Императорская семья. – Визиты к царю германского кайзера и французского президента. – Рождественская елка. – Визиты в Вогезы, Англию и Шотландию 6 страница



Новость об этом событии достигла его необычным образом. Его отправили с ротой на десять дней отдыха на гору, господствующую над окружающей местностью. Все время шел проливной дождь, потому что в Маньчжурии в это время сезон дождей, когда все так промокает, что дороги становятся почти непроходимыми. Однажды был исключительно густой туман, и не было ничего видно, когда он вдруг услышал громкое «Ура!» и пение русского национального гимна. Он подумал было, что это могло означать рождение сына царя, и тут же отправил ему телеграмму, которую послал с солдатом в штаб полка, попросив отправить ее, если предположение окажется верным.

Эта ужасная погода так плохо подействовала на моего мужа, что и теперь он жестоко страдает от ревматизма. Болезнь осложнилась во время отхода от Ляояна, когда ему пришлось переходить на коне несколько рек, где вода доходила до шеи. Он писал, что какой-то адъютант, увидев его в таком состоянии, насквозь промокшего и грязного, сказал: «Кто бы мог подумать, что это элегантный князь Толи Барятинский!»

Мы с большим огорчением узнали, что посылки с продуктами и одеждой, которые мы посылали моему мужу, до него не дошли. Все они были украдены. При этом отходе к тому же он потерял все, что у него было. Он был вынужден одну ночь спать почти на голой земле, чтобы укрыться, у него было тонкое одеяло из какого-то китайского материала. Эти испытания так его измучили, что в конце октября он тяжело заболел. Никто не мог поставить точный диагноз, у него были боли в сердце и постоянно кружилась голова. С большим трудом подвесили носилки между двумя мулами, и его везли так много миль, причиняя ему ужасные страдания, пока не достигли станции, откуда довезли его до большого города Харбина, где его поместили в госпиталь Красного Креста.

Я попробовала поехать навестить его, но не смогла туда добраться. Все поезда были полны солдат, а так как я в то время еще не была медсестрой, мне не разрешали ехать. Только в декабре я встретила его в Москве. Он был в таком состоянии, что я с трудом узнала его. Он с трудом говорил и казался безразличным ко всему окружающему.

Когда муж вернулся в Санкт-Петербург, он едва двигался. Император, встретив его во дворце в Царском Селе, с большой теплотой помог Толи ходить и поблагодарил его в очень хвалебных выражениях за проявленную храбрость, за которую он по праву заслужил Георгиевский крест.

В то время ходили слухи о возможности революции, так как наши войска, устав от неудач, сопутствующих нашему оружию, требовали возвращения домой.

6 января 1905 года император посетил, как обычно, по канонам православной церкви торжества по случаю крещения Спасителя нашего – Водосвятие. В Санкт-Петербурге это была яркая церемония, на которой присутствовали император, двор, по отделению от всех полков императорской гвардии, стоящих в городе и его окрестностях. По этому случаю на льду был воздвигнут павильон, соединенный трапом с причалом на Неве перед Зимним дворцом. Крыша павильона была вся синяя, покрытая золотыми звездами, а возле нее во льду была прорублена прорубь для освящения воды.

К десяти часам утра к дворцу стали прибывать войска, возглавляемые своими духовыми оркестрами и под развевающимися знаменами. Они выстроились в залах, через которые должна была пройти императорская процессия. Возле различных входов во дворец автомашины и кареты высаживали высокопоставленных государственных деятелей, генералов, адмиралов и офицеров, одетых в парадную форму. Мне запомнился эпизод, наблюдая который я не смогла удержаться от улыбки: случалось, что старейшие военачальники, снимая шляпы, ненароком сдергивали с голов и парики, которые надевались из-за сильного холода, а посему вид являли собой комичный!

Незадолго до одиннадцати часов император, сопровождаемый великими князьями и офицерами его военного окружения, покинул свои апартаменты и провел смотр подразделений, выстроенных вдоль стен залов для приемов, которые ему салютовали, когда он шествовал мимо.

