Объявление: на правах социальной рекламы 15 страница



– Да, конечно. Здорово. Так и сделаем, – пролепетала я, думая, что ничего хуже ей просто не могло прийти в голову, и норовя проскочить мимо нее в спальню. Но она схватила меня за руки, остановила и присмотрелась ко мне, нахмурившись.

– Джо, что у тебя с лицом?

– Э… – Я изобразила смущение. – Да вот, отключилась.

– Отключилась?

– Да это ерунда, Сара.

Я попыталась высвободиться, но сестрица оказалась куда сильнее, чем могла показаться с виду.

– Ни черта себе, ерунда! Да у тебя вид до смерти перепуганный. Это тот малый, да? Который из фургона?

Теперь она выглядела по‑настоящему разгневанной.

– Проклятье, я звоню в полицию. Прямо сейчас!

– Нет! Нет, послушай, не надо ничего такого…

Ситуация все больше осложнялась. Вырваться мне, правда, наконец удалось, но Сара бросилась к телефону. Я вырвала его у нее и шарахнула им об стол.

– Сара! В конце концов, это мое дело! И потом, тот малый в фургоне, он коп.

Она уставилась на меня в изумлении.

– Он кто?

– Коп. – Мне трудно было справляться с дыханием, мною овладевала паника. – Пару месяцев назад у меня возникли кое‑какие сложности в Лас‑Вегасе. Но это временно.

– О господи, что ты натворила? Убила кого‑нибудь?

– Я что, по‑твоему, похожа на убийцу? Ты моя сестра! Ты должна мне верить!

Ее вопрос, кстати, так и остался без ответа, но мне удалось нажать на верные кнопочки.

– Что ты, Джо!

Сара беспомощно всплеснула ухоженными руками.

– Все хорошо! Прекрасно! Я тебе верю. Но зачем он за тобой таскается?

– Он вообразил, будто мне что‑то известно о преступлении, произошедшем там как раз в то время, когда черт занес туда и меня. Предваряя твой вопрос, сразу скажу – нет. Не знаю.

Она открыла рот, чтобы выдать следующий вопрос, но тут я сумела‑таки найти предлог, чтобы смыться.

– Извини. Мне в туалет надо.

Признавая, что с переполненным мочевым пузырем не поспоришь, она меня отпустила. Я метнулась через открытую дверь в гостиную, стремясь поскорее оказаться в личном пространстве, и тут… зазвучал дверной звонок.

Боже мой!

– Открой! – бросила я, не останавливаясь, через плечо, вбежала в спальню, выдвинула ящик и схватила синюю стеклянную бутылку Дэвида. Сердце мое неистово колотилось, ведь я вознамерилась сыграть в очень опасную для меня игру. Смертельно опасную.

Метнувшись обратно в гостиную, я проскочила мимо Сары, еще не успевшей дойти до двери (ей потребовалось время, чтобы снять передник и поправить прическу), сдвинула стеклянную дверь и вышла в патио. Ашан оторвался от созерцания океана и повернулся ко мне. При виде бутылки в моей руке его глаза сверкнули.

– В кои‑то веки ты правильно понимаешь указания, – буркнул он. – Вызови его.

– Нет, этого ты меня сделать не заставишь, – заартачилась я.

Глаза Ашана потемнели, как грозовая туча, в которой проскакивали голубые искорки молний.

– Не заставляй меня повторять дважды.

– Ты хочешь убить его!

Ашан улыбнулся. Та еще была улыбочка.

Я зажмурилась, потом открыла глаза и произнесла:

– Дэвид, выйди из бутылки.

Прошла долгая секунда, за которую я успела подумать, что совершила ужасную ошибку и что он вообще не возвращался в бутылку, прежде чем в углу, возле меня, начала, покачиваясь, сгущаться угловатая тень. Это был не Дэвид. Это было… нечто, едва узнаваемое. Однако эта сущность откликнулась на его имя, и я явно сохраняла над ней определенный контроль.

Ашан попятился. Хищная ухмылка быстро стаяла.

– Что‑то не так? – поинтересовалась я ровным, холодным тоном. – Ты ведь хотел Дэвида. Вот он.

