Телеграмма морского отдела 12-й армии начальнику оперативного отдела Днепровской военной флотилии В.Е.Дьяченко о боевых задачах флотилии на Припяти 26 страница



Желая в заключение рецензии успехов археографам из польского отдела в “новом и важном культурном деле”, С.Н.Валк надеялся, что только их стремление поскорее заявить о начале работы было причиной такого “скороспелого дебюта”.

Из других инбелкультовских археографических изданий укажем на предпринятые еврейским отделом “малые формы публикации” (в 1-й книге журнала “Цайтшрыфт” за 1926 г., публиковались, например, архивные документы Минского кагала Х1Х в., не носившие, правда, оригинального характера, поскольку еще в 1869 г. в Вильно Я.Брафманом была опубликована “Книга кагала”)

Таким образом, инбелкультовский археографический период , несмотря на его непродолжительность (1925—1928 гг.), сыграл заметную роль в истории отечественной археографии. Именно в это время последняя приобретает национальный характер. Знаменательным событием данного периода стал Первый съезд исследователей белорусской археологии и археографии, обозначивший “болевые точки”, существовавшие в археологии, археографии, архивоведении и наметивший пути их преодоления. Активное участие Историко-археологической (Археографической) комиссии в решении вопросов реституции архивных собраний способствовало поступлению в белорусские архивохранилища многих документальных комплексов, находившихся за пределами республики.

Еще до создания Археографической комиссии Инбелкульта практической археографией за пределами Беларуси занимался известный деятель Белорусской народной Республики, историк, этнограф и писатель В.У.Ластовский (1882—1937). В 1925 г. в Ковно, где в то время проживал ученый, вышел в свет подготовленный им к переизданию “Летописец Великого князства Литовского и Жомойтского”. В основу публикации Ластовский положил текст летописи, ранее публиковавшейся в 17-м томе Полного собрания русских летописей (1907 г.). Отметив в предисловии к изданию вошедшие в 17-й том собрания 16 списков летописей и хроник Великого княжества Литовского, составитель далее обращал внимание, что это—далеко не все белорусско-литовские летописи. “Можна сьмела казаць,--подчеркивал он,--што лік захаваўшыхся сьпіскаў летапісаў Вялікага княства Літоўскага даходзіць да паўсотні, з якіх некаторыя вядомы вучоным толькі з названьня, бо дагэтуль знаходзяцца у прыватных кнігасховах” . Заметим, что данное предположение ученого впоследствии подтвердилось благодаря разысканиям белорусских и российских археографов.

Что касается передачи текста “Летописца”, то здесь белорусский археограф буквально следовал 17-му тому “Полного собрания русских летописей”, использовав лишь “для лягчэйшага чытаньня” современную пунктуацию и дополнив раскрытую конечную “г” буквой “о” (вместо имевшегося в оригинале “жомойтског”, “другог” и т.п. он всюду передавал “жомойтского”, “другого” и т.п.)

В отличие от этого издания, предпринятого В.У.Ластовским скорее в популярных, нежели научных целях, следующая его работа, вышедшая там же в 1926 г., носила оригинальный характер. Речь идет о труде “Гісторыя беларускай (крыўскай) кнігі: Спроба паясніцельнай кнігапісі ад канца Х да пач. Х1Х стагоддзя”. Он представлял собой описание наиболее ценных памятников письменности и материальной культуры Беларуси, в том числе Супрасльской рукописи, Туровского евангелия, так наз. Борисовых камней, Радзивилловской летописи, Статутов ВКЛ и др. Издание сопровождалось иллюстрациями некоторых древнейших памятников; в отдельных случаях целиком (или фрагментами) приводились тексты включенных в книгу описаний рукописей, рукописных и старопечатных книг.

