Критика практического разума»

АКАДЕМИЯ НАУК СССР ИНСТИТУТ ФИЛОСОФИИ

В. Ф. АСМУ С

ИММАНУИЛ

КАНТ

 

ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА» МОСКВА 1973

Издательство «Наука», 1973г.

 

 

Предисловие

 

 

Кант — великое имя в истории мировой культу­ ры, в истории не только немецкого народа, но и все­ го человечества. Он был новатором и в области нау­ ки и в области философии. Он не только творец великой космогонической гипотезы, провозгласив­ шей, что наша Вселенная есть развивающаяся Все­ ленная, что наша Земля имеет историю во време­ ни. В философии он был возобновителем и даже зачинателем диалектики. Именно с Канта ведет начало течение диалектического идеализма, пред­ ставленное великими именами не только Канта, но и Фихте, Шеллинга и Гегеля. Вот почему наступа­ ющая годовщина (250 лет со дня рождения) будет широко отмечаться во всем мире всем прогрессив­ ным человечеством. Откликом на это событие яв­ ляется предлагаемая читателю книга. Она харак­ теризует все основные аспекты философии Канта, В ней рассматриваются и естественнонаучные результаты  деятельности  Канта     (космология и космогония,   догадка о         существовании, кроме нашей Галактики, внешних галактик, учение о ве­ ковом влиянии приливного трения на скорость суточного вращения Земли), и основные разделы его философии: теория познания, этика,  учение о целесообразности в органической природе и эс­ тетика. Большая часть этих вопросов была осве­ щена в ряде моих историко-философских работ,

1 В.  Ф.  Асмус                         1

в частности, в книге «Диалектика Канта». Рабо­ ты эти в целом охватывали важнейшие аспекты философии Канта. Но в них не было главы, ко­ торая характеризовала бы своеобразие кантовско- го идеализма и соответственно определяла бы мес­ то и значение Канта в истории идеализма. Для настоящего издания я написал такую главу или раздел — «Трансцендентальный идеализм и транс­ цендентальный метод» и таким образом харак­ теристика и оценка философии Канта приобре­ ли законченность и полноту, необходимые для мо­ нографии о философе. Я опустил содержащийся в моей книге «Диалектика Канта» разбор «общей» логики Канта, но зато ввел разбор его «транс­ цендентальной логики», столь необходимый для рассмотрения места Канта в истории диалектики.

 

 

Глава I

Общая характеристика философии Канта.

Основные сочинения

§ 1. Жизнь и деятельность

Иммануил Кант — один из выдающихся мысли­ телей XVIII в. Влияние его научных и философ­ ских идей вышло далеко за рамки эпохи, в кото­ рую он жил. Кант выдвинул ряд новых и для своего времени передовых научных идей: гипоте­ зу о возникновении Солнечной системы из диф­ фузных твердых частиц материи, гипотезу о кос­ мическом значении приливного трения, догадку о существовании целой системы внешних галактик. Канту принадлежит дальнейшее — после Декарта и Галилея — развитие идеи об относительности движения и покоя.

Философией Канта начинается в Германии на­ правление, известное под названием классическо­ го немецкого идеализма. Течение это сыграло большую роль в развитии мировой философской мысли.

Метафизический материализм не смог выяс­ нить, какую роль в процессе развивающегося и углубляющегося познания играет материальная деятельность познающего субъекта, т. е. практи­ ка общественного человека. Попытка преодоления недостатков метафизического материализма со­ ставляет теоретическую заслугу немецкого клас­ сического идеализма. Философы этого течения стали рассматривать действительность не только как предмет созерцания, но также — и главным

3                                             1*

образом — как предмет деятельности человечества в процессе исторического развития его познания. Однако               немецкие  идеалисты могли развить лишь идеалистическое понятие о деятельности  и о ее субъекте. Они пытались рассматривать дей­ ствительность в форме практики и в этом отноше­ нии превосходили метафизических материалистов, но под «практикой» они понимали не предметно- материальную деятельность общественного чело­ века, изменяющую мир, а лишь «практику» со­ знания, деятельность одного лишь мышления.