– Ифрит…

– О, ну какое это имеет значение. Нельзя судить о джинне по его цвету…

Я еще не успела закончить эту, надо признать, слабенькую шуточку, а ифрит, известный прежде как Дэвид, метнулся к Ашану, оплел его и начал втягивать его энергию. Ашан завопил, попятился, ударился об ограждение, пытаясь оторвать о себя ифрита (думать об этом существе как о Дэвиде я не могла) своими серебряными когтями. Ашан видоизменился, укрупнился и теперь лишь по общим очертаниям фигуры отдаленно напоминал человека. Скорее он был похож на расплывчатую серую тень, подернутую вспышками белых искр.

Оба они просочились сквозь ограждение и, переплетенные, перекрученные, свалились вниз. Две уродливые, угловатые конечности ифрита погрузились Ашану в грудь, и серебристая субстанция спиральным потоком устремилась по этим угольно‑черным сверкающим рукам, исчезая в бездонном черном провале, который и ртом‑то назвать нельзя, посреди этой мрачной тени.

Ему было больно… Не Ашану, плевать я хотела на Ашана, а Дэвиду: его боль передалась мне, да с такой силой, что я пошатнулась, ухватилась за ограждение и издала крик. Связь между нами восстановилась, но, боже мой, что это было за ощущение. Словно мне в желудок влили галлон извести! Вцепившись в перила, я смотрела вниз, на противников, которые, свалившись на парковочную площадку, покатились по ней, как незадолго до того Рэйчел, разрывая друг друга когтями, словно сцепившиеся тигры.

А потом, когда казалось, что непереносимая боль заставит меня упасть на колени, все прекратилось. Накатило облегчение, ошеломляющее чувство покоя, и на моих глазах ифрит трансформировался.

Изменился.

Обрел цвет, очертания и форму.

Дэвид стоял, скорчившись над распростертым Ашаном, погрузив по запястья руки в его грудь. Одет он был в одни только джинсы, и обнаженный торс поблескивал, возможно, от пота. Его плечи вздымались и опадали, хотя дышать, если только он не вернулся полностью в человеческий облик, у него не было необходимости.

Он вырвал из груди Ашана запятнанные серебристой субстанцией руки. Ашан лежал неподвижно, уставившись в темнеющее, усыпанное разбросанными облаками небо.

Между двумя тучами проскочила молния: жаркая, белая вспышка, которую я ощутила всеми нервными окончаниями. Гром, прокатившийся по небу, отдался в моей груди, как, впрочем, и на площадке, где у многих машин сработала сигнализация.

Дэвид поднял на меня полыхавшие раскаленной бронзой глаза. Чужие. Знакомые. Пугающие.

Оторвавшись от Ашана, он с трудом выпрямился и тут же привалился к подвернувшемуся «Фольксвагену»‑«жуку». Сигнализация машины тут же умолкла: он рассеянно отключил ее, легонько постучав пальцами по капоту, потом, с видимым усилием, взял себя в руки и облачился в сформировавшуюся из уплотнившегося воздуха синюю рубашку: правда, до того, чтобы ее еще и застегнуть, у него руки не дошли. А возможно, на это просто не хватило сил. Выглядел он крайне слабым.

– Дэвид, – прошептала я. Руки мои вцепились в ограду с такой силой, что для их разъединения, пожалуй, могло потребоваться хирургическое вмешательство.

Он снова поднял глаза, и по его лицу промелькнула слабая, призрачная улыбка.

А потом он растворился.

Охнув, я подалась вперед, высматривая его. Но он исчез, исчез, исчез…

По мне скользнули теплые руки. Я прикусила губу, чтобы не дать пролиться подступавшим к глазам слезам, и подалась назад, в его объятия.

– Шшш, – прошептал Дэвид мне в ухо, и его дыхание пошевелило мои волосы. – Времени мало. Я не мог забрать у него достаточно энергии, чтобы сохранять это обличье: я не хочу убивать его. Даже его.

– Знаю, – откликнулась я и повернулась к нему. Он выглядел нормально. Здоровым, разумным, в полном порядке во всех смыслах слова, и тем большим мучением было для меня осознавать, что все это временно. Что для поддержания этой иллюзии нормальности ему необходимо снова, снова и снова поглощать энергию.

