Императорская семья. – Визиты к царю германского кайзера и французского президента. – Рождественская елка. – Визиты в Вогезы, Англию и Шотландию 7 страница
Тем временем мы в мае 1908 года покинули Владивосток и уехали в Европу, так как мне предстояла серьезная операция. По дороге я имела возможность насладиться видом озера Байкал во всей его весенней красе – это наверняка одно из самых живописных мест в целом мире. А во время прогулок, когда поезд останавливался на станциях, как чудесны были эти деревья и цветы, особенно лилии в долинах, такие высокие, похожие на крупные колокольчики, и как приятно было вдыхать их чистый аромат, разлитый повсюду!
Мы провели лето вплоть до августа в деревне в России, а потом я поехала показаться профессору Ландау в Берлин. В России, особенно в Санкт-Петербурге, в то время свирепствовала холера, и было ужасно видеть, как все эти грубо сколоченные деревянные гробы, пахнущие дегтем, свозились на кладбища в больших фургонах. В Германии запрещался въезд лицам, не прошедшим карантин. Но в конечном итоге 9 сентября мне была сделана операция. В ходе нее я чуть не умерла, и потом мне пришлось оставаться в постели целых четыре месяца. И только тогда моему мужу было разрешено приехать ко мне и привезти малышку, чтобы повидаться со мной. Переживания были ужасными.
Мой муж уехал заранее, чтобы приготовиться к нашему новому приезду во Владивосток, а позже мы поехали вслед за ним. Теперь мы подыскали новый дом возле полковых казарм – маленькое деревянное строение, настолько плохо построенное, что нам пришлось затыкать щели между столбами и досками, чтобы в доме не гулял ветер, и все-таки было ужасно холодно! Жилье для нашей маленькой девочки и ее нянь было найдено в соседних казармах.
|
|
|
Тем летом 1909 года во Владивосток нанес еще один визит английский флот под командованием адмирала сэра Хедворта (ныне Мекс), который был очень любезен к нам, так что мы еще раз испытали на себе гостеприимство на нашем старом друге «King Alfred».
Нашим следующим гостем стал мистер Тафт, военный министр Соединенных Штатов Америки. Как-то октябрьским утром по пути со службы в гарнизоне мой муж получил официальное извещение от генерала Ирмана, коменданта города, в котором ему приказывалось немедленно встретить мистера Тафта и остаться в его распоряжении. Из Санкт-Петербурга телеграфом были переданы специальные указания приветствовать военного министра США на русской земле от имени императора и правительства. Хотя телеграмма была послана заблаговременно, она так задержалась по пути, что была получена лишь в день, когда должна была состояться эта церемония.
«Кто такой мистер Тафт?» – поинтересовалась я. «Насколько я знаю, – ответил муж, – это один из наиболее заметных министров в Соединенных Штатах. Но времени мало, мне надо быть при полной форме, и я не могу терять ни минуты».
|
|
|
Я заметила вдали две черные точки, которые быстро превратились в линкор, сопровождаемый крейсером. Крепостные пушки тут же начали отдавать салют, и спустя несколько минут американские корабли бросили якоря в заливе.
В полевой бинокль я наблюдала, как полубаркас моего мужа ринулся стрелой, чтобы встретить линкор. Теперь была очередь американцев салютовать России. Как только мой муж поднялся на борт, его провели в каюту мистера Тафта для приветствия.
Мистер Тафт принял его самым сердечным образом, с распростертыми объятиями и выразил удовольствие от «дружеского приветствия этой бескрайней и великой страны». Он объяснил, что только что побывал на Филиппинах, где инспектировал войска Соединенных Штатов, и предложил поехать напрямик через Владивосток по Транссибирской магистрали, чтобы отдать дань уважения императору и посетить Санкт-Петербург, Москву и еще один-два других русских города, представляющие особый интерес. Он был заядлым путешественником.
