Родители, идиоты и некомпетентные люди 6 страница



Я едва ли знал, как начать отношения, но я совершенно не представлял, как их закончить. Я хотел порвать с Мелиссой, но не знал, что сказать и что сделать. Поэтому все тянулось еще несколько месяцев. Стал приближаться танцевальный вечер, который каждый год проводится весной для учеников первого класса средней школы, и мы с Карлом придумали план.

Конечно, мы с Мелиссой планировали идти на этот танцевальный вечер, но я позвонил ей в последнюю минуту и сказал, что заболел и не смогу пойти. Она тут же заявила, что тоже не пойдет, но, в конце концов, я убедил ее пойти без меня. Она сможет пообщаться с друзьями и хорошо провести время и без меня. Она должна была пойти на вечер. Это было крайне важно для нашего плана. Увидев, как Мелисса в одиночестве сидит за столом, Карл подошел к ней и сказал:

– Мне очень жаль, что вы расстались.

Потом, после того, как она удивилась, Карл тоже изобразил удивление.

– Я не знал, что он заболел, – соврал Карл. – Он говорил мне, что собирается расстаться с тобой перед танцевальным вечером, поэтому я решил…

Мелисса тут же отправилась домой и позвонила мне:

– Карл сказал, что ты собирался порвать со мной перед сегодняшним вечером.

– Мне очень жаль, Мелисса. Я собирался, но затем заболел и не хотел делать этого по телефону.

По правде говоря, я как ‘раз хотел сделать это по телефону. Карл с легкостью помог мне. На самом деле я думаю, что он получил от этого удовольствие. Для него это была просто еще одна сделка.

Я – трус, и признаю это. Мне хотелось бы сказать, что я чувствовал себя неуютно, но на следующий день мы с Карлом хорошо посмеялись над случившимся.

– Тебе нужно было видеть ее лицо, – сказал он. – Она выглядела так, словно я врезал ей лопатой по голове. Как часто удается такое?

Мелисса со мной долго не разговаривала. На самом деле, она многим наговорила гадостей обо мне, и со мной прекратили разговаривать еще несколько человек. У меня изначально было немного друзей, а теперь Мелисса лишила меня и нескольких приятелей. Она оставила в моем шкафчике пару записок, в которых сообщала мне, насколько я ужасен и как она меня ненавидит. Я просто их проигнорировал. В любом случае не знаю, почему так спешил от нее отделаться.

Не могу сказать, что после расставания с ней я внезапно занялся чем‑то более захватывающим. Я в одиночестве бродил по городу, не торопился домой к матери, наблюдал за тем, как Карл ведет дела. Я не мог сопровождать Карла – это было бы плохо для бизнеса, как он говорил. Поэтому я просто следовал за ним по пятам, шпионил за ним с безопасного расстояния. Вот чем я занимался после расставания с Мелиссой – шпионил за своим лучшим другом. Однако я должен признать, что мне всегда было интересно посмотреть, кто покупает у Карла товар. Это не были наркоманы и не спортсмены. Среди его покупателей числились люди, которых все считали хорошими учениками, никогда не пробовавшими наркотики. Среди них были дети священников и учителей, даже пара взрослых, которые встречались с Карлом за каким‑то зданием или где‑то в стороне от жилья. Он передавал им маленький пакетик с чем‑то – и получал взамен немного денег. Иногда, когда мне надоедало следить за Карлом, я притворялся, будто случайно с ним встретился и какое‑то время шел рядом. Однако Карл воспринимал это нормально и никогда не говорил о бизнесе. Он делал бизнес.

У нас с Мелиссой было несколько общих занятий, и мы сталкивались почти каждый день, но она перестала со мной говорить. Мы игнорировали друг друга, и я почти о ней забыл. Затем, после того как мы с Анной нашли записки в наших шкафчиках после матча, на котором были вместе, я понял, что их оставила Мелисса. Я в этом даже не сомневался.