Я поцеловала его, крепко‑крепко, насколько хватило дыхания. Он ответил тем же, пытаясь вложить как можно больше чувств в отведенное нам столь недолгое время: моя голова покоилась в колыбели его сильных ладоней, его теплые, шелковистые губы жадно прильнули к моим. Когда мы разъединились, ощущение было такое, будто я утратила часть себя. Но я продолжала чувствовать его внутренне: связь между нами не просто восстановилась, а гудела, наполненная энергией. Но ощущала я и слабый ее отток: энергии во мне оставалось немного, и что‑то в нем откачивало ее, и она исчезала, словно в черной дыре.

– Отправь меня обратно в бутылку! – потребовал Дэвид. – Ты должна это сделать. Не мешкай!

Я кивнула. Он запустил пальцы в мои волосы и распрямил кудряшки, сделав локоны гладкими и шелковистыми, что, как он знал, мне всегда нравилось.

– Я люблю тебя, – промолвил Дэвид. Боже, как же мне было больно! Потому что я, вопреки всему, знала, что это значит.

Я произнесла нужные слова, и Дэвид исчез, втянулся в бутылку, которую я оставила, совсем о ней позабыв, на железном столике. Теперь я забрала ее, удивившись тому, что она оказалась на несколько градусов холоднее, и только после этого повернулась посмотреть, как там Ашан.

Он был жив. Более того, он уже шевелился. Перекатился и приподнялся, опираясь одной рукой о мостовую, на колени. Выглядел он так, словно из него вышибли все дерьмо, однако я была абсолютно уверена в том, что он вне себя от ярости и уже ищет возможность посчитаться. А прибегнуть к защите Дэвида я не могла. Никак не могла, пока он едва сохранял рассудок и идентичность.

Я стояла и смотрела вниз. Ашан поднялся на ноги, провел рукой по костюму, заставив исчезнуть все разрывы и пятна, и вновь оказался в безупречном одеянии от «Брукс бразерс». Ни дать ни взять менеджер по продажам, правда, с таким выражением лица ему было впору продавать только огнестрельное оружие да похоронные принадлежности.

Он стоял неподвижно, с пламенеющей угрозой во взоре, и ждал.

– Попробуй сунуться ко мне снова, – сказала я, – и все, что от тебя осталось, будет скормлено ифриту.

Ашан произнес что‑то на текучем языке джиннов, и я, хоть и не знала наречия, прекрасно поняла, что это отнюдь не комплимент.

– Я не шучу. Убирайся отсюда, Ашан, и не вздумай возвращаться. В другой раз так легко не отделаешься.

Дверь позади меня сдвинулась, и я услышала голос Сары.

– Джо? Имон пришел. Я готова подавать макароны. И, послушай насчет полиции, тебе правда надо им позвонить. Плевать, что этот малый сам коп: он не при исполнении, и то, чем он занимается, противозаконно.

Я не двинулась. Ашан, внизу, на мостовой, тоже. Мы играли с ним в гляделки добрых тридцать секунд. Ветер, трепавший мою одежду и волосы, дул сначала на запад, потом на юг. Такие неустойчивые ветры порождаются кипением эфира. Да, погода, можно сказать, сбрендила, а сейчас, надо думать, сходят с ума наблюдающие за этим Хранители. Подумав о них, я вспомнила о происшествии на мосту. Как восприняли это событие Хранители, я не знала, зато точно знала, что там погиб человек. Об этом следовало доложить.

– Джо? – озабоченно окликнула меня Сара. – Ты в порядке?

Открыв дверь пошире, она шагнула ко мне, окружив меня благоуханием туалетной воды «Булгари омниа», стоившей, если верить ее заверениям, на распродаже семьдесят пять долларов за две унции. Ветер взлохматил ее волосы, когда она хмуро воззрилась на парковочную площадку, на белый фургон, а потом с глубоким, возбужденным вздохом заявила:

– Ну конечно, он там! Все, я звоню в полицию. В конце концов, пусть они заставят его прекратить торчать под окнами и беспрерывно за нами следить.

Между тем глаза стоявшего на площадке Ашана, снова ставшие из серебристых серо‑голубыми, переместились с меня на мою сестру. Он улыбнулся. То была улыбка князя тьмы, издевательская, холодящая, устрашающая. Я почувствовала, как во мне вздымается ярость.

«Не смей, ублюдок! Не смей так смотреть на мою сестру!»

