Императорская семья. – Визиты к царю германского кайзера и французского президента. – Рождественская елка. – Визиты в Вогезы, Англию и Шотландию 8 страница



В ту же самую ночь мы проснулись от внезапного толчка – мы слетели со своих полок, а наши вещи были разбросаны на полу. Мы услышали за дверью взволнованные голоса, и тут, занявшись выяснением причин, мы обнаружили, в чем дело.

Транссибирская магистраль была одноколейной, и, чтобы не закупорить ее, было необходимо устроить так, чтобы убывающие поезда объезжали прибывающие на определенных станциях, где были проложены двухколейные пути. В этих местах одному поезду необходимо было дожидаться, пока другой проследует своим путем.

В нескольких точках этой линии были крутые горы и глубокие ущелья. Мы находились на вершине одного из холмов на подходе к станции, где нам предстояло дождаться, чтобы дать возможность встречному поезду проехать мимо нас. К огромному ужасу главного инженера поезда, мы промчались мимо этой станции без остановки. Он тут же стал выяснять причину и узнал, что отказали тормоза. И в это же время услышал пронзительный свист и увидел мчащийся навстречу поезд. Наш машинист выставил сигнал опасности, встречный поезд остановился и даже попятился на какое-то расстояние назад. Но мы продолжали свой сумасшедший бег, и в конце концов произошла бы катастрофа, если бы фортуна не пришла к нам на помощь.

Машинист попеременно нажимал на тормоза, но безрезультатно. Проводник нашего спального вагона, как последнее средство, попробовал ручной тормоз, который, как правило, используется только для маневровых работ, чтобы остановить один вагон. К огромному удивлению и облегчению, наш поезд внезапно остановился в нескольких сантиметрах от другого, застывшего на месте. Еще секунда, и случилась бы ужасная катастрофа. Когда мы осознали, как были близки к гибели, я просто лишилась сил и не могла произнести ни слова.

Потом я произнесла: «Видите, Николай-угодник не просто так мне привиделся. Как ни странно, никак не найду его набросок, который я нарисовала, но постараюсь нарисовать еще один». Но хотя я сделала несколько попыток, не смогла изобразить ничего похожего. Между моими набросками и оригиналом не было ни малейшего сходства, поэтому я прекратила свои попытки.

Перед самым приездом в Санкт-Петербург я нашла свой набросок, к своей огромной радости, на полу своего купе. Я показала его своей свекрови, а та отнесла набросок к ювелиру и с моего эскиза заказала икону святого в серебряном окладе с эмалью. С тех пор эта икона сопровождала нас во всех поездках. Ювелир сказал моей свекрови: «С того эскиза икону сделать было легко. Он был так изумительно сделан. Это, должно быть, работа профессионального художника». Ни до, ни после того дня я не нарисовала ни единой линии.

Наконец, мы благополучно доехали до Санкт-Петербурга, где пробыли несколько дней, чтобы мой муж смог представиться генералу Самсонову и обсудить с ним туркестанские дела, а также выяснить, что можно сделать для аренды дома в Ташкенте. Генерал был рад сделать для нас все, что в его силах, и помог нам преодолеть все наши трудности, хотя, как он говорил моему мужу, он полагал, что мы найдем лишь примитивное жилье. Тамошнее общество состояло из одних чиновников и армейских офицеров, да изредка, случалось, залетит случайная птица в виде заграничного торговца или путешественника-исследователя. Прощаясь с моим мужем, генерал сказал: «Вы увлекаетесь спортом, а там есть интересные для вас занятия, из которых бы я назвал охоту, рыбную ловлю и стрельбу».

Муж нашел генерала Самсонова очень общительным человеком, а перспектива занятия достойным видом спорта предвещала ему определенные удовольствия, которых он ждал с нетерпением. Он вернулся домой в полном восторге, но я была очень расстроена тем, что нам приходится ехать в далекую неизвестную страну, и сказала: «Опять эта провинциальная жизнь!» – «Поживем – увидим, – ответил он мне, – не стоит огорчаться заранее».

