После чего бывать на Молитовской улице я перестал.



-- Римскому Колизею две тысячи лет... и до сих пор стоит, -- сказала Лариса Фёдоровна на последнем в учебном году заседании литературного кружка. -- А построенный во второй половине семнадцатого века деревянный дворец царя Алексея Михайловича, который современники называли чудом света, не прожил и сотни лет... Не за горами время, когда на месте нынешней деревянной Молитовки возникнут городские кварталы из бетона и стекла, а бревенчатая материальная культура исчезнет... Но вместе с ней исчезнут и быт, и человеческие отношения, и тот дух, которые она питала... Как сохранить для потомков земли родной минувшую судьбу?.. Почему бы на каникулах вам не попробовать написать рассказы на тему: «Дом, в котором я живу»?.. Осенью почитаем.

Члены литературного кружка начали горячо обсуждать предложение Ларисы Фёдоровны, а я подумал: о каком доме писать мне? О сталинградском, что был разрушен фашистским нашествием? О пещере Разгуляевского оврага, в которой мы жили при немцах? О сарае Анны Семёновны, в котором вместе с матерью и братом я дожил до освобождения? О полуразрушенном бараке в той же Разгуляевке, куда мы переселились из сарая? Или о доме деда?.. В мои четырнадцать лет проходная Молитовской электроподстанции стала моим шестым по счёту домом. Да и какой это дом?.. И я выбросил идею Ларисы Фёдоровны из головы. Тем более, что был уверен, что пришёл на литературный кружок в последний раз, поскольку по окончании седьмого класса собрался поступать в железнодорожный техникум.

Намерение моё не было случайным. После того, как я прошел «Курс юного железнодорожника», по представлению железнодорожного майора Покровского, проводившего с нами теоретические занятия, приказом начальника Горьковской детской железной дороги я был назначен начальником Службы пути ДЖД. Хозяйство у службы было нешуточным: около десяти километров основной дороги от станции «Родина» в Ленгородке до станции «Счастливая» на автозаводе плюс пристанционные пути и два железнодорожных переезда – в Ленгородке и возле станции «Маяковская». Движение на «детке» начиналось 1-го мая, и в последнюю неделю апреля на узкоколейных путях дороги кипела настоящая работа. Вместе со взрослыми рабочими школьники пятого-седьмого классов меняли шпалы, подсыпали песок, укрепляли разболтанные костыли, налаживали стрелочные механизмы, обновляли дорожные знаки. После чего приёмная комиссия во главе с Покровским проезжала от «Родины» до «Счастливой» на дрезине, останавливаясь на поворотах дороги и промеряя уклоны и колею рельсомером. Ну, а первомайский поезд -- с мальчишками-машинистами, девчонками-дежурными по станциям и путейцами в пионерских галстуках с сигнальными флажками в руках, стоявшими вдоль всего железнодорожного полотна -- превращался в общегородской пионерский праздник. И почему бы мне не «пойти по шпалам» и дальше?..

В тот день, когда я сдал последний экзамен за седьмой класс, в проходной Молитовской электроподстанции появились классный руководитель седьмого «б» Валентина Петровна Нижегородцева и заместитель начальника Горьковской детской железной дороги Покровский. Усаживая гостей, мать и тётка засуетились, а я понял, что мне надо пойти погулять.

-- И погуляй как следует, -- напутствовал меня Покровский. – Разговор с твоей мамой у нас будет серьёзный.

Когда я вернулся, гостей в проходной уже не было. А мать сказала:

-- Говорят, техникум от тебя никуда не уйдет... закончи сначала десятилетку.

Глава двадцать первая

Адик Фейгельман и другие

В тот год в нашей школе появились лица, коих я раньше не видел. Именно в 8-м «б» я впервые обратил внимание на то, что в Молитовке и вокруг неё живут не только русские, но и люди иных национальностей, говорящие, вроде бы, на том же русском языке и существующие в том же болотистом нижегородском пространстве, но стойко сохраняющие свою особость.

Через двор от дома моего деда жила многодетная татарская семья, державшая лошадей. И вся Молитовка знала, что держат они их не столько для работы, сколько потому, что татары не едят свинину, а говядине предпочитают конину. Оставляя обувь у порога, даже в зимние холода дома татары ходили в чистых носках по чистому полу. К этому для меня и сводились национальные особенности татарских соседей. «У татар другая вера, – изрекла однажды за стенкой тётя Шура. – Как привыкли, так и живут. Но ничего дурного они не делают. А чистоте в татарских домах могли бы и русские бабы поучиться».