Прочел Ашан мои мысли или нет, но только он развеялся, не издав больше ни звука. Исчез, оставив лишь ощущение смутной, неопределенной угрозы. Я с шумом втянула воздух, обернулась и коснулась холодными, дрожащими пальцами гладкой кожи обнаженного плеча Сары.

– Все в порядке, – промолвила я. – Правда, теперь все в порядке. Самое время сесть за стол и спокойно пообедать.

Да. По крайней мере, это стало возможным.

 

Пока мы с Ашаном, как Джульетта и Ромео, разыгрывали убийственную «сцену на балконе», Сара преобразила стоявший в моей столовой стол, тоже, естественно, подержанный, из никчемной рухляди в нечто, походившее на образец дизайнерской мебели, приготовленный для рекламной съемки. Скатерть из небеленого полотна я узнала: она досталась мне от матушки и была настолько большущей, что ей впору было накрывать машину, но Сара эффектно дополнила ее столовой дорожкой с шелковыми кисточками, свечами и вазой, где стояли в воде свежие цветы. Посуда, вся подобранная в тон, выглядела на удивление новой. Ультрасовременная, странной формы, матово‑черная: еще вчера вечером в моем арсенале столовых принадлежностей ничего подобного не было. По правде сказать, вся моя подборка столового фарфора состояла из видавших виды тарелок и чашек «Меламак» да нескольких разрозненных экземпляров обшарпанных «Корнингуэр».

Кухня выглядела безукоризненно. Три бокала охлажденного белого вина, стоявшие возле тарелок, деликатно поблескивали в свете свечей.

Имон стоял возле стола, спиной к нам, взгляд его был обращен к экрану беззвучно работавшего (тоже, конечно, далеко не нового) телевизора: кажется, там показывали финансовые новости. Услышав, как закрылась дверь в патио, он обернулся.

Да, должна признать, выглядел он хорошо. Как и Сара, он воплощал в жизнь лозунг «одеваясь – производи впечатление», чего порой не хватало мне. На нем были брюки из плотного темного шелка и рубашка восхитительного персикового цвета, расстегнутая ровно настолько, чтобы подчеркнуть непринужденность, но без малейшего намека на столь распространенный ныне неряшливый постмодернизм в стиле «диско». Ручная работа, преподнесенная с небрежностью человека, для которого все это само собой разумеется. Высший класс, поданный естественно, без потуг.

Он протянул мне руку. Я, не задумываясь, приняла ее и вдруг увидела, что улыбка на его лице сменилась озабоченным выражением.

– Джоанн, да вы прямо ледышка, – промолвил он. – С вами все в порядке?

– Да, да, – торопливо заверила его я. – Все хорошо.

Его длинные пальцы скользнули вверх по запястью, слегка прикоснувшись к оставшемуся на моей руке с утра синяку.

– Точно? – В его голосе звучало сомнение. – Может, все‑таки стоило бы обратиться к врачу? С рукой никаких проблем?

– Со мной все в порядке, – повторила я, стараясь, чтобы это прозвучало убедительно. – Рада, что сейчас мы сядем за стол. Сара готовила этот обед… не один час.

Возможно, так оно и было. Я понятия не имела, сколько времени ушло у нее на готовку.

Имон пошел мне навстречу, позволив перевести разговор на другую тему.

– Да, аромат восхитительный. И, к слову, у вас удивительно уютная квартира.

Я бросила на сестрицу взгляд, в ответ на который она подняла брови.

– Похоже на то, сама этому удивляюсь, – промолвила я, многозначительно посмотрев на новые тарелки. Взор Имона переместился от меня к Саре, потом вернулся обратно.

– Надеюсь, вы не будете против, – промолвил он. – Сара сказала, что у вас дома не хватает предметов первой необходимости, и я проехался с ней по магазинам. Мы кое‑что прикупили.

Конечно, в моем понимании причудливые черные тарелки для фуфу, новые винные бокалы и шелковые настольные дорожки далеко не являлись предметами первой необходимости, но и отторжения они вовсе не вызывали.

– Нет, я, разумеется, не против. Но раз вы их купили, должна вернуть деньги.

Ага, и это при том, что одни только тарелки, похоже, стоили столько же, сколько вся моя коллекция обуви.

