Родители, идиоты и некомпетентные люди 7 страница
Он включил приемник, а потом стал терпеливо перемещать движок по шкале, пока не нашел какую‑то передачу, которая его заинтересовала.
– Это гораздо лучше передач на средних волнах, к которым ты привык, – заявил он. – Диапазон здесь очень широк, примерно в двадцать раз больше, чем средневолновый. Здесь есть все – от новостей до музыки, этой частотой пользуются радиолюбители, корабли береговой охраны, коммерческие авиалинии. На ней ведут переговоры военные. Можно слушать передачи со всего света.
У него имелся блокнот, туда он записывал частоты станций, которые ему понравились. Он также отмечал время, когда он их слушал. Мистер Кайн посмотрел в записи и настроил радиоприемник на передачу из Кувейта, затем на Алжир. Я ничего не понимал, но он явно наслаждался. В эти минуты он очень напоминал Анну – слова лились потоком, энтузиазм был заразителен. Мистер Кайн не пытался что‑то мне навязывать, он просто думал, что занятие мне понравится точно так, как нравилось ему. Вначале я не видел никакой привлекательности, но затем мистер Кайн переключился на станции, передачи которых очень напоминали записи на диске. Может, это были те же самые станции, которые повторяли старые программы. Звуки напомнили голоса из открытого космоса, пытающиеся нам что‑то сообщить. Некоторые из них были счастливыми голосами, другие напоминали звуки машин, а третьи будто бы просили, чтобы хоть кто‑то их понял.
|
|
|
– В мире столько звуков, – сказал мистер Кайн. – И никто не знает, что все они означают.
– А вы когда‑нибудь отправляете ответные послания? – спросил я.
– Нет, здесь только односторонняя связь, – ответил он. – Мой аппарат работает только на прием. Но у меня есть приятель, который способен и передавать сообщения. Мне же нравится слушать.
– А мы можем послушать вашего приятеля? Мистер Кайн проигнорировал меня и снова стал искать известные ему радиостанции. На каком‑то этапе демонстрации работы радиоприемника Анна отошла от нас и села на кушетку. Мистер Кайн послушал приемник еще несколько минут, повернулся ко мне и сказал:
– Тебе следует подумать о приобретении такого радиоприемника.
– Может, и приобрету, – ответил я.
Не знаю, в самом ли деле я имел это в виду, когда говорил. Просто хотелось продемонстрировать вежливость. Мистер Кайн кивнул и направился к лестнице. Он оставил дверь на кухню открытой. Я присоединился к Анне на кушетке.
– Сколько времени он проводит здесь?
– Не столько, сколько ты подумал, – ответила она. – Он хотел, чтобы ты посчитал, будто он все время сидит здесь. Но на самом деле это место очень хорошо подходит для того, чтобы от него отделаться.
|
|
|
В последующие месяцы мы провели в подвале много времени. Анна обычно выключала свет, мы ложились на кушетку и слушали, как мир идет к нам по радиоволнам. Звуки одурманивали, от них иногда кружилась голова. В подвале стояла почти кромешная тьма, если не считать холодного света, падающего от шкал коротковолнового приемника, и красного свечения из небольшой топки. Мы обычно слушали сообщения, которые гипнотически, ритмично и монотонно вплывали в комнату. Я особенно запомнил одну передачу. Это был женский голос, который медленно, спокойно повторял:
– Seis, siete, tres, siete, сего…
Анна приблизилась ко мне в темноте. Я чувствовал, как она пытается меня найти, но не хотел ей помогать. Я ждал, когда она сама найдет меня. Она провела рукой у меня по груди, а затем медленно повела ее верх, к моей шее и подбородку. Девушка прижалась ко мне и держала мой подбородок в руке, пока ее губы не нашли мои. Женщина все еще повторяла по радио «seis, siete, tres, siete, сего» снова и снова.
– Разве тебе не хочется узнать, что это значит, или откуда идут эти сигналы и почему мы их слышим? – спросил я.
