РАЗЛИЧИЕ РОЛЕЙ БУРЖУАЗНОГО И РАБОЧЕГО ГОСУДАРСТВА 5 страница
Подлинные пролетарские революционеры в СССР силу свою почерпали не столько в аппарате, сколько в активности революционных масс. В частности, Красную армию создавали не "аппаратчики" (в самые критические годы аппарат был еще очень слаб), а кадры героических рабочих, которые, под руководством большевиков, сплачивали вокруг себя молодых крестьян и вели их в бой. Упадок революционного движения, усталость, поражения в Европе и Азии, разочарование в рабочих массах должны были неизбежно и непосредственно ослабить позиции революционных интернационалистов, и наоборот, усилить позиции национально-консервативной бюрократии. Открывается новая глава в революции. Вожди предшествующего периода попадают в оппозицию. Наоборот, консервативные политики аппарата, игравшие в революции второстепенную роль, выдвигаются торжествующей бюрократией на передний план.
Что касается военного аппарата, то он был частью всего бюрократического аппарата и по своим качествам не отличался от него. Достаточно сказать, что в годы гражданской войны Красная армия поглотила десятки тысяч бывших царских офицеров. 13 марта 1919 г. Ленин говорил на митинге в Петрограде: "Когда мне недавно тов. Троцкий сообщил, что у нас в военном ведомстве число офицеров составляет несколько десятков тысяч, тогда я получил конкретное представление, в чем заключается секрет использования нашего врага: как заставить строить коммунизм тех, кто являлся его противниками, строить коммунизм из кирпичей, которые подобраны капиталистами против нас! Других кирпичей нам не дано!" (Сочинения Ленина, т. XXIV, русское издание 1932 года, стенографический отчет, стр. 65). Эти офицерские и чиновничьи кадры выполняли в первые годы свою работу под непосредственным давлением и надзором передовых рабочих. В огне жестокой борьбы не могло быть и речи о привилегированном положении офицерства: самое это слово исчезло из словаря. Но после одержанных побед и перехода на мирное положение как раз военный аппарат стремился стать наиболее влиятельной и привилегированной частью всего бюрократического аппарата. Опереться на офицерство для захвата власти мог бы только тот, кто готов был идти навстречу кастовым вожделениям офицерства, т.-е. обеспечить ему высокое положение, ввести чины, ордена, словом, сразу и одним ударом сделать то, что сталинская бюрократия постепенно делала в течение последующих 10-12 лет. Нет никакого сомнения, что произвести военный переворот против фракции Зиновьева, Каменева, Сталина и проч., не составляло бы в те дни никакого труда и даже не стоило бы пролития крови; но результатом такого переворота явился бы ускоренный темп той самой бюрократизации и бонапартизма, против которых левая оппозиция выступила на борьбу.
|
|
|
Задача большевиков-ленинцев по самому существу своему состояла не в том, чтоб опереться на военную бюрократию против партийной, а в том, чтобы опереться на пролетарский авангард и через него - на народные массы и обуздать бюрократию в целом, очистить ее от чуждых элементов, обеспечить над нею бдительный контроль трудящихся и перевести ее политику на рельсы революционного интернационализма. Но так как за годы гражданской войны, голода и эпидемий, живой источник революционной массовой силы иссяк, а бюрократия страшно выросла в числе и в наглости, то пролетарские революционеры оказались слабейшей стороной. Под знаменем большевиков-ленинцев собрались, правда, десятки тысяч лучших революционных борцов, в том числе и военных. Передовые рабочие относились к оппозиции с симпатией. Но симпатия эта оставалась пассивной; веры в то, что при помощи борьбы можно серьезно изменить положение, у масс уже не было. Между тем бюрократия твердила: "Оппозиция хочет международной революции и собирается втянуть нас в революционную войну. Довольно нам потрясений и бедствий. Мы заслужили право отдохнуть. Да и не надо нам больше никаких "перманентных революций". Мы сами у себя создадим социалистическое общество. Рабочие и крестьяне, положитесь на нас, ваших вождей!". Эта национально-консервативная агитация, сопровождавшаяся, к слову сказать, бешеной, подчас совершенно реакционной клеветой против интернационалистов, тесно сплачивала бюрократию, и военную и штатскую, и находила несомненный отклик у усталых и отсталых рабочих и крестьянских масс. Так большевистский авангард оказался изолированным и по частям разбит. В этом весь секрет победы термидорианской бюрократии.
|
|
|
|
|
|
Разговоры о каких-то необыкновенных тактических или организационных качествах Сталина представляют собою миф, сознательно созданный бюрократией СССР и Коминтерна и подхваченный левыми буржуазными интеллигентами, которые, несмотря на свой индивидуализм, охотно склоняются перед успехом. Эти господа не узнали и не признали Ленина, когда тот, травимый международной сволочью, готовил революцию. Зато они "признали" Сталина, когда такое признание не приносит ничего, кроме удовольствия, а подчас и прямую выгоду.
