Автор благодарит владельцев за предоставленные фотографии. 37 страница
главе сидит Песок, рядом барышни, по бокам стола тоже все барышни, барышни и какие-то пацанята. Все на него смотрят. Песок — национальный герой! «Синяя птица»! Народ к разврату готов! И Песок выдает такой текст:
— Доца, не хочешь ли, я угощу тебя коньячком?!
А у меня предел. Бабок-то в кармане в то время всегда было не мерено. Это была не самоцель. Просто они были, понимаешь. Мне нравилось, что я могу вытащить и заплатить за то, за это. Я днями просиживал в лаборатории не просто. Я не заставлял себя, просто это было интересно. С удовольствием печатал и теперь дома печатаю. Если б он мне сказал это наедине, а то при публике. И все смотрят на него: герой такой! Тут меня еще укололо: ты же, сука, не позвонил, когда приехал. Понимаешь?! Я говорю:
— Димок, может вас тут всех угостить, типа, коньячком.
Тут я его как бы срубил, тоже бабками хлестанулся. Иду, покупаю какое-то количество коньяка и шампанского. И тут Дима срубает меня по-другому.
— А не хотел бы ты поработать со мной в «Синей птице»?
Со мной! Песок, пе-со-ок. Песчаный. А мы уже накатили, выпили, обнялись, поцеловались. И я говорю:
— Дим, сейчас мы отдыхаем. Девочки тут, все ништяк. Давай, об этом поговорим по трезвяку.
Песок согласился. Разъезжаемся по домам. Рано утром раздается звонок. Родители: «Возьми у себя в комнате трубку», — у меня был свой закуток. В телефоне:
— Рома Болотный говорит. Вы Игорь? Вот Дима Галицкий мне позвонил
|
|
|
и сказал, что вы не против поработать в «Синей птице».
— Отчего ж не поработать, давайте поработаем.
Увольняюсь из фотографии. Куча металлических барабанов — первые барабаны, которые я купил — «Хероуз». Тяжелые, суки, но звучали здорово. Довез нас приятель до аэропорта. Оттуда в Запорожье. Утром разбираю барабаны. Песок предупредил: «Выучи финал 9-й симфонии Бетховена, то, что Блэкмор играет». Они этим открывали концерт. Нашел пластинку, запомнил. Сыграл. Подошли Рома, Миша. «Все хорошо, все круто. Эту пьесу сегодня уже работаешь в концерте». На следующий день отработал весь выход, затем уже два и на третий-четвертый день играл всю программу. Седьмого апреля 1982 года был мой первый концерт, а последний в двадцатых числах июля 1986 года. Четыре с лишним года. Период, когда «Синяя птица» уже была на излете. Но тут подвернулся Юрий Михайлович Антонов. А Юрий Михайлович то пропадал, то возникал. Но он был настолько раскручен,
что 1982 год я считаю его очередным жутким пиком. Мы с Антошкой отработали два с половиной месяца, объездили Белоруссию, были в Самаре, Питере. Тогда в Питере я женился. Встретил здесь свою первую любовь. После «Синей птицы» я решил с музыкой завязать совсем. Это было добровольно-принудительное решение. Я тебе говорил, что тяжело иду на контакт. Сам не инициатор контактов, скорее, могу ответить на инициативу. С «Синей птицей» все тоже не так просто. Вроде как и сам уволился, а с другой стороны, вынужден был уйти. Если б сказал, что уволился сам, был бы не прав. Если б сказал, что меня уволили, тоже был бы не прав. Не все так однозначно. «Синяя птица» постоянно ездила за границу. А я был невыездным, меня не выпускали туда. Говорили, что из-за брата. Но я не верил в эту чушь. Филармония такая штука, закулисные дела. Может, кому-то надо было взять жену или кого-то лишнего. А потом возникла ситуация: в одной из таких поездок на барабанах пришлось играть Левке или Дрозду
|
|
|
— ведущему вокалисту. И все это было не очень хорошо. Они вынуждены были взять барабанщика. Держать двух барабанщиков — совершенная нелепость. Рома ко мне относился с уважением. И какое-то время они меня, ну, терпели что-ли...
