ГЕРМАНО-СОВЕТСКИЙ ПАКТ И ХАРАКТЕР СССР.



Возможно ли после заключения германо-советского пакта признавать СССР рабочим государством? Природа советского государства снова и снова вызывает в нашей среде дискуссии. Не мудрено: мы имеем первый в истории опыт рабочего государства. Нигде и никогда этот феномен не был изучен. В вопросе о социальном характере СССР ошибки обычно вытекают, как мы уже писали, из подмены исторического факта программной нормы. Конкретный факт разошелся с нормой. Это не значит, однако, что он опрокинул норму; наоборот, с другого конца он подтвердил ее. Вырождение первого рабочего государства, которое мы установили и объяснили, только ярче показывает, каким должно быть рабочее государство, и каким оно может быть и будет при известных исторических условиях. Противоречие между конкретным фактом и нормой заставляет нас не отказаться от нормы, а наоборот бороться за нее революционным путем. Программа предстоящей в СССР революции определяется с одной стороны нашей оценкой СССР, как объективного исторического факта, с другой стороны, нормой рабочего государства. Мы не говорим: "все пропало, надо начинать сначала". Мы ясно указываем те элементы рабочего государства, которые могут на данной стадии быть спасены, сохранены и развиты.

Кто пытается ныне доказать, что советско-германский пакт меняет нашу оценку советского государства, тот в сущности становится на позицию Коминтерна - вернее на вчерашнюю позицию Коминтерна. Исторической миссией рабочего государства оказывается, согласно этой логике, борьба за империалистскую демократию. "Измена" демократиям в пользу фашизма лишает СССР звания рабочего государства. На самом деле подписание договора с Гитлером только лишний раз измеряет степень разложения советской бюрократии, и ее презрения к международному рабочему классу, включая и Коминтерн, но не дает никакого основания пересматривать социологическую оценку СССР.

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИЛИ ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИЕ РАЗНОГЛАСИЯ?

Начнем с того, что поставим вопрос о природе советского государства не в абстрактно-социологической плоскости, а в плоскости конкретно-политических задач. Признаем для начала, что бюрократия есть новый "класс", и что нынешний режим СССР есть особая система классовой эксплуатации. Какие новые политические выводы вытекают для нас из этих определений? Четвертый Интернационал давно признал необходимость низвержения бюрократии революционным восстанием трудящихся. Ничего другого не предлагают и не могут предложить те, которые объявляют бюрократию эксплуататорским "классом". Целью низвержения бюрократии является восстановление власти советов, с изгнанием из них нынешней бюрократии. Ничего другого не могут предложить и не предлагают левые критики*1. Задачей возрожденных советов явится содействие международной революции и построение социалистического общества. Низвержение бюрократии предполагает, следовательно, сохранение государственной собственности и планового хозяйства... Здесь ядро всей проблемы.
/*1 Напомним, что некоторые из товарищей, склонных считать бюрократию новым классом, восставали в то же время против исключения бюрократии из советов.

Разумеется, распределение производительных сил между разными отраслями хозяйства и все вообще содержание плана резко изменится, когда план будет определяться интересами не бюрократии, а самих производителей. Но так как дело идет все же о низвержении паразитической олигархии при сохранении национализованной (государственной) собственности, то мы назвали будущую революцию политической. Некоторые из наших критиков (Цилига, Бруно и пр.) во что бы то ни стало хотят назвать будущую революцию социальной. Примем это определение. Что оно меняет по существу? К тем задачам революции, которые мы перечислили, оно ничего решительно не прибавляет.

Наши критики, по общему правилу, берут факты такими, какими мы их давно установили. Они решительно ничего не прибавили по существу к оценке положения бюрократии в советском обществе, взаимоотношений между нею и трудящимися, или роли Кремля на международной арене. Во всех этих областях они не только не оспаривают наш анализ, наоборот, целиком опираются на него, и даже полностью ограничиваются им. Они обвиняют нас лишь в том, что мы не делаем необходимых "выводов". При рассмотрении оказывается, однако, что эти выводы имеют чисто терминологический характер. Наши критики отказываются называть выродившееся рабочее государство - рабочим государством. Они требуют назвать тоталитарную бюрократию правящим классом. Революцию против этой бюрократии они предлагают считать не политической, а социальной. Если б мы сделали им эти терминологические уступки, мы поставили бы наших критиков в крайне затруднительное положение, так как они сами не знали бы, что им делать со своей чисто словесной победой.

ПРОВЕРИМ СЕБЯ ЕЩЕ РАЗ.