 

Хэллоуин

 

В предыдущую ночь шел снег. Я выглянул из окна спальни и увидел, что землю покрывает слой снега толщиной в целых пять дюймов. Снег лежал на всем. Очистительные машины еще не подошли, и никто не выезжал на улицу. Настолько видел глаз, простиралось идеально ровное белое одеяло. Мне хотелось бы, чтобы так продолжалось подольше, но как только я об этом подумал, то услышал звук лопаты, задевающей за цемент. Отец находился на подъездной дорожке. Ему потребуется помощь. Я оделся, специально выбрав комбинезон, зашнуровал ботинки, натянул шапку и перчатки, и вышел портить чистый снег.

– Много снега, – заметил я. – Ты помнишь, чтобы столько выпадало так рано?

– Не надейся, все равно пойдешь в школу, – ответил отец.

Это был день переодеваний. Все должны были выбрать себе какой‑то костюм. Карл оделся служащим – в костюм с галстуком, и держал в руке кейс. Кепку с козырьком он спрятал в шкафчике, и’ аккуратно причесал волосы. Во время занятий он постоянно притворялся, что разговаривает по мобильному телефону.

Анна пришла в школьной форме частной школы. На ней были черные туфли, белые чулки, юбка в складку, белая блузка и. синий блейзер с гербом. Зато не оказалось ничего черного (за исключением туфель); она даже глаза не подводила. Все были шокированы. Я подумал, насколько же она красива – правда, к тому времени я уже думал, что она красива в чем угодно. На гербе маленькими золотыми буковками было написано: «Сатанинская школа для девочек». Лишь немногие обратили внимание на детали.

Я ничего не хотел надевать, но, в конце концов, решил изобразить упаковку сыра «Велвита». Мне следовало бы одеться пиратом. Можно было бы надеть какую‑нибудь старую, рваную одежду и повязать бандану, а еще прикрепить какой‑нибудь крюк к большому пальцу. Вместо этого я приготовил большую прямоугольную картонную коробку, а внутрь вставил старые подтяжки отца, чтобы она держалась у меня на плечах. Я раскрасил коробку в ярко‑желтый цвет, а мама помогла мне нанести логотип. Она даже купила мне трафарет, чтобы мне было легче наносить буквы. Их я написал красной краской.

– А почему ты хочешь изображать упаковку сыра? – спросила она.

– Не знаю. Кажется, этот «костюм» легко сделать. И кто еще выберет что‑то подобное?

Но Билли Годли, который был младше меня на год, тоже вырядился сыром. И его «костюм» выглядел значительно лучше моего. У меня он получился слишком большим и помялся, когда я пытался запихнуть его на заднее сиденье машины. Затем снова пошел снег, и когда я добрался до школы, несколько красных букв уже потекли. Самым худшим было то, что я не мог сидеть в классе. Картон сполз с плеч к лодыжкам, и мне приходилось или стоять, или снимать «костюм». Но тогда зачем было его надевать? Билли Годли подготовился лучше. Он мог опустить коробку на колени и, по крайней мере, сидеть на стуле – только не за партой, а выставив ноги в проход. Перед последним уроком я отправился к мистеру Девону, чтобы выбросить коробку в мусорное ведро.

– А мне твой костюм понравился, – сказал он. – Он оригинален. Ты сделал свою заявку.

– У Билли Годли лучше, – заметил я.

– Скольких пиратов ты сегодня видел?

– Примерно двадцать.

– А как они заявили о себе?

– Не знаю, – ответил я. – Я даже не знаю, как заявил о себе сам.

Мистер Девон жестом позвал меня за собой, мы проследовали в его кабинет, он снял книгу с полки и открыл.

– Посмотри на рисунок, – предложил он. – Плетеные корзинки и банки с супом. То есть почти то же, что и упаковки сыра. И они находятся в музеях и публикуются в книгах.

– Может, мне все‑таки стоит достать свой костюм из мусорного бака, – заметил я.

– Так далеко заходить не нужно, – сказал мистер Девон и рассмеялся.

Мое внимание привлекла книга на столе мистера Девона. Это была та же книга об Арчиле Горьком, которую я видел на кровати у Анны.

– Анна брала ее у вас? – спросил я.

– Нет, – ответил он. – Анна… Это твоя подружка?

– Да. У нее такая же книга.

– О, правда? Может, нам стоит как‑нибудь собраться всем вместе и поговорить об искусстве.

– Вероятно, ей это понравится, – сказал я. Наверное, книга была’ совпадением, и позднее Анна дала ясно понять, что вообще не хочет разговаривать с мистером Девоном, – и не только об искусстве. По крайней мере, так она заявила мне.

 

* * *

 

Когда прозвонил последний звонок, я отправился убирать учебники в свой шкафчик и понял, что сегодня не надел пальто. Это получилось из‑за идиотского «костюма», который я напялил на себя сегодня утром. Кто‑то должен был бы мне напомнить про пальто, обратить внимание, что я ухожу без него. Разве не для этого существуют матери? Конечно, она не забирала меня после школы. Это означало, что мне придется идти домой пешком без пальто, без шапки и без перчаток. Я вышел из школы и медленно пошел мимо припаркованных машин, в которых родители ждали своих сыновей и дочерей. Я надеялся, что кто‑то обратит внимание на мое бедственное положение и предложит помощь.

– Эй, кусок сыра! – крикнул мне кто‑то. Я развернулся. Кричала Анна. Она спешила за мной, выбежав из школьной двери. – А где твоя красивая желтая обертка?

– Надета на Билли Годли.

– Послушай, ты выглядел гораздо более достоверно, чем Билли Годли. Ты больше походил на упаковку сыра!

– Не сомневаюсь.

– А теперь ты куда идешь?

– Наверное, домой.

– Ты ничего не забыл?

– То, что нужно, я забыл еще утром.

– Хочешь надеть мое пальто?

Это было мужское пальто. Старое черное пальто, которое носили в 40‑е или 50‑е годы. Вероятно, оно бы и мне подошло.

– Не беспокойся. Все в порядке, – сказал я.

– Можешь надеть мой блейзер, – предложила Анна.

– Не хочется неправильно представлять сатанинскую школу.

– Моя мама должна меня встретить. Хочешь, мы тебя подвезем?

– Это было бы здорово.

– Кто знает, может нам удастся убедить ее отвезти тебя домой через какое‑то время, а не сразу.

– Это было бы еще лучше.

Миссис Кайн притормозила на круглой площадке перед школой, Анна подошла к ней, быстро поговорила, потом махнула мне рукой, приглашая в машину.

– Садись вперед, – сказала Анна. – Чтобы быть ближе к печке.

На самом деле это был первый раз, когда я видел мать Анны вблизи в дневное время. Она выглядела более дико, чем когда‑либо. В этот день волосы особо буйствовали, и, казалось, их словно магнитом тянет к верху салона. Сзади из копны волос торчал карандаш, словно кто‑то воткнул его прямо ей в череп.

– Так где твой костюм?

– Я его снял в конце дня, – сообщил я.

– Анна сказала, что ты пришел в школу, нарядившись упаковкой сыра.

– «Велвита».

– Интересно. Неплохой выбор костюма.

– Мне тоже так казалось, но на самом деле все получилось не очень хорошо.

– Непрактично?

– Вот именно. Сыру‑то особо шевелиться не требуется. Она рассмеялась. Хорошо, когда мать твоей девушки смеется благодаря тебе. В особенности, если она считает тебя идиотом – из‑за того, что ты пошел в школу, вырядившись сыром, и 2) забыл свое пальто после ночного снегопада.

 

* * *

 

Когда мы добрались до дома Каинов, миссис Кайн предложил мне леденцы. У нее по всему дому стояли маленькие вазочки с шоколадными конфетами, «ММ» и орешками.

– Я ite могу есть ничего из этого, – сказала она.

Она всегда так говорила. В тот день я подумал, что у нее стоит столько вазочек из‑за Хэллоуина, но они находились там всякий раз, когда я появлялся у них в доме. И я каждый раз видел, как она ест что‑то из этого. Миссис Кайн никогда не брала больше одной конфетки из вазочки, но если у тебя по всему дому расставлено двадцать вазочек, то получается внушительное количество конфет. И когда бы я ни появлялся в их доме в присутствии матери Анны, она всегда говорила одно и то же:

– Я не могу есть ничего из этого. Угощайся.

Мы с Анной оставили ее мать с конфетами и отправились в комнату Анны. Она закрыла дверь и расчистила место на полу, чтобы мы могли сесть. Анна кучей затолкнула книги, диски и бумаги под письменный стол. Затем она запустила руку в кучу дисков на полу, и достала один в черной коробочке, если не считать белых линий, из которых получались неровные горы. Это было что‑то среднее между рентгеновским снимком и топографической картой.

– Это была любимая группа моего отца, когда он учился в колледже, – сказала она, включила компьютер и стала показывать мне сайты для фэнов. – Солист совершил самоубийство за два дня до того, как им предстояло отправиться в турне по США.

– Музыка соответствующая, – заметил я.

Она неодобрительно посмотрела на меня и снова повернулась к компьютеру, перепрыгивая с сайта на сайт, со ссылки на ссылку. Мы перешли от группы к городу Манчестеру и к сайту о Лондоне.

– Ты был там? – спросила она.

– Нет, я нигде не был.

– Здесь тоже неплохо.

– Ты серьезно?

– Конечно. Мне здесь нравится. Однако когда‑нибудь тебе может захотеться посмотреть мир.

– А ты где была?

– Я скрывалась во тьме, – сказала она. – Ждала тебя. Диск закончился, Анна порылась в куче и извлекла из нее еще один. На коробке была черно‑белая фотография антенны и проводов.

– Папа только вчера отдал его мне, – сообщила Анна.

Это была не музыка. Какие‑то люди произносили цифры на иностранных языках, снова и снова, некоторые из них было почти невозможно различить из‑за помех. Через каждые несколько секунд гудел клаксон или звучал звонок. Таких дисков набралось четыре, это были записи радиосигналов.

– Что это?

– Никто не знает, – сказала Анна. – Это продолжалось долго, более двадцати лет. Некоторые считают, что это зашифрованные послания, используемые шпионами, ЦРУ, КГБ и другими подобными организациями.

В дверь постучали. Это был ее отец. Я быстро слез с кровати.

– Пожалуйста, не закрывайте дверь, – сказал он, затем посмотрел на стереосистему. – Что ты об этом думаешь?

– Странно и непонятно, – сказал я.

– Ты когда‑нибудь слышал что‑то подобное?

– Нет.

– На ужин останешься?

Я посмотрел на Анну, и она кивнула, предлагая мне согласиться. Я остался.

– Мне только нужно позвонить маме, – сказал я.

– Давайте после ужина еще послушаем, – предложил он. – Только по радио.

Когда мы спустились к столу, то увидели миссис Кайн, одевшуюся в костюм принцессы. Она зачесала волосы назад и вверх, чтобы затолкать их под шляпу в форме воронки. Единственный раз я увидел какое‑то сходство между матерью и дочерью.

– А что твоя мать готовит на Хэллоуин? – спросила она у меня.

– Она любит печь, – ответил я.

Это было не совсем ложью. Моя мать покупала готовое песочное тесто, которое продают скатанным в трубу в картонной упаковке. Все, что требовалось от нее, – это снять упаковку, нарезать его на кусочки, а то и просто отделить друг от друга уже нарезанные, выложить на противень и поставить в духовку. Она любила сидеть в темноте и есть свежеиспеченное печенье. Когда я в Хэллоуин одевался в маскарадный костюм и уходил, мать обычно выкладывала леденцы. На самом деле, это было идеальным построением, достойным какого‑нибудь полка. Она обычно выкладывала их идеально ровными рядами, а затем, после того, как угощала заходящих в дом детей, поправляла нарушенные ряды и заново перекладывала конфеты, чтобы все построение было идеальным. Я выходил из себя, всего лишь наблюдая за этой демонстрацией организованности, рвения и энтузиазма, которые мать не проявляла ни в чем другом. Это была женщина, которая не могла правильно сложить бумаги и толком ответить на телефонный звонок, но оказывалась способной выложить конфеты по алфавиту, по размеру или по еще какому‑то принципу – только она сама знала, по какой системе это делается. Выложив конфеты ровными рядами на столе в коридоре, мать потом раздавала их, следуя какой‑то собственной логике и методам, известным только ей одной. Потом она обновляла ряды, чтобы они сохраняли свою структурную целостность. Как такое было возможно?