«Деятельная сторона» оказалась развитой фило­ софами немецкого идеализма «абстрактно», «так как идеализм, конечно, не знает действительной, чувственной деятельности как таковой»1. Мир оказался в их представлении порождением дея­ тельного сознания, притом главным образом логи­ ческого сознания, т. е. мышления.

Эта особенность немецкого идеализма обнару­ живается уже в философии Канта.

С одной стороны, Кант стремится выяснить то, что в познании обусловлено деятельностью само­ го сознания. Человек как субъект познания ис­ следуется Кантом в качестве существа деятель­ ного, а его сознание — как активный синтез дан­ ных опыта. С другой стороны, деятельность созна­ ния противопоставляется у Канта предметному, независимому от сознания содержанию действи­ тельности, отрывается от своей основы, которая провозглашается недоступной для познания.

Противоречие это является основным в системе Канта. Им обусловлены многочисленные произ­ водные противоречия, пронизывающие всю кан- товскую философию.

Чрезвычайно сложное учение Канта возникло не сразу. Оно претерпело значительные измене­ ния, впитало в себя ряд общественных, научных и философских влияний, прежде чем сложилось в той форме, которая определила место Канта в истории философии.

Германия времен Канта — не единое государст-

 

1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 3, стр. 1.

венное целое, а конгломерат, состоявший из мно­ жества по большей части мелких княжеств, кур- фюршеств, «вольных» имперских городов, коро­ левств. В политической жизни германских госу­ дарств господствовали сословный сепаратизм и разнобой местных интересов самого мизерного масштаба. Сепаратизм политический был формой, в которой проявлялись недоразвитость экономи­ ческой жизни Германии и незрелость ее социаль­ ных сил. «Бессилие каждой отдельной области жизни (здесь нельзя говорить ни о сословиях, ни о классах, а в крайнем случае лишь о быв­ ших сословиях и неродившихся классах) не поз­ воляло ни одной из них завоевать исключитель­ ное господство»2.

Отсутствие общественного класса, способного возглавить борьбу за общие интересы немецкой нации, крайнее раздробление социальных сил и их незрелость были причиной того, что абсолю­ тистское государство, сложившееся в Германии в своей «самой уродливой, полупатриархальной форме»3, приобретает здесь — в представлении не­ мецких теоретиков — мнимую независимость от своей социальной основы. В сознании немецкого буржуазного общества и его теоретиков государ­ ство ошибочно представляется как не зависящее от классовых интересов. Представление о мнимой самостоятельности государства усиливалось и под­ держивалось в сознании теоретиков сильным раз­ витием бюрократии.

Все эти обстоятельства отразились на развитии духовной жизни Германии. Абсолютистская и бю­ рократическая опека над наукой, философией, ли­ тературой была чрезвычайно тягостна и стесни­ тельна. Некоторые крупнейшие деятели немецкой науки, например Винкельман, бежали из Герма­ нии, не будучи в силах вынести гнет политиче­ ского строя и приниженное положение науки. Лессинг, величайший борец немецкого Просвеще­ ния, рвался из Германии, как из тюрьмы, и толь-

 

2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 3, стр. 183.

3 Там же.

ко начавшаяся Семилетняя война заставила eго вернуться в страну. Гёте также бежал из Вейма­ ра в Италию, и время, проведенное им в стране классического искусства, стало рубежом в его творчестве.

При обстоятельствах, исторически сложивших­ ся в тогдашней Германии, немецкая литература и наука получили особое общественное значение. Сознание национального единства обнаружилось главным образом в области литературы. Стихи, драмы, поэмы, статьи Лессинга, Шиллера, Гёте читались во всей Германии — в Саксонии так же, как и в Пруссии, во Франкфурте так же, как в Иене и Веймаре.

Классическая филология имела уже большие достижения. Здесь не только накапливался об­ ширный материал, но и создавался метод крити­ ческого исследования. Однако результаты науч­ ных изысканий были в большинстве случаев до­ стоянием узкого цеха специалистов. Всюду господствовали рутина и педантизм.