Точно в одиннадцать распахнулись огромные створчатые двери Николаевского зала. Прозвучала короткая команда. Войска взяли «на караул», а знамена были приспущены. Император шел в церковь к обедне. Следуя за высшими придворными, он шел медленно, поддерживая под руку императрицу. За ними парами шли великие князья и княгини, а потом придворные.

После обедни император и великие князья, возглавляемые духовенством, прошествовали к павильону для водосвятия. По сторонам павильона были выстроены полковые знамена и штандарты. Потом на лед сошел митрополит и три раза погрузил крест в Неву через прорубь. В этот момент произвели салют из ста одного залпа пушки Петропавловской крепости на противоположном берегу реки, батареи конной и пешей артиллерии.

В тот год церемонию затуманило неприятное происшествие, к счастью не повлекшее очень серьезных последствий. Едва прозвучал второй залп, как всю компанию у павильона охватил ужас при звуках падающей на крышу картечи. Что это такое? Император, спокойный как всегда, перекрестился. Люди, наблюдавшие это зрелище из окон дворца, не знали, что произошло, хотя один из зарядов выбил окно и повредил висевшую в комнате люстру. Никто не знал истины.

И только после возвращения императора во дворец стало известно, что он подвергался огромной опасности. После расследования было установлено, что революционеры воспользовались халатностью офицера и заменили в одном из орудий холостой заряд картечью. Император великодушно соизволил помиловать этого офицера. Единственной жертвой оказался городовой, который был тяжело ранен. По странному совпадению его звали Николай Романов – так же, как и его величество!

В тот же день император и его семья выехали в Царское Село. Были опасения, что существует заговор против его величества. Его приветствовали традиционными криками «Ура!», но говорили, что из толпы раздавались угрозы.

9 января, отправившись делать кое-какие покупки, я увидела плотную толпу, идущую по Невскому проспекту. Перед ней вышагивал священник, некий отец Гапон, про которого говорили, что он был агентом-провокатором. Он вел этих людей к Зимнему дворцу, намереваясь потребовать, чтобы император выступил перед ними. Кто знает, что бы могло случиться, если б император не отсутствовал? Гапон исчез до того, как толпа пошла ко дворцу. Его повсюду искали, и год спустя тело было найдено повешенным в одной из дач под Санкт-Петербургом. Появление Гапона, как и его смерть, полно загадок. А толпа, которую он привел к Зимнему дворцу, вела себя угрожающе, и вспыхнул мятеж, который закончился стрельбой. Некоторые пули пролетели над садом напротив дома моего свекра.

Поскольку болезнь моего мужа не проходила и он ужасно страдал от боли, мы решили поехать в Германию для консультации со специалистами. Едва мы приехали в Берлин, как пришла жуткая новость об убийстве великого князя Сергея, дяди царя, а также генерал-губернатора Москвы. Сразу после прихода этой вести я поехала в наше посольство. Выяснилось, что какой-то негодяй кинул в его экипаж бомбу. К счастью, великая княгиня в то время не была вместе с ним. Она была так популярна, ее так обожали в Москве, что убийца дожидался момента, чтобы убить великого князя, когда тот окажется один.

Тела великого князя и кучера, который его вез, были разорваны на тысячу кусков. Великая княгиня, сохраняя изумительное мужество, собрала, какие смогла, частицы от тела своего мужа для захоронения в Москве, а на том месте, где он был убит, воздвигли большой крест. Невзирая на ужасные мучения, она участвовала в похоронах кучера, пройдя за его похоронными дрогами двенадцать верст. После похорон великого князя она посетила тюрьму, в которой содержался его убийца. Она попросила, чтобы ее никто не сопровождал и она могла бы поговорить с ним наедине.

Каляев (так звали убийцу) встретил ее очень грубо и агрессивно. Но великая княгиня своим благозвучным голосом и высокими религиозными принципами сумела втолковать ему, какое непоправимое зло он совершил. Он упал пред ней на колени, выпрашивая прощения за свое преступление, и великая княгиня пообещала ходатайствовать перед императором, чтобы заменить для него смертный приговор менее суровым. Однако его величество не мог изменить приговор, которого требовали законы государства, и Каляев был казнен.