“Мэта гэтай кнігі...,--говорилось в  предисловии к ней,--была паказаць, што пісьменнасьць крыўскага народу па сваей даўнасьце сягае Х стагодзьдзя, а па багацтву помнікаў займае першае мейсца на усходнай славяншчыне”. Очевиден учебный (хрестоматийный) тип данного издания. На это прямо указывал и сам составитель: “Пасколькі пазвалялі маючыяся пад рукамі матэр’ялы, аўтар стараўся даць хоць кароценькія выпіскі з кніг і дакументаў ня толькі для ілюстрацыі мовы помніка, але і у надзеі, што гэткім спосабам удасцца зьвярнуць увагу чытаючага грамадзянства на неадзоўную патрэбу увясьці у курс нашых сярэдніх школ выклад старакрыўскай пісьменнасьці і граматыкі, каб зьвязаць новачасную пісьменнасьць са старымі традыцыямі і здабыткамі у дзедзіне духовасьці”.

Если говорить об отзывах современников на “Гісторыю беларускай (крыўскай ) кнігі”, то они, учитывая личность ее составителя, носили больше общественно-политический, нежели научный характер. Так, руководитель высшего научного учреждения республики С.М.Некрашевич , в частности, писал: “Пры слабасці апісання помнікаў у кнізе В. Ластоўскага мы зашмат спатыкаем непатрэбных разважанняў агульнагістарычнага характару: аб “Крывіі”, аб палітычных адносінах літоўска-беларускай дзяржавы да суседзяў”. Однако чуть ниже рецензент все же признавал, что “праца Ластоўскага набывае ўжо характар не гісторыі кнігі, а гісторыі асветы на Беларусі побач з пераліченнем беларускіх рукапісных і друкаваных помнікаў”.

“Капітальнае выданне”—так была названа опубликованная в “Przeglade Wilenskim” рецензия на книгу Ластовского. Автор ее восторженно писал: “Гэты вонкава адмысловы том не менш варты здзіўлення як велізарны інтэлектуальны зрух гісторыка беларускай літаратуры. Відаць, ужо даўно рыхтаваўся Ластоўскі да гэтага выдання, але тое зусім не змяншае нашага здзіўлення імпануючай скрупулезнасцю, з якой выканаў свой намер, даруючы беларускаму народу гісторыю ягонага пісьменства, якім слушна мог ганарыцца перад іншымі народамі. Перапісаць такі твор было б довадам незвычайнай працавітасці. Тым больш захапляемся Ластоўскім, бо ен чалавек не першай маладосці , здароўя досыць слабога, у дадатак стала заняты чыннай палітыкай. Аднак чаго толькі не здзейсніць гарачая, шчырая, бескарыслівая любоў да айчыны, спалучаная з багатымі ведамі і сканцэнтраванай воляй?!”.

Едва ли не в подобных выражениях передает свои впечатления от знакомства с книгой Ластовского, состоявшегося в 1960-е гг., и Народный поэт Беларуси Нил Гилевич, который пишет: “Уражанне, помню, было незвычайнае. Я гартаў падоўгу гэтую агромністую—на 776 старонках велічэзнага фармату—таміну, чытаў і перачытваў, і проста не мог сабе даць веры, што гэта зрабіў—падрыхтаваў і выдаў, прычым за кароткі час, за некалькі гадоў—адзін чалавек Адзін—адзін!—здолеў выканаць такую тытанічную працу! Колькі ж гадзін у суткі і з якім напружаннем ен працаваў? І якую ж трэба мець прафесійную падрыхтоўку, каб асіліць такое? Ну, сказаў я сабе, цяпер мне зразумела, чаму В.Ю.Ластоўскі быў абраны правадзейным членам Беларускай акадэміі навук—у ліку самых першых, яшчэ пры заснаванні акадэміі.”.

Оставляя без внимания, с одной стороны, возвышенные, свойственные преимущественно литераторам, оценки деятельности В.Ю.Ластовского в области изучения истории Беларуси, а с другой, бытовавшие до недавнего времени, упрощенные, зачастую вульгаризаторские характеристики его работ исторического, этнографического, лингвистического характера, отметим, несмотря ни на что, значительность вклада ученого, который он внес хотя бы в пробуждение интереса общественности к изучению отечественной истории, ее популяризацию. Представляется крайне важным и то внимание, которое он уделял вопросам выявления, собирания и охраны памятников письменности белорусского происхождения, регулярно помещая публикации на эти темы в своем журнале “Крывіч” С учетом этих обстоятельств заслуживает однозначно позитивной оценки обращение современных белорусских филологов и историков к выявлению, введению в научный оборот и изучению научного наследия В.Ю.Ластовского .


