Принцип коммуникации, или. Как потрафить королю Джеймсу?



 

Средства массовой информации во все времена изыскивали актуальные («жареные») темы, чтобы привлечь зрителя и читателя. Но в эпоху Шекспира ни о такой свободе слова речь, конечно же, идти не могла, и обсуждение политических проблем являлось весьма рискованным предприятием. Темой, распространяющей аромат вечной загадки и увлекательного приключения, несущей в себе искус запретного плода и повседневного суеверия, была магия. Мы позволим себе теперь остановиться на обсуждении вопроса об охоте на ведьм и дискуссиях вокруг них, роль трагедий Шекспира в которых трудно переоценить. И пусть этот вопрос, казалось бы, является маргинальным для философии и современной теории познания, интерес к нему обусловлен, в сущности, несколькими серьезными причинами.

Во-первых, чисто библиографической – на поверку оказывается, что тема отношения магии и науки занимает весьма важное место в историко-культурной и историко-научной литературе. Доступная нам библиография насчитывает сотни названий, и она продолжает расти. Второе, быть может, вновь недостаточно важное основание состоит в том, что значительная доля трудов в вышеуказанной области принадлежит представительницам прекрасного пола, нередко представляющим феминистское направление. Они прямо связывают охоту на ведьм с угнетением женщин и косвенно – женское колдовство со стремлением женщин к независимому творческому самовыражению и эмансипации, которое развивалось, естественно, в русле оппозиционных социальных движений. Наконец, третье основание состоит в том объективном социальном месте, которое занимало женское колдовство и его обсуждение в данную эпоху. Таким образом, выбор данной темы в значительной мере уже обеспечивал захват достаточно широкого коммуникативного пространства.

Напомним, что вопреки иллюзиям рационалистической истории науки и философии обсуждению гносеологических проблем придавалось в ту эпоху весьма мало значения по сравнению с проблематикой религии. Церковная десятина, отношения светской и церковной власти, Реформация, религиозные войны, инквизиция – это все элементы одного и того же процесса, подоплекой которого является отношение людей к религии и церкви. Ведьмовство, являющее собой практическое и теоретическое выражение самой зловредной девиации, или ереси, в одном лице, по необходимости должно было попасть в центр социально-политических и философских дискуссий. Подобно этому в центре дискуссий об астрономической картине мира оказался вопрос о кометах – этих подлинных небесных аномалиях, презирающих совершенство кругового движения, непроницаемость небесного свода, природную закономерность и многие другие научные, философские и теологические постулаты своего времени[630].

И в то время, как суды выносили обвинительные приговоры, а несчастных женщин (мужчин – значительно реже) предавали «очистительному огню», в теоретическом обсуждении вопроса о природе ведьмовства приняли участие едва ли не все образованные слои общества. Философы, теологи, юристы и медики – в полном соответствии со структурой средневекового университета – стремились либо доказать объективное существование ведьм и необходимость их наказания, либо представить их как впечатлительных, больных и несправедливо обвиняемых женщин, жертв распространенных суеверий и судебных ошибок. Достаточно неоднозначной оказывается при этом позиция церкви.

Дело в том, что официальная церковь едва ли не до конца XV в. считала саму веру в колдовство и ведовство ересью и склонна была преследовать не колдунов и ведьм, но людей, убежденных в их существовании, – а таковы были распространенные в народе языческие воззрения. Они успешно использовались оппозиционными политическими движениями: в то время как женщины-крестьянки колдовали, мужчины-крестьяне брались за топоры и косы, и все вместе они вносили вклад в дело социального протеста против власти папы и короля. Однако преследованию со стороны папских инквизиторов препятствовало местное духовенство, учитывающее простонародные нравы и верования. Преодолеть данное противоречие была призвана булла Иннокентия VIII, провозглашенная в 1484 г. и подтверждавшая полномочия Генриха Инститориса и Якоба Шпренгера в деле сыска и преследования ведьм. Отныне все становится с ног на голову – официальной церковной доктриной оказывается вера в колдовство, а ересью – неверие в него[631].

Назовем только некоторые наиболее известные имена участников этой длившейся свыше двух веков дискуссии о колдовстве. Среди свидетелей обвинения – немецкие теологи и деятели папской инквизиции Г. Инститорис и Я. Шпренгер, авторы наиболее влиятельного трактата против ведьм («Молот ведьм», 1487), английский король Джеймс Стюарт I, французский юрист Жан Боден и английский философ Джозеф Глэнвиль. Среди защитников – немецкий врач Иоганн Вайер, английский философ Френсис Хэтчинсон, немецкий юрист и публицист Кристиан Томазиус. Это противостояние оставило заметный след в культурной истории и было запечатлено во многих памятниках искусства.

Упомянем лишь один из многочисленных примеров такого рода, связанный с именем короля Джеймса. Джеймс I (1566-1625), король Англии (с 1603) он же Яков VI Стюарт, король Шотландии, сын казненной Марии Стюарт, организатор и идеолог ведовских процессов. Он же – автор оригинального перевода Библии на английский язык (1611, так называемая «King James version»). Преследуя цель обоснования процессов над ведьмами, Джеймс I перевел древнееврейское kashaph, обозначающее мага, никак не связанного с дьяволом, словом witch, которое в сознании его современников обозначало именно такую связь. Джеймс I полностью признает такие эпизоды, как история о Моисее и фараоновых магах, об Андоррской волшебнице, о Симоне Волхве и др. в качестве источников, подтверждающих существование ведовства. Он снимает различение между магией и ведовством; хотя в первом случае адепты полагают себя повелителями демонов, а во втором – их слугами, на деле и те, и другие – слуги дьявола. Джеймс I рассматривает магию и колдовство с точки зрения задач их инициатора (дьявола): создание ложной церкви, проведение ложных богослужений, полная имитация всех божественных установлений (что составляет основную цель сатаны – сравняться с Богом) и привлечение людей к этому ложному служению. Особое место отводится некромантии (в данном случае она соответствует воскрешению из мертвых). Методы привлечения (соответственно, факторы подпадения людей под власть сатаны) связываются с тремя основными устремлениями человека: любопытством (неправильное стремление к знанию), жаждой мести (недостаток любви к ближнему) и стремлением к наживе. Методы эти достаточно разнообразны в зависимости от аудитории: дьявол по-разному привлекает к себе ученых и невежд, знатных и простолюдинов. Джеймс I обсуждает также границы между магией и полезными науками, в частности, математикой и астрологией

Этот шотландец, став королем Англии, предпринял (среди прочего) реформу театра, состоявшую в его частичном огосударствлении. Это было сделано с очевидной целью – взять в свои руки, как сегодня говорят, «медийный холдинг», обеспечивающий воздействие на общественное мнение. Попав в королевские руки, театр естественно дополнял и укреплял его церковно-религиозную власть, являясь, по сути, альтернативным светским влиянием на души людей. Неудивительно, что вскоре после воцарения Джеймса У. Шекспир поставил перед собой задачу завоевать его расположение, поставив ряд спектаклей, отвечавших мировоззрению короля. При этом драматург объективно служил воплощению более широкого королевского замысла – укреплению единства коммуникационного пространства, одним из следствий которого стало формирование широкого круга интеллектуальных интересов, в том числе интереса к науке. Не следует считать этот фактор второстепенным и удаленным от указанного результата. Книгопечатание как условие образованности должно было базироваться на востребованности книги, которая первоначально отличалась чрезвычайной редкостью и дороговизной. Как заставить людей читать хотя бы Библию (в то время, когда многие другие книги недоступны или под запретом)? И популярность шекспировских постановок питала интерес к тексту пьесы и косвенно – к книге вообще. Спектакль, выступая в качестве массовой версии текста[632], доводил до зрителя не только занимательную фабулу, но и вкрапленные в текст отсылки к общественно-политическим, религиозным и научным дискуссиям и реалиям.

В частности, с целью угодить королю Шекспир написал пьесу «Макбет», в которой описывается сила шотландского характера и величественное безумие шотландских междоусобиц. Учитывая, что шотландцы всегда служили англичанам объектом насмешек, этот акт был шагом на пути реабилитации и возвеличивания шотландского духа. Здесь же Шекспир потрафил еще и увлечению короля Джеймса темой колдовства. В жизни Джеймса случились несколько мистических происшествий, которые сыграли немалую роль в его негативном отношении к вредоносной магии. Так, сюжет пьесы «Буря», в которой миланский герцог Просперо терпит кораблекрушение, намекает на одну из этих историй[633]. В немалой степени поэтому король рассматривал колдовство как универсальное объяснение земных зол, и мимо его внимания не могли пройти магические сцены из «Макбета», где ответственность за кровавые преступления главного героя фактически перекладывается на коварных ведьм.

Не имея возможности подробно проанализировать дискуссию[634], ограничимся указанием на ее результаты. Ведущие гуманитарные силы своего времени, сосредоточившись на проблематике ведьмовства, исследовали его со всех сторон: как феномен религиозного и магического опыта, как юридический казус, как социально-психологическое и нравственное явление. Они тщательно обсуждали сущность колдовства, исходя из возможного естества дьявола и известной природы женщин, перечисляли и подвергали сомнению способности ведьм, исходя из способностей человека вообще, строили классификации и типологии ведьм и ипостасей дьявола, определяли процедуру познания (точнее, дознания) истины и выявляли ее принципиальное несовершенство. Говоря современным языком, развернулось форменное междисциплинарное исследование, в котором разъяснение находил как сам предмет, так и используемые способы анализа.