Мы тотчас же отправились в Италию, в Бордигеру, где по состоянию здоровья моего мужа остановились в санатории «Кап Ампелья». Муж чувствовал себя очень плохо и внушал всем нам большую тревогу. Он ужасно страдал от почти хронического ревматизма в суставах и по этой причине не мог поехать на место службы до тех пор, пока не пройдет серьезного курса лечения.

Вскоре после своего приезда мы получили телеграмму от родителей мужа, в которой говорилось следующее: «Саша очень болен. Немедленно, если можешь, выезжай во Флоренцию».

Саша – старший брат моего мужа. Он в 1901 году женился на княжне Юрьевской, и они проводили зиму во Флоренции, где он снял шикарную виллу. Мой муж был не в том состоянии, чтобы путешествовать, и поэтому я поехала одна. Но когда на следующее утро я приехала в отель во Флоренции, там меня ждала телеграмма от мужа, сообщавшая, что брат умер. Я не могла поверить этой страшной вести. Мы оба очень любили Сашу, и я была убита горем, тем более что приехала слишком поздно. Я подумала о том, в каком отчаянии находилась моя бедная невестка, потому что она обожала своего мужа. Я была в ужасном состоянии. Все это произошло так неожиданно.

Выяснилось, что несколько месяцев назад Сашу постиг апоплексический удар, но он начал выздоравливать. В день, когда он умер, брат мужа играл после обеда в бридж с какими-то друзьями в гостинице, когда совершенно неожиданно упал со своего стула на пол. Некоторое время он не приходил в сознание и, несмотря на самые усердные попытки спасти его, постепенно ослабел и скончался. Он был хорошо известен на всем континенте и вел богатую событиями и, возможно, иногда бездумную жизнь. Но он был очаровательным человеком, у всех вызывал симпатию и был притягательной личностью. И хотя критики могли обвинять его в экстравагантности, он тем не менее был очень важной персоной. Единственное, чего ему не хватало, так это удачи Рокфеллера. Деньги, казалось, утекали сквозь его пальцы как вода, и он всегда говорил: «На сегодня хватит». Он оставил после себя двоих сыновей, один из которых раньше был богатейшим в России человеком, но теперь живет в нищете.

Когда я приехала, тело моего деверя лежало в церкви, но я не смогла остаться на похороны, так как мне надо было скорее возвращаться в Бордигеру, откуда меня срочно вызвала Нанни, наша няня.

Весть о кончине моего деверя явилась очень тяжелым ударом для его родителей, потому что, хоть он временами и создавал для них проблемы, он прежде всего был их первенцем, а когда приходит смерть, все промахи забываются, а помнятся лишь добрые качества. Со всех сторон стали поступать письма и депеши, и многие лично наносили визиты, чтобы заверить в глубокой личной симпатии, которую все испытывали к нему до этой тяжелой утраты.

Одной из первых лиц выразивших свою сердечную симпатию, была вдовствующая императрица. Дар приносить утешение оказавшимся в горе людям был ее врожденной чертой. Она могла понять и переживать в себе чувства опечаленных лучше, чем кто-либо другой. Ибо не так много лет назад она также потеряла своего любимого сына, великого князя Георгия.

Трагическое и комическое часто ходят рядом, и именно так случилось сейчас. Родители моего мужа обычно обедали в час дня. Слуги ели позднее, и их хозяин пожелал, чтобы один из слуг оставался на дежурстве, чтобы открывать дверь лифта или ввести любого посетителя, который поднимется по лестнице. Швейцар всегда звонил, когда в этом была необходимость. Служанка моей свекрови, проработавшая здесь пятьдесят лет, ела в своей комнате, где ей прислуживала дородная женщина по имени Оля, служившая у нас с давних пор. Внешний вид Оли был совсем непривлекателен, волосы постоянно находились в беспорядке, а одежда – неряшлива.

Однажды примерно в два часа дня зазвонил звонок. Несколько минут было тихо, потом донеслись звуки открываемой, а затем закрываемой двери. Послышались легкие шаги по паркету танцевального зала, который вел в гостиную наших родителей и их уютный послеобеденный уголок. Совершенно неожиданно в дверях появилась ее величество, вдовствующая императрица, без всякого объявления. Оба моих родителя вскочили на ноги.