Дальше я — питерский человек. 16 июля отработали в Калуге, в мой день рождения. «Синяя птица» купила PX-II и решила: тот звук для барабанов лучше. И я вынужден был все партии заложить в РХ. Я добросовестно заложил. А еще записался на пластинках «Синей птицы»: «Синяя птица» в Лужниках», «Песни Антонова», «Осенний этюд» («Белый пароход»). Когда уволился, репетировал в «ДДТ», и мы уже выступили на пятом рок-фестивале, я увидел пластинку «Синей птицы» — «Подземный переход». Увидел в «Гостинке». Уцененной! За рубль! С «Синей птицей» я появился на теле экране, и отец перестал называть меня «барабанными палочками» и «зайцем». Я уже стал у него «в уважухе».
|
|
|
После «Синей птицы» началась другая жизнь. Эта квартира, где мы сейчас находимся, — это квартира женщины, которая стала моей первой любовью, первой женой. Здесь, в Питере. Она дает мне просто возможность дожить тут. Зовут Оля. Она мастер строительной службы ЖЭУ. Младше меня на год. Оля и Оля.
«ДДТ» по-настоящему я услышал, когда Юра Шевчук принес мне записи. Но тут и с Олей многое связано. Когда я уволился из «Птицы» и приехал из Калуги, а приехал-то в Питер, Оля мне очень помогла и морально, и мате риально. Я как бы оказался уже без средств к существованию. В Калуге для
меня не составило бы проблемы найти работу. А здесь... Здесь проблема была, причем, очень крутая. Шел 1986 год. Осень. Жить на что-то надо. Валера Мельховский, мой приятель, учился в училище и работал в кабаке гостиницы «Советская», в варьете. Он выяснил: надо музыкальное образо вание. Это как бы объединение при Ленконцерте, и без «корочек» — труба. А корочек-то у меня и не было. Но я мужчина и должен зарабатывать и приносить деньги в семью. Тут, конечно, Оля побегала прилично. Она в курсе, какие помещения нежилого фонда сдаются. И она мне помогла устроиться работать в фото на улице Верейского, на Техноложке. Устроили неофициально. Я помогал человеку, он мне приплачивал, а трудовая книжка лежала дома. Подмастерьем я был. Был у меня здесь знакомый администра тор. Работал с группой «Нокаут». В «Нокауте» ударником — Женя Павлов. Мы познакомились. Как-то он мне звонит и говорит: «Слушай, тут должны ребята из Уфы приехать — вокалист и пианист. Очень классная команда». Но название не сказал. Мы поговорили. И все. Вдруг звонит мне какой-то человек и говорит:
|
|
|
— Здравствуйте, это Женя Мочулов. Вы будете сейчас дома? Как к Вам добраться?
Объяснил.
— Не будете ли вы против, если к Вам сейчас придет Юра Шевчук?
— Да, конечно. Сижу дома и никуда не собираюсь вылезать.
Через некоторое время звонок в дверь. Открываю. Два парня. Один очень высокий, просто жутко высокий. Я подумал, что это Шевчук. Второй пониже. Зашли. Я что-то по видику смотрел, какую-то чушь. Садитесь, досмотрим. Высоким был Сережа Брок. В «Черном псе» — черный человек с собакой. С басом. Сережа с Юрой. Принесли бобину. Поговорили. Юра: «Давай, может быть, поиграем?» Было это в сентябре 1986 года. Самоделка и самоделка. Мне работа в филармонии уже обрыдла, мне пофиг было, где играть, с кем играть лишь бы играть. Мне все эти гастроли обрыдли, и с эстрадой я завязал.
