Автор благодарит владельцев за предоставленные фотографии. 29 страница



Оформлял сцену. Делал первое большое панно. В СКК была большая программа «Предчувствие гражданской войны». Хотели выпустить пластинку

 

с этого концерта и сделать такое же оформление. Было нарисовано окно, такое, как раньше в деревнях делали, с грубыми досками, покосившееся, крестообразное. Крест весь на гвоздях. Расшатанный. С разбитыми стеклами

в углу. Наверху наличник, как кремлевский гребень, флажочком таким. Был он 8x11 метров. Огромное окно. Черно-белое. Графическое. Директор дворца,

 

я помню, с какими-то людьми в штатском выпытывал:

 

— Почему кремлевский забор? Что обозначает?

 

Если помнишь, придумали такое начало концерта: гаснет свет, отсчет метронома. И звон разбитого стекла. Вот перестройка. Вот окно в Европу. С Кремлем, с этими курицами, со всем. Что касается оформления, то мы всегда все решаем с Юрой вместе. Один я ничего не придумываю. Юра человек такой... Он очень ответственно относится ко всему. К деталям. Для него они играют какую-то роль. Не то, что это крючкотворство. А вот именно внимание к нюансам. Мы все нюансы обговариваем. С ним очень трудно работать. Потому что он художник и я художник. У меня одна творческая концепция, пластическая, чисто графическая. У него же другая. Мы с ним все время ищем компромисс, рассматривая все варианты. Он все время участвует во всех этих вещах, потому что он генератор идеи. Не оставляет, как в других группах: музыканты пишут музыку, а художник работает отдельно. Рисует и отдельно приносит какие-то плакаты, еще что-то. Почему у нас мало плакатов? Потому что мы, в принципе, еще не можем решить, какой нам нужен плакат, каким он должен быть. А имеющийся фотоплакат

 

— это вообще был какой-то, как я вспоминаю, случайный трюк. Кто-то подошел после концерта: вот, сделаем плакат. И как-то проскользнул.


 

 

Обещали, что покажут. Показали же, когда все было отпечатано. Пост-фактумом. Чтобы не было каких-то осложнений, часть тиража нам просто поставили бесплатно. Неудачный такой плакатик, а ведь проскользнул. У группы до сих пор нет фирменного плаката. Делал я попытки этаких постеров. Их печатали, мне лично они нравились. На них нет явных лиц. Ассоциативная такая коллажная печать. Был и такой, как графический лист. Но тираж небольшой. Его печатали вручную, шелкографией. Он стре-


 

 

мительно разошелся. И исчез. Создать плакат трудно. Надо собрать группу, просить позировать, работать. У нас трудно собрать всех ребят. Да потом, все просто устали и не верят. Нам как-то не везет на фотографов, не полу­ чалось того, что хотели. Потому как это очень сложная, большая работа. Конечно, проще простого отсняться, но я не знаю, что из этого в конечном счете получится.

 

«Черный пес Петербург» — это последняя программа. Юра приехал, рассказал, что готовит «Черный пес». Репетиции уже заканчивались. Бли­ зились концерты этого самого «Пса», и надо было что-то делать. Требовалась, грубо говоря, графическая заставка. Задумали печатать майки к туру. Чтоб все было в едином оформлении. В перспективе это должно было стать и оформлением пластинки и плакатов. Юра был несколько зашорен — много проблем.

 

— Давай, думай сам.

 

Я опять рванул в Уфу. Засел в мастерской. Появилась масса вариантов с собаками. Был один неплохой вариант, его предлагал прибалтийский художник. Симпатичный, театральный. Может, подчеркнуто эстетичный. Но неплохой. Но мы от него отказались. У меня были варианты с лапами собак, однако все получалось как-то в лоб. Черный пес Петербург — это же не просто черная собака с надписью «Петербург». Хочется чего-то большего.

 

Я отталкивался от стихов, музыки. Были всякие изобразительные моменты, но все они касались иллюстраций. Я сделал шрифтовой вариант для маек. Потом подумали, почему бы не оставить? Очень удачная надпись «Пёс». Там «ё» — как два глаза, два зрачка. Вот и решили на ней остановиться. Сейчас пластинка выйдет именно с этим вариантом. Передняя сторона — надпись. А на развороте фотография группы с этих концертов. Ребята просто сидят. Хороший такой цветной слайд. Наконец-то, хоть лица появятся нормальные.

