НИЧЕГО НЕ СКАЗАВ И НЕ ПРЕДУПРЕДИВ 37 страница



Порывшись в груде вещей на столе, Кукла достал бесформенный кусок дерева и ножичек. Еще раз пристально, изучающе взглянул на мое лицо и методично заработал ножичком. На стол посыпались мелкие кудрявые стружки.

Как ни странно, мне не хотелось никого расспрашивать о том, что происходит. Когда задаешь так много вопросов, как я, мало‑помалу учишься соображать, когда это уместно, а когда нет.

А кроме того, я и так уже знал, что мне ответят. Кукла был одним из тех немного безумных гениев, что сумели найти себе место в Университете.

Обучение в аркануме оказывает на головы студентов ряд противоестественных воздействий. Самая примечательная из всех этих противоестественных вещей – способность творить то, что большинство людей именует магией, а мы – симпатией, сигалдри, алхимией, именованием и всем прочим.

Некоторым все это дается легко, у других начинаются проблемы. Самые тяжелые сходят с ума и попадают в Гавань. Однако большинство голов не разбивается вдребезги, столкнувшись с арканумом, – так только, чуть‑чуть трескается. Порой эти трещинки проявляются в мелочах: тиками или заиканием. Другие студенты слышат голоса, делаются забывчивы, слепнут, немеют… Иногда только на час или на день. Иногда навсегда.

По‑видимому, Кукла был студентом, который тронулся умом много лет назад. Он, как и Аури, сумел найти себе место, хотя меня удивляло, как это Лоррен позволил ему поселиться здесь, внизу.

– Он всегда так выглядит? – спросил Кукла у Вилема и Симмона. Вокруг его рук уже громоздился небольшой сугроб светлых стружек.

– Обычно да, – сказал Вилем.

– Как именно? – уточнил Симмон.

– Как будто вы с ним играете в тирани, он обдумал игру на три хода вперед и уже решил, как именно он тебя обставит.

Кукла еще раз окинул взглядом мое лицо и срезал с дерева еще одну тонкую стружку.

– Это изрядно бесит, по правде говоря.

Вилем хохотнул.

– Кукла, это его думательное лицо. Он так выглядит очень часто, но не всегда.

– А что такое тирани? – спросил Симмон.

– Думатель… – задумчиво произнес Кукла. – И о чем же ты сейчас думаешь, а?

– Я думаю о том, что ты, Кукла, должно быть, очень тщательно наблюдаешь за людьми, – вежливо ответил я.

Кукла фыркнул, не поднимая глаз.

– При чем тут тщательность? И какой смысл наблюдать за людьми? Люди только и делают, что наблюдают. Не наблюдать, видеть надо, видеть! Лично я вижу то, на что смотрю. Я не наблюдатель, я – видящий!

Он еще раз взглянул на деревяшку у себя в руке, потом на мое лицо. И, явно удовлетворенный, сложил руки поверх своего изделия. Но я все же успел мельком увидеть свой собственный профиль, искусно вырезанный из дерева.

– Знаешь ли, чем ты был, чем ты не являешься и чем ты еще будешь? – спросил Кукла.

Это звучало как загадка.

– Нет.

– Видящим, – уверенно сказал он. – Ведь э'лир как раз и значит «видящий».

– Сейчас Квоут уже ре'лар, – почтительно сказал Симмон.

Кукла пренебрежительно фыркнул.

– Да нет, – сказал он, внимательно вглядываясь в меня. – Со временем ты, может, еще и станешь видящим, но не сейчас. А пока ты только смотрящий. Со временем ты станешь настоящим э'лиром. Если научишься расслабляться.

Он показал мне резную деревянную головку.

– Вот что ты тут видишь?

Это уже не был бесформенный кусок дерева. В слоях древесины проступили мои черты, исполненные напряженного размышления. Я наклонился поближе, чтобы рассмотреть получше…

Кукла расхохотался и вскинул руки.

– Все, поздно! – воскликнул он, на миг вновь сделавшись похож на мальчишку. – Ты смотрел слишком пристально и увидел слишком мало. Видишь ли, когда слишком долго смотришь, это может помешать увидеть!

Кукла поставил деревянную головку на стол, так что она как будто уставилась на одну из разбросанных марионетов.