Было бы, поэтому, чудовищной бессмыслицей раскалываться с товарищами, которые по вопросу о социологической природе СССР держатся другого мнения, поскольку в отношении политических задач они солидарны с нами. Но было бы, с другой стороны, слепотой игнорировать чисто теоретические, даже терминологические разногласия, ибо в дальнейшем развитии они могут наполниться плотью и кровью и привести к совершенно различным политическим выводам. Как опрятная хозяйка не допускает накопляться паутине и мусору, так революционная партия не может терпеть неясности, путанницы, двусмысленности. Надо держать свой дом в чистоте!

Напомню, для иллюстрации мысли, вопрос о термидоре. Долго мы утверждали, что термидор в СССР только подготовляется, но еще не совершился. Затем, придав аналогии с термидором более точный и продуманный характер, мы пришли к выводу, что термидор уже остался позади. Это открытое исправление нашей собственной ошибки не вызвало в наших рядах ни малейшего замешательства. Почему? Потому, что существо процессов в Советском Союзе мы все оценивали одинаково, следя совместно за нарастанием реакции изо дня в день. Дело шло для нас лишь об уточнении исторической аналогии, не более. Я надеюсь, что и сейчас, несмотря на попытку некоторых товарищей нащупать разногласия в вопросе о "защите СССР", - об этом речь впереди, - нам удастся путем простого уточнения наших собственных идей, сохранить единодушие на почве программы Четвертого Интернационала.

ОПУХОЛЬ ИЛИ НОВЫЙ ОРГАН?

Наши критики не раз ссылались на то, что нынешняя советская бюрократия очень мало похожа на рабочую или на буржуазную бюрократию в капиталистическом обществе; что она, еще в большей мере, чем фашистская бюрократия, представляет собою новое, крайне могущественное социальное образование. Это совершенно верно, и мы никогда не закрывали на это глаз. Но если признать советскую бюрократию "классом", то придется сейчас же сказать, что этот класс совершенно не похож на все те имущие классы, которые мы знали в прошлом: выгода, следовательно, не велика. Мы называем нередко советскую бюрократию кастой, подчеркивая этим замкнутость, произвол и высокомерие правящего слоя, который считает, что он один ведет свое происхождение из божественных уст Брахмы, тогда как народные массы происходят из гораздо более низменных частей его тела. Но и это определение не имеет, конечно, строго научного характера. Его относительное преимущество состоит в том, что переносный характер названия ясен всем, так что никому не придет в голову отождествлять московскую олигархию с индийской кастой брахманов. Старая социологическая терминология не подготовила и не могла подготовить названия для нового социального явления, находящегося в процессе развития (перерождения) и не принявшего устойчивых форм. Все мы, однако, продолжаем называть советскую бюрократию бюрократией, не забывая при этом ее исторических особенностей. Пока этого, на наш взгляд, достаточно.

Научно и политически, - а не чисто терминологически - вопрос стоит так: представляет ли бюрократия временный нарост на социальном организме или же этот нарост превратился уже в исторически-необходимый орган? Социальное уродство может быть результатом "случайного" (т. е. временного и исключительного) сочетания исторических обстоятельств. Социальный орган (а таким является каждый класс, в том числе и эксплуататорский) может сложиться лишь в результате глубоких внутренних потребностей самого производства. Если мы не ответим себе на этот вопрос, то весь спор превратится в бесплодную игру словами.

РАНЕЕ ЗАГНИВАНИЕ БЮРОКРАТИИ.

Историческое оправдание всякого господствующего класса состояло в том, что им возглавляемая система эксплуатации поднимала на новую ступень развитие производительных сил. Несомненно, что советский режим дал могущественный толчок хозяйству. Но источником этого толчка явились национализация средств производства и плановое начало, а вовсе не тот факт, что бюрократия узурпировала командование хозяйством. Наоборот, бюрократизм, как система, стал худшим тормозом технического и культурного развития страны. Этот факт маскировался до известного времени тем, что советское хозяйство занималось в течение двух десятилетий перенесением и усвоением техники и организации производства передовых капиталистических стран. Период заимствований и подражаний так или иначе уживался еще с бюрократическим автоматизмом, т. е. удушением инициативы и творчества. Но чем выше поднималось хозяйство, чем сложнее становились его требования, тем более невыносимым препятствием становился бюрократический режим. Постоянно обостряющееся противоречие между ними приводит к непрерывным политическим конвульсиям, к систематическому истреблению наиболее выдающихся творческих элементов во всех областях деятельности. Таким образом, прежде чем бюрократия могла успеть выделить из себя "господствующий класс", она пришла в непримиримое противоречие с потребностями развития. Объясняется это именно тем, что бюрократия является не носительницей новой, ей свойственной, без нее невозможной системы хозяйства, а паразитическим наростом на рабочем государстве.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 163; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!