– Почти также интересно не знать, – ответила Анна. – Если бы ты представлял, что все это означает, это могло бы оказаться не таким интересным и не таким завораживающим. Именно то, чего не знаешь, и завораживает. Часто весь интерес заключается в таинственности, а не в чем‑то еще.
|
|
|
Мы еще немного послушали, а затем Анна прошептала мне в ухо:
– Давай придумаем шифр.
Молочный коктейль
Если мы не сидели в подвале, то проводили время в комнате Анны. Мы почти никогда не ходили ко мне. Там всегда была моя мать, которой постоянно требовалась помощь с решением какой‑то незначительной проблемы, или же она просто маячила рядом.
Это случилось через несколько дней после Хэллоуина. Я сидел на полу и смотрел на картинки на каких‑то альбомах.
– Чем ты хочешь заниматься после того, как отсюда уедешь? – внезапно спросила Анна.
– Я не знаю, – ответил я. – Я пока об этом не думал. А ты?
– Я хочу писать некрологи, – сказала она и быстро продолжала:
– Не по тем причинам, о которых ты вероятно подумал.
– Я думаю, что это напоминает таксидермию, – сказал я.
– Некрологи – не трофеи, а отдание должного, – заявила Анна. – Нужно в нескольких параграфах представить самые важные моменты жизни человека.
У нее имелась пара тетрадей, в которых она собирала некрологи, а еще пять были заполнены некрологами, которые она написала сама.
|
|
|
– Я написала их почти на всех в школе, – сообщила Анна. – На всех учеников, учителей, администрацию, сторожей, дворников, работников столовой. У меня здесь некрологи на большинство членов школьного совета и ассоциации учителей и родителей. На самом деле, у меня тут в некоторых случаях собраны семьи в полном составе.
– А на меня есть некролог?
– Конечно, – ответила она таким тоном, что я понял: лучше эту тему не развивать.
– Позволь мне прочитать хотя бы один, – попросил я. Она открыла тетрадь на странице, заполненной мелким неразборчивым почерком.
«Мистер Дункан Кармайкл собирал экзотических животных, включая тапиров, тарантулов, сумчатого дьявола, и особенно гордился своими четырьмя варанами, – прочитал я. – Мистера Кармайкла нашли в подвале его дома, наполовину съеденного огромными ящерицами… Несколько доставленных с Мадагаскара шипящих тараканов, предназначавшихся в пищу ящерицам, не пострадали».
Конечно, мистер Кармайкл продолжал жить и преподавал биологию в первом классе средней школы.
– А у мистера Кармайкла есть вообще‑то какая‑нибудь живность? – спросил я.
– Ты хочешь прямо сейчас наведаться к нему домой? – спросила Анна.
– Может, это и потребуется, – ответил я. – А если мистер Кармайкл умрет как‑то по‑другому? Тогда что? А еще хуже, если он умрет, как у тебя сказано? Что если все, на кого ты составила некрологи, умрут точно так, как в твоих тетрадях?
– Значит, окажется, что я всем помогла сберечь время, – заявила она. – Возможно, ты не уловил смысл.
– Тогда покажи мне еще один некролог. Покажи мне некролог на смерть моей матери.
Анна заглянула в общий список, составленный в алфавитном порядке. Против каждого имени указывалась соответствующая тетрадь и страница.
– Без этого списка я бы запуталась, – сообщила Анна.
Она взяла нужную тетрадь и открыла на нужной странице. Затем взяла маленький листочек – бумагу для заметок – и приклеила его к чему‑то в нижней части страницы. Затем она также закрыла и левую сторону и протянула мне тетрадь. Однако полностью из рук она ее не выпустила и явно была готова вырвать у меня из рук, если я попытаюсь прочесть то, что мне не предназначалось.
– Это не твой некролог, – сказала она. – Но я не хочу, чтобы ты его видел. По крайней мере, пока.
«Миссис Эмили Г. погибла 27 апреля 2009 года во время несчастного случая, произошедшего дома. Ее муж, Филипп Т., рубил дерево во дворе перед домом по адресу Вэлли‑Вью‑роуд, 28. Дерево упало на его жену. Миссис Г. стояла на улице, чтобы предупреждать водителей проезжающих машин. В этот момент ее и убило упавшее дерево.