Ничего не изменило в моём тогдашнем понимании межнациональных отошений и моё случайное знакомство с Адиком Фейгельманом. Я стоял в очереди за билетом на какой-то кинофильм. А когда добрался в давке до кассового окошка и достал из кармана деньги, чужие пальцы выхватили дензнаки из моей руки. Развернувшись, я успел схватить грабителя за плечо, но получил от него по физиономии. При тусклом свете лампочки, торчавшей под лестницей Клуба Луначарского, удары посыпались на меня с двух сторон. И неизвестно, чем бы драка закончилась, если бы, рванувшись из хвоста очереди, мне не помог Фейгельман. Вернуть деньги не удалось, но юные грабители сбежали, а Адик купил мне билет на свои. Он учился тогда в седьмом «а» и до происшествия в клубе я видел его лишь пару раз на совместных с этим классом занятиях по физкультуре, проводившихся в школьном спортзале.

Не обратить на Адика внимания было невозможно: если большинство учеников, я в том числе, поднимались по гимнастическому шесту или канату с помощью и рук, и ног, Фейгельман использовал только руки, ноги же держал углом перед собой. Подобная спортивная форма была тогда мечтой многих мальчишек. По окончании киносеанса мы зашли к Адику домой, благо жил он неподалёку. В приземистой пристройке к старому дому , стоявшему рядом с краснокирпичными «коморками», построенными одновременно с Молитовской льнопрядилкой и считавшимися в округе рассадником хулиганства. «Тут каждый день из рук выхватывают», -- объяснил по дороге Адик.

Мать Адика, полная еврейка с невесёлыми проницательными глазами, напоила нас чаем, и я узнал, что Фейгельманы сбежали в самом начале войны из Минска за день до падения города и что отец Адика погиб на фронте. После окончания войны осиротевшая семья оказалась в городе Горьком, где в поисках «хорошей школы» сменила три адреса.

-- Только лентяй он у меня... – со вздохом сказала мать Адика, -- не хочет как следует учиться. Говорит, на завод пойдет... рабочим.

-- Не всем же быть начальниками, – ответил сын.

Провожая меня, Адик показал мне турник, сооруженный им во дворе дома. К турнику были подвешены мешок с песком для отработки силы и точности боксёрского удара и кусок гимнастического каната – точно такого, по какому мы лазили в школьном спортзале.

-- Мне драться приходилось... на каждом новом месте, – объяснил Адик. -- Пришлось заняться собой.

По окончании седьмого класса Адик Фейгельман вместе с матерью вернулся в Минск, а в восьмым «б» за партами появились Гильденбург и Бунимович, а за учительским столом историк Капелович -- моложавый мужчина с высоким лбом, коротко остриженными курчавыми волосами и орлиным носом, носивший военный китель без погон и знаков отличия, но с начищенными до блеска латунными пуговицами. Чёрные гражданские брюки Капеловича были всегда отутюжены, а из-под стоячего воротника кителя выглядывал свежий белый подворотничок. Внешний вид учителя истории по тем временам был более чем достойным, но до какой же степени он не любил наш класс!

Историю СССР Капелович излагал не по учебнику, а по сталинскому «Краткому курсу истории ВКП/б/». И если кто-либо из учеников, отвечая Капеловичу, не мог повторить сталинских формулировок слово в слово – особенно выводов, которыми заканчивалась каждая глава «Краткого курса», получал тут же двойку. Излагая новый материал, орлиным взором своим Капелович смотрел поверх наших голов и, похоже, чувствовал себя стоящим на высокой партийной трибуне перед какой-то другой, более цивилизованной и вразумительной, аудиторией, находившейся за пределами класса. За что вскоре и получил кличку «орёл талмуда», хотя никто из моих одноклассников не смог бы тогда объяснить, что такое талмуд.

Лишь двое из почти сорока учеников класса имели негласную привилегию перебивать выступления нашего историка своими вопросами. Этими двоими были Володя Гильденбург и Руфик Бунимович, появившиеся в классе одновременно с Капеловичем.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 202; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!