Памятник Мандельштаму в Воронеже



 

 

Есть политика бескультурья.

Притворяется мыслящим сброд,

будто прыткие бесы, колдуя,

заморачивают народ.

 

Бескультурье, ты души воруешь,

но не рано ль отчаяться нам,

если все же вернулся в Воронеж

хрупко бронзовый Мандельштам?

 

Бескультурье не дремлет, как скверна.

Лишь бы злобы он вновь не навлек,

и торчит среди пыльного сквера

неуверенный хохолок.

 

Июнь – июль 2011

 

Держитесь, песни русские

 

Вы, песни, нас жалеете,

под пули, снег и дождь,

и если обмелеете,

мы обмелеем тож.

 

«Когда поют завалинки…»

 

 

Когда поют завалинки,

ввысь уходя, в полет,

то ни одной завянинки

в глазах тех, кто поет.

 

А если песни каторжные,

то горе – не беда

тем, кто не делал катышей

из хлеба никогда.

 

И слушает вселенная,

бессильная заснуть,

любовные, военные

и с перчиком чуть‑чуть.

 

Все песни многоавторны,

А безымянных столь,

где авторы попрятаны

в их собственную боль.

 

Держитесь, песни русские.

Пока еще вы есть.

И совесть не разрушится,

и уцелеет честь.

 

Вам люди благодарствуют,

но песням нет цены.

Пусть женщины в них царствуют,

а не царьки, цари.

 

Вы, песни, нас жалеете

под пули, снег и дождь,

а если обмелеете,

мы обмелеем тож.

 

Сентябрь 2011

 

Василий Туманский

1800–1860

 

 

Ах, Туманский, ах, Василий,

понаделал он делов.

Мы не стали бы Россией

без таких, как он, хохлов.

 

Он родился в Чарторигах,

правил бричкой, сено греб,

а потом родился в книгах

и стихи писал взахлеб.

 

Дипломатом стал он истым,

как «Вдова Клико», игрист.

Был он днем канцеляристом,

а ночами – декабрист.

 

И в чиновничьей России

до обуглившихся дыр

бунт во всех не погасили –

прожигает вицмундир.

 

Лишь в России нам не внове,

что, кропаючи, как встарь,

после службы и чиновник

лишь оплаченный бунтарь.

 

 

Валентин Горянский

1888–1949

 

 

Жил поэт, не игравший в гения,

но он был гениален, когда

отказался от усыновления,

предлагаемого без стыда.

 

Не у каждого поколения

смелость, как под расстрельным свинцом,

отказаться от усыновления

тем, кто самоназвался отцом.

 

Под портретами Сталина, Ленина

снова толпы… Что хочется им?

Лицемерного усыновления?

Снова на Колыму? На Витим?

 

Нас пугают ползучими путчами,

но мы все‑таки дети лицейской,

а не их полицейской страны.

Александр Сергеичем Пушкиным

мы давненько усыновлены!

 

 

Николай Стефанович[12]

1912–1979

Давайте простим

 

 

Когда моя мама пришла из архива Лубянки,

молчала

и с прошлым не впала она в перебранки.

Она утопила в подушке лицо на неделю

и так и лежала.

Глаза на людей не глядели.

 

А после сказала:

«Туда не ходи.

Там подписи не за черняшку и сало.

А деда прости. В протокол не гляди.

Там даже не страх –

это боль подписала».

 

Давайте простим переживших допросные ночи,

когда вырывали у них пассатижами ногти.

 

Давайте простим всех, кто сами себя не простили,

покаявшись не в показном, – в христианнейшем стиле.

 

Не надо читать их безумные показанья.

Они оплатили их пытками собственного наказанья.

 

Давайте простим всех, кто сами себя не простили,

подумав о совести собственной, а не престиже.

 

Давайте простим всех, кто сами себя не простили.

Пусть души не станут, как выжженные пустыни.

 

Давайте простим всех, кто сами себя не простили.

Давайте простим их словами простыми‑простыми,

но не для того,

чтобы, вновь предавая, прощенья просили,

и не для того,

чтоб их в будущем тоже простили,

и не для того,

чтобы мягкостью к трусам предателей снова растили…

 

25 сентября 2011

 

Валентин Соколов

1927–1982

 

 

Поэт свободы в несвободе –

он из купели для детей

в мир выплеснут, но не с водою,

а с кровью собственной своей.

 

И если правдолюбье – детскость,

то, что ж, ему не повезло,

поскольку есть опаска: дескать,

от правды все на свете зло.

 

Поэт свободы в несвободе –

Не Данте он, а просто зэк.

Он счетов никаких не сводит –

с ним счеты сводит его век.

 

Флоренция и Новошахтинск,

объединяет вас вина –

среди всеобщих помешательств

с поэтом собственным война.

 

Он пишет вынужденно тонко

или кайлом долбит спроста,

но, как свидетельство ребенка,

его поэзия чиста.

 

Поэт свободы в несвободе –

как будто ангел в небосводе,

за коим так шпионят спутники,

что все секреты мира спутаны

и норовит любой народ

приладить прямо в небосвод

свой личный мусоропровод.

 

И ангел наш летит несчастный,

не государственный, а частный.

 

А на земле – большие роды:

плодятся столькие свободы,

и ни за что не разберешь,

где здесь свобода, а где ложь.

 

В том, что свободочки, свободки

и несвободочки‑уродки,

старухи‑лгуньи и молодки,

надравшись виски или водки,

шпигуя бомбами подлодки,

зло непременно сотворят,

лишь ангел будет виноват.

 

Октябрь 2010

 

Ольга Кучкина

1936

Сон о детстве

(песня на старый мотив)

 

Танцуют все, пока еще не поздно,

И кавалер живой,

И хочет барышню украсть…

О. К.

 

 

Крутится‑вертится шар голубой.

Мы еще не танцевали с тобой.

 

Поздно, наверно, начать нам сейчас.

Лишь с удивленьем посмотрят на нас.

 

Может, во снах твоих ты до сих пор

перелезаешь отцовский забор.

 

Ну а во сне моем тырит наган

эвакуированный мальчуган.

 

С этим наганом мечтатель‑простак

хочет он взять в одиночку Рейхстаг.

 

Порознь, а все‑таки рядом, вдвоем

раненым в госпитале поем.

 

Крутится‑вертится шар голубой,

где на нем наша победа с тобой?

 

Ну а вокруг равнодушия льды.

Льды, словно надолбы, мрачно тверды,

 

Кавалер барышню мог ли украсть?

Только победа была наша страсть.

 

Нет от победы великой следов,

Мы как два красных флажка среди льдов.

 

Крутится‑вертится шар голубой.

Мы еще не проиграли наш бой.

 

2011

 

Михаил Синельников

1946. Ленинград

Три кровавых воскресенья

 

В биографии Михаила Синельникова есть поразительный узел из трех исторических совпадений. (Его дед Тимофей Федин был тяжело ранен 9 января 1905 года при расстреле рабочей мирной демонстрации в Петербурге. В этот же день и год родилась его дочь – будущая мать поэта – Евдокия Федина.) В двадцать четвертом году она встретила будущего его отца Исаака Синельникова, и они поженились и прожили долгую жизнь. Исаак Синельников тоже был рожден в год Кровавого воскресенья. Михаил был их вторым, поздним ребенком.

 

Три кровавых воскресенья

так сплелись в семье в одно.

От убитых нет спасенья,

когда в комнате темно.

 

Царь хоть слово им сказал бы,

когда живы были те,

кто попали там под залпы

все по русской простоте.

 

Ну а ты, студент истфака,

в городке киргизском Ош,

что‑то плохо спишь, однако,

с головой больной встаешь.

 

Отчего такой ты нервный

хоть и в праведной семье,

не последний и не первый

несчастливый на Земле?

 

Ты несчастлив тем, что смелость

из опаснейших подруг,

что не можешь сразу сделать

всех счастливыми вокруг.

 

Всюду очереди, давки…

Не утешат, вдохновя,

ни Хрущева бородавки

и ни Брежнева бровя.

 

Стукачей мордяги жабьи,

пошлость песен, пошлый гимн,

и опять самодержавье,

но под именем другим.

 

Да не нервничай ты, Миша,

не сорвись ни в злость, ни в лесть,

и в тебе есть что‑то выше,

и в России тоже есть.

 

Как быть времени сильнее?

От бессонницы ты желт.

Пуля в деда Тимофея

и тебя под кожей жжет.

 

Пусть она вкруг сердца бродит,

то кусая, то скребя,

себе места не находит,

не уходит из тебя.

 

Но, как вскрикиванью скрипки,

этой боли нет цены,

и себя ты по ошибке

от нее не исцели.

 

2012

 

Юрий Беликов

1958, Чусовой Пермской области


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 123; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!