– Видишь этого маленького деревянного Квоута? Видишь, как смотрит? Такой внимательный! Такой сосредоточенный! Он может смотреть хоть сто лет, но увидит ли он то, что прямо у него перед носом, а?

И Кукла вновь уселся. Его взгляд удовлетворенно блуждал по комнате.

– Так э'лир значит «видящий»? – спросил Симмон. – А прочие ранги тоже что‑то означают?

– Поскольку ты – студент, имеющий полный доступ к архивам, думаю, ты и сам способен это выяснить, – ответил Кукла. Его внимание сосредоточилось на марионетке, лежавшей перед ним на столе. Он бережно опустил ее на пол, чтобы веревочки не запутались. Это было великолепное миниатюрное изображение тейлинского священника в серой рясе.

– Может, подскажешь, с чего начать поиски? – спросил я по наитию.

– «Речение» Ренфалька.

Повинуясь движениям пальцев Куклы, священник‑марионетка поднялся с пола и раскинул свои конечности, как будто потягивался после долгого сна.

– Эта книга мне незнакома.

– На втором этаже, в юго‑восточном углу, – рассеянно ответил Кукла. – Второй ряд, вторая стойка, третья полка, в правом конце, красный кожаный переплет.

Миниатюрный тейлинский священник медленно бродил у ног Куклы. В одной руке он крепко сжимал миниатюрный экземпляр «Книги о Пути», скопированный тщательно, до мельчайших подробностей, вплоть до крохотного колеса со спицами, нарисованного на обложке.

Мы втроем наблюдали, как Кукла управляет маленьким священником, заставляя его расхаживать взад‑вперед. Наконец он усадил его на свою ногу в носке.

Вилем почтительно кашлянул.

– Кукла!

– Да? – отозвался Кукла, не отрывая взгляда от своих ног. – У тебя есть вопрос. Точнее, вопрос есть у Квоута, а ты собираешься задать его вместо него. Он сидит, слегка подавшись вперед. Складка между бровями и стиснутые губы говорят о том же. Пусть спросит сам. Это, возможно, пойдет ему на пользу.

Я застыл, поймав себя на том, что и впрямь выгляжу именно так, как он сказал. Кукла по‑прежнему управлял маленьким священником. Тейлинец старательно, с опаской оглядел все вокруг его ног, размахивая перед собой книгой, потом обошел ножки стола и заглянул в сброшенные туфли Куклы. Движения его выглядели жутковато, и это отвлекло меня до такой степени, что я забыл о своей неловкости и поневоле расслабился.

– На самом деле я хотел узнать про амир.

Я не отрывал глаз от сцены, разворачивающейся у ног Куклы. На сцене появилась вторая марионетка, девушка в крестьянском платье. Она подошла к тейлинцу и протянула руку, словно хотела дать ему что‑то. Или нет, она о чем‑то его спросила. Тейлинец повернулся к ней спиной. Она робко коснулась его локтя. Он надменно шагнул прочь.

– Я хотел знать, кто же все‑таки их распустил. Император Нальто или церковь.

– А ты все смотришь, – укорил он меня, но уже мягче, чем прежде. – Тебе бы стоило погоняться за ветром, а то ты слишком серьезен. Это не доведет до добра.

Тейлинец внезапно обернулся к девушке и, дрожа от ярости, погрозил ей книгой. Девушка испуганно отступила назад и рухнула на колени.

– Церковь, конечно. Они бы подчинились только указу самого понтифика.

Тейлинец ударил девушку книгой. Раз, два, повалил ее на землю, и она осталась лежать пугающе неподвижно.

– Нальто не мог бы приказать им даже перейти через улицу.

Тут внимание Куклы привлекло чуть заметное движение.

– О господи! – воскликнул он, кивая в сторону Вилема. – Увидьте, что я вижу! Голова слегка склонена. Зубы стиснуты, но взгляд блуждает, раздражение направлено на себя. Будь я из тех, кто судит по внешнему виду, я бы сказал, что Вилем только что проиграл пари! Разве ты не знаешь, что церковь косо смотрит на азартные игры?

Священник, стоявший у ног Куклы, взмахнул книгой и погрозил ею Вилему.

