Императорская семья. – Визиты к царю германского кайзера и французского президента. – Рождественская елка. – Визиты в Вогезы, Англию и Шотландию 12 страница
Осенью 1912 года наш обожаемый наследник престола тяжело заболел, и молитвы об его выздоровлении читались во всех церквах, где народ собирался толпами, и было видно, с каким истинным пылом люди молились о его исцелении. Это великое ходатайство сводило вместе все слои общества, потому что всеми владела одна мысль, одно желание – чтобы Господь избавил императора от его венценосной скорби. В то время я была убеждена в преданности народа своему монарху.
Несчастье случилось, когда государь вместе с семьей находился в районе Варшавы, отдыхая в охотничьих угодьях. Болезнь его наследника внезапно приняла тяжелую форму – любая беспечность приводила к жуткому кровотечению, а боли могли легко, учитывая его слабое здоровье, привести к смерти. В семье было несколько случаев заболевания этой болезнью. Например, брат императрицы, который умер в детстве, и ее племянник, сын принца Генриха Прусского, также страдали этим недугом. Но, самое главное, это были, к счастью, очень редкие случаи, а в медицинской истории был известен лишь двадцать один их аналог.
Кое-кто из тех, кто составлял ближайшее окружение императора, рассказывали нам впоследствии, что тогда их величества пережили дни ужасных страданий. Оставалась лишь очень слабая надежда, и император с императрицей готовились к худшему. Императора часто можно было видеть в слезах, против его воли они капали, а его подпись на государственных документах иногда выходила размазанной, и бумага по этой же причине бывала влажной – ибо его величество исполнял свои обязанности несмотря ни на что. Наконец, в Киев пришла добрая весть, и тогда в знак благодарности был проведен благодарственный молебен в честь исцеления нежно любимого наследника. Мы послали императору телеграмму с выражением нашей глубокой преданности, и в полученном сердечном ответе просматривалась между строк его безмерная радость.
|
|
|
Мой муж был очень занят при штабе генерала Иванова, который был командиром исключительных способностей, а войска под его началом отличались идеальной дисциплиной. У него был простой характер, яркий интеллект и самое невероятное добродушие. И его просто обожали в Киеве, где называли Дедушкой. Обладая худощавой фигурой, лицом русского крестьянина и длинной белой бородой, он всегда говорил о себе: «Я – русский крестьянин». Но он был и воином великой доблести, преданным императору и своей стране. Ныне он уже ушел от нас, но я всегда буду хранить в памяти нежные и благодарные воспоминания о нем.
Моему мужу приходилось каждый месяц уезжать из Киева в Царское Село с докладом императору, иногда я сопровождала его, чтобы повидать в Санкт-Петербурге его родителей. Этим докладам придавалось большое значение, и, хотя меня не посвящали в вопросы политики, я часто слышала разговоры о явной враждебности со стороны Австрии, с которой мы граничили в Галиции, и в это же время о широком народном движении, возглавляемом неким профессором Грушевским, который вел в Малороссии активную пропаганду.
|
|
|
Эти доклады готовились капитаном штаба генерала Иванова по имени Духонин – исключительно интеллигентным и образованным человеком, отличным воином и потрясающим работником. Он был великим патриотом и пытался спасти положение в России во время революции, когда и встретил свою смерть при весьма мучительных обстоятельствах, о которых я напишу в последующей части. Однажды, читая эти доклады, император сказал моему мужу: «Это ты писал, Толи? Они написаны великолепным слогом, и их очень легко читать». Мой муж ответил, что он на самом деле собирал материал, но сам доклад был написан капитаном Духониным. И император с присущей ему безграничной добротой написал на одном из докладов: «Благодарю капитана Духонина за его великолепную работу» – и подписался. Когда капитан Духонин узнал от моего мужа о своем успехе, он пришел в такой восторг и был так переполнен радостью, что не смог произнести ни слова. На следующую Пасху он получил орден, и это стало первым шагом в его блестящей военной карьере.
|
|
|
Когда мой муж доставил императору доклад в последний раз, он сказал его величеству, как сожалеет, что впредь не будет иметь возможности столь часто его видеть, поскольку его доклады на данный момент прекращаются. Император загадочно ответил: «Напротив, Толи, я буду видеть тебя чаще, чем прежде!»
Спустя несколько недель, 6 мая 1913 года, в день рождения императора, мой муж был назначен флигель-адъютантом его величества во второй раз. Той ночью от моей золовки пришла срочная телеграмма с этой доброй вестью. Она услышала об этом совершенно случайно. Сын старого слуги родителей моего мужа дежурил в Генеральном штабе и только что принесли распечатать императорский указ по случаю его праздника, потому что существовал обычай в день рождения императора производить повышение по службе или присваивать звания. И там он увидел имя моего мужа и тут же поспешил к родителям супруга. Встретившись с моей золовкой, он передал ей эту хорошую новость.