– Нет никакой надобности, – отмел он мое предложение, пожав плечами. – Так вышло, что сегодня поступил один неожиданный платеж, и я только рад тому, что, будучи приглашен на обед, внес и свою скромную лепту.

– Вообще‑то те, кого приглашают в гости, обычно приносят с собой бутылку вина, а никак не всю столовую утварь, ну да ладно: приятно для разнообразия услышать хорошую новость.

Он медленно улыбнулся.

– Не уверен, что эта новость так уж хороша для всех: деньги, попавшие в мой карман, перекочевали туда из чьего‑то другого, за чей‑то еще счет… ну да ладно. Жизнь порой совершает интересные повороты.

Взгляд его упал на бутылку Дэвида, которую я так и держала в левой руке.

– Давайте я отнесу эту вещицу на кухню.

Я непроизвольно отпрянула.

– Эту… нет, это… крем для рук.

Пожалуй, более нелепое объяснение трудно было придумать, но его предложение застало меня врасплох, а на меня и так сегодня свалилось слишком много. Но я ни в коем случае не должна была позволять Имону касаться бутылки, иначе он обрел бы власть над Дэвидом. По крайней мере, на время.

– Она пустая.

Для наглядности я перевернула емкость горлышком вниз.

– Отнесу назад и снова ее наполню.

Выпалив всю эту бессмыслицу, я проскользнула мимо него в свою спальню и постояла там, в темноте, несколько мгновений, медленно поглаживая пальцами стекло, думая о Дэвиде, о том, насколько хорошо он сейчас выглядит. Не мог ли он… исцелиться? Возможно, сейчас с ним уже все в порядке. Возможно…

«Ага, – сказала я себе, – разбежалась. Сейчас ты призовешь своего дружка‑джинна, пригласишь его к столу и объяснишь всем, что, когда ты говорила, будто твой возлюбленный музыкант на гастролях, он на самом деле прятался в твоей кладовке».

В любом случае сейчас было не время для экспериментов. Я выдвинула ящик, поцеловала стекло, засунула бутылку в футляр с прокладкой и, чуть помедлив, плотно закрыла футляр на «молнию». Все может обернуться так, что мне придется собираться в спешке, причем значение будет иметь каждая секунда. Ашан на тропе войны, и бегство в такой ситуации может быть лучшей защитой.

Поскольку Сара с Имоном выглядели сногсшибательно, я переоделась в синее платье, не слишком откровенное, но ведь предполагалось, что Имон будет смотреть не на меня, и влезла в подходившие к нему по стилю и тону лодочки от Джимми Чу. Подкрасила губы, чуть подвела брови: макияжем пришлось заняться на скорую руку, но в итоге получилось не так уж плохо. Зеркало отражало блеск моих глаз, которого недавно не было и в помине, и появившийся на щеках румянец. Ну а волосы мои были гладкими и шелковистыми благодаря прикосновениям Дэвида.

Поразмыслив секунд тридцать, я села на кровать, взяла телефон и по памяти набрала номер.

– Да, – прозвучал на том конце провода хрипловатый, с итальянской перчинкой голос: я была уверена, что он еще не взглянул на определитель номера. Потом последовала короткая, неловкая пауза, а затем его голос зазвучал куда теплее:

– Джо! Приятно узнать, что ты не забыла мой номер.

– Пол, ну разве я могла его забыть?

Откинувшись на кровати, я закинула ногу на ногу и улыбнулась: уверена, он ощутил это но моему тону.

– Я почему звоню: мне кажется, тебе не помешает узнать, что происходит с джиннами. Дела плохи, Пол. Очень плохи.

Иногда бывает полезно подсказать бывшему боссу верную мысль, особенно если у бывшего босса имеется возможность спровадить вас в специальную клинику и подвергнуть лоботомии. Насильственно. Причем не имея на то реальных причин. Я предпочитала, чтобы Пол узнал новости от меня, а не стал делать выводы на основании докладов из Флориды, которые непременно к нему поступят и в которых будет сообщаться, что вокруг меня происходят странные возмущения эфира.

Он вздохнул.

– Ну, в чем дело?

– Я своими глазами видела, как убили Хранителя.

Я медленно завернула руку в простыню.

– Пол… это было устроено джинном. Намеренно.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 136; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!