Великая княгиня Елизавета продолжала помогать семье этого человека после его смерти. Такой была ее возвышенная натура! Потом она всецело отдалась религии и благотворительной деятельности. После смерти великого князя она основала общину сестер милосердия и женский монастырь. Одетая в белые шерстяные одежды этой общины, она выглядела какой-то неземной, а в ее глазах можно было прочесть глубочайшую печаль и религиозное рвение. Как часто я восхищалась ею в Киеве перед войной и во время самой войны, когда она отправлялась в паломничество, чтобы поклониться святым мощам! На службах в Киево-Печерской лавре она выстаивала по шесть часов, ни разу не присаживаясь. Было видно, что все ее внимание приковано к молитве. Ночью она обычно спала на маленьком жестком ложе в монастыре, построенном великой княгиней Александрой Петровной, матерью великого князя Николая Николаевича, которая закончила свои дни монахиней. Ела она лишь немного овощей, даже рыбу не ела.

Из-за поклонения, с которым относились в Москве к великой княгине Елизавете, большевики выслали ее в Сибирь, ибо в Москве они не осмеливались причинить ей никакого зла.

Из Берлина мы с мужем поехали в Висбаден. Он все еще ужасно страдал, и профессор, под чьим наблюдением он теперь находился, поставил диагноз отравление газами. Мы поехали в санаторий, снимаемый г-ном Шолто Дугласом, который был официально открыт в присутствии российского посла в Берлине, а царь прислал большую статую для установки в нем. Санаторию было дано название «Дом цесаревича».

Наш следующий маршрут пролег в Гамбург, где мы провели лето 1905 года, а осенью мы вновь вернулись в Санкт-Петербург. В том году по совету графа Витте, премьер-министра, была созвана Дума, и первое заседание провел в Зимнем дворце император. Последующие заседания проводились в Таврическом дворце, когда-то собственности светлейшего князя Потемкина. Заседания носили хаотический характер, и я помню, как однажды слышала перепалку между депутатами, обзывавшими друг друга «извозчиком» и «кабатчиком». Столы депутатов были привинчены к полу, чтобы не дать возможности грохотать крышками. Кстати, одним из украшений этой Думы был Керенский, будущий диктатор.

Следующим летом, в 1906 году, которое мы провели в имении в Воронежской губернии, в уездах вовсю бушевали мятежи. Мы сами были в большой опасности. Все имения вокруг нас были в огне, включая и поместья графини Паниной, князя Мещерского, князя Васильчикова и князя Орлова. У последнего были знаменитые конюшни «Пади», где он выводил своих знаменитых рысаков, и все эти конюшни сгорели дотла. Жестокие крестьяне поджигали хвосты лошадям, и бедные животные метались в своих стойлах и изжаривались до смерти. С крыши своего дома мы видели пламя пожарищ, и зрелище было действительно душераздирающее.

Мой свекор в то время был очень болен и с трудом передвигался. Мы изо всех сил старались скрыть от него эти новости, и мой муж телеграфировал в Воронеж с просьбой прислать солдат. Военная помощь вовремя прибыла и смогла восстановить порядок в нашем уезде и в самом деле спасла нам жизнь.

Я очень хорошо помню, как наш управляющий – огромный трус – все время был в большой тревоге и раз пришел, весь бледный и дрожащий, и сообщил, что революционеры идут прямиком на нашу усадьбу. Но когда мы взяли бинокли и посмотрели на приближающуюся армию, оказалось, что это всего лишь мирное стадо коров! Тем не менее управляющий не успокоился и признался, что от страха целую неделю не мог решиться пойти помыться. Мой кузен заявил, что не заметил большой разницы.