Я просто у Юрки спросил:
— Наберешь команду, создашь группу. А что дальше? Собираешься в филармонию?
Он говорит:
— Нет, ни в коем случае. Будем работать, играть!
Ну все, какие разговоры? Он мне дал бобины, а я ему «Осенний этюд» на кассете. Думаю, что он ее не слушал. Ему это и не надо было. Мне все это прослушать тоже было тяжело — у меня и моих знакомых кассетник, а
бобинника нет ни у кого. Познакомили меня с человеком по фамилии, подчеркиваю, по фамилии Парень. Он такой палестинский казак. Этот Парень мне и помог. С трех бобин я переписал себе музыки всего на одну кассету. Они играли жесткий рок. Послушал. Понравилось качество — настоящий рок-н-ролльный саунд. Как, скажем, десять раз переписанный «Дипп Пепл» или другая какая-то команда, которую я люблю. Мне все это понравилось. А от Юры ни слуху, ни духу. Это было буквально, как только я приехал после ухода из «Птицы». Ну вот. Юра появился и пропал. И я занялся трудоустройством. Юра в то время был без бороды. А для оформления они взяли снимки у Гены Зайцева, на них Шевчук с бородой. И вот я на фотографиях на бобинных коробках все искал того парня, который ко мне приходил, но найти не мог. Потом он мне позвонил где-то в конце октября, считай, два месяца не давал о себе знать. Я уже устроился, работал.
— Я вот Юра Шевчук, помнишь?
— Помню.
— Ну что, встретимся?
— Давай встретимся.
— На станции «Площадь Александра Невского».
Приезжаю, а сам не помню лица. У меня мерзкая память на лица. Думаю, как же я его узнаю, ети твою мать! А сам хожу с умным видом. Но у Юрки, видимо, память хорошая. Он ко мне подошел. Привет — привет. А он все еще был бритым. Бородеть начал позже. Короче, встретились. Погода была дождливо-слякотная: шел дождь со снегом. Мерзкая погода. Народ тусуется у станции метро. Мы ждали басиста. Теперь-то я его знаю — Задерия. А Юра говорит: «Вот из «Алисы» басист ушел. Должен подойти». Мы его ждали-ждали, а он так и не пришел. Юра плюнул, говорит: «Ну, ладно, пошли». Переехали через мост. Пришли на «Буревестник». Когда-то Юра на Смольнинской набережной жил, как раз напротив этого «Буревестника», в котором мы и репетировали. Там Женя Мочулов расставил колоночки. Гитара была единственной. Кто-то на ней играл. Жора Ардановский. Самоделка синего цвета. Покрашенная чуть ли не кисточкой. Самое главное ее достоинство в том, что на ней был фирменный датчик, чем Женя очень гордился. Фирменный «фендеровский» датчик, то есть родной. Первое, что мы начали репетировать — «Церковь без крестов». Вдвоем. Какие-то барабаны были. Совершенно мерзкие. Я потом позвонил отцу и попросил его привезти мои. Он у меня был по снабжению, выписал командировку и привез их прямо из Калуги сюда на машине. Начали искать музыкантов. После каждой
репетиции Юрка все плакался. Идем до метро «Пл. Александра Невского», это потом уже пустили «Красногвардейскую», он говорит: «Такие-сякие, вот все плохо, хреново. Басиста не можем найти».
Появился там какой-то басист, пришел разок. Он как потихонечку разговаривал, так и играл: пу-пу, пу-пу. Мы с Юриком все просили: «Ты можешь щипать их сильнее или бить по струнам?!» Короче, его хватило на репетицию. Какие-то песни пытались играть. Из старых — «Террорист», «Без крестов», «Хипаны». Он бил да бил. Все, репетиция закончилась. Басист собирает бас в чехол. Юра, потирая руки:
— Ну, когда следующий раз? Давайте, завтра соберемся, что ли? Басист показывает руки — они все в крови. И говорит:
— Ребята, извините, я такую музыку не люблю.