Мой свекор произнес: «Я надеюсь, кто-нибудь был у двери лифта, ваше величество?» Но императрица лишь улыбнулась своей ласковой улыбкой и сказала: «Единственно, кого я встретила, – это старую полную женщину, которая несла гору тарелок. Вероятно, она меня не узнала, но хотела проводить меня. Однако я ответила, что найду дорогу сама».

После ухода ее величества состоялось расследование, был проведен строгий опрос всех слуг, чтобы выяснить, отчего и почему была допущена такая халатность. Первым допрашивали привратника. «Почему ты не вышел на лестницу, когда ее величество была в лифте?» – «Я не знал, что это ее величество. Я подумал, что это всего лишь великая княгиня».

Потом на сцену вышла Оля. Моя свекровь сурово сказала ей: «Почему ты всегда такая неопрятная и почему ты всегда там, где тебе делать нечего?» Старая женщина была настолько простодушна, что было просто невозможно на нее сердиться. Потом она рассказывала слугам, что хотя поначалу она испугалась, но была очень горда тем, что оказалась единственной, с кем разговаривала вдовствующая императрица.

Во второй раз моя свекровь строго-настрого приказала, чтобы один из слуг всегда был наготове откликнуться на звонок колокольчика. Однако этот первый урок не пошел впрок. Они посчитали, что вряд ли кто-то из императорской семьи посетит этот дом так скоро, а поэтому опять проявили беспечность.

Как ни странно, но два дня спустя разыгралась такая же комедия с небольшими вариациями, но с теми же актерами. И Оля вновь сыграла свою роль «встречающей дамы». На этот раз по лестнице поднялась великая княгиня Мария Павловна. У входа стояла жена привратника, не обратившая на гостью внимания, так как та поднялась по лестнице, а не на лифте. Войдя в квартиру, она встретилась с Олей, у которой в руках вновь была гора тарелок и подносов.

Великая княгиня вошла в гостиную, в которой отдыхала моя свекровь. Та, думая, что это ее кузина, спросила: «Это ты, Мария?» – «Нет, – ответила великая княгиня, – это я, Мария Павловна».

И опять моей свекрови пришлось извиняться. Это было похоже на заколдованный круг, из которого, казалось, невозможно выбраться, потому что, кто бы ни пришел в дом, Оля всегда была тут как тут.

И это не преувеличение, потому что мы получили письменный рассказ об этом от свекра. Помню, моя кузина обратилась к своим родителям: «А нельзя ли нанять кого-нибудь другого, более приличного? Уверена, что когда-нибудь Оля столкнется с императрицей», что и в самом деле случилось.

После отъезда из Бордигеры мы с мужем отправились во Флоренцию, чтобы посетить могилу его брата. Какое тихое и спокойное место это кладбище, где он был похоронен, и какое в этом сейчас утешение нам всем, что по крайней мере один из семьи оставлен в покое – и место его упокоения не в России, где для большевиков нет ничего и никого святого.

Находясь во Флоренции, мы побывали на обеде у моей кузины, чье горе просто невыносимо видеть, она была совершенно безутешна. Там мы встретили моего деверя Владимира с женой, мадам Яворской, которую я нашла не только умной, но и весьма эрудированной. Она безупречно говорила на нескольких языках. И с тех пор я ее никогда больше не видела.

Лето мы провели на одном из германских бальнеологических курортов, а потом на короткое время вернулись в Санкт-Петербург, чтобы подготовиться к долгому путешествию в Туркестан.

 

Итак, 1910 год. Мы отправляемся в Ташкент. Дорога от Санкт-Петербурга до Туркестана заняла восемь дней. В те края раз в неделю отправлялся поезд-экспресс, оснащенный комфортабельными спальными вагонами. Поскольку мы ехали большой группой, нам понадобился чуть ли не целый вагон, и его нам предоставили.