Этим летом мой муж решил снова поехать на Дальний Восток – хотя война, конечно, к тому времени закончилась. Его интересовала тамошняя жизнь, и, кроме того, он хотел присоединиться к своему полку во Владивостоке. То, что писали в газетах, не поднимало духа, потому что мятеж добрался и туда, и говорили, что половина Владивостока сожжена. Однако теперь сообщалось, что там спокойно. Он поехал туда загодя, в ноябре, чтобы найти пригодное для нас жилье, что было не так легко, потому что город все еще находился в примитивном состоянии. Я последовала за ним с дочерью и домашним скарбом перед самым Рождеством 1906 года, получив от мужа телеграмму, что он готов встретить нас. Мне не совсем нравилась эта идея такой дальней поездки – она длилась шестнадцать дней, – и я не знала, что ждет нас впереди.

Семья мужа проводила нас из Санкт-Петербурга в Москву, где мы пересели на поезд, следовавший по Транссибирской магистрали. Когда я увидела на перроне две тележки, полные всякого мелкого багажа, я воскликнула: «Да как же все это войдет в наш вагон!» А человек, стоявший рядом, улыбнулся. И в самом деле, вагон был таким большим, что туда легко сложили не только наш багаж, но и вещи других пассажиров.

Поезд Транссибирской магистрали отличался великолепным сервисом: огромные обеденные комнаты, читальные и ванные комнаты… И все это в поезде!

Первые дни были не очень интересными. Пейзаж был весьма заурядный, и мы впервые пришли в возбуждение, когда увидели большой столб с надписью «Европа – Азия». За Уралом мы оказались в настоящей Сибири с ее черными могучими лесами. Для обеспечения безопасности нашей поездки мой свекор послал с нами телохранителя – слугу-кавказца по имени Али, дикого с виду парня, но он, несомненно, был для нас настоящей защитой. Он не позволял никому к нам приближаться и был причиной очень частых скандалов, вызванных его излишним рвением.

В Иркутске, столице Сибири, нам пришлось сделать пересадку, потому что в то время международные поезда не ходили. Поскольку перед Иркутском наш паровоз пришел в негодность, нам пришлось прошагать две версты пешком до станции. Термометр показывал 32 R (Реомюра), и было ужасно скользко. Я очень боялась, что моя малышка простудится, и какой-то бывший с нами офицер предложил свою помощь понести девочку, на что я с радостью согласилась.

Мой свекор телеграфировал в Иркутск, где мы должны были заночевать, заказав для нас закрытую коляску на станции и несколько комнат в гостинице, чтобы мы чувствовали себя комфортно. Но когда мы прибыли на вокзал и справились, ожидает ли нас закрытая коляска, то обнаружили всего лишь обычные сани с тентом. Уже было темно, и стоял ужасный туман, а так как нам сказали, что город находится вдалеке от станции, а дорога опасна, наши перспективы были совсем не радостными. Наконец, мы добрались до гостиницы и там нашли всего лишь один маленький номер, а все другие были забронированы для конференции акционеров золотодобычи.

В одной спальне я устроила свое дитя и двух английских нянь. А мне самой с горничной отвели комнату в частном доме с окнами на ресторан, а под ними всю ночь играл исключительно громкий оркестр. Это было просто ужасно.

На следующий день мы продолжили свою поездку по Маньчжурии. Меня невероятно заинтересовали методы, которые используют китайские полицейские, если кули не подчиняются их приказаниям, – они просто бьют их маленькими палками по макушкам! Мне очень понравились корейцы. Я все удивлялась, как они умудряются оставаться в чистоте в своих одеждах из белой хлопковой ткани, а их маленькие черные в форме пагоды шляпы очень привлекательны.

Наконец, на семнадцатый день мы доехали до Владивостока, уставшие и измученные тряской в вагоне. У меня постоянно кружилась голова. Ночью мы были почти не в состоянии что-либо видеть, потому что освещение было очень скудным. И тут выяснилось, что дом наш еще необитаем, так что нам пришлось довольствоваться двумя нищенскими номерами в жуткой гостинице, где постояльцы были набиты как упакованные селедки в банке.

На следующий день мы совершили прогулку по городу. Главная улица оказалась длинной, на ней было несколько хороших магазинов, принадлежавших немецкой фирме «Кунст и Альберт». Вид на залив Золотой Рог был очень красив и напоминал своего тезку в Константинополе, а по другую сторону города находился Амурский залив.

Улицы не были целиком мощеными, лишь кусками здесь и там. Частных домов почти не строили, но возвели большие казармы, потому что гарнизон был велик. Помимо этой военной детали, в городе нельзя сказать чтобы было много русских, но полным-полно китайцев, японцев и корейцев.

Я пришла в отчаяние при виде нашего будущего дома – малюсенького четырехкомнатного каменного домика без фундамента, и моей малышке пришлось жить со своими нянями во флигеле в трех маленьких комнатах. Там не было ванной, и кругом было холодно и неудобно. И за это мы платили 6000 рублей в год.

На следующий вечер я отправилась на бал в клуб полка, где служил муж. Меня оглядывали с таким любопытством, что я чувствовала себя весьма неловко, тем более что со всех сторон слышала замечания.

Я, однако, стала привыкать к жизни во Владивостоке, все же очень интересной. Все были с нами обходительны и изо всех сил старались, чтоб нам здесь понравилось. В гавани стояла большая эскадра, и некоторые офицеры и их жены оказались очень приятными людьми. Вечера, которые проводили в клубе, тоже были очень приятными.

Летом 1907 года на рейде бросали якорь различные иностранные эскадры. Первыми были англичане под командой обаятельного адмирала сэра А. Мура, а следующим по чину был капитан Турсби, еще один наш друг. Нас принимали на борту самым восхитительным образом, и даже мою малышку мы брали с няней утром на борт адмиральского флагмана «King Alfred». Однажды она перепугалась до смерти, когда какой-то офицер предложил поместить ее в адмиральскую шлюпку.

После этого прибыли немцы, а с ними наш друг граф Цеппелин, племянник изобретателя знаменитых дирижаблей, чья мать была родом из Прибалтийского края, так что его можно было считать наполовину русским.

Эти развлечения были одной стороной картины. Однако жизнь на Дальнем Востоке в этот период была очень тяжелой, рискованной, потому что там кишмя кишели китайские головорезы, беглые заключенные с сахалинской каторги и другие нежелательные элементы. Как-то ночью совсем рядом с нашим домом китайскими хунхузами была уничтожена целая семья. На меня саму однажды напали, когда я возвращалась из лагеря, раскинутого в двадцати верстах от города. Я была в коляске и проезжала мимо тюрьмы – любимое место злодеев для прогулок, – когда на меня набросилась какая-то банда и попыталась вырвать из моих ушей жемчужные серьги. К счастью, вовремя подоспели кавалеристы, которых мой муж послал сопровождать меня.

Следующей весной (1908 года) во Владивосток приехал генерал-адъютант Пантелеев, чтобы от имени императора поблагодарить доблестные войска сибирского гарнизона. Перед ним на параде прошло тридцать шесть тысяч человек – и из каких отличных солдат укомплектованы эти сибирские полки!

Император был шефом 1-го Сибирского полка, цесаревич – 12-го, а императрица Александра Федоровна – 21-го. 11-й полк, чье мужество принесло ему такую известность во время Японской войны, был недоволен тем, что не имеет такого отличия, и настаивал на том, чтобы вдовствующая императрица стала его шефом. Поэтому мой муж в письме спросил своего отца, можно ли попросить императора назначить вдовствующую императрицу на 11-й полк. От свекра в ответ пришла лаконичная телеграмма: «22 июля. Никому ни слова». За этой телеграммой пришло письмо, в котором мой свекор писал: «Ты знаешь, что я никогда ни о чем не прошу. Но ради моего начальника (он всегда так именовал вдовствующую императрицу) я с готовностью отправился к императору. Его величество был в восторге от идеи и поблагодарил меня, но попросил не говорить никому об этом».

22 июля, должна сказать, были именины вдовствующей императрицы, и велика была радость 11-го полка, когда желанная новость достигла солдат в этот день.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 136; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!