Все это стало третьим источником зарождающегося социально-гуманитарного знания – наряду с филологическими штудиями ученых Возрождения, введшими в научный оборот древние греческие, еврейские и арабские тексты, и исследованиями природы государственной власти в условиях феодальной раздробленности (Макиавелли, Боден, Гоббс). Именно данное обстоятельство, обычно игнорируемое историками философии и методологами науки, и делает столь репрезентативными дискуссии о ведьмовстве. Они формируют важнейший элемент общего коммуникационного пространства образованного европейца, а также понятны и интересны для всякого обывателя того времени – зрителя шекспировского театра.

Во многих пьесах Шекспира в качестве рефрена идут ссылки на магический характер природы, в которой действуют духи и демоны, царят таинственные взаимосвязи, а поведение стихий резонирует с поведением людей. Так, в ночь убийства короля Дункана в замке Макбета разражается буря, и происходит ряд невероятных событий, которые легко поддаются соответствующему истолкованию.

 

Ленокс

Какая буря бушевала ночью!

Снесло трубу над комнатою нашей,

И говорят, что в воздухе носились

Рыданья, смертный сон и голоса,

Пророчившие нам годину бедствий

И смут жестоких. Птица тьмы кричала

Всю ночь, и. говорят, как в лихорадке,

Тряслась земля[635].

 

Старик

Да, это, как и все, что здесь творится,

Противно естеству. В минувший вторник

Был гордый сокол пойман и растерзан

Охотницею на мышей совой.

 

Росс

А кони короля (хоть это странно,

Но достоверно), на подбор красавцы

И нрава смирного, взбесились в стойлах,

Сломали их и убежали, словно

Войну с людьми задумали затеять[636].

 

Сам Макбет характеризуется тем, что сознательно противопоставляет себя природе, естественному миру вообще, проявляя тем самым классические качества античного героя, которому закон не писан и который черпает силу в сверхъестественных источниках. Обращаясь к колдуньям, которые дают ему провокационные пророчества, он заявляет:

 

Где б ваши знанья вы не почерпнули,

Я ими заклинаю вас, ответьте.

Пусть даже ваш ответ принудит вихрь

Сраженье с колокольнями затеять,

Валы – вскипеть и поглотить суда,

Хлеба – полечь, деревья – повалиться,

Твердыни – рухнуть на голову страже,

Дворцы и пирамиды – до земли

Челом склониться, чтоб, опустошив

Сокровищницу сил своих безмерных,

Изнемогла природа, - отвечайте![637]

 

Ответ ведьм, как и всякий ответ оракула, отличается неоднозначностью. С одной стороны, он должен побудить Макбета к действию и потому предполагает нормальный порядок природы (все люди рождены женщинами, деревья не передвигаются и т.п.). Итак, если не произойдет ничего сверхъестественного, то Макбету ничего не грозит. Вот эти два знаменитых условия:

 

Лей кровь и попирай людской закон,

Макбет для тех, кто женщиной рожден,

Неуязвим.

………………………………..

Будь смел, как лев. Да не вселят смятенье

В тебя ни заговор, ни возмущение:

Пока на Дунсинанский холм в поход

Бирнамский лес деревья не пошлет,

Макбет несокрушим[638].

 

С другой же стороны, сам Макбет ранее заявляет, что готов противостоять любым природным катаклизмам, а потому корректное предсказание должно было звучать иначе, хотя бы в стиле русских народных сказок – пойди туда, не знаю куда, найти то, не знаю что. Вот один из вариантов соответствующего руководства к действию: найди того, кто не рожден женщиной, и убей его первым; сожги Бирнамский лес и никогда не принимай боя на Дунсинанском холме. Однако главная задача ведьм как слуг дьявола не в том, чтобы обеспечить безусловный и долговременный успех своего подопечного. Это все равно невозможно, ибо деятельность дьявола ограничена промыслом Божьим. Важно ввергнуть человека в пасть дьявола, привести его к нарушению божественных заповедей и одновременно пообещать, что ему ничего за это не будет. Ведьмы обращаются к Макбету, отнюдь не усматривая в нем античного героя, на которого он жаждет походить; перед ними – слабый, колеблющийся человек, который в своей непомерной гордыне тщится выйти за пределы установленного мирового порядка, и его иллюзии надо поддержать.

Кстати, в этом и всеобщая суть магического активизма, который побуждает человека к действию и одновременно к нарушению установленных запретов. Зарождающаяся наука училась у натуральной магии и вместе с тем стремилась развенчать иллюзии, очистить знание от заблуждений, среди которых Ф. Бэкон выделял идолов театра – медийные мифы, выражаясь современным языком. Власть была озабочена тем, чтобы на место вредных мифов поставить те, которые отвечают ее целям, и Шекспир немало сделал для формирования национального коммуникативного пространства. Но трагедия Макбета все же возвышается над требованиями политической конъюнктуры – это медийный миф, который показывает ложность всяких мифов; это трагедия знания, которое почти неизбежно оборачивается роковым заблуждением.

 


Дата добавления: 2019-03-09; просмотров: 154; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!