Когда принесли телеграмму, я разбудила Толи. Не открывая ее, я сразу поняла, что связано с загадочными словами императора. Кроме того, на телеграмме стояла пометка «Срочно», то есть доставить во внеурочное время. Несмотря на крайне неудобное время, мы отпраздновали это событие шампанским и были очень счастливы.
|
|
|
На следующий день очень ранним утром мой муж сообщил эту новость по секрету генералу Иванову, и генерал тут же принес ему золотые императорские вензели, так как сам был генерал-адъютантом и, как и мой муж, носил форму сибирских стрелков, так что Толи мог прикрепить их к своим погонам, а также золотые аксельбанты. Но так как к одиннадцати часам официальная телеграмма все еще не пришла, моему мужу пришлось отправиться в собор, где служился торжественный молебен в честь дня рождения императора, без знака отличия флигель-адъютанта.
Мы дожидались до часу дня, и муж стал уже подумывать о том, чтобы идти на обед у генерала Трепова, как кто-то позвонил по телефону и сообщил, что из Санкт-Петербурга пришла служебная телеграмма, в которой говорится, что в честь дня рождения императора митрополит Киевский получил высшую жалуемую награду – орден Святого Андрея и что полковник князь Барятинский произведен во флигель-адъютанты его величества. Только мой муж уехал на торжественный обед, как потоком хлынули телеграммы.
Через несколько дней после этого император поехал в Берлин, чтобы присутствовать на свадьбе единственной дочери германского императора Виктории Луизы и молодого принца Эрнеста Кумберлендского, впоследствии ставшего герцогом Брунсвик. Царь приехал с великолепными подарками для невесты, и в то время превалировало самое лучшее взаимопонимание. Было много веселья, а нашего государя, где бы он ни появился, восторженно приветствовали. Оба императора расстались в самом дружеском настроении. На свадьбе присутствовали и король Англии с королевой.
Когда мой муж сразу же после возвращения императора из Берлина предстал перед его величеством, он спросил, доволен ли император своей поездкой, на что его величество ответил: «Я весьма удовлетворен. Надо признаться, император Вильгельм все организовал самым наилучшим образом». Кто бы мог тогда подумать, что чуть более чем через год разразится самая ужасная в истории война между странами-соседями, чьи монархи были связаны родственными узами, и, самое главное, после такой сердечной семейной встречи? Наш дорогой император, такой великодушный, такой возвышенно щедрый, был далек от какой-либо мысли о том, чтобы воевать, – ведь это он был инициатором первой мирной конференции и основателем Международного суда в Гааге. Его единственной мыслью было процветание России и благополучие его подданных. И нужно винить не его, а тех, кто не понял исключительную душу и благородных стремлений императора и не сумел поддержать его в решении этой тяжелой, более того, требующей сверхчеловеческих сил задачи.
Тогда же, в 1913 году, состоялись празднования по случаю трехсотлетия династии Романовых. Их величества совершили достаточно долгое путешествие по Волге до Костромы, колыбели семьи Романовых. Мой муж присоединился к свите в Москве и лично прислуживал императору в торжественный день трехсотлетней годовщины восхождения на трон первого царя всея Руси Михаила Федоровича Романова. В этот день их величества со всеми детьми прибыли в Москву, чтобы вписать свои имена в Золотую Книгу, которая хранилась в Доме-музее Романовых.
Когда дошла очередь подписываться до наследника, великого князя Алексея, которому тогда было девять лет, император сказал ему: «Пиши разборчиво, не делай помарок».
А потом, посмотрев на моего мужа, добавил: «Он может писать очень хорошо, если захочет». Но едва его величество закончил эту фразу, как появилась клякса – возможно, из-за стремления мальчика сделать лучше. Бедный мальчик заметно расстроился из-за этого и, подняв глаза на императора, сказал по-английски: «Я старался как лучше». Император, вместо того чтобы показать какое-либо раздражение, не смог удержаться от улыбки и сжал ему руку. Где сейчас эта Золотая Книга? Если она все еще существует, то эта замаранная страница – страница истории!
Празднования в честь исторической годовщины длились несколько дней, но прошли без каких-либо заслуживающих внимания происшествий. Москва стала городом гостеприимства и возрадовалась, когда в ее древних стенах оказались монархи. К сожалению, я не была в состоянии сопровождать мужа в Москву, поскольку всю зиму себя чувствовала очень плохо, а теперь проходила курс лечения в Карлсбаде.
Вернувшись домой, я узнала, что во время моего отсутствия все металлические сундуки были вскрыты и полностью опустошены! Сразу же сообщили в полицию, и после двух дней поисков вор был арестован и помещен под стражу. Кое-что из серебра уже было продано, но, к счастью, большая часть всего была отдана в залог, и мы смогли постепенно вернуть все это, за исключением некоторых вещей, которые исчезли навсегда.
Осенью в Ивановском мы отмечали пятидесятую годовщину военной службы моего свекра. Ему тогда было семьдесят пять лет, и он был очень болен, прикован параличом к своему креслу. Император в знак признания заслуг своего старого и верного офицера в тот день назначил его почетным полковником 5-й роты стрелков императорской фамилии – полка, среди офицеров которого были сам император и великие князья. Император послал ему телеграмму с сообщением об этом назначении, сформулированном в самых теплых словах. Еще одна телеграмма пришла от вдовствующей императрицы, и тоже очень любезная. На следующее утро прибыли депутации – первая от полка, далее – от 5-й роты с их поздравлениями, а потом приехал генерал Иванов со своими поздравлениями.