Философия и наука находились в еще худших условиях, чем литература. Над философской мыслью властвовала богословская опека. Попытки Реймаруса и Лессинга внести дух критики в биб­ лейскую историю рассматривались как дерзкое по­ сягательство на устои протестантской религиозно­ сти. (Кант, как будет показано ниже, на самом се­ бе испытал силу клерикальных наветов и теологи­ ческой опеки.)

В философии господство богословия сказыва­ лось в самом содержании дисциплин, преподавав­ шихся в университетах: в «рациональной теоло­ гии» («философское» обоснование религии), «ра­ циональной психологии», т. е. «философском», а по сути религиозном, учении о нематериальной сущности души и, наконец, «рациональной кос­ мологии», как называлось умозрительное учение о мироздании, приспособлявшееся обычно к вет­ хозаветным представлениям о мире.

При обосновании всех этих учений главную роль играли идеи Вольфа — последователя идеа­ листа Лейбница. Многочисленные ученики Воль-

фа занимали большинство философских кафедр в Германии. Философия, разрабатывавшаяся ими, была полна компромиссов с религией и представ­ ляла упрощенную, во многих вопросах даже опош­ ленную школьную переработку идеализма Лейб­ ница, его учения о целесообразности в природе. Такова была философская школа, которую при­

шлось пройти Канту.

В жизни его не было больших событий или потрясений, крутых перемен или поворотов, рез­ ких проявлений борьбы. Он занимался лишь изу­ чением наук и философии, преподавательской деятельностью и изложением результатов своих исследований, прожив всю жизнь в Кенигсберге и его окрестностях. В те времена это был круп­ ный и оживленный торговый центр Восточной Пруссии. Пестрое по национальному составу и по роду занятий население доставляло Канту большой материал для его этнических, антропо­ логических и психологических наблюдений.

Родился Кант 22 апреля 1724 г. в Кенигсберге в небогатой семье ремесленника. В доме Канта властвовал дух сурового благочестия, Канта пер­ воначально прочили в пасторы, но интерес к нау­ ке и философии рано пробудился в нем и опреде­ лил его призвание. Способности Канта к науке были рано замечены в семье, и ему была обеспе­ чена возможность получить серьезное образование в Фридриховой коллегии в Кенигсберге. В уни­ верситете Кант познакомился с механической на­ турфилософией Ньютона и с учением Вольфа. Не­ посредственным      учителем                                     Канта  был     Мартин Кнутцен. Из университета же он вынес превос­ ходное знание латинских классиков и мастерское умение писать на латинском языке. На этом язы­ ке, по обычаям того времени, были впоследствии написаны Кантом его диссертации. Окончив в 1745 г. курс обучения, Кант в течение девяти лет проживал и работал в качестве домашнего учите ля в трех семействах. Два из них были аристо­ кратические.  Это                                                     давало    Канту материальные средства, необходимые для того, чтобы на досуге вести философские исследования. В 1755 г. Кант

защитил диссертацию о принципах метафизиче­ ского знания и получил звание приват-доцента. Профессуры в Кенигсбергском университете ему пришлось ждать целых пятнадцать лет. Все это время Кант служил в Кенигсбергской дворцовой библиотеке в должности помощника библиотека­ ря, получая всего 52 талера в год. Только в 1770 г., в возрасте сорока шести лет Кант был назначен профессором логики и метафизики Ке- нигсбергского университета. Здесь в течение мно­ гих лет — до 1797 г.— Кант с поразительным тру­ долюбием и добросовестностью преподавал огром­ ный цикл дисциплин — философских, математиче­ ских и физических. В это время им были написаны все его основные философские произведения.

Совмещение напряженной педагогической и ис­ следовательской работы обеспечивалось не только величайшим трудолюбием, но и строжайшим по­ рядком в распределении времени и занятий. Пун­ ктуальность и точность этого распорядка, которого Кант неотступно придерживался, вызывали всеоб­ щее удивление.