Тейлинец сложил руки и отвернулся от поверженной женщины. Он величественно сделал пару шагов в сторону и склонил голову как бы в молитве.

Я наконец заставил себя оторвать взгляд от этой сцены и посмотрел на хозяина комнаты.

– Кукла, – спросил я, – а ты читал «Свет истории» Фелтеми Рейса?

Я заметил, что Симмон встревоженно покосился на Вилема, но Кукла не нашел в этом вопросе ничего странного. Тейлинец у его ног выпрямился и принялся подпрыгивать и приплясывать.

– Читал.

– А почему у Рейса сказано, что «Альпура пролиция амир» – шестьдесят третий указ императора Нальто?

– Не мог Рейс такого сказать, – ответил Кукла, не отрывая взгляда от марионетки у своих ног. – Это полная ерунда.

– Но мы нашли экземпляр «Света», в котором сказано именно это!

Кукла пожал плечами, глядя на тейлинца, пляшущего у него под ногами.

– Возможно, это ошибка переписчика, – предположил Вилем. – А потом, смотря какое это было издание – возможно, это изменение внесла сама церковь. Император Нальто – излюбленный мальчик для битья у всех историков. Быть может, церковь пыталась дистанцироваться от амир. Под конец своего существования они творили ужасные дела.

– Неглупо, неглупо, – сказал Кукла. Тейлинец у его ног отвесил Вилему торжественный поклон.

Меня внезапно осенило.

– Кукла, – спросил я, – а ты знаешь, что находится за запертой дверью этажом выше? Такой большой каменной дверью?

Тейлинец прекратил приплясывать, Кукла поднял глаза. Он устремил на меня долгий суровый взгляд. Глаза у него были ясные и серьезные.

– Думаю, что дверь с четырьмя пластинками студентов не касается. А ты как думаешь?

Я почувствовал, что краснею.

– Да, сударь…

И я потупился.

Напряженный момент нарушил далекий звон часового колокола. Симмон выругался сквозь зубы.

– Ой, я опаздываю! – сказал он. – Извини, Кукла, мне пора!

Кукла встал и повесил священника на стену.

– Да и мне все равно пора браться за чтение, – сказал он, подошел к мягкому креслу, сел и открыл книгу. – Приводите этого как‑нибудь еще, – он, не поднимая глаз, указал в мою сторону. – Мне еще надо будет над ним поработать.

 

ГЛАВА 41

БЛАГАЯ ЦЕЛЬ

 

Я взглянул на Симмона и шепнул:

– Иваре эн им эуге!

Сим тяжко вздохнул.

– Тебе же вроде полагается заниматься физиогномикой!

Миновал уже целый оборот с тех пор, как мы подпалили номер Амброза, и зима наконец показала зубы. Университет замело сугробами глубиной по колено. И как всегда, когда погода портилась, архивы под завязку были наполнены прилежными студентами.

Поскольку все читальные норки оказались заняты, нам с Симом пришлось пойти читать в «книги». Высокий сводчатый зал без окон был заполнен наполовину, но тут все равно царила тишина, точно в склепе. Черные каменные стены и беззвучный шепот студентов наводили легкую жуть: сразу делалось ясно, отчего студенты зовут это место «могилой».

– А я и занимаюсь физиогномикой! – вполголоса возразил я. – Я смотрел схемы Гибеи. Смотри, чего я нашел!

Я показал ему книгу.

– Схемы Гибеи? – переспросил Симмон испуганным шепотом. – Клянусь, ты только затем и занимаешься вместе со мной, чтобы мне мешать!

Он отвернулся от книги, которую я ему показывал.

– Да там нет ничего такого ужасного! – возразил я. – Просто… вот! Смотри, чего тут написано!

Симмон отпихнул книгу. Я вскипел.

– Осторожней! – прошипел я. – Это оригинальная рукопись! Я ее нашел за другими книгами, в мертвых каталогах! Лоррен мне пальцы отрубит, если с ней что случится!

Сим шарахнулся от книжки, как от каленого железа.

– Оригинальная рукопись?! Тейлу милосердный, да она небось на человеческой коже написана! Убери эту пакость!

Я уже хотел было пошутить, что на человеческой коже чернила не держатся, но увидел глаза Сима и передумал. Однако, должно быть, мое лицо меня выдало.