Брок. Сережа. Высоченный человек. Он сам пришел. Его никто не приду­ мывал. Это наш старый знакомый. Хороший парень, питерский. Коренной. Очень умный. Просто ходячая энциклопедия. Пьет, зараза, конечно, много. Но это... не страшно. Он сам по себе очень колоритный. Сам себе все придумал, весь образ, и предложил группе. Мы вначале даже серьезно к этому не отнеслись: нехай, пусть ходит. Лишь бы был при деле. Он сидит тут, на Пушкинской, и называет себя художником-неформалом. Хоть рисовать совсем не умеет. Он говорит:

— Все! Я беру собаку! Черную! На мне будет одежда!


 

 

Он сам связался с какими-то моряками, нашел себе форму. На него же надо было найти еще и ботинки или такие сапоги! Короче, Сережка сам проявил инициативу и сам в нее органично вошел. В начале он ходил этакой бродячей рекламой. А потом попал в фильм «Черный пес Петербург». Мы делали добротно. Пусть вначале и не относились серьезно. Как бы шутка, а в результате классно вышло. Во всех четырех городах, где мы были — в Киеве, Минске, Москве и Питере, — он ходил. Находил себе там черных собак и бродил этакой рекламой. Человек живой.

 

«Актриса Весна». Футболка и пластинка. Оформление появилось так. Альбом посвящен Эльмире. Юрина идея: Эльмира тоже рисовала, у нее были перьевые рисунки, их называют «рисунками на полях». Она очень романтичная такая девчонка, вот Юра и говорит:

 

— Давай такой а'ля детский рисунок.

 

Так оно и вышло. Футболки же потом автоматически печатались.

 

Есть несколько видов маек разных вариантов. С маленькими эмблемами «ДДТ». Но это наши администраторы сделали. А значками заправляет Юра Белишкин. Я не знаю, как он их делает. Конечно, как художник, я должен отвечать за все — за значки и майки тоже. Хотя Юра не очень-то любит этот фетиш.

 

Вов, а ты продолжаешь сейчас рисовать?

 

— Нет. Самостоятельно — нет. Работы хватает: переиздаем старые альбомы

 

и пластинки, идет выпуск «Пса» в виниле. Это такая чисто техническая работа. Много времени отнимает механическая работа — полиграфия. Организационных дел тоже много. А делать все на бегу и тут, и там я не могу. Многие умудряются: ночью картины пишут, днем с типографией разговаривают. Я не такой человек. Нет у меня какой-то их энергии. Может, оттого, что я провинциал. Потому... Я так люблю, чтобы все было спокойно,

 

размеренно.


 

Я родился 24 мая 1964 года в городе Ирбите. Потом переехали

в Первоуральск Свердловской области. Промышленный городок, в котором самый большой трубный завод. Тем и славен. Новостройка, ни одного старого здания. Проучился десять лет в школе, уехал в Свердловск, и всю оставшуюся жизнь живу без родителей. В 1979-м, на год позже Славы Бутусова, я поступил в Свердловский архитектурный институт на одну с ним кафедру. Собственно, поступал туда потому, что институт в самом центре города, что мне нравилось. Это рок-н-ролльный институт. Как только поступил, тут же угнали в колхоз, где и познакомился с небезызвестной институтской агитбригадой «Змей Горыныч бэнд». Ребята ломили там «Лед Зеппелин» совершенно в перво­ начальном варианте, хоть и пела девушка. На два курса старше меня училась Настя Полева. Не видел, не встречал. Она барышня скромная, и даже когда пела в «Треке», никто не знал, что она учится в нашем институте. Егор Белкин поступил в университет, когда все всё закончили. У Славы Бутусова были отличные архитектурные проекты. Саша Пантыкин учился в Политехе, но потом поступил в консерваторию, чем удивил всех, потому как по образованию был химиком. После института в два раза быстрее прошел программу музучилища и в консерватории перешагивал через курс. Такой вундеркинд.


 

 

Рок-н-роллом в городе я не интересовался, с первого курса занялся дискотеками. Летом, в год Олимпиады, поехал рубить столовую для студентов

 

и на заработанные деньги отправился в Питер. Я просто опух от этого города. От Киева потом тошнило, и я больше ни о чем не мог думать, кроме как о Питере.