 

Лекция 9. Археографическая деятельность Истпарта—Института истории партии

 

Комиссия по истории Октябрьской революции и истории Коммунистической партии (Истпарт) была создана в июне 1921 г. на правах отдела ЦБ КП(б)Б. Ее возглавил секретарь Центрального бюро В.Г.Кнорин, ставший впоследствии доктором исторических наук, профессором Института красной профессуры, редактором предшествовашей “катехизису истории ВКП(б)” “Краткой истории ВКП(б)” (издана в 1934 г.) .

Задачей белорусского Истпарта, как и аналогичных комиссий в России, на Украине являлось выявление, собирание и публикация документальных материалов по истории большевистской партии, революционного движения и т.п. . Впоследствии собранные комиссией материалы составили основу архива Компартии Беларуси, просуществовашего вне рамок Государственного архивного фонда до 1991 г.

В октябре 1929 г. на базе Истпарта был создан Институт истории партии и Октябрьской революции при ЦК КП(б)Б, который в числе прочего также вел работу и по публикации документов. В 1938 г. Институт был ликвидирован и вплоть до его восстановления в 1946 г. незначительной публикационной работой занимался партийный архив, ранее входивший в структуру Института, а затем перешедший в непосредственное подчинение высшему партийному органу республики.

Главная проблема, с которой Истпарту (как, впрочем, и Инбелкульту) пришлось столкнуться с первых шагов после создания, заключалась в отсутствии на территории республики архивов, с помощью которых можно было бы изучать историю революционного движения, публиковать соответствующие документы. Решая эту проблему, сотрудники аппарата Истпарта проделали значительную работу по выявлению белорусских материалов в архивах Москвы, Ленинграда, других городов России, а также Закавказья. Свидетельством активной собирательской деятельности Истпарта в этот период могут служить его документы, хранящиеся в Национальном архиве Республики Беларусь в составе хорошо известного белорусским историкам фонда № 60.

Благодаря этой деятельности, уже через четыре года после своего создания Истпарт смог внести лепту в ознаменование начавших отмечаться с 1925 г. всевозможных юбилеев . К 20-летию революции 1905 г. им был подготовлен и издан сборник статей, воспоминаний и материалов “1905 год у Беларусі” (под ред. М.Шульмана).Под “материалами” имелись в виду включенные в сборник всего лишь четыре документа: обращения Минской группы РСДРП и забастовочного комитета железнодорожников к гражданам Минска, рабочим и служащим Либаво-Роменской железной дороги; обвинительный акт по делу о забастовке железнодорожников Минска. Они публиковались в переводе на белорусский язык без каких бы-то ни было примечаний, контрольно-справочных сведений и т.п.

В следующем году под редакцией С.Х.Агурского, Б.Оршанского и И.М.Барашко был издан уже сугубо документальный сборник под тем же названием с подзаголовком “Зборнік архіўных дакументаў”. (Обе книги вышли под грифом Комиссии ЦИК БССР по празднованию 20-летия революции 1905 г. и Истпарта ЦК КП(б)Б). В архивном сборнике было опубликовано 413 документов, систематизированных по географически-хронологическому принципу: Минщина—160 док.; Виленщина—118 док.; Могилевщина—56 док.; Гродненщина—43 док.; Витебщина—36. Они были выявлены в восьми делах архивного фонда 4-го делопроизводства Департамента полиции МВД, хранившихся в Ленинградском отделении Центрархива России и представляли собой донесения, сообщения, телеграммы губернских жандармских управлений, губернаторов в Департамент полиции о революционных выступлениях различных групп населения. Наряду с документами карательных органов в сборнике публиковались и листовки социал-демократических, бундовских, эсеровских организаций и групп, сохранявшиеся в вышеуказанных делах в качестве улик.

“Тэхнічныя умовы друку,-- отмечалось в заметке “Ад рэдакцыі”,--не дазволілі нам выдрукаваць дакументы з найбольшай літаральнасцю, гэта значыць, з захаваннем старой арфаграфіі”. Тексты передавались по современному русскому правописанию.

Автор предисловия Б.Оршанский попытался дать источниковедческую характеристику публикуемых документов: он обратил внимание на их тенденциозность, выразившуюся, по его мнению, в стремлении авторов доказать, что “ у так званых “заходніх губернях” у рэвалюцыйным руху прымалі удзел адны толькі яўрэі”. Вопросы методики публикации документов им вообще не затрагивались. Документы в сборнике публиковались по упрощенной форме: в них отсутствовали не только заголовки (последние воспроизводились в “Змесце”), но и легенды и текстуальные примечания; лищь кое-где давались примечания по содержанию. На ненаучный тип издания указывает и отсутствие так необходимых здесь указателей (данное обстоятельство весьма затрудняет работу исследователей со сборником). Неудачный выбор объекта публикации, с одной стороны, неряшливость в оформлении издания, с другой, вызвали заслуженную критику сборника.

Как продолжение документальных изданий юбилейного характера, но уже регионального уровня, можно рассматривать подготовленную Оршанской окружной комиссией по празднованию 20-летия революции 1905 г. книгу “1905 год на Аршаншчыне” (издана в 1926 г. в Орше). Ее первая часть представляла краткий очерк предреволюционных и революционных событий на Оршанщине, составленный в основном по воспоминаниям и периодической печати; во вторую вошли 23 документа и хроника событий 1905 года в уезде.

В предисловии к книге говорилось: “Зборнік выпускаецца, каб рабочыя і сяляне Аршаншчыны змаглі прачытаць хоць няпоўны малюнак 1905 году на Аршаншчыне, паглядзець здымкі ахвяр, загінуўшых ад рукі чорнае рэакцыі і напружыць сваю памяць, каб дадаць усе мажлівае з гэтага перыяду, дапамагчы больш поўнаму асьвятленню аднаго з важнейшых этапаў барацьбы рабочае клясы за лепшую будучыню”.

Спешность, с которой готовилась книга и ее ограниченная источниковая база (на последнее указывали сами составители) обусловили ее достаточно “провинциальный” характер. Из всех документов лишь семь носили оригинальный характер; остальные же перепечатывались из минского сборника архивных документов. Оршанский сборник являет собой первый опыт региональных изданий, имевших некоторое значение для краеведения.

К подобным же изданиям может быть отнесен и сборник смешанного типа Гомельского истпарта “1905 год в Гомеле и Полесском районе. Материалы по истории социал-демократического и рабочего движения в 1893—1906 гг.” (издан в 1925 г. в Гомеле). В него вошли две статьи—Н.Бухбиндера “Еврейское рабочее движение в Гомеле (1890—1905 гг.). По неизданным материалам” и Я.Драпкина “”1905 год в районе Полесского комитета РСДРП”. Первая ранее уже публиковалась в органе Ленинградского истпарта—журнале “Красная летопись”, вторая носила оригинальный характер. В качестве приложений к статьям публиковались документы и материалы (27—к первой и 18—ко второй), дополнявшие аналитический текст. Они сопровождались незначительными примечаниями по содержанию. Именной указатель (глухой), помещенный в конце сборника, носил общий характер, т.е. относился и к статьям, и к документам.

Публикаторы—авторы статей сопроводили приложения небольшим археографическим предисловием, отметив в нем сохранение стиля публикуемых документов и оговорив некоторые особенности передачи их текста, в частности, эмендацию: “ В некоторых случаях, когда в интересах удобочитаемости необходимо было сделать незначительные изменения, редакция оговаривает это в примечаниях” .

Сравнительно с оршанским сборником гомельское истпартовское издание было подготовлено на более высоком археографическом уровне, хотя также не свободно от недостатков.

К 10-летию революции 1917 г. под редакцией С.Х.Агурского был издан сборник смешанного типа “Кастрычнік на Беларусі”, заключительная часть которого состояла из документов, хранившихся в архиве ЦК КП(б)Б, недавно созданном Музее революции БССР, а также публиковавшихся в белорусской периодике. Как и предыдущие издания, это носило ярко выраженный пропагандистский характер. На это указывают не только состав подобранных документов, но и их интерпретация в предисловии и примечаниях. Целевое назначение сборника, о чем прямо заявляли его составители, помочь “рабочым і сялянам выучыць гісторыю Кастрычніцкай рэвалюцыі на Беларусі”.

