Автор благодарит владельцев за предоставленные фотографии. 34 страница
Галина: — Я была очень приличной девушкой.По долгу службы как-то'присутствовала на нетрадиционном конкурсе джаза, который устраивался в пресловутом музее театральных искусств. Там я познакомилась с Артемом Троицким. Троицкий стал моим любовником и попросил моей руки. Но сердце я ему не отдала.
Дюша: —Вот тут-то пришел я—хищник и сожрал все,что не давали.Ане давали сердце.
Галина: —И было очень забавно.Все решила«Охотничья водка».Я дажепомню этикетку: пистолет с перьями. Эту «Охотничью водку» я проносила весь этот ебаный семинар по джазу и авангарду. Тогда я уже решила выйти замуж за Артема Троицкого, я пошла его провожать в Москву. С Артемом мы зашли совершенно случайно к одной компании. Это было у Севы Гаккеля.
Дюша: —Вот так-то Тема Троицкий и погорел.
Галина: —У Севы было какое-то сборище ублюдков.Это я смотрела наних, как на ублюдков. Но там был Артем, и никого другого я уже не видела.
Дюша: —Он был не только в глазах,но,я думаю,и в месте несколькопониже.
Галина: —Нет.Мы с ним тогда не спали.Мы смотрели друг другу в глазаи уже знали, что между нами что-то будет. Но тут появился ты, ублюдок.
Дюша: —Со своей стороны могу сказать:во бля,попал парень!В томсмысле, что попал на встречу.
Галина: —Там,кстати,никто не пил.Булычевский давно и долго пыталсявытащить бутылку водки, но я говорила: нет, нет, и нет! И вот такая я вот вся, в бантиках, ох, какая же была красивая, в самом деле... Но мы еще в тот миг не познакомились. Так же, как мы познакомились, это был просто высший пилотаж. Наступил момент, когда я все же отправилась провожать Троицкого в Москву, было бесконечно грустно и скучно. Ведь я Его провожала. И вдруг какая-то шпана из Севкиного окружения. Нет, конечно,
|
|
|
я понимала, что там была крутая тусовка. Я попросила Андрея: «Простите, вы не найдете мне такси?» И не одно такси не останавливалось. А он добросовестно махал рукой.
Дюша: —Признаюсь,как на духу.Самсонова-Роговицкая,жена моянынешняя. И сиди тихо. Я въехал в ситуацию в тот момент, когда увидел человека, которому явно плохо по жизни. Вижу, что-то не складывается. Меня потом под это дело лишили зуба. То есть тривиально набили морду.
И это нормально. А в тот момент я хотел к кому-то поехать в гости. И поехал к Самсоновой-Роговицкой, с тех пор она моя жена. Не потому, что
я шальной, а потому, что приехал в гости к человеку, который мне просто понравился.
Галина: —Да он все врет.Конечно,возможно я ему действительнопонравилась. Но дело ведь не в этом. Понимаешь, я была правительственной шлюхой. Точнее сказать, идеологической проституткой. Я во все это верила, во всю идеологию. И, к моему прискорбию, лишилась этого в 1985 году. Вот так и живем с тех пор — я и Андрей. Больше об этом и сказать нечего.
|
|
|
Дюша: —Но сказать надо.Ода.Спич кухне.Кухня—это самое теплоеместо в этом городе. Кухня, то место, где теснее всего в буквальном смысле. Мы готовы пригласить в комнату, но все, кто приходит, приходят на кухню. На этих кухнях формировалось состояние 60-х годов и тех, кто был позже. Потом, еще через 10 лет... Мне страшно, что мы меряем такими категориями
— десятилетиями, это жуть полная. Все с кухонь реально начиналось. Но для себя считаю, что рождаются не в кухнях — в комнатах. Мы все-таки в конце концов должны завязать с кухонными отношениями. Мы должны выбраться в комнату. Господом придумано: существуют комнаты, где должны жить люди!
Галина: —Юрка мне сказал,что всех музыкантов он нашел на нашихпетербургских кухнях. Если Андрюша хочет уйти с этих кухонь, то я не хочу. Петербургское сословие моделируется именно на этих убогих, несосто ятельных кухнях.
ПЕТЕРБУРГСКАЯ КУХНЯ, ТАКАЯ, КАК НАША, НЕ БОЛЬША, НО АСТРАЛЬНО ЕМКА.
16 июля53-го года,Рак,Змей.Заматеревший Рак.Но я тогдаеще об этом не знал. Родился на Украине. Отец был военнослужащим. После войны закончил там какое-то военное училище. Дмитрий Иванович, пасса жир веселый такой у меня был. Он был на сборах, мать родила меня в Изя-славе, там, где погиб герой какой-то войны Валя Котик, Шепетовка. Ну, в детстве в пионерских комнатах везде висел Валя Котик, Качан Жакын и прочие. И вот Валя Котик где погиб, там я и родился, в Изяславе, на Горынь-реке. Город Изяслав. Один из князей убиенных, в самом начале Руси, в первых там. Первое убийство русских князей, помнишь? «Русь Великую» я тут читал... Там Святополк, Изяслав — они все братьями какими-то были...
|
|
|
Мама у меня Мария Тихоновна. Всю жизнь проработала в торговле. В этом городе жили недолго, потом какое-то время во Львове. Я себя помню уже с Калуги. Это все с папой переезжали. Отец говорил, я думаю, прибрехивал — он у меня такой шутник, так вот из-за того, что я в детстве много болел, ему пришлось уволиться и он приехал в Калугу. То есть он как бы должен был... А может, это был просто повод, чтоб уйти из армии. И вот я помню Калугу где-то года, наверное, с 1956-го. Много там всяких штучек помню, выхваченных, как фотоаппаратом. Да, это такие мелочи. Чисто семейные. Смерть тетки. Мать у меня до сих пор говорит: «Ты не можешь помнить». А я помню прекрасно, как мы носили повидло, передавали в
|
|
|
больницу. Это я помню. Знаешь, прямо кадрами выхвачено со вспышкой. Какие-то такие. Мать говорит, что мне было два с половиной-три года. В Калуге жил: детский сад, школа, прочее...
Из детства много чего помню. Тебе книги не хватит, если все детство расскажу. Школьный период. Помню, во 2-м классе учился в интернате. То есть меня отдали в интернат. Почему? Ну, не знаю, видимо, у родителей времени не было со мной заниматься, а мы еще жили в жутком районе Калуги. Азарово, там частные дома, которые давали от завода. Здоровые такие — по три, по четыре комнаты. Мы жили в таком. Отец работал при заводе в машиностроительном техникуме инструктором по партийной линии. Он у меня коммуняка был. Ну и вот, во втором классе произошел такой любопытный случай: я услышал о «ДДТ». Да-да, во втором классе. До сих пор помню запах. Завшивленность была. На малинниках, третий интернат, второй класс, нам стригли головы налысо и после бани мазали чем-то. Ужасно противно. Я вот этот запах помню очень хорошо. Ничего себе воспоминание! До пятого класса, пока не переехали в новый район — калужские Черемушки, я был хорошистом. У меня даже троек не было — учился прилежно. А потом 5-й класс. Вот тут-то все и началось. Первый прогул в школе. И как-то так легко сошло. Не заметили — как будто и не было. Как будто меня и не существовало. Но это было случайно — проспал. Понравилось, ну и связался с такими же разгильдяями, как и я сам. И тут-то как раз и началось
— и подраться, и все такое. Как сказать — подраться... Больше-то колотили меня. Но не боялся. Тогда и время-то было такое, веселое. По любому поводу
— сразу в пятак. Может, я больше получал. Наверное, скорее всего. Физи чески я был из середнячков. Толстолобиком-то никогда не был. Музыка в то время была: «Травы пахнут мятою, очень непонятная эта первая любовь». Это я помню. Очень весело. Музыка у меня тогда делилась на две категории: та, которую я слышал по радио, и которую слышал за столом. У меня родители любили приглашать гостей, они очень классно пели, на два голоса вдвоем. Круто. Отец явно не своим делом занимался. Он был бы неплохим певцом, если бы пошел «работать на эстраду» — в то время так это называлось. У него был тембр прекрасный, очень здорово интонировал, всегда чисто интонировал. Ну, а мать поет, как все женщины. Ну, поет себе и поет, а голос... ну, голос себе и голос, нормальный. Но вдвоем получалось здорово. Это первая категория. А вторая — это то, что я слышал по радио и телевиде нию. Я помню «Рекорд» — первый телевизор у нас был. Так это была сенсация. Это было, наверное, круче, чем когда Гагарина в космос запустили.
Я помню те времена, когда ходили к соседям. Соседи приглашали на телевизор приходить. И видел я все эти «КВНы» живьем. Хотелось рыбок туда запустить. На танцы ходил. Сначала это были танцы-«огоньки». В школе. Это были школьные «огоньки».
Нет, класс не десятый. Ой, что ты, какой десятый. Неужели по моей роже видно, что я 10-й класс закончил? Я же разгильдяй, ублюдок там. То есть где-то к 10-му классу я уже был хулиган, ну, если не номер один, то где-то с ними рядом там. То есть у нас была своя компания. Не то чтобы мы там кого-то били, но как-то так получалось, что все нас боялись. А драться...
Мы дрались на стороне, а в школе как-то так не беспредельничали. Ну, это все, знаешь, такие туалетные базары во время прогуливания уроков. Такая вот штука.
«Огоньки», как правило, у нас не делали. Когда я учился в классе 5-м или 6-м, первый раз увидел магнитофон, помню, это была «Яуза-5». Я тут же сдружился с этими ребятами. Они были старшеклассниками по сравнению со мной. Тогда-то грани, сам знаешь, какие были. Я учился в 6-м, а эти ребята — Алик Коржов, я помню, Боря Полторацкий, они были в радиоузле. И я в этот радиоузел повадился ходить. Они нормальные ребята, меня принимали. Я на этот магнитофон смотрел, мне было непонятно: как это пленка идет, музыка какая-то играет. Тогда и «Битлз» первый раз услышал, в школе, у ребят. Внутри, в радиоузле, получилось так, что ребята стали доверять мне включать-выключать магнитофон. Великая радость: вставить пленку, зарядить ее, включить, выключить, перемотать, то есть управлять магнитофоном. Мечтал стать киномехаником, занимался в кружке в школе. Была такая взаимосвязь. На «огоньки» старшеклассников брали колонки с надписью «КК». От «Украины», существовал такой кинопроектор. Потом брали трансформатор. Я научился все это подсоединять к магнитофону.
' «На соплях», конечно. Все это соединяешь, и вдруг, как по мановению палочки, работает, и из динамиков идет звук.
Когда были «огоньки» у старшеклассников, вот эти мои знакомые старше классники просили меня, чтоб я за них покрутил, пока они с девушками танцевали. Так длилось с полгода. Эта часть жизни предшествовала моим барабанным начинаниям. На один из вечеров вдруг пришли какие-то музыканты. Я даже обиделся, меня пригласили крутить музыку, а тут они. В первый раз живые. Состав аппарата таков: маленькая колоночка, усилитель
и гитары. Я по именам тех музыкантов помню. Игорь Кондрашов, саксо фонист Юра Бабенко, пианист Сергей Новиков и басист Саша Стариков.
Он играл на контрабасе, причем так: ставил все пальцы рядом и цеплял струны. То есть аккорды он не нажимал. Для меня это было круто. Что-то гудит бу-бу-бу. И барабанщик Саша Бутускин. Он играл стоя, где-то около пояса высоко задран рабочий барабан, ногой стоял на «хете», а справа высоко
— тарелка. Такая вот ударная установка. Играли инструментальную музыку. Играли здорово. Тогда, конечно, я припух. Уж не помню, какая была у Игоря гитара, скорее всего обычная акустическая, за 35 рублей, со звукосни мателем и двумя здоровыми белыми потенциометрами. Это потом мы стали делать специальные. Я тоже, помню, себе делал. Пилил. А тогда сначала я обиделся, когда они пришли. Но они ко мне отнеслись хорошо: там, дружок, пацан, все в порядке. Короче, было круто. Когда я услышал и впервые живьем увидел барабанщика... По телевизору-то показывали, но это было, как в космосе, куда не дотянуться ни рукой, ни ногой. А тут я мог потрогать. Да и играют хорошо. У меня началось не то чтобы помешательство, просто
я припух, охуел. И ходил, шлепал ритм по коленкам и в мыслях представлял себя таким крутым барабанщиком. Тогда, правда, говорили не барабанщик
— ударник. Такое модное было слово. Кстати, «хет» назывался «чарльстон». Иду в магазин, а мне представляется: вот когда я буду крутым барабанщиком, по той стороне улицы девочки: «Смотри, Игорь Доценко идет». Недели две я так ходил. Был период «огоньков». Ближе к Новому году опять пришли эти же музыканты. А Саша Бутускин жил тоже в Черемушках, в доме Олега Коржова, который помогал мне заниматься всей этой херней в радиоузле. Я к нему запросто подошел, как-то так смело и попросил: «Саша, дай сыграть что-нибудь». Я был уверен, хоть и палок не держал, что сыграю. Саша: «Нет, ты что, пацан». Но они меня еще и побаивались, потому что у меня старший брат «держал» Черемушки. Доца. Он был Доца. Я-то не Доца, я — «поддоцек». Он побаивался, но отказывал. А для меня-то все серьезно — я просил, а сам не верил, что дадут поиграть. Но тут Юрка Бабенко, рубаха-парень, помог. Я подошел раз, другой. И тут Бутускин попросил у Бабенко сыграть на саксофоне пару песен. Юрка, такой добрый, говорит: «Вот дай этому пацану сыграть на барабанах, я тебе дам подуть на саксофоне». Выручил. Бутускин скрипя зубами сломался. Поставили под меня барабаны, чарльстон. И две пьесы мы сыграли! Первая была такая: «Царевна-Несмеяна»,
— «Ты стоишь и молчишь, ты-ры-ры». Басановочной мы ее сыграли. Вторая была посложнее. Помнишь, такая: «Е-е-е, хали-гали». Шафл играется такой. Для многих барабанщиков шафл — и сейчас не то что камень преткновения, но довольно сложная форма. Для многих, не для всех. Те барабанщики,
которые сейчас его играют, они как бы даже удивятся, но я знаю многих барабанщиков, которые вроде техничные, но шафл дается им очень тяжело. Сыграл я эти две пьесы фактически без ошибок и помарок. Особых сбивок я конечно не играл. Какие сбивки — руки-то у меня дубовые, я же палок не держал. Ребята с удивлением: «Ты у кого-то занимаешься?» — «Конечно, нет». Кто-то из них: «Сходи во Дворец пионеров, там есть Евгений Георгиевич Жамкин». А Бутускин: «Нет, ты не дергайся, все равно барабанщиком никогда не будешь». Вот так вот. Ну, не буду и не буду, что делать. Вечер прошел. Праздников больше не было долго. Все забылось. Школа. Улица. Прочие дела. А я в то время играл сначала на гармошке, потом на баяне. Научился, когда еще жили в Азарово, году в 1962-65-м. Приехал родственник отца (у него все родственники из Хохляндии, с Украины) к Новому году. Умел играть на гармошке. Попросили у соседей, Новый год кончился. Все бухие, спят. Они храпят, а я сижу около зеркала, левой рукой учусь. Потом правой рукой подбирал мелодию. Но все около зеркала, потому что вслепую было трудно. Потом соединял. Соединял песню «Хотят ли русские войны», потому что это было просто: пум-пум, четверть отбиваешь себе... Потихонечку пошли все популярные песни, которые передавали по радио. Подбирал. У гармошки возможности меньше, она не хроматический инструмент. Есть гармошки хроматические, но у меня была обычная русская трехрядка. А потом купили баян. Купили баян не мне, а Сашке, брату. Он самоучка, но неплохо полу чалось. Я-то еще был, как говорят, «пень собакам ссать». А Сашка уже старший, на пять лет старше меня — ему уже нужен был баян. Потом Сашка попал в колонию, и баян оказался в моем полном распоряжении. Я на нем пиликал. Когда мы переехали в Черемушки, очень тяжело было устроиться, именно устроиться в музыкальную школу. Это была очень большая проблема. Родители хотели меня отдать туда еще в четвертом классе, но как везде и всегда, нужны были «волосатые руки». Моим родителям помог случай. Организовали хоровое общество. При хоровом обществе открылась музы кальная школа. Чтобы дети пели хором. Мать потащила меня в это хоровое общество. Привела. Вел этот хор калужский композитор Бучевский. Он набирал мальчиков. Я успешно сдал вокальные экзамены и начал учиться. Сначала мне это было неинтересно. Память была не в пример сегодняшней. Когда педагог мне что-то показывал, я делал вид, что смотрю в ноты, а на самом деле просто подглядывал за ним — как играет. Там еще важна была аппликатура — на какую кнопочку надавить. Дошли мы до «Сусидки». Украинской песни такой. Выучил я эту «Сусидку», дома как следует поиграл,
чтоб беглость была. Все это было уже в памяти. И тут очередной урок сольфеджио. Какой-то мальчик не дал мне карандаш, зато я дал ему в пятак. Он даже не заплакал вначале, и это самое интересное. Урок сольфеджио у нас вел директор этой музыкальной школы. Самым ненавистным был, конечно, его предмет. И не потому, что вел директор, а потому, что надо было петь по нотам. Предмет такой. Пацана, я его не то чтобы избил или крепко ударил. Причем, мальчишка такой, из провинции, его мама привозила откуда-то из деревни. И он таким был, я помню, хозяйственным, прижи мистым: «Дай!» — «Не дам!» Вот так вот. Мальчик держал слезы до первого звонка. Звонок, мальчик сразу пускает крокодилову слезу, а когда зашел педагог, то увидел этого малого не то что в ручье — в реках, море слез. «Что такое?» — «Доценко меня ударил!» — «Доценко, скажите папе или маме, чтоб они пришли в школу». Естественно, я ничего не сказал. Потому что шел уже пятый класс, я уже научился прогуливать уроки в общеобразова тельной школе. У нас там кольцевой троллейбус есть, у которого цикл по кругу в городе около часа; едет через весь центр, спускается к Оке. И вот так, по третьему кольцевому маршруту, я спокойно нарезал круги на троллейбусе очень удачно месяца два или три, сейчас точно не помню. Приходил домой с чувством исполненного долга, садился и играл «Сусидку». Мать все удивлялась: «Ты что, сколько же можно, неужели ничего другого не задают?» — «Сказали, надо оттачивать профессиональное мастерство»,
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 195; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!