Инициатива борьбы против левой оппозиции принадлежала собственно не Сталину, а Зиновьеву. Сталин сперва колебался и выжидал. Было бы ошибкой думать, что Сталин с самого начала наметил какой-либо стратегический план. Он нащупывал почву. Несомненно, что революционная марксистская опека тяготила его. Он фактически искал более простой, более национальной, более "надежной" политики. Успех, который на него обрушился, был неожиданностью прежде всего для него самого. Это был успех нового правящего слоя, революционной аристократии, которая стремилась освободиться от контроля масс и которой нужен был крепкий и надежный третейский судья в ее внутренних делах. Сталин, второстепенная фигура пролетарской революции, обнаружил себя как бесспорный вождь термидорианской бюрократии, как первый в ее среде - не более того*1.
/*1 Говорить о Сталине, как о марксистском "теоретике", могут лишь прямые лакеи. Его книга "Вопросы ленинизма" представляет эклектическую компиляцию, полную ученических ошибок. Но национальная бюрократия побеждала марксистскую оппозицию своим социальным весом, а вовсе не "теорией".
|
|
|
Итальянский фашистский или полуфашистский писатель Малапарте выпустил книжку "Техника государственного переворота", в которой он развивает ту мысль, что "революционная тактика Троцкого", в противоположность стратегии Ленина, может обеспечить победу в любой стране и при любых условиях. Трудно придумать более нелепую теорию! Между тем те мудрецы, которые задним числом обвиняют нас в том, что мы, вследствие нерешительности, упустили власть, становятся по существу дела на точку зрения Малапарте: они думают, что есть какие то особые технические "секреты", при помощи которых можно завоевать или удержать революционную власть, независимо от действия величайших объективных факторов: побед или поражений революции на Западе и Востоке, подъема или упадка массового движения в стране и пр. Власть не есть приз, который достается более "ловкому". Власть есть отношение между людьми, в последнем счете - между классами. Правильное руководство, как уже сказано, является важным рычагом успехов. Но это вовсе не значит, что руководство может обеспечить победу при всяких условиях. Решают в конце концов борьба классов и те внутренние сдвиги, которые происходят внутри борющихся масс.
Но вопрос о том, как сложился бы ход борьбы, если б Ленин остался жив, нельзя, конечно, ответить с математической точностью. Что Ленин был непримиримым противником жадной консервативной бюрократии и политики Сталина, все более связывавшего с нею свою судьбу, видно с неоспоримостью из целого ряда писем, статей и предложений Ленина за последний период его жизни, в частности, из его "Завещания", в котором он рекомендовал снять Сталина с поста генерального секретаря, наконец, из его последнего письма, в котором он прерывал со Сталиным "все личные и товарищеские отношения". В период между двумя приступами болезни Ленин предложил мне создать с ним вместе фракцию для борьбы против бюрократии и ее главного штаба, Оргбюро ЦК, где руководил Сталин. К XII-му съезду партии Ленин, по его собственному выражению, готовил "бомбу" против Сталина. Обо всем этом рассказано - на основании точных и бесспорных документов - в моей автобиографии и в отдельной работе "Завещание Ленина". Подготовительные меры Ленина показывают, что он считал предстоящую борьбу очень трудной; не потому, конечно, что он боялся Сталина лично, как противника (об этом смешно и говорить), а потому, что за спиною Сталина ясно различал сплетение кровных интересов могущественного слоя правящей бюрократии. Уже при жизни Ленина Сталин вел против него подкоп, осторожно распространяя через своих агентов слух, что Ленин - умственный инвалид, не разбирается в положении, и проч., словом, пускал в оборот ту самую легенду, которая стала ныне неофициальной версией Коминтерна для объяснения резкой враждебности между Лениным и Сталиным за последние год-полтора жизни Ленина. На самом деле, все те статьи и письма, которые Ленин продиктовал уже в качестве больного, представляют, пожалуй, самые зрелые продукты его мысли. Проницательности этого "инвалида" хватило бы с избытком на дюжину Сталиных.
Можно с уверенностью сказать, что, если бы Ленин прожил дольше, напор бюрократического всемогущества совершался бы, - по крайней мере в первые годы, - более медленно. Но уже в 1926 году Крупская говорила в кругу левых оппозиционеров: "Если бы Ильич был жив, он наверное уже сидел бы в тюрьме". Опасения и тревожные предвидения Ленина были тогда еще свежи в ее памяти, и она вовсе не делала себе иллюзий насчет личного всемогущества Ленина, понимая, с его собственных слов, зависимость самого лучшего рулевого от попутных или встречных ветров и течений.