В нашей семейной часовне отслужили торжественный молебен, а позже был устроен обед для многих правительственных чиновников, включая курского губернатора, и многочисленных родственников и соседей. Я хорошо помню изумительный старый саксонский обеденный сервиз на столе. Все были очень счастливы и веселы. В те дни в самом деле мысли о войне были очень далеки.
Мой старый свекор и моя дорогая свекровь были очень горды этим юбилеем. В тот день было сделано несколько фотографий, в том числе и групповая со всеми присутствовавшими офицерами, а также мой свекор был запечатлен в одной группе с представителями 5-й роты.
Мы не могли долго задерживаться в Ивановском, так как мужу надо было спешить в Киев для участия в церемонии открытия памятника Столыпину, как помните, убитому в Киеве два года назад. Там должны были присутствовать вдова и дети Столыпина, а также все имперские министры. Поэтому мы возвратились в Киев и присутствовали на обедах, которые давались генерал-губернатором, и на открытии памятника. Последнему суждено было оказаться уничтоженным большевиками, когда они правили в Киеве.
После столыпинских церемоний пришла пора самых первых в Киеве Олимпийских игр, проводившихся под патронажем великого князя Дмитрия Павловича, который сам на них присутствовал. Публика являлась очень прилично одетой, но сами Игры оказались весьма примитивными, а теннисные корты были чересчур мягкими для игры.
После этого мы вернулись в Ивановское, где я с дочерью оставалась до конца осени, пока муж ездил в Крым для несения своих обязанностей при императоре. В то время Крым был фешенебельным морским курортом России, где у всех великих князей были свои виллы. У императора было имение Ливадия возле Ялты, где он построил новый дворец, который посещал каждую осень вместе со своей семьей. Ему там очень нравилось, так как он всегда любил спокойную жизнь и этот приятный климат. Он гулял часами. Однажды он отправился в дальнюю прогулку в солдатской форме с полным походным вещевым мешком, чтобы испытать, как тяжел груз, который приходится носить его солдатам.
Муж рассказывал мне по возвращении, что среди отдыхавших той осенью в Крыму было много разговоров о странной гипнотической силе, которую Распутин обрел над императрицей, и о том, как глубоко она верит в его божественное предназначение. Несомненно, в ее сильной привязанности к мнимому чудотворцу сыграла роль тревога за здоровье ее сына, и всем было очень жаль государыню.
Родители моего мужа также ездили в Крым, где у них было прекрасное имение, называвшееся Селбилар (Три кипариса), возле Ялты, в котором был построен из гранита чудесный дом. Их императорские величества нанесли туда несколько визитов как с детьми, так и без них. В первом случае, когда приезжали император и императрица, произошел забавный инцидент. Старая экономка, очень тучная женщина, заметила, что к усадьбе подъезжает императорская коляска, и бросилась в дом, запыхавшись и чуть не обезумев от волнения, и закричала: «Их величества! Их величества!» Она больше ничего не могла произнести. Император, приехав, от души повеселился.
14 ноября, в день рождения вдовствующей императрицы, моя свекровь стала статс-дамой обеих императриц Это была очень большая честь, потому что во всей России было лишь несколько статс-дам, и они были облечены правом носить на левом плече два портрета в эмали обеих императриц, украшенные алмазами, во всех случаях, когда прислуживали императрицам, и во все праздничные дни.
Оставаясь с дочерью в Ивановском, мы однажды гуляли по парку, совсем рядом с домом, когда она вдруг воскликнула: «Что за смешная собачка! Все другие собаки ее боятся». Это был волчонок, который забрел на территорию усадьбы.
На Рождество 1913 года, когда весь Киев затих, мы поехали к родителям мужа в Санкт-Петербург. Там муж узнал, что военный министр Сухомлинов не пожелал дать ему полк, хотя его служебный стаж вполне давал ему на это право. Генерал Иванов получил письмо от министра, полное глупых вымыслов. В конце концов мой муж рассказал об этом царю, на что его величество сказал: «Но Сухомлинов такой милый человек! Он никогда бы такого не сделал!» Однако его величеству пришлось принять меры, потому что, когда Сухомлинов приехал весной в Киев с различными командирами, чтобы принять участие в Кригшпильских маневрах, военный министр заметно изменил свое отношение и был любезен к нам Он сказал моему мужу: «Я слышал, вы скоро собираетесь в Санкт-Петербург». Было ли это намеком на назначение в гвардейский полк? Собственно говоря, мой муж намеревался поехать по причине нездоровья его отца. Mais l'homme propose, Dieu dispose.[20]
Мы устроили в Киеве большой обед, на котором присутствовали все командиры. Мысли о войне по-прежнему были далеки, даже на этом собрании военных людей. Генерал Сухомлинов был в этой компании и выглядел весьма оптимистичным. «Россия так велика и так могущественна, – говорил он, – что никто нас не тронет. И, кроме того, мы вполне готовы».
Глава 12
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 117; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!