– Извращенец! – бросил он почти в полный голос. – Матерь Божия, неужто ты не знаешь, что он резал людей живьем, чтобы посмотреть, как работают их внутренние органы? Не желаю смотреть ни на что, имеющее отношение к этому чудовищу!

Я положил книгу на стол.

– Тогда тебе лучше вообще бросить медицину, – сказал я как можно сдержаннее. – Герцог Гибеи провел наиболее полное исследование человеческого тела, какое когда‑либо делалось. Его рабочие журналы – скелет современной физиологии.

Лицо Симмона осталось каменным. Он подался вперед, чтобы иметь возможность говорить шепотом.

– Когда амир выступили против герцога, они обнаружили кости двадцати тысяч человек! Огромные ямы с костями и пеплом. Женщины, дети. Двадцать тысяч!

Симмон захлебнулся гневом и был вынужден остановиться, прежде чем сумел закончить:

– И это только те, кого нашли!

Я дал ему немного успокоиться, потом возразил со всей возможной мягкостью:

– Герцог Гибеи написал двадцать три тома исследований того, как устроено человеческое тело. Когда амир выступили против него, часть его поместья сгорела, четыре из этих томов и все его заметки погибли. Спроси магистра Арвила, чего бы он ни отдал, лишь бы заполучить те четыре тома.

Симмон стукнул рукой по столу. Несколько студентов обернулись в нашу сторону.

– Да, черт побери! – прошипел он. – Я вырос в сорока километрах от Гибеи! С холмов, принадлежащих моему отцу, в ясный день видны развалины замка!

Это заставило меня заткнуться. Раз фамильные владения Сима так близко от Гибеи, значит, его предки были вассалами герцога. Это означает, что они, возможно, вынуждены были помогать ему собирать своих крестьян для его экспериментов. А возможно, и кто‑то из его семьи окончил жизнь в тех ямах с костями и пеплом.

Я долго молчал, потом шепнул:

– Я не знал…

Сим уже взял себя в руки.

– Мы просто не любим об этом рассказывать, – напряженно ответил он, отводя челку с глаз.

Мы снова склонились над книгами. Миновало не меньше часа, прежде чем Симмон опять нарушил молчание.

– Так что ты там нашел? – спросил он чересчур небрежно, словно не желая признаваться, что ему интересно.

– Вот, гляди, на титульном листе! – возбужденно прошептал я. Я открыл обложку, и лицо у Сима непроизвольно дернулось, как будто от книги несло мертвечиной.

– …И все разлил, – услышал я. В зал вошли двое студентов постарше. Судя по их богатым нарядам, оба они были из знати, и, хотя они и не орали в голос, говорить потише они тоже не старались. – Анисат его заставил все прибрать, прежде чем разрешил помыться самому. Теперь от него целый оборот будет нести мочевиной!

– Ну и что тут интересного? – осведомился Симмон, глядя на страницу. – Тут только его имя и даты.

– Да нет, не в середине, посмотри наверх. Вот, на полях!

Я показал на орнамент, обрамляющий лист.

– Гляди!

– Ставлю драб, что эта мартышка отравится еще до конца четверти, – сказал второй. – Неужто и мы были такими же идиотами?

– Ничего особенного не вижу, – негромко сказал Симмон и развел руками, не отрывая локтей от стола. – Миленько, конечно, если тебе нравятся такие штуки, но я никогда не был большим поклонником иллюминированных манускриптов.

– А пошли в «Два гроша»? – беседа продолжалась за несколько столов от нас, привлекая раздраженные взгляды соседей. – У них там есть девчонка, что играет на свирели, клянусь, ты отродясь не видал ничего подобного! И Линтен говорит, что, если у тебя найдется пара серебряных монет, она…

Он перешел на заговорщицкий шепот.

– И что же она? – поинтересовался я, самым хамским образом вклиниваясь в разговор. Кричать нужды не было. В «книгах» все, что сказано обычным голосом, слышно на весь зал. – А то я чего‑то не расслышал!

Оба студента оскорбленно оглянулись на меня, но ничего не ответили.

– Ты чего?! – зашипел на меня смущенный Сим.

– Пытаюсь заставить их заткнуться, – ответил я.