 

Перед третьим курсом было солнечное затмение. Тогда я поехал со стройотрядом на БАМ и там познакомился с Бутусовым и Умецким. С ними было интересно. Они играли в группе из трех человек, без названия: Бутусов, Умецкий и барабанщик Игорь Гончаров. Он сейчас известный художник. На удивление. Он прежде удивлял разве что тем, что трахал все, что движется. Бутусов с Умецким дали даже ему кличку «ебунок обыкновенный». Поездка со стройотрядом была на самый западный участок БАМа и самый легкий — там не было комаров — высокогорье. Горы очень красивые. Таких не видел даже на Кавказе. Жили вольготно. Загорали. Ни черта, правда, не заработали. Уже в институте подошел Умецкий и предложил поработать звукооператором, хоть и не помню, чтобы я показал себя таковым. А в то время президент диско-клуба, при котором я туда попал, попросту свалил. И меня поставили на его место. Повесили материальную ответственность за аппаратуру. У меня появились часы собственных занятий в студклубе. Это маленькое помещение в 50 квадратных метров и пятиметровой высоты. Имелись басовый, гитарный

 

и клавишный комбики — по тем временам просто атас. Пульта не было. Зато был замечательный ламповый усилитель «Регент-60». В любой деревне не ломался. Были клавишные «Вермона». Первые несколько часов репетиции мы проводили в общаге. Там же проходили концерты и Шевчука, и Цоя, и Науменко.

 

Было так. 82-й год. Осень. Получив репетиционные часы, записали с «Нау» первый альбом. В общаге. В комнате, где жил барабанщик Игорь Гончаров. Метров девять, так что места не было вообще. Магнитофон — переделанный «Илеть». Вокал записывали под одеялом. Накрывали Бутусова,

 

и он «давил пасту» изо всех сил. Этой записи из трех вещей у меня не осталось. Но благодаря этой записи у меня появились новые друзья. Коля Грахов. Выглядело это так. Была комсомольская учеба, на которую едут явно не комсомольцы. Где просто пьют, трахаются и все, что угодно, а днем отсыпаются на семинарах. Турбаза «Хрустальная». С бассейном. Я делал


 

дискотеку. А «подбутусовики», как их называли по ассоциации с подберезовиками, не поехали. Там я и встретил Колю Грахова. Он занимался обзором западной музыки. Я ему рассказал о наших ребятах. Тогда все пели под «Лед Зеппелин». Бутусыч вначале тоже самозабвенно давил под Планта. Еще ему нравилось «Воскресенье». Он пел самые душещипательные вещи: «Музыкант», «Ночная птица». Они у него слушались классно. Коля, узнав о


 

 

подбутусовиках, очень удивился. Был 1982 год. Грахов прикалывался на «Новой волне». Он попросил устроить встречу с ребятами. Я пригласил его в Архи. Мы делили репетиционное время со «Змеем Горынычем», причем, они репетировали вечером, потому что институт закрывался и можно было всю ночь напролет пить портвейн и петь песни. Ночными вахтерами сидели такие же студенты. Я привел Колю к бутусовцам. Знакомство было кратко­ временно: он прослушал, поболтал с мужиками и учапал. А когда начался второй рок-семинар, весной 1982 года (играли на снегу в футбол, палило солнце, было тепло; станция Силен под Верхней Пышмой, около родины небезызвестного Егора Белкина). На этом семинаре случилась большая тусовка всех свердловских рок-музыкантов. Нас поехало трое: я, Бутусов и Умецкий. Там бесплатно выдавали кир и тушенку от комсомольцев, пред­ ставляешь? Атас! Лекции со слайдами о новой тогда музыке «нью хэви-метал». Там были такие махры, как «Урфин Джус». В те годы у них было дохренища материалов, они были очень любимы и писали, писали. Выпускали свои «пятнадчики», «тринадчики» — двойные альбомы, совершено безумные по своему объему.

Очень чистый звук был у «Трека». Настя Полева пела таким грудным сдавленным голосом. Она и сейчас поет, как бы не разжимая челюсти, а тогда вообще звук был зажат. В том была особая фенечка. Это слушалось не как недостаток, а наоборот. Такой волчий вой в низком регистре. Душераз­ дирающая музыка. Группа была интересна в плане новаторства. Но музыка настолько механическая, что слушать ее было невыносимо. Как музыкальная шкатулка, из раза в раз одно и то же.

 

У Белкина тогда была своя группа — «P-клуб». Короче, все, кто там выступали, уже имели по своему альбому в собственном стиле. «Наутилус» никому не составлял никакой конкуренции. Просто приехали веселые ребята из Архи, которые всем смотрели в рот и ловили каждое слово.

 

Если считать, что Свердловск был отдельной рок-планетой, то когда все эти группы собрались, было, на что посмотреть. Естественно, «Урфин Джус» сделал на сцене очередные 15 песен. Остальные были поскромнее. Тем не менее, все было хорошо.