До Самары мы ехали по старой сибирской дороге, но после Оренбурга остались позади густые леса и красивые деревни, и мы вступили в бесконечные так называемые голодные степи. Песок, невысокие холмики, испещренные необычными карликовыми деревцами, покрытыми пучками листьев, похожих на корневища, которые местные жители используют на растопку…

Единственным отклонением от общей линии в этом монотонном пейзаже были палатки (называемые юртами) – жилище кочевых (киргизских) племен, живущих в этих местах. Они виднелись повсюду, то тут, то там. Иногда вдруг возникнет проблеск активной жизни в виде верблюдов и лошадей, либо пасущихся, либо на привязи. Эта неизменная картина утомляла глаз три дня без перерыва, и, хотя стояла зима, на земле снега не было – ничего, кроме бесконечных пространств песка. Грязного песка, заполняющего все трещины, песка, забивающего поры кожи, покрывающего все вокруг, куда ни повернешь голову.

В дополнение к неприятностям в поезде лопнули водопроводные трубы, и нам нечем стало умываться. Пришлось пользоваться минеральной водой, и среди этих бутылок оказалась одна с лимонадом, которую моя дочь по ошибке использовала. Результат не требует описания, и, когда бедняжка пришла в наше купе, мы встретили ее хохотом: все ее лицо было испещрено полосами, как у зебры. Она заплакала навзрыд и произнесла: «Что мне делать, мама, лицо и руки такие липкие, а воды нет!» Поскольку станции отделяли большие расстояния, ей долгое время пришлось терпеть это неудобство. Но наконец мы доехали до одной из них, где, к счастью, нашли достаточно воды, чтобы умыть нашу девочку.

После Москвы от поезда отцепили вагон-ресторан, и, так как наши запасы продовольствия подходили к концу, мы испытали облегчение, когда добрались до Ташкента.

Вокзал представлял собой маленькое и жалкое деревянное строение. На перроне и вокруг него собралась толпа возбужденных туркестанских аборигенов, называвшихся сартами. Они кутались в цветные одежды вроде платьев и носили белые тюрбаны. Европейцев было очень мало. На станции нас встречали два офицера, о которых я ранее упоминала, и мы были рады увидеть их.

Уже была полночь и царила темнота, потому что в Ташкенте не было уличного освещения, за исключением фонарей на главной улице.

К счастью, примерно в это время показалась луна и ярко осветила окрестности. Наш новый автомобиль французского производства марки «Берлие», присланный из Санкт-Петербурга, ждал нас возле станции. Он стал первым авто, достигшим Туркестана. Хотя машина и была совсем новой и ею стали пользоваться впервые, только сейчас, мы с неудовольствием заметили, что она покрыта царапинами и грязью. Это был намек, чего следует ожидать в Ташкенте. Словами этот ужас не передать.

Луна скрылась за облаками, как из ведра полил дождь, и стало совершенно темно. Только свет автомобильных фар вел нас по немощеной и неровной дороге, и нас швыряло из стороны в сторону, от кучи к столбу, от столба к куче. Несколько раз мы налетали на что-то большое, но никак не могли определить, что это было, но в конце концов, остановившись, обнаружили, что это был караван верблюдов, идущих цепочкой и мешавших нашему проезду. Поначалу мы были озадачены при виде этих неожиданных «привидений», и у меня вырвалось: «Они просто прелестны!» Кто бы мог подумать, что мы встретим верблюдов в самом центре столицы?

Позже я сказала мужу: «Если мы видим образец того, чего мы должны ожидать в этом Богом забытом месте, так на что же будет похож дом?»

Вид нашего жилища, как только мы смогли его разглядеть, нас обескуражил. Хотя, как правило, дома в Ташкенте строились из глины, государственные учреждения, военные школы и дом генерал-губернатора возводились на металлических балках. Но для частных домов этот метод был слишком дорог.

Наш дом имел форму простого квадратного ящика, но с маленькими окошками, и он был одноэтажным – фактически что-то вроде бунгало серо-грязного цвета.

Он был построен целиком из глины, но стены были толстыми, так что жара не проникала внутрь, и частые здесь землетрясения не могли бы его разрушить.

Войдя внутрь, мы были приятно удивлены. Мы обнаружили тут как бы родные пенаты. Так как нам говорили, что тропическая жара Туркестана способна покоробить мебель, мы заказали в Англии кое-какую мебель, специально сконструированную для подобного климата. Та же фирма поставляла ковры, шторы и обои, и мой свекор прислал из Санкт-Петербурга драпировщика, знакомого с моими вкусами, поэтому наш дом вышел очень уютным и удобным. Внутри его я чувствовала себя чуть смелее и спокойнее. Отец моего мужа также позаботился, чтобы выкопали артезианский колодец для подачи воды в нашу ванну. Так как в доме не были проложены трубы, воду ежедневно закачивали старомодным способом – это была тяжелая и трудная задача.

