А когда тот показывался на кухне, распрашивала про житьё-бытьё в интернате, угощала чаем с карамельками и старалась всячески приветить.



По вечерам же, слушая на кухне радио или читая «Правду», которую она покупала по дороге с работы, тётка делилась своими политическими взглядами:

Правильно Сталин делает, что цены снижает... на продукты питания и промышленные товары первой необходимости... Жить трудовому человеку от этого будет легче, а значит, отдачи на производстве от него будет больше... Да и начальники, я смотрю, по-другому стали к людям относиться. Вот и нас без крыши над головой не оставили. И опять правильно: мы с твоей матерью – тоже трудящиеся... А на автозаводе меня в очередь на комнату определили... за выездом... Глядишь, со временем и получу.

Мать же не могла нарадоваться тому, что от дома до работы ей лишь два шага: спустилась с одного крыльца, поднялась на другое, прошла через вертушку мимо тёти Дуси – и на работе.

Возвращаясь из ленгородковской бани, она теперь говорила:

-- Бабы-то... поправляться снова начали... глаже становятся... не как в войну. В бане это куда как заметно.

Первое время после переселения на электроподстанцию я бегал в Молитовку едва ли не каждый день. И стоило мне переступить порог Юркиного дома, как его мать начинала кричать:

-- И наша халупа скоро развалится!.. А ваш отец только и знает, что футбол слушать да в молчанку играть!

-- Уж лучше в молчанку... чем на всю улицу, -- защищал Юрка своего отца.

-- И ты туда же! Все вы, мужики, одинаковые... слова вам не скажи!.. И зачем вы только нужны?

Когда мы с Юркой выходили из его сеней, на противоположной стороне улицы я видел развалины дедова дома. А в Юркин и мой затылки летели слова Юркиной матери:

-- Крыша вот обвалится, как у Зубковых, тогда будете знать!

Летом Юдин-старший занялся ремонтом крыши своего дома. Юрка отцу помогал.

Женские туфли перестали быть редкостью. Теперь они продавались в коммерческих магазинах. И потому отец Вовки-«барана» стучал молотком всё реже, а пил чаще, чем раньше. Когда же бывал трезв, философствовал о возвращении в родную деревню:

-- В городе людей так много, что никто никому не нужен. А в деревне каждый в цене... и живут там душа в душу.

-- Жили, -- возражала Вовкина мать, -- а как сейчас, ты и не знаешь.

-- Как это не знаю?.. Прошлым летом был.

-- Чего ты был-то?.. Неделю у родителей погостил?..

-- А дел сейчас в деревне... невпроворот.

-- Каких ещё дел?.. Грязь да навоз месить?! – уже кричала Вовкина мать, сверкая своими красивыми косыми глазами. – А о мальчишках наших ты подумал?.. Где они там учиться-то будут?.. Пристройкой бы лучше занялся!.. Да и толь на крыше пора сменить. Ждешь, когда рухнем как Зубковы?..

После двухнедельного майского запоя Пермяков-старший начал рыть яму под фундамент пристройки. Напару с Вовкой.

Получив участок земли на песчаном пустыре за школой, начали строиться и Курицыны. Перво-наперво участок был огорожен забором, за которым появились утеплённый сарай и свинарник. Семья зажила на два дома, расположенных на значительном расстоянии один от другого. Забот у «курицы» прибавилось, и как-то незаметно встречаться с ним я перестал.

Многое менялось вокруг. И я чувствовал, как отдаляются от меня мои молитовские друзья. Или это я от них отдалялся? В любом случае мне от этого было грустно.

Последний раз в пристройке Курицыных на улице Молитовской я был в июне, когда и Коля, и я сдавали экзамены за седьмой класс. Пришёл я по Колиной просьбе: порешать с ним задачи по математике и физике. Коля уже знал, что экзамены эти будут для него последними – дальше ФЗУ и работа на льнопрядилке. А потому не больно-то и старался что-то решать. Так что зря я к нему приходил.

Выйдя из пристройки, по привычке я бросил взгляд на то место, где находился дом моего деда, а с некоторых пор уродливо торчали его развалины – и не увидел ни дома, ни развалин. Над чистой, выровненной и присыпанной песком площадкой на углу Полюсной и Молитовской возвышалась лишь русская печь. Оголенным видом своим она подчеркивала своё самостоятельное значение, не зависимое от наличия крыши и бревенчатых стен. Пригодные для повторного использования кирпичи и брёвна, извлечённые из разобранных развалин, были аккуратно сложены на зеленой лужайке тёти Шуриного двора. Отдельно лежал свежий лес. Это означало, что на месте разрушенного Зубковского тётя Шура начала сооружать своё собственное гнездо.

И я невольно подумал: может быть, мать моя была не так уж и неправа, когда утверждала, что в тот злополучный апрельский день, когда дедов дом прекратил своё существование, водитель грузовика подрубил подпорку покосившейся стены не случайно, а по договорённости с тётей Шурой?


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 163; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!