– Просто не обращай на них внимания, – сказал он. – Ну вот, я смотрю в твою проклятую книжку. Покажи, чего ты хотел, чтобы я увидел.

– Все свои журналы герцог вел лично, – сказал я. – Это оригинальная рукопись, значит, и виньетки он рисовал сам, логично?

Сим кивнул и отвел челку, упавшую ему на глаза.

– Ну и вот, видишь? – я медленно провел пальцем по орнаменту на полях. – Видишь?

Сим покачал головой.

Я снова ткнул пальцем в страницу.

– Вот! – сказал я. – И вот тут, в уголке.

Глаза у него расширились.

– Это же буквы! И… в… – Он умолк, разбирая буквы. – «Иваре эним эуге». Так вот про что ты твердил!

Он отодвинул книгу.

– Ну и что, если не считать того, что он плохо знал темийский?

– Это не темийский, – возразил я. – Это темья. Только архаический вариант.

– Ну и что это значит? – он поднял голову, нахмурил лоб. – «Для хорошего дела»?

Я покачал головой.

– «Ради благой цели», – уточнил я. – Ничего не напоминает?

– Я не знаю, сколько она там еще пробудет, – продолжал один из шумной парочки. – Но если ты ее упустишь, то пожалеешь!

– Говорю же тебе, не могу я сегодня! Может, в поверженье схожу. В поверженье‑то я свободен.

– Не, сходи пораньше! – посоветовал я. – В поверженье в «Двух грошах» народу – не продохнуть!

Болтуны гневно воззрились на меня.

– Не суйся не в свое дело, ты, штангенциркуль! – бросил тот, что повыше.

Это раззадорило меня еще сильнее.

– Извините, а вы что, разве не со мной разговаривали?

– Да с чего ты взял, что я разговаривал с тобой? – уничтожающе процедил студент.

– Ну, мне так показалось, – ответил я. – Раз я вас слышу за три стола, значит, вы уж наверно хотели, чтобы я тоже поучаствовал в разговоре!

Я кашлянул.

– Или вы просто настолько тупы, что не способны разговаривать в «книгах» вполголоса?

Студент побагровел и явно хотел уже что‑то ответить, но тут его приятель что‑то прошептал ему на ухо, оба собрали книжки и ушли. Когда дверь за ними затворилась, по залу прошелестели негромкие аплодисменты. Я улыбнулся и помахал рукой своим слушателям.

– Не мог подождать, пока с ними разберутся хранисты? – вполголоса упрекнул меня Сим, когда мы снова склонились над книгой.

– Что‑то хранисты не спешили с ними разбираться, – заметил я. – Зато теперь здесь снова тихо, а это главное. Ну так о чем же тебе говорят слова «Ради благой цели»?

– Об амир, естественно, – ответил Сим. – В последнее время ты только и твердишь, что об амир. К чему ты клонишь?

– А к тому, – возбужденно шепнул я, – что герцог Гибеи был тайным членом ордена амир!

Сим бросил на меня скептический взгляд.

– Несколько притянуто за уши, но, возможно, все действительно сходится. Это было лет за пятьдесят до того, как церковь распустила орден. К тому времени амир уже изрядно разложились.

Я хотел было возразить, что герцог Гибеи вовсе не обязательно разложился. Он просто преследовал цели амир, «ради благой цели». Как ни кошмарны были его эксперименты, его труды позволили медицине достичь небывалых прежде высот. Вероятно, за прошедшие сотни лет его деяния спасли вдесятеро больше жизней, чем он успел погубить.

Однако я сомневался, что Симмон способен будет понять мою точку зрения.

– Как бы то ни было, он был тайным членом ордена амир. Иначе для чего бы ему втайне помещать их кредо на заглавной странице своего журнала?

Симмон пожал плечами.

– Ну ладно, предположим, он был одним из амир. И как это влияет на цены на масло?

Я раздраженно всплеснул руками и с трудом заставил себя говорить вполголоса.

– Но ведь это означает, что в ордене были тайные члены еще до того, как церковь отреклась от него! А это означает, что, когда понтифик их распустил, у амир остались тайные союзники. Союзники, которые могли укрывать их. А это означает, что амир, возможно, существуют и по сей день и втайне продолжают свои труды!


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 105; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!