И пропал. Как его звали, я даже и не помню. Всего и была-то одна репетиция. Но он откровенно не понравился ни мне, ни Юре. Мы долго с Юркой репетировали вдвоем. Как-то опоздал на репетицию — мой начальник в фотографии задержал. Прихожу, слышу — там на басу кто-то играет. А там так: открываешь дверь, в конце — зал, а в конце зала — сцена. Смотрю, какой-то волосатый разминается на гитаре. Им-то как раз и оказался Вадик Курылев. Его через кого-то Женя нарыл. Начали репетировать втроем. Вообще, нас было уже четверо: Юра Шевчук, Женя Мочулов, Вадик Курылев и я. В Женин день рождения мы выпили на репетиционной площадке и сфотографировались. Это первая фотография питерского «ДДТ». Она не очень качественная. Не помню, сколько после появления Вадика прошло времени, на репетиции появляются два субъекта. Один рыжий, крашеный такой, другой обычный, нормальный. Они репетируют, что-то поигрывают, из ритм-энд-блюза какие-то штампы. Один гитарист пытался быть пуле метчиком бл-бр-бл-бр. И заковыривался — труба. А второй играл лаконично, ничего лишнего. Это и был Худой. Подумали, ну, кого выбрать-то? Из этих двух, по крайней мере, того, который не издает лишних звуков. Таким образом и появился Худой. Он в то время, поговаривают, панковал. Сложился костяк. Не то, чтобы Юра сказал, а как бы так само собой решилось все. Клавишник тем более был — Володя Сигачев, в Москве, недалеко, на расстоянии телефонного звонка. Начали репетировать программу. Во-первых, были абсолютно новые песни: «Церковь без крестов», «Террорист», «Кон вейер» или «Брек-дэнс по-русски». Как-то Юра пришел с песней «Ленин град».
— Вот, новая песня.
Спел под гитару. Мне откровенно не понравилось, что это откровенный шансон в стиле «Аквариум». Короче, я наехал на Юрку:
— По словам песня хорошая, может, музыку надо сделать по-другому?! Юра:
— Давайте попробуем.
Взяли инструменты, Худой с Вадиком накропали гармонию. Начали репетировать. Ковырялись-ковырялись. Сыграли несколько раз. Нашли какие-то остановки. Получилась песня а'ля «Аквариум». И тут так получилось, что Юрка нас разозлил. То есть: вы все говно, вы не понимаете. Вы умеете играть, а не гладить инструменты! Ну, мы и заиграли... Это такая песня...
Вальсок такой: пум-бадада, пум-бадада. Чуть ли не щеточками надо гладить по барабанам. Он сильно нас разозлил. Ну, на, бля, на! И мы так сыграли! Он говорит:
— Вот, вот оно!
