был?
Лизунова (тихо ). Взволнован очень… от совре́менного вопроса взволнован… не спит, не ест… только трубку… трубку только курит!
Петров . А любопытно бы знать, очень бы любопытно, какие-то Иван Павлыч вести из Питера вывез?
Антонова . Однако позвольте вас, Разумник Федотыч, спросить, об каком это вы смертном часе изволите говорить?
Примогенов . Точно вы, сударыня, маленькие!
Антонова . Нет, я не маленькая, а только если вы насчет этой эмансации говорите, так я вам вот что скажу (с торжествующим видом ): ничему я этому не верю!
Постукин вновь горько улыбается.
Мощиньский. Молодец, Степанида Петровна! Charmant! délicieux![129]
Антонова . Да, не верю! вы вот мужчины, да верите, а я и дама, да не верю!
Примогенов . Позвольте, однако…
Антонова . Я этим глупостям совсем, совсем не верю! Я еще давеча всем своим девкам сказала: девки-подлянки! если вы этой эмансации дожидаетесь, так у нас, говорю, становой не далеко! Так это, стороной, дала им понятие!
Примогенов . Поверите, Степанида Петровна, коли на бумаге покажут.
Антонова . Не поверю, Разумник Федотыч!
Примогенов . И бумаге не поверите?
Антонова . И бумаге не поверю… потому, не натурально.
Кирхман . Это весьма любопытно. (Смеется .)
Антонова . Смейтесь, смейтесь, Андрей Карлыч! Я ведь давно знаю, что у вас змея на языке!
Кирхман смеется сильнее. А я вот не верю, да и не верю!
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 117; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!