Тут он представил моего мужа миссис Тафт, которая была в каюте со своим мальчиком одиннадцати лет, своему персоналу и адмиралу американского флота на Дальнем Востоке.
|
|
|
Когда мой муж покидал этих приятных людей, мистер Тафт поинтересовался, смог бы он купить в городе несколько меховых шкур для себя и своего маленького сына, потому что время было зимнее, а в Сибири было очень холодно. «Конечно! – ответил мой муж. – Если хотите, я сам поеду в главный магазин и буду вашим переводчиком. Там вы сможете купить лучшие меховые шубы, какие есть в нашей местности». Их поездка за покупками была весьма забавной, потому что мальчик мерил каждую шубу, которая попадалась ему на глаза, и не переставал восклицать: «Разве я не похож на медведя?» Они сделали несколько удачных покупок мехов.
В тот же вечер комендант Владивостока генерал Ирман дал ужин, на котором я была в числе гостей. Поскольку никто из присутствующих, кроме моего мужа, не говорил по-английски, меня посадили между мистером Тафтом и адмиралом Эвансом. Миссис Тафт сидела по правую руку от генерала Ирмана и напротив мистера Тафта. А мой муж сидел рядом с генералом, чтобы у него была возможность переводить. Военный министр США был настолько общительным и естественным, а его речь была столь блестящей и многогранной, с такими блестками ума и оригинальности, что говорить с ним было одно удовольствие. Рядом с ним я сразу же почувствовала себя как дома.
|
|
|
Мой другой сосед был тоже восхитителен. На нем были большие очки в черепаховой оправе, и поэтому я придумала ему прозвище Дедушка Лис. Он воспринял это без какой-либо обиды, а потом подарил мне свою фотографию с надписью «Адмирал Эванс, Дедушка Лис». Это его очень позабавило. Сам ужин и обслуга, однако, оставили желать много лучшего. За столом прислуживали солдаты, настолько плохо обученные, что делали одну ошибку за другой. Когда мы вовсю были заняты супом, я заметила, что у мистера Тафта нет даже тарелки. «Вы не любите суп?» – спросила я его. Он мягко улыбнулся и ответил: «Я наказан. Никто мне вообще его не предлагал». Я возмутилась этим проявлением забывчивости и сказала вестовому: «Это просто дурно!»
Одним из следующих блюд была серая куропатка с клюквенным вареньем. Подававший ее официант, возможно стремясь продемонстрировать свое рвение после моего выговора, был так неловок, что вылил соус на белоснежную манишку бедного мистера Тафта, и на этом месте возникло большое красное пятно. Пострадавший ничего не сказал, а просто вытер его. Я была в смятении, понимая, что могут подумать наши гости об этих постоянных ляпсусах и отсутствии уважения.
Во время ужина мистер Тафт поднял свой бокал за здоровье императора и произнес яркую речь. Он был не только самым обворожительным мастером беседы, но и красноречивым оратором.
Потом генерал Ирман, не говоривший ни по-французски, ни по-английски, поднялся с ответным тостом и поблагодарил мистера Тафта за его любезные слова. Он попросил моего мужа перевести то, что он хотел сказать, затем стал шептать какие-то фразы на ухо моему мужу, и по выражению лица Толи я поняла, что сказано было что-то не то, потому что он был весьма удивлен. Муж, однако, быстро взял себя в руки и начал говорить быстро и свободно, заявив, как мы рады иметь в своей среде такую выдающуюся личность. К неудовольствию моего мужа, генерал Ирман упорно продолжал говорить повышенным голосом и визгливо, как петух, произнеся несколько неразборчивых слов по-русски. Правда, к нашему счастью, почетные гости их не поняли; он был настолько бестактен и неразумен, что мы были очень рады тому, что американцы не знают русского языка. Хотя генерал лично отличился в Русско-японской войне и был настоящим солдатом, он не сумел приучить себя к приличному поведению в обществе и не отдавал отчета в своих промахах в этом отношении.
Мадам Ирман, как и ее муж не говорившая и не понимавшая ни слова по-английски, была очень простой женщиной. Ее мысли неизменно возвращались к ее дому, детям и огороду, и она засыпала миссис Тафт серией вопросов, которые попросила меня перевести: «В Америке такие же овощи, как и в России? Всходят ли они очень рано весной? Можно ли оттуда получить какие-нибудь семена? Есть ли у миссис Тафт огород и что там растет?» Потом она дотронулась до платья миссис Тафт и опять начала: «Сколько вы платите за свои платья?»