Значит, победа Сталина была неотвратима? Значит, борьба левой оппозиции (большевиков-ленинцев) была безнадежна? Такая постановка вопроса абстрактна, схематична, фаталистична. Ход борьбы показал несомненно, что одержать полную победу в СССР, т.-е. завоевать власть и выжечь язву бюрократизма, большевики-ленинцы не смогли и не смогут без поддержки мировой революции. Но это вовсе не значит, что их борьба прошла бесследно. Без смелой критики оппозиции и без страха бюрократии перед оппозицией курс Сталина-Бухарина на кулака неизбежно привел бы к возрождению капитализма. Под кнутом оппозиции бюрократия оказывалась вынужденной делать важные заимствования из нашей платформы. Спасти советский режим от процессов перерождения и от безобразий личного режима ленинцы не смогли. Но они спасли его от полного крушения, преградив дорогу капиталистической реставрации. Прогрессивные реформы бюрократии явились побочным продуктом революционной борьбы оппозиции. Это для нас слишком недостаточно. Но это - кое-что.
На арене мирового рабочего движения, от которого советская бюрократия зависит лишь косвенно, дело обстояло еще неизмеримо более неблагоприятно, чем в СССР. Через посредство Коминтерна сталинизм стал худшим тормозом мировой революции. Без Сталина не было бы Гитлера. Сейчас во Франции сталинизм через политику прострации, которая называется политикой "народного фронта", подготовляет новое поражение пролетариата. Но и здесь борьба левой оппозиции отнюдь не осталась бесплодной. Во всем мире растут и множатся кадры подлинных пролетарских революционеров, настоящих большевиков, которые примкнули не к советской бюрократии, чтоб пользоваться ее авторитетом и ее кассой, а к программе Ленина и к знамени Октябрьской революции. Под поистине чудовищными, небывалыми еще в истории преследованиями соединенных сил империализма, реформизма и сталинизма, большевики-ленинцы растут, крепнут и все более завоевывают доверие передовых рабочих. Безошибочным симптомом происшедшего перелома является, например, великолепная эволюция парижской социалистической молодежи. Мировая революция пойдет под знаменем Четвертого Интернационала. Первые же ее успехи не оставят камня на камне от всемогущества сталинской клики, ее легенд, ее клевет и ее дутых репутаций. Советская республика, как и мировой пролетарский авангард окончательно освободятся от бюрократического спрута. Историческое крушение сталинизма предопределено, и оно явится заслуженной карой за его бесчисленные преступления перед мировым рабочим классом. Другой мести мы не хотим и не ждем!
Л. Троцкий.
12-го ноября 1935 г.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 46.
Л. Троцкий.
ЛИКВИДАЦИОННЫЙ КОНГРЕСС III ИНТЕРНАЦИОНАЛА
Седьмой Конгресс Коминтерна, еще не закончивший своих работ в часы, когда пишутся эти строки, раньше или позже войдет в историю под именем ликвидационного конгресса. Если не все его участники сознают сегодня этот факт, то все они - с тем обязательным единодушием, которое вообще отличает Третий Интернационал за последние годы - занимаются практической ликвидацией заложенных Лениным программных принципов и тактических методов и подготовляют полное упразднение Коминтерна, как самостоятельной организации.
Третий Интернационал возник непосредственно из империалистической войны. Правда, еще задолго до нее в недрах Второго Интернационала боролись далеко расходящиеся тенденции; но и самая левая из них, представлявшаяся Лениным, была далека от мысли, что революционное объединение мирового рабочего класса придется создавать путем полного разрыва с социал-демократией. Оппортунистическое перерождение рабочих партий, тесно связанное с периодом капиталистического расцвета конца прошлого и начала нынешнего века, раскрылось полностью лишь в тот момент, когда война ребром поставила вопрос: с национальной буржуазией или против нее? Политическое развитие сделало в августе 1914 года резкий скачок: говоря словами Гегеля, накопившиеся количественные изменения сразу приняли качественный характер. До какой степени крутой патриотический поворот секций Интернационала казался на первых порах неожиданным, ярче всего, пожалуй, видно на примере Ленина. Ему не раз приходилось в предшествующие годы критиковать германскую социал-демократию; но он неизменно считал ее своей партией. И когда он получил в Швейцарии свежий номер "Форвертса", возвещавший о том, что социал-демократическая фракция Рейхстага голосовала Вильгельму Гогенцоллерну кредиты на войну, он с полной уверенностью заявил в кругу друзей, что этот номер сфабрикован германским штабом для демонстрации мнимого единодушия немецкого народа и устрашения врагов. Тем более решительные и категорические выводы сделал Ленин из катастрофы, когда для утешительных иллюзий уже не оставалось больше места. Социал-демократический Интернационал разбит, отдельные его секции находятся на политической службе у национальных штабов, нужно строить новый интернационал, - такова была программа Ленина уже с первых дней войны. Отныне парламентские и тред-юнионистские вожди рабочих организаций являлись в его глазах только агентами воинствующего империализма в рабочем классе. Разрыв с ними он провозгласил первым условием дальнейшей революционной работы. Новый интернационал, очищенный от оппортунизма, должен стать организацией гражданской войны против империализма. Ленин отказался от самого имени социал-демократии, объявив его грязной рубахой, которую надо сменить на чистую.