За ужином, за которым к нам присоединились два наших друга, ранее упомянутые молодые офицеры, я сказала: «Нам говорили в поезде, что климат здесь очень плохой и что летом тут невыносимо жарко. Еще я слышала, что в этих краях – полчища вредных и ядовитых насекомых. Правда ли это? И правда ли, что здесь очень часто происходят землетрясения?» – «Да, княгиня, – ответил один из них, – я должен сказать, что климат здесь нестерпимо жаркий, такой, что часто лопается термометр. Летние вечера очень опасны из-за сырости, и часты случаи малярии, поэтому мы все принимаем дозы хинина, чтобы отразить ее атаки». – «Приятная перспектива», – прервала я его. Он продолжал: «Что до насекомых, в небольших количествах водятся скорпионы и тарантулы, и иногда они забираются в дома, особенно туда, где нет ковров. Самый опасный – каракурт». – «А что это такое? – заинтересовалась я. – Никогда не слыхала такого названия». – «Это почти незаметный вид красного скорпиона, который прекрасно себя чувствует в песке, а еще его можно найти в полях, где растет хлопок. Его укус смертелен. Однажды я видел, как верблюд, которого укусило это насекомое, рухнул замертво, как сраженный молнией, и его труп вскоре разложился. Настолько смертелен был этот яд. Настоящая mort foudroyante[16], как говорят французы. То же самое произошло с одним сартом, который, вероятно, собирал хлопок, когда на него напал один из этих ужасных смертоносных паразитов. Сарт умер на месте, а его тело в одно мгновение почернело и стало испускать мерзкий запах, самый заразный. Офицер добавил: «Землетрясения здесь происходят время от времени. Колебания земли не достигают большой силы. Мы не обращаем на них внимания, потому что никакого вреда они не приносят. Несколько лет назад они были много разрушительнее. Те времена в прошлом. В любом случае с тех пор, что я здесь, их не было».

После этого разговора я улыбнулась и сказала мужу: «Какая удивительная страна, но, похоже, жизнь здесь полна сюрпризов и опасностей! Однако делать нечего, мы должны положиться на удачу и довериться своей фортуне. Всем спокойной ночи! Qui vivra verra![17] Слава богу, мне слишком хочется спать, чтобы думать о чем-то еще, кроме постели». Гости разошлись, и мы погрузились в сон.

Но очень скоро мне пришлось пробудиться. Я глубоко спала, когда меня разбудил непрекращающийся стук в дверь, за которой кто-то в ужасе голосил: «Княгиня! Проснитесь! Откройте дверь!» Поначалу я не понимала, где я, потому что кровать и комната как будто тряслись, и мне показалось, что моя постель проваливается под пол. Когда я протерла глаза, то увидела, что комната завалена обломками, а вещи двигаются во всех направлениях. Я снова услышала голос няни моей дочери, умоляющий меня: «Княгиня, не будьте такой безрассудной! Это землетрясение! Наша стена треснула, а фонарь небезопасен. Как можно скорее выбирайтесь из дома!» – «Где малышка?» – с тревогой спросила я, безуспешно пытаясь остановить этот поток восклицаний. «Я оставила ее сонной у своей сестры, которая сейчас одевает ее, чтобы вынести на террасу». Терраса выходила в сад.

Я в спешке накинула платье, и через несколько мгновений все в доме уже были на ногах.

Я прошла в комнату дочери, где царила невероятная суматоха. Пол был усеян обломками сломанных вещей и мебели, стены треснули снизу доверху. Если бы дом был, как обычно, построен из кирпичей, он был бы уже в развалинах. Огромными кусками с потолка упала штукатурка, но крыша, к счастью, осталась целой. Мы пережили еще два более слабых толчка, но потом земля, казалось, успокоилась, и, во всяком случае, дальнейших колебаний мы не ощутили. Возвращаться в постель никто не захотел, и мы оставались на ногах до утра.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 125; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!