Я, честно говоря, не могла переводить такие глупые вопросы и поэтому просто сказала: «Мадам Ирман выражает свое восхищение по поводу вашего визита, и ей очень нравится ваше платье».
К счастью, в этот момент появился мистер Тафт и вызволил меня из неловкой ситуации. «Давайте потанцуем», – предложил он. «Как здесь можно танцевать?» – спросила я. Но, невзирая на мои протесты, он обхватил меня за талию, и мы станцевали бостон. Хоть он и был очень плотным, но танцевал великолепно и очень легко двигался.
Мистер и миссис Тафт пригласили нас к себе на следующий день на обед. Во время еды играл какой-то оркестр; исполнителями были негры из Манилы, которые использовали всевозможные курьезные музыкальные инструменты – курьезные, так сказать, для того времени, но сейчас они стали модными и общеизвестными. Они наигрывали оживленный и шумный кекуок (танец), как вдруг мистер Тафт встал из-за стола, говоря: «А не станцевать ли нам кекуок вокруг стола?» Все повскакали с мест и последовали нашему примеру, и мы резвились, пританцовывали вокруг стола, пока оркестр не закончил мелодию, и мы продолжили свой обед так, как будто мы от него никогда и не отрывались.
На другой день, когда мы уходили, моему мужу было дано распоряжение, чтобы он вместе со мной проводил мистера Тафта на станцию. Мы с удовольствием посмеялись над этим странным указанием. Однако мы его выполнили. Я рассталась с нашими американскими друзьями с огромной сердечностью.
Когда мой муж потом был в Санкт-Петербурге и имел аудиенцию у императора, его величество с похвалой отозвался о мистере Тафте, и было очевидно, что он оказался во власти чар американца.
В Санкт-Петербурге рассказывали необычную историю о военном министре США, заключавшуюся в том, что, когда он ехал на большой официальный обед, у него лопнула некая важная часть его одежды, а поэтому он здорово опоздал. Я спросила мистера Тафта, когда встретила его в прошлом году, правда ли это. И он, смеясь, признался, что да.
Осенью 1909 года мы вдоволь наслушались агитационных речей революционеров на нашем флоте, а также в инженерных полках в армии. В штабе генерала Ирмана была созвана большая конференция, и были намечены некоторые шаги по подавлению кампании недовольства. Тем не менее вскоре после этого в саперных частях действительно вспыхнул мятеж. Для исправления ситуации был послан батальон 10-го полка, но бунтовщики напали на офицеров, убив одних и ранив других. Видя, что это подразделение недостаточно сильно для того, чтобы удержать саперов под контролем, один вольноопределяющийся, смертельно раненный, дополз до телефона и послал свое предсмертное обращение к 9-му полку: «Спасите нас!» Этот призыв спас ситуацию.
На следующее утро в 7.00 генерал дивизии моего мужа прибыл ко мне, чтобы предупредить об опасности. «Готовьтесь к худшему, княгиня! – сказал он. – На флоте начинается мятеж». Рапорт коменданта порта, барона Ферсена, был на самом деле неверен.
В 8.00 на всех кораблях взвились флаги. Моего мужа послали в госпиталь, чтобы узнать о раненых и составить немедленный отчет для передачи императору. Когда он проезжал мимо артиллерийских казарм, он заметил устремленные на него мрачные взгляды и вынул револьвер, приготовившись отразить нападение.
К своему ужасу, я увидела из нашего дома, из которого открывался прекрасный вид на гавань, два корабля (крейсер и эсминец) под красными флагами. Потом, когда эсминец направился на выход из гавани, разгорелся настоящий морской бой. Мятежные корабли обстреливали город, и особенно активный огонь вели легкие орудия эсминца. К счастью, верные сибирские стрелки не стали терять времени и срочно прибыли по призыву умирающего вольноопределяющегося. Они ответили огнем, используя наши большие орудия, и потопили эсминец. Благодаря расторопности и стойкости 9-го полка сибирских стрелков через два часа весь бунт был подавлен. Не подоспей вовремя эти войска, чтобы открыть артиллерийский огонь, нас сегодня не было бы в живых и я не смогла бы рассказать эту историю. Поздно вечером мы узнали, что были убиты многие морские офицеры, наши друзья, которых предательски закололи свои же матросы.
Во главе восстания стоял какой-то юнец двадцати лет, а на борту одного из кораблей находилась его сестра, такой же главарь, как и он сам. Она была убита, когда один из снарядов попал в котел, а когда ее тело понесло волнами на берег, наши разъяренные солдаты пытались выловить его, чтобы отомстить брату. На следующее утро, находясь на обедне в госпитале, я увидела убитых и раненых, и заблудшая девушка была среди них. На шее, как это ни странно, она носила образок, хотя была еврейкой.
Решением военно-полевого суда семьдесят солдат и матросов были казнены. Один из самых опасных мятежников, матрос по фамилии Черепанов, сбежал из тюрьмы очень необычным образом за день до назначенной ему казни. Ему удалось забраться в огромную бочку с отходами, которую выносили из камеры, его так и вынесли вместе с ней. В конце концов он добрался до Японии, откуда и написал о своем спасении.
После первой телеграммы, сообщавшей императору о мятеже, наша связь с Россией прервалась на три дня, так как коммуникации с Владивостоком были полностью разорваны. Наконец, новости стали передавать через Японию. Его величество прислал чудесную телеграмму благодарности своим верным сибирским стрелкам, а в знак признания геройства, проявленного умиравшим вольноопределяющимся, посмертно произвел его в офицерский ранг и назначил его вдове специальную пенсию.
Такова история мятежа во Владивостоке во время нашего пребывания там.
Глава 10
Туркестан
Мой муж продолжал тяжело страдать от ревматизма, и, хотя он перепробовал всевозможные лекарства, ничто ему не помогало, постепенно мы пришли к заключению, что это происходит из-за влажного и вредного для здоровья климата Владивостока. Доктор посоветовал ему на длительное время перебраться на юг. Прощаясь, он заметил: «Вам необходим теплый климат, и я бы предложил Алжир». Но мой муж разошелся с доктором во мнении и заявил: «Это совершенно исключено. Это разрушит мою карьеру, чего я не хочу. Я один из самых старых полковников в армии, хотя по годам самый младший. Я надеюсь скоро командовать полком».
После обсуждения этой проблемы во всех деталях, выбор был остановлен на Туркестане[15]. Он имел двойное преимущество в том, что там был жаркий и сухой климат и что это не было помехой для планов моего мужа. Знакомые нам два молодых лейтенанта тоже хотели перевода туда и рассказывали о стране, о которой так много слышали, в самых пылких выражениях. Увы, мы им поверили.
Толи послал телеграмму отцу и сообщил ему, какие перемены он намечает сделать в связи со своим здоровьем, на что отец полностью согласился и ответил, что это, несомненно, пойдет Толи на пользу. Мой свекор добавил, что генерал-губернатор Туркестана генерал Самсонов был в тот момент в Санкт-Петербурге и что он повидается с ним, так как генерал, может быть, что-то предложит.
После разговора моего свекра с генералом он повторил в своем письме слова генерала: «Не стоит ломать себе голову. Я буду только рад иметь вашего сына в своем штабе. Я его знаю еще с Русско-японской войны». Так все было устроено, и Туркестан стал свершившимся фактом. Через неделю мы отправились в Санкт-Петербург, надеясь найти там генерала и выяснить кое-что о стране, в которую мы собирались. Это было серьезное предприятие, и я ожидала его с некоторым страхом.
Я была уже по горло сыта Азией, хотя с сожалением покидала Владивосток, где осталось так много друзей. Были устроены прощальные обеды, и все пришли проводить нас на вокзал. В наше купе присылали букеты и корзины цветов, главным образом хризантем (там было мало других, а эти цветы прибывали со своей родины – из Японии). Мы были по-настоящему поражены количеством людей, пришедших на вокзал. Помимо наших близких друзей, появилась целая группа армейских и морских офицеров, а также иностранные консулы. Батальон моего мужа был выстроен в боевом порядке, чтобы отдать ему военные почести, а когда поезд тронулся, оркестр заиграл бодрый марш. И муж и я были глубоко тронуты этими проявлениями привязанности и внимания со всех сторон.