Хронологически документы сборника охватывали период с марта 1917 по март 1919 г. и были сгруппированы в девять разделов, названия которых носили явно публицистический характер: “Сяляне за большэвікоў”, “Барацьба з контррэвалюціяй” и т.п.

В первом разделе публиковались документы о создании и деятельности Минского совета (протоколы его заседаний, уставы, обращения и пр).; во втором—материалы о Минской социал-демократической организации. Третий и четвертый разделы освещали революционные события в Минске и на Западном фронте накануне и в период октября 1917 г.. В трех последующих разделах публиковались документы о деятельности большевистской фракции в Облискомзапе, материалы Совнаркома Западной обл., резолюции крестьянских съездов в поддержку революции и т.п.

Восьмой раздел включал декреты органов Советской власти о роспуске “контрреволюционных организаций”—Минской городской думы, Белорусской Рады, Земского союза и др. Заключительный раздел содержал документы о борьбе против немецкой оккупации белорусских земель, об образовании БССР и создании вскоре после этого Литовско-Белорусской республики.

Помимо короткого “Тлумачэння да дакументаў”, нескольких примечаний текстуального характера и легенд только к документам, взятым из периодики, других элементов научно-справочного аппарата в сборнике нет. Помещенный в конце книги именной указатель относился как к статьям и воспоминаниям, так и к документам.

Наиболее слабым местом сборника являлся отбор документов. Составитель не включил в него ни одного материала, исходившего из противостоявшей большевикам стороны. Кроме того, им были проигнорированы и документы, свидетельствовавшие о наличии разногласий по некоторым вопросам среди самих большевиков. На последнее обстоятельство было обращено внимание вскоре после выхода в свет сборника . Рецензент совершенно справедливо упрекал составителя в том. что им подобраны материалы “без сучка и задоринки” и оставлены без внимания те, которые свидетельствовали об ошибках по национальному вопросу, допускавшихся витебскими большевиками, представителями Облискомзапа. Были высказаны претензии и к группировке материала; в частности, отмечалось, что наиважнейший документ, включенный в сборник—“Манифест Временного рабоче-крестьянского правительства ССРБ” помещен в конце книги, в то время как он, по мнению рецензента, должен бы открывать публикацию. ( С последним трудно согласиться, ибо это нарушало бы хронологическую последовательность расположенных в сборнике документов).

Поскольку речь зашла о манифесте, отметим, что именно его публикация в сборнике представляла наибольший интерес с точки зрения археографии. Можно говорить о первой попытке научного издания одного из основных законодательных актов Советской Беларуси.

Учитывая достаточно сложные обстоятельства, связанные с подготовкой, принятием и распубликованием этого документа, составитель поместил в сборнике имевшие между собой некоторые разночтения тексты манифеста на белорусском и русском языках, сопроводив их следующим примечанием: “Намі дадзены тут два тэкста маніфеста: беларускі і расійскі—у такім выглядзе, як яны захаваны у першатворах[Остается загадкой, что имел в виду под “першатворамі”составитель, поскольку легенды к обоим текстам отсутствуют. Можно лишь предположить, что речь шла об оригиналах манифеста, хранившихся в архиве Истпарта—М.Ш. ].У некаторых деталях гэтыя абодвы тэксты ня супадаюць між сабой. Напрыклад: у расійскім першатворы паказаны з шэрагам прозвішчаў сяброў Часовага рэвалюцыйнага рабоча-сялянскага ураду і камісарыяты, якімі яны кіравалі, у беларускім—няма. Ня супадаюць таксама і некаторыя іншыя, менш важныя і не маючыя значэння падрабязнасці[подчеркн. мною—М.Ш.” ].

С последним замечанием составителя трудно согласиться. Объявленные им “менее важными и не имеющими значения ” расхождения в обоих текстах, на наш взгляд, представляются весьма значительными для изучения истории происхождения манифеста. Именно сравнительный анализ разночтений, имевшихся в текстах документа, дает возвожность установить время создания последнего, а также его автора и язык, на котором был составлен манифест .


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 158; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!