После того, как я сам перестал одеваться в маскарадный костюм и приносить конфеты домой, мои родители тоже перестали раздавать их детям. Наверное, это имело какое‑то отношение к закону взаимозаместимости. Я мог представить, как отец прокручивает цифры в голове, выводит дебит, и как после каждого стука в дверь дебит увеличивается, цифры нарастают. В любом случае ему никогда не нравилось, что дети стучат в дверь и приходят в дом. v – Нет звука хуже звонка в дверь, – ворчал он.

Поэтому теперь мои родители просто удаляются на свои обычные места – отец в берлогу, где уединяется, а мать ест печенье в темноте, чтобы никто не подумал, что они дома.

Когда мы направлялись в подвал после ужина, к дверям подошла группа детей.

– Где ведьма? – повторяли они.

– Здесь нет ведьм, – спокойно ответила миссис Кайн. – В этом доме живут только принцессы.

Я посмотрел на Анну, но она вела себя так, словно никто не произнес ни слова.

 

Подвал

 

Рядом с кухней находилась дверь, за которой начинались ступеньки, ведущие в подвал дома Каинов. Мы впервые спустились туда вместе с мистером Каином после ужина. Там практически ничего не было, и подвал находился как бы отдельно от остального дома. Там можно заранее услышать, что кто‑то приближается. Поэтому никто не мог появиться неожиданно и застать нас врасплох.

Мы спустились по ступеням в большую комнату, размером примерно сорок на сорок футов, и практически квадратную. Только у самой лестницы имелся небольшой отсек, в котором располагался бойлер и остальное оборудование, необходимое для обеспечения отопления и горячей воды. Почти у самой лестницы стоял старый большой стол, а у стены – видавшая виды старая коричневая кушетка. В другом конце подвала была еще одна кушетка, ее разместили у печки, которую топили дровами. Из подвала имелся выход прямо на улицу. Требовалось подняться на несколько ступенек – и вы оказывались под деревянным навесом в задней части дома. Этот выход вел во двор. Двор спускался к улице.

Мистер Кайн провел нас мимо груды коробок, оставшихся после переезда, мимо старого телевизора, который они поставили у стены отсека с бойлером. Это был единственный телевизор в доме.

– Он цветной? – пошутил я.

– Он цветной, да, папа? – спросила Анна.

Мистер Кайн засмеялся, мягкие черты лица внезапно стали зловещими, и я увидел человека, способного сломать кому‑то запястье и повредить плечевой сустав. Анна больше не произнесла ни слова, пока он не оставил нас в подвале одних.

– У нас шесть телевизоров, – сказал я. – По два для каждого. Мне кажется, что у нас постоянно работает, по крайней мере, один. Не бывает, чтобы все были выключены.

Мистер Кайн, тем временем, направлялся в конец комнаты.

– Это мое рабочее место, – сказал он.

Он имел в виду длинную столешницу, возможно, в восемь футов длиной. Под ней располагались четыре шкафчика с дверцами и ряд из четырех ящиков – один над другим. Сверху располагались еще два шкафчика с дверцами и несколько гнезд для бумаг различных размеров. Справа от рабочего стола стену покрывала доска с крючками, на которых в беспорядке висели инструменты. Поверх стола лежали другие инструменты, рыболовные снасти, пустые ружейные патроны, а также несколько старых радиоприемников и радиодетали. Рядом со столом располагался станок для изготовления ружейных патронов. На самом столе, в углу, стоял коротковолновый радиоприемник. Он представлял собой просто маленькую серую коробочку с несколькими шкалами.

– Мне нельзя держать его наверху, – сказал мистер Кайн.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 112; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!