Как только наш поезд отправился, слуга моего мужа Жозеф пришел ко мне и сообщил: «В нашем поезде едет архиепископ Сибири». Муж сказал: «Я знаю его. Мне хотелось бы получить его благословение. А где он?» И муж отправился искать архиепископа, но после двадцати минут бесплодных поисков вернулся в недоумении: «Нигде не могу найти архиепископа. Ты уверен, что он в этом поезде? Кто тебе это сказал?» Похоже, один из пассажиров спросил кондуктора нашего вагона: «Кто это едет с нашим поездом, что так много шума?» А тот ответил: «Да архиепископ едет с нами!» Я расхохоталась и заметила: «Может быть, меня приняли за него? Я такая же плотная, как и он, и на мне черный плащ и плотная вуаль, спускающаяся на плечи. Архиепископ тоже носит черную накидку, а ряса у него разве не такая, как мой плащ? Так что легко сделать такую ошибку».
Один друг преподнес мне в дорогу два горшка с карликовыми розами, которые имеют особенность цвести четыре раза в году. В связи с этими растениями имел место один забавный эпизод. Когда мы доехали до пограничной станции в Маньчжурии, нам запретили выходить из вагона, пока нас тщательно не осмотрит инспектор таможни. «Есть ли у вас что-либо декларировать из вещей, считающихся контрабандой?» – спросил он у меня. Затем, указав пальцем на маленькие растения, он заявил серьезным голосом: «Есть ли у вас сертификат на филлоксеру, гарантирующий, что ваши растения имеют иммунитет от заболевания?» Я чуть не расхохоталась, потому что была удивлена таким глупым вопросом, но он продолжал торжественным голосом: «Сожалею, княгиня, но, если вы желаете оставить у себя эти растения, вы должны подписать об этом документ, и, если будет установлено, что они здоровы, мы отправим их по вашему адресу, но, боюсь, сейчас я вынужден их конфисковать». Я подумала, что он просто спятил, но его чувство долга было так сильно, что он не понял, что меня здесь смешит. Он учтиво извинился, но ушел с моими двумя растениями, держа их по одной штуке в руке.
Путешествие в классе люкс заняло двенадцать дней. В первый день, когда я вошла в вагон-ресторан, то увидела повешенную в углу почти под потолком икону Николая-угодника. В России существует обычай вешать иконы во всех комнатах, но я ее раньше не замечала. Мой муж показал мне на нее.
На следующий день после обеда я обнаружила в своем купе еще одну икону святого Николая. Я обратила на нее внимание мужа и сказала: «Смотри, святая икона не только в вагоне-ресторане, но и также во всех купе!» – «Где? – спросил он. – Я ее не вижу». – «Да смотри вон в том углу! – И я показала в угол, где она мне привиделась. – На ней нарисован старик с развевающейся бородой и в белых одеждах, а на голове у него митра, украшенная жемчугом, и впереди двух не хватает, и вот два места, где они должны быть».
Муж покачал головой и ничего не сказал. Я взяла карандаш и сделала набросок святого Николая, как он мне виделся в углу вагона, до мельчайших деталей (к своему удивлению, я не смогла прочертить прямые линии).
Вечерело, а икона все светилась, как будто освещаемая каким-то фосфоресцирующим излучением.
Погода была ужасно холодной, и окна плотно обледенели от мороза, который скрывал, как занавесью, внешний мир. Вдруг из угла блеснул яркий луч, пронзивший морозное покрывало на окне, полностью очистив место, сквозь которое он проник, а остальная часть замерзшего окна осталась неизменной. На миг угол вагона окутал плотный туман, а когда он рассеялся, икона святого исчезла.
«Вижу луч, – проговорил муж, – но не икону – что это значит?» Он искренне верил в святых и тут же добавил: «Это должно иметь какую-то связь с нашей поездкой, потому что святой Николай-угодник – это покровитель всех странствующих и путешествующих».
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 118; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!