В зрелые годы своей профессорской деятельно­ сти Кант имел большой успех. Кант считал, что все подробности результатов исследования надо оставлять для книг, лекции же должны быть до­ ступны и скорее должны побуждать к самостоя­ тельному размышлению, чем исчерпывающе изла­ гать результаты исследований.

В размеренной, тихой жизни Канта можно от­ метить три факта, нарушивших не столько распо­ рядок ее, сколько внутреннее течение мыслей Канта.

Это, во-первых, влияние сочинений Руссо, во- вторых, влияние событий французской буржуаз­ ной революции, направившей внимание Канта на вопросы теории права, государства и философии истории, и, в-третьих, столкновение с прусским правительством из-за сочинения о религии.

В событиях Французской революции Кант ви­ дел попытку осуществления новых идеалов права и гражданского порядка. Кант не скрывал своего сочувственного отношения к перевороту 1789 г.,

а в сочинении, посвященном проблемам права, ре­ шительно отвергал феодальные наследственные привилегии. Отношение Канта к событиям Фран­ цузской революции выражалось им осторожно, в крайне абстрактной философской форме и пото­ му не привело к каким-либо конфликтам с пра­ вительством.

Зато Канту не удалось избежать конфликта по вопросу о религии. Опубликованное им в 1793 г., а в 1794 г. вышедшее вторым изданием сочине­ ние «Религия в пределах только разума» вызва­ ло бурю негодования в среде богословов и в пра­ вительственных кругах. Истолкование религии в духе деизма и морали казалось дерзким выступ­ лением против протестантских принципов. Неда­ лекий преемник Фридриха II, прусский король Фридрих-Вильгельм, напуганный революцией 1789 г. и опасавшийся распространения идей французского свободомыслия, подписал в 1794 г. именной указ, в котором Канту было сделано пре­ дупреждение, что дальнейшие его выступления по вопросам религии, расходящиеся с протестант­ ским правоверием, повлекут за собой серьезные репрессии.

Кант дал письменное обещание совершенно воздерживаться от публичных высказываний по вопросам религии, как в лекциях, так и в сочи­ нениях. После смерти Фридриха-Вильгельма, по­ следовавшей в 1797 г., Кант не считал уже себя связанным обещанием. Впрочем, в это время силы Канта шли на убыль. С 1797 г. он оставляет уни­ верситетское преподавание и замыкается почти безвыходно в домашней жизни.

Последнее десятилетие XVIII в. было верши­ ной прижизненной известности Канта и временем наибольшего влияния его философии. Книги Кан­ та начинают читать, обсуждать и комментировать не только в Германии, но и в Голландии и в Англии. В 1795 г. сочинение Канта о вечном мире появляется в переводе на французский язык во Франции.

Докритический период

В философском развитии Канта принято разли­ чать два периода. Первый из них охватывает вре­ мя с 1746 г., т. е. от даты написания первой философской работы Канта «Мысли о правильной оценке живых сил» (1747), до конца 60-х годов. Период этот называют «докритическим», так как в сочинениях этого времени Кант еще не вырабо­ тал характерного для последующего периода принципа «критики». Второй период начинается с 1770 г., с появления кантовской диссертации

«О форме и принципах чувственного и умопости­ гаемого мира», и длится до конца деятельности Канта. Называется он «критическим» потому, что во всех сочинениях этого периода Кант исходит из требования: всякое философское исследование основывать на «критике», или критическом иссле­ довании познавательных способностей человека, и границ, до которых простирается знание.

Рубежом между обоими периодами, а также ис­ точником идей, которые привели Канта к созда­ нию «критической» философии, сам Кант считал испытанное им в 60-х годах XVIII в. влияние фило­ софских работ Юма. Действительно, в философ­ ских взглядах того и другого периода, несмотря на ряд переходов и общих звеньев, имеется су­ щественное различие. Состоит оно в том, что в работах первого периода в мышлении Канта еще господствуют материалистические тенденции. Даже в последнем докритическом сочинении

«О первом основании различения сторон в прост­ ранстве» (1768), в котором пространство рассма­ тривается уже как условие наглядного представ­ ления о телесном мире, Кант еще признает прост­ ранство реальным в материалистическом смысле, т. е. видит в нем реальность, существующую вне и независимо от нашего сознания.