 

Как раз в этот период происходили значительные рок-н-ролльные наезды, которые буквально встряхивали город. Вначале в Свердловск приехал Майк


 

 

Науменко с Цоем. Кто такой Цой, мало кто знал, и, вообще, он никого не интересовал. Просто приехал Майк. Но Майк, естественно, котировался достаточно высоко. Тогда он был худ, строен. И чему все удивились, так тому, что Майк оказался маленьким. Среднего росточка, вовсе не гигантом. В традиционных своих капельках-очечках. Удивил внешностью. В лучшую сторону. Это было неожиданно. Концерт Майка я озвучивал и записывал. Сидел на аппарате. Хотя какой там аппарат, магнитофон «Снежеть», да два более-менее приличных микрофона. Один воткнул в гитару, другой — на вокал. Пульта не было в природе. Просто следил за индикаторами. Все записывалось на катушку и получилось вполне качественным. Концерт происходил в общаге. Подпольный. Информация передавалась тайно. В институтском холле кто-то стоял и сообщал:

 

— Все состоится нынче вечером. Приготовить по рублю.

 

По трояку — нет, это были сумасшедшие деньги. На трояк можно было сильно напиться. За трояк мало бы кто пошел, разве что фаны. Фаны уже были. Но нужна была массовость, пришли к консенсусу — рубль. Рубчик никого не расстроил и отдавался спокойно.

 

Концерты происходили в «универсальном зале», там же случались дискотеки, стояли теннисные столы. Там же были первые репетиции «Наутилуса». Вот такой зальчик в новой общаге Архи. Обычный бетонный потолок метра в три. Сидеть было не на чем, потому плюхались на пол или давили стенку. Кто как мог.

 

И вот приехали Майк и какой-то Цой. Обо всех концертах договаривался резвый тип, который потом был первым директором «Нау», Гена Баранов. Вездесущий. Типичный капитан КВН-овской команды. Залезет куда угодно. Гена организовывал и концерты Шевчука. Но у Юры уже был свой альбом, и «ДДТ» знали. По крайней мере, у меня хранилась запись, и я был в курсе того, что запоет Шевчук. «Свинья на радуге». «Периферия» была чуть позже. Он ее потом прислал мне, чем я страшно гордился. Потому как у меня, едва ли не у единственного в городе, была запись, присланная Шевчуком, да еще с оформлением — с наклеенными фотографиями!

 

Про Шевчука я был наслышан достаточно много от Сашки Башлачева. С Сашей же познакомился случайно, но знали друг друга и долго, и хорошо.


 

 

«Свинья на радуге» имелась у меня не в лучшем качестве, но что-то можно было расслышать. Юра спел под гитару. На записи все было неплохо. Приезжал он один. Ехал поездом. Если память не изменяет, то ли из Чере­ повца, может, с «Рок-сентябрем», с которым Шевчук имел какое-то соприкосновение и к которому как-то был причастен Сашка Башлачев. Точно не помню, но был он в Свердловске проездом. Заезжал к друзьям. Однако кончились деньги, и дальше ехать было просто не на что. Так случился концерт в Архи. Как он выглядел? Озвучивание — две колоночки, усилители УЭМИ, я их называл кирпичами. Этакие брикеты, из которых можно выложить фундаментальную стенку. Дискотечный комплект для общаги. Публика сидела на корточках на полу. В зале нельзя было ни пить, ни курить.

Это вообще был сложный период 1982-83 годов. Андроповские времена. Такая душиловка. Из института выгоняли за 4 академических часа пропусков

 

в семестр! Представляешь себе?! Причем, делалось это автоматически. Просто атас! Во веселое было времечко! Время ни пить, ни курить!

 

Итак, о Шевчуке мне рассказал Башлачев. Всю информацию о нем. Живет

 

в Уфе. Преподает в детской школе рисунок. Я очень удивился: оказывается, интеллигентный человек. А когда увидел, убедился в том совершенно. Он оказался очень скромным. Говорил тихим голосом, не отличался много­ словием. Поддерживал любую беседу, но ни на кого не давил никаким пафо­ сом. Хотя с чего бы он стал давить-то? Уфа — тьмутаракань по сравнению со Свердловском. Потому как Свердловск — своеобразная столица. Я не замечал, пока в нем жил, ощутил потом. А так дыра и дыра. Город и город. Вернемся к Шевчуку. Башлачев рассказывал мне, что в группе есть два генератора: Шевчук и его близкий приятель, клавишник Сигачев. Что Шевчук — лидер, я увидел воочию.


Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 189; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!