Так «Ленинград» и появился. Сначала мы этот «Ленинград» без пауз играли. Ну, паузы были — остановка и сразу же продолжение. А сейчас Юра придумал какой-то цирк с постукиванием микрофоном по голове, разговорами в паузах. И «Постинтеллигент». Каким мы его сделали, таким он и остался. Юра почему-то его забросил. Только перед «Оттепелью» как-то вспомнил. Нам она понравилась. А Юрке нет. В результате «Постинтел лигент» был кинут куда-то в запасники под стол. И когда писали «Оттепель», возникло: давайте, попробуем. Записали. Нормально получилось. Юрке понравилось. Драйв такой, настоящий ритм-энд-блюз. Рок-н-ролл в хорошем кондовом ритм-энд-блюзе. Натуральный. И была песня «Революция». С ней-то как раз больше всего мороки. Юра постепенно дорабатывал песни и приносил. Уже был «Слепой мальчик». Придумали шаманство. Барабаны — это уже будет шаманство: У-a, у-ха. Наряду с этим, были из предыдущих «Хипаны», «Дохлая собака», «Ни шагу назад!». «Не стреляй!» мы вообще не трогали. Она потом как-то всплыла. Программа была почти готова. Но с «Революцией» все морока и морока. Аранжировок, не совру, было штук десять. Все не катили. Юра нам тексты читал. Их даже разжевывать было не нужно — там и так все ясно. Они, в принципе, почти все в лоб. Такие, практически без подтекста. Текст прекрасный, и просто жалко. И все, честно говоря, мучались оттого, что она просто не получалась музыкально. Не могли синтез найти музыки со словами. Но ясно, что в «ДДТ» все идет от текста. Сначала — идея. Потом Юра пишет текст. И уже от текста начинают плясать, как от печки. Помимо репетиции Вадик, Худой и Юрка собирались то у
Вадика, то у Худого. С гитарами. Ковырялись. У меня же такой инструмент, не потащишь с собой туда-сюда. В один прекрасный момент они сыграли один риф, другой, четвертый. Попробовали так, этак и решили: аранжировка с использованием двух постоянных рифов, как основных, одинаково повто ряющихся. Меняли местами: то на запев, это на припев. В конце концов что-то получилось. До сих пор у меня такое ощущение, что это, в принципе, аранжировка Андрюхи Васильева. Хоть аранжировали все. Просто все сади лись, Юра объяснял, как он хочет сделать, и все вместе занимались тем, что касается аранжировок.
Репетиции — это точно так же, как обед готовить. Иногда есть настроение и готовишь с удовольствием, пляшешь и танцуешь вокруг этой плиты. Я знаю, потому что супчики, было время, сам себе готовил. А есть по необходи мости — не хочется, а надо. И репетиции не всегда такие: ах!-ах! Если
честно, репетиция — это труд. Концерт — праздник! А для «ДДТ» это вдвойне или втройне праздник, потому как мы очень редко выходим к зрителю. В последнее время, если даем группой в год концертов 30, так дай Бог. И потому каждый концерт — праздник. Мы приготовили суп и теперь мы его едим!
Тогда же самым интересным было, когда мы вылезали из этого «Буревест ника», подходили к метро и оказывалось, что ни у кого нет денег. Начинали шарить по карманам. У кого-нибудь завалявшийся двадцатничек, двадцать копеек, находился. Он делился. Женя Мочулов не вписывался в это — у него была машина и он ехал в Красное Село, а развозить нас по домам не по пути.
Женя был посредником между нами и руководством «Буревестника». Под Новый год он пришел и сказал:
— Надо, ребята, сыграть в общем концерте самодеятельности две-три, песни.
А мы отрепетировали из самых старых «Свинью на радуге». Короче, мы спели эту песню. На следующий день пришел удрученный Женя и говорит:
— Да, ребята, нам надо искать новую репетиционную точку.
Нашли мы эту базу и после Нового года стали репетировать на улице Седого. Там есть трамвайно-троллейбусный парк. То ли пятый, то ли третий... Но туда было очень неудобно добираться.
Первый концерт. Заявка. Фактически Шевчука в Питере не как барда, а с группой «ДДТ» не знали. Был мемориал Ардановского. «ДДТ» было заявлено вместе с «Алисой», «Патриархальной выставкой», «Зароком». Начали репе тировать в конце октября, а концерт происходил в феврале. В рок-клубе. Мы ходили немного приглушенными. Нас еще Худой напугал: «У, «Алиса», они такие крутые, клевые музыканты». «Алиса» была суперкомандой. Я-то «Алису» тогда и не слушал вообще. Просто говорили, что существует такая команда. Но у меня не было ощущения, что вот, блядь, мы поем там с какими-то монстрами. Для меня тогда монстрами были «Дипп Пепл», «Лед Зеппелин». Вот с ними у меня очко бы сыграло. А то, подумаешь, «Алиса» и «Алиса». Ну хорошие музыканты и хорошие. А Худой говорит:
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 193; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!