Эмили Мари Брандт родилась 19 августа 1947 года в Данбери, Коннектикут, где ее семья жила на протяжении нескольких поколений. Эмили стала первой представительницей семьи Брандтов, покинувшей Данбери и не вернувшейся туда. Она уехала в возрасте 18 лет, чтобы поступить в университет в Брауне, где получили диплом бакалавра в 1969 году. Во время учебы в университете она познакомилась с Филиппом Г., и они поженились 21 июня 1969 года. Брак зарегистрировал мировой судья.
Миссис Эмили Г. была домашней хозяйкой на протяжении почти всей семейной жизни, за исключением двух лет, когда работала на секретарских должностях в различных компаниях. На протяжении всей жизни миссис Г. постоянно сталкивалась с неприятными неожиданностями, но многократно избегала трагических последствий, пока не стала жертвой последнего несчастного случая.
Ее муж остался жив. Трое детей, Пол (см. том II, стр. 68), Джоан (см. том IV, стр. 107) и (сюда Анна как раз и наклеила бумагу для заметок) умерли раньше нее».
Странным в некрологе было то, что все факты оказались точными.
– Откуда ты все это знаешь? – спросил я.
– Это общеизвестная информация, – ответила Анна. – Можно многое узнать о людях, запустив поисковую систему. Набираешь имя и фамилию, а система ищет. Тебе следует как‑нибудь попробовать.
– Но как ты узнала остальное? То, что моя мать постоянно попадает в неприятные ситуации? Или про то, что она какое‑то время работала и несколько раз меняла места работы?
– Ни то, ни другое не является секретом, – заявила Анна. – Просто нужно обращать внимание. Проявлять любопытство. Не привлекать внимания к себе. Ты удивишься тому, о чем люди говорят рядом с тобой в общественных местах. Наверное, они забывают, что рядом есть другие, или им на это наплевать.
– А почему ты убила меня до моей матери? Она улыбнулась.
– Это не обязательно, но обычно кто‑то из родителей, а часто и оба, живут у меня дольше детей. Мне просто нравится смотреть, как они переживают потерю.
* * *
Я сказал ей, что хочу стать писателем, хотя ничего не писал, кроме школьных сочинений.
– Напиши мне рассказ о призраках, – попросила она.
– Хорошо.
– Пообещай мне это.
– Я напишу тебе рассказ о призраках.
– Быстро.
– Быстро, – согласился я.
– Я тебе помогу, – заявила Анна. – Я обеспечу призрак.
* * *
Я хотел прочитать все написанные ею некрологи, но Анна не позволила. Вместо этого она придумала игру, в которой я писал их сам. Обычно мы отправляли друг другу списки знаменитостей по электронной почте, в том порядке, в котором, по нашему мнению, они умрут, а затем писали некрологи для каждого. Мои некрологи не могли сравниться с написанными Анной. Поэтому я решил открывать неизвестные ранее или малоизвестные факты из жизни знаменитостей и концентрировался на них. Если это была кинозвезда, я игнорировал известные фильмы, и перечислял рекламные ролики, эпизодические роли в комедиях положений и «мыльных операх», сосредотачивал внимание на их интересе к сайентологии или участии в работе организации консервативно настроенных граждан, цель которых – воздействовать на социально‑экономическую политику. Я упоминал их пребывание в клинике Бетти Форд и телевизионных марафонах Джерри Льюиса, являющихся частью кампании по сбору средств на что‑либо. Я раздувал важность какого‑то мелкого писателя или телезвезды. Некрологи, посвященные политикам, всегда хорошо получались, поскольку обычно у них можно найти какие‑то странные привычки или всплывают какие‑то расходы, связанные с выборами. Я пытался сделать некрологи смешными и необычными, – и они очень нравились Анне.
Мы пересматривали список раз в две недели. Анна очень странно выбирала жертвы. Она сказала, что некоторое время увлекалась какими‑то играми в режиме онлайн, но на самом деле они ей не очень нравились.
– Должен быть сайт, в котором все желающие могут высказываться о смерти знаменитостей, – заявила она. – Большинство сайтов – такие скучные! И игры скучные. В них почти ничего не происходит. Нужен экшн!
Мы с Анной встречались уже около месяца, виделись перед занятиями утром, а потом вместе уходили после их окончания. Ее друзья начинали жаловаться, поэтому я стал проводить время с другими готами, и стоял с ними перед занятиями в их любимом месте на третьем этаже. Я уверен, что тогда выглядел еще большим идиотом, чем обычно, выделяясь в группе, которая и без того уже привлекала к себе внимание. Раньше я думал, что они ведут невероятно интересные разговоры, и я из первых рук узнаю все тайны и интриги мрачной группы. Я представлял, что их разговоры наполнены тайными знаниями и сокровенным, мне одному откроют загадочный мир. Однако их разговоры по утрам сводились к той же чуши, которую обсуждали другие группы, собиравшиеся в школе. На самом деле готы оказались скучными.
Я также думал, что голос Анны в группе будет доминирующим, но она каждое утро оставалась странно молчаливой. По большей части говорил Брюс Друитт. Он стоял в коридоре с загипсованной ногой, выставив костыли вперед и скрестив руки поверх них. Он говорил и говорил – о том, что смотрел по телевизору, о том, какую музыку слушал или о том, какие комиксы читал. Или – о смерти. Они всегда говорили о смерти. Иногда они спрашивали Анну, кого она убила за последнее время, и она рассказывала про свой последний некролог. Иногда они предлагали какую‑нибудь ужасную кончину.
– Почему бы тебе не отправить целый автобус в реку? Или пусть он врежется в полуприцеп, или в кульверт, или еще куда‑нибудь, – часто предлагал Брюс по утрам.
Анна обычно согласно кивала, а потом игнорировала их советы.
Брюс любил говорить про «Йога» – серию комиксов о путешественнике во времени, которую читал. Этот путешественник мог принимать любую форму, влезать в сознание людей и их контролировать. Имя было взято из Лавкрафта, которого я не читал, но все они, похоже, читали[22].
– Есть более важные вещи, которые следует прочесть, – заявила мне Анна.
Она составила для меня список и расписание. Возможно, она пыталась увести меня в сторону от всего, связанного с Брюсом. Но по его рассказам комикс получался очень интересным, поэтому я купил несколько выпусков. Как раз в тот день, когда я отправился за покупками, вышел новый, я его приобрел, а на следующий день Брюс как раз говорил про него.
– Он взял всех под контроль, – сообщил Брюс. – Доминирует над всеми, всеми управляет, и, в конце концов, они или все умрут. Окажутся в аду или где‑то в другом времени вместе с Йогом, и будут работать на него.
– Мне понравилось, что в конце думаешь, будто Йог исчезнет, или, по крайней мере, может исчезнуть, – сказал я. – Он все так хорошо распланировал, знает, что будут делать все. Он просто может оставить их в покое, и они все равно будут выполнять его требования. Они подумают, что сбежали от него, но на самом деле это не так.
Я подумал, что Брюс собирается меня ударить.
– Не все они – молочный коктейль, как ты, – заявил он.
Брюс уже пару раз называл меня молочным коктейлем, возможно, пытался выбрать для меня кличку. Однако никто не стал это за ним повторять. Учтите: Брюс Друитт мог справиться со мной и во сне. После этого я, по большей части, держал рот на замке. Каждое утро я стоял с краю и кипел внутри, но в группе всегда присутствовало напряжение. Было ощущение, что все могут взорваться, или группа просто распадется. Брюс открывал рот и говорил, говорил, а внимание всех концентрировалось или где‑то в коридоре, или за окном. Клер и Анна обычно обменивались взглядами, ведя какой‑то тайный разговор глазами, а Брюс продолжал рассуждать, не осознавая, что ситуация изменилась. Я просто хотел уйти с Анной и где‑то постоять вдвоем, но внезапно оказалось, что такой вариант невозможен.
* * *
Я не собираюсь в деталях рассказывать о каждом из них, описывать их внешность или чем они занимались.
Это не так важно. Кроме того, если бы они сами что‑то рассказывали, то не стали бы упоминать меня.
– Я ни с кем из них не встречаюсь за пределами школы, за исключением танцевальных вечеров, матчей и тому подобного, – сказала Анна.
И на самом деле она ни с кем не встречалась и, как говорится, не тусовалась. Ей требовалось прочитать слишком много книг, прослушать слишком много дисков, заполнить слишком много тетрадей. Вначале я задумывался, почему она хочет проводить время со мной. Она была близка с одной из готичек, Клер Мэнза. Мне она тоже понравилась, и Клер стала важным связующим звеном в том, что случилось.
Клер училась в предпоследнем классе. Она была высокой, худой и красила волосы в черный цвет. Они начинали виться за ушами и волнами падали на спину, доходя до середины лопаток. Клер проколола левую бровь, в которую вставила плоскую «гантельку», и красила губы черной помадой. Иногда она использовала белую помаду, что смотрелось еще более дико. Я задумывался, почему она ими пользуется. Узнав ее поближе, я понял, что это очень милая девушка. Она была более спокойной, чем Анна, говорила мягким голосом. Анна упоминала, что Клер учится отлично. Все говорили, что она балуется наркотиками и получает их от родителей.
Она жила на Маддер‑лейн, и это место считалось районом художников. Многие жители города продолжали называть улицу «Хиппи‑роуд», поскольку в шестидесятые годы там обосновались хиппи. Моему отцу особенно нравилось название «Улица бездельников». Это была последняя официально отмеченная улица города, и проходила она совсем рядом с Таун‑стрит, заворачивая на трассу № 63. За Маддер‑лейн стояли еще какие‑то дома, но они, по большей части, располагались на частных дорогах или на подъездных дорожках, посыпанных гравием. Эти дома и дороги называли фамилиями людей, которые там жили, а если точнее, то фамилиями тех, кто там жил три года назад. Отец Клер перебрался в наши края из Рочестера в штате Нью‑Йорк в подростковом возрасте. А семья ее матери, Комптоны, жила здесь на протяжении нескольких поколений. Фамилия Комптонов значилась на церкви – они помогали ее строить в 1750 году, а также на библиотеке, которую построили в 1861 году. Их могилы можно встретить по всему кладбищу. Мать Клер была архитектором, отец – скульптором. Он делал странного вида штуковины из камня и металла. Ничто их них не выглядело реалистично, но для многих произведений использовались названия животных. Например, в одном случае он соединил несколько больших камней ржавыми трубами. Это называлось «Коровы и быки».
– Больше похоже на коровье дерьмо, – сказал мой отец.
Некоторые произведения продавались за большие деньги. Его крупные работы даже стояли во дворах у некоторых людей. В нашем городке их насчитывалось немного, но их можно было заметить, если заехать в лучшие районы Хилликера или Джоплина. Можно было встреть мистера Мэнза прогуливающимся по лесу, или вдоль дороги или идущим вдоль реки в поисках подходящих камней или выброшенных металлических предметов. Он напоминал бездомного, собирающего банки, но мой отец говорил, что он богат. Его дед изобрел какое‑то защитное приспособление для работников скотобойни, и, таким образом, семья Мэнза оказалась обеспеченной на несколько поколений вперед.
– Он может себе позволить бездельничать, – говорил мой отец. Мэнза был клиентом партнера моего отца.
Семья Мэнза перебралась в наш городок примерно шесть лет назад. Клер была тогда нормальной девочкой с вьющимися каштановыми волосами. Она каталась на роликах по всему городу и постоянно жевала жвачку. Она играла на флейте и пела в детском церковном хоре. У нее был красивый голос. Я один раз сказал ей об этом, и она рассмеялась. После этого я долго ее избегал. Ее родители не ходили в церковь, поэтому Клер просто приезжала и уезжала на роликовых коньках, в плохую погоду ее подвозила и забирала мать. Обычно девочка стояла перед белым зданием церкви и выдувала пузыри из жвачки, вежливо отказываясь от предложений взрослых ее подвезти. Казалось, она всегда нравилась взрослым. Клер была вежливой, спокойной и уважительно относилась к людям. Почти всегда она оказывалась единственной в компании старших. Но она явно хотела, чтобы ее подвозила и забирала ее мать, думая, что та когда‑нибудь зайдет в церковь вместе с ней.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 123; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!