Напротив, в диссертации 1770 г., которой от­ крывается серия критических работ Канта, прост­ ранство и время рассматриваются уже не в ка­ честве объективных определений вещей, как они существуют сами по себе, но лишь в качестве

основных форм чувственных, наглядных представ­ лений, т. е. идеалистически. Таким образом, де­ ление философского развития Канта на два пе­ риода вполне оправдывается с точки зрения ха­ рактерного для обоих периодов решения им основного вопроса философии.

В докритический период Кант много и плодот­ ворно работал над вопросами философии природы, в особенности космологии. В это время в центре его философских интересов стоят такие пробле­ мы, как принцип измерения сил, происхождение и развитие Солнечной системы, история Земли и перспективы ее будущего развития, космическое значение приливного трения, определение относи­ тельного характера движения, происхождение це­ лесообразного строения организмов и т. д. Напро­ тив, в критический период господствующим пред­ метом исследований Канта становятся исследова­ ния гносеологические, этические, эстетические.

Различение двух периодов в философском раз­ витии Канта оправдывается и тем, что в работах обоих этих периодов по-разному решается вопрос о способности нашего ума к познанию. Несмотря на известные нотки агностицизма, звучащие уже в основной работе Канта, посвященной вопросу о происхождении Солнечной системы, а также  в

«Грезах духовидца» (1765 г.), в сочинениях до- критического периода в целом господствует уверен­ ность в способности постигнуть то, что обычно представляется недоступным познанию. «Я пре­ красно вижу все эти затруднения и все же не падаю духом. Я сознаю всю силу встающих предо мною препятствий и все же не  унываю»4;

«Дайте мне материю, и я построю из нее мир, т. е. дайте мне материю, и я покажу вам, как из нее должен возникнуть мир» 5 . В работах крити­ ческого периода это гордое одушевление уверен­ ного в своих познавательных силах разума сме­ няется скептическим сомнением в способности ра­ зума достигнуть познания самих вещей, агности-

4 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 1. М., 1963, стр. 117.

5 Там же, стр. 126.

цизм стал господствующим в теории познания Канта.

В работах докритического периода Кант широко использовал достижения современных ему наук о природе. Он был философом, обладавшим обшир­ ными знаниями в современной ему астрономии, геологии, физической географии, физике и антро­ пологии. В Кенигсбергском университете он чи­ тал, кроме философских курсов, и ряд специаль­ ных научных дисциплин.

Теоретической основой натурфилософских ра­ бот Канта были механические принципы физи­ ческой науки, разработанные Ньютоном. И в ис­ следованиях об измерении сил, и в космогонии, и в работе о движении Кант руководствуется главным образом идеями и принципами ньюто­ новской механики с центральным для нее зако­ ном всемирного тяготения.

Но Кант не просто повторяет Ньютона и не просто применяет для решения исследуемых им вопросов ньютоновские принципы. Он существен­ но дополняет Ньютона тем, что сверх вопроса о физическом строении Вселенной ставит важней­ ший вопрос о ее происхождении и развитии, а также о направлении, в котором совершается это развитие. Ни Галилей, ни Ньютон не задава­ лись целью объяснить происхождение наблюдае­ мого в данное время строения Вселенной, тем более объяснить процесс развития Земли и орга­ нической жизни на ней.

Усвоив учение Ньютона о тяготении как уни­ версальном механическом законе, которому пови­ нуются все тела Вселенной, Кант пошел дальше Ньютона и сделал попытку научно объяснить про­ исхождение и развитие Солнечной системы. Нью­ тон отказывается признать механические принци­ пы достаточными для того, чтобы на них постро­ ить научную теорию развития. Напротив, Кант смело и уверенно берется за эту задачу.

Крупнейшим из предшественников Канта, у ко­ торого он мог найти разработанную на началах одной лишь физики, почти свободную от религи­ озных предпосылок механистическую космогонию,

был Декарт. За исключением допущения, будто бог некогда создал материю, сообщив ей при этом определенную и неизменную сумму движения, весь дальнейший процесс образования мира — Солнца, планет, Земли — Декарт объяснял из од­ них механических свойств материи и из механи­ ческого движения тел.