Пересматривая в свете нового опыта теоретические основы реформизма, Ленин прежде всего выделил учение о государстве. Вожди Второго Интернационала считали, что демократическое государство есть независимое учреждение, возвышающееся над классами и, следовательно, способное служить разным, даже противоположным, историческим целям. Задача состояла для них в том, чтоб постепенно, шаг за шагом, наполнить "чистую" демократию новым экономическим содержанием. Жорес, наиболее вдохновенный представитель реформизма, проповедовал: "Надо социализировать республику". Идеализация демократии вела неизбежно к идеализации демократических партий буржуазии. Сотрудничество с ними представлялось необходимым условием систематического "прогресса". Если в Германии, с ее бурным экономическим и запоздалым политическим развитием, демократические партии отцвели не успевши расцвесть, то в консервативной Франции, с ее более устойчивыми промежуточными классами и с традициями Великой Революции, партия радикалов продолжала занимать виднейшее, на поверхностный взгляд, даже решающее место в политической жизни республики. Теория чистой демократии, как арены непрерывного прогресса, вела во Франции непосредственно к блоку социалистов с радикалами. Этот вопрос стал на десятилетия пробным камнем рабочего движения. Жорес стоял за союз всех "честных республиканцев" для борьбы с "реакцией". Гэд, наоборот, отстаивал классовую борьбу против всех партий буржуазии, в том числе и против ее вероломного радикального крыла. Этот антагонизм принимал периодами очень острый характер, но в конце концов он, по своим практическим выводам, не выходил за рамки буржуазной демократии. Несмотря на все свои теоретически непримиримые формулы, Гэд встал в 1914 году на защиту Третьей республики от "прусского милитаризма" и неожиданно для других, пожалуй, и для себя, оказался министром национальной обороны. В глазах Ленина вчерашний соратник, отчасти учитель, стал таким же изменником интернационализму, как и пресловутый Шейдеман.
Главные удары теоретической критики Ленина направились отныне против теории чистой демократии. В своем новаторстве он выступал как реставратор: он очищал от примесей и фальсификаций и восстановлял во всей теоретической непримиримости учение Маркса и Энгельса о государстве, как орудии классового угнетения. Мифу чистой демократии он противопоставил реальность буржуазной демократии, выросшей на основах частной собственности и превратившейся ходом развития в орудие империализма. Классовое строение государства, подчиненное классовому строению общества, исключало, по Ленину, для пролетариата возможность овладения властью в рамках демократии и ее методами. Нельзя вооруженного до зубов противника победить теми приемами, которые диктует сам противник, если к тому же он сам остается верховным арбитром борьбы. Наступление социалистического пролетариата должно неизбежно привести к революционному или контрреволюционному взрыву демократии. Как только борьба от второстепенных парламентских реформ перейдет к основному вопросу о капиталистической собственности, все партии буржуазии, в том числе и самые "левые", неизбежно примкнут к наиболее могущественному ядру господствующего класса, т.-е. к финансовому капиталу. Перспектива мирного прогресса или демократической социализации раскрывается с этой точки зрения, как простая утопия. Борьба пролетариата за власть должна неизбежно принять революционный характер. Подготовка же к революции требует своевременного разрыва не только с буржуазными радикалами, но, как мы уже знаем, и с демократическими реформистами в самом рабочем классе.
Было бы в корне неправильно делать из сказанного тот вывод, что Ленин игнорировал мелкую буржуазию, в частности, крестьянство, как политический фактор. Наоборот, способность рабочей партии повести за собою мелкобуржуазные массы города и деревни он считал необходимым условием революционной победы. Притом не только для России и стран колониального Востока, но, в значительной мере, и для высоко развитых метрополий капитализма. Однако, в так называемых средних классах он строго различал экономически привилегированные верхи и угнетенные низы, - клики парламентских дельцов и их избирательное стадо. Для осуществления боевого союза пролетариата с мелкой буржуазией он считал необходимым, во-первых, очистить рабочие ряды от реформистов, во-вторых - освободить мелкий люд города и деревни от влияния буржуазной демократии. Парламентская коалиция социал-демократии с буржуазными демократами означала, для Ленина, топтание на месте и, тем самым, подготовку наиболее реакционной диктатуры финансового капитала. Союз пролетариата и мелкой буржуазии предполагает руководство революционной партии, которое может быть завоевано лишь в непримиримой борьбе с историческими партиями средних классов.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 163; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!