Однако Кант не последовал за Декартом, так как космогония Декарта была построена на осно­ ве теории вихрей. Теория эта во времена Канта казалась давно опровергнутой физикой Ньютона с центральным для нее законом тяготения. К то­ му же теория Декарта не могла объяснить проис­ хождение целого ряда тех особенностей строения Солнечной системы, которые определялись зако­ нами Кеплера и не были известны Декарту. Его космогония не могла объяснить ни эллипти­ ческой, слегка вытянутой, формы планетных орбит, ни ускорений и замедлений в движении планет, ни определяемого третьим законом Кеплера соот­ ношения между квадратами времен обращения планет вокруг Солнца и кубами их больших полу­ осей.

Таким образом, приступая к разработке космо­ гонической проблемы, Кант опирался на резуль­ таты научной работы предшествовавших ему ис­ следователей. В качестве основы и исходного пункта космогонии Кант берет гелиоцентриче­ скую систему Коперника, законы движения пла­ нет, установленные Кеплером, законы падения тел, открытые Галилеем, и, наконец, закон все­ мирного тяготения, сформулированный Ньютоном. Но он решительно отвергает соображения, по ко­ торым Ньютон отказался исследовать вопрос о происхождении Солнечной системы. Поразитель­ ное единство, обнаруженное Ньютоном в Солнеч­ ной системе, свидетельствует, по мнению Канта, о единстве происхождения составляющих эту сис­ тему тел.

Происхождение центробежных сил, рассуждает Кант, непонятно лишь до тех пор, пока мы счи­ таем Солнечную систему неизменной. Но допус­ тим, что межпланетные пустоты были некогда,

в весьма отдаленные времена, заполнены матери­ ей, рассеянной по всему пространству, занимаемо­ му ныне Солнечной системой (во времена Канта еще не было известно, что Солнечная система дви­ жется вокруг динамического центра Галактики), и тогда будет возможно, опираясь на одни лишь физические свойства материи, не прибегая ни к каким ссылкам на бога, объяснить, каким обра­ зом из этого вещества образовалась наша Солнеч­ ная система со всеми особенностями ее строения, наблюдаемого в настоящее время.

Для объяснения образования планет Кант, кро­ ме предположения, что на громадном пространст­ ве нынешней Солнечной системы были рассеяны материальные частицы, допускает различия  меж­ ду ними по плотности их скоплений, а также наличие у них сил притяжения  и  отталкивания. По мысли Канта, первоначальные различия по плотности должны были привести к возникнове­ нию сгущений, которые стали центрами притяже­ ния легких элементов. По мере роста массы сгу­ щений и соответственно величины силы притяже­ ния в различных частях мирового пространства стали возникать комья вещества. Процесс этот не привел, однако, к скоплению всей массы вещест­ ва Вселенной в одном центре и ко всеобщему равновесию. Вследствие силы отталкивания, про­ тиводействующей силе притяжения, равновесие и вечный покой оказываются невозможными: борь­ ба этих сил открывает возможность развития мира. Развитие это, по мысли Канта,  совершалось чисто механически. Противодействие сил оттал­ кивания превращает вертикальные движения па­ дающих по направлению к центру легких частиц в вихревые. В результате многочисленных столк­ новений и взаимных ограничений этих движений в  известный  момент         развития устанавливалось состояние наименьшего взаимодействия, частицы начинали вращаться в одном и том же направ­ лении по параллельным орбитам вокруг оси цент­ рального комка вещества. Комок вещества пре­ вращался во вращающийся шар. Превращение это сопровождалось нагреванием центрального шара

вследствие трения вращающихся масс и постоян­ ного притока извне новых частиц, поддерживав­ шего высокую температуру возникшего централь­ ного тела системы.

Так следует объяснить, по Канту, возникнове­ ние Солнца. Каким же образом могли возникнуть планеты и их спутники?

При решении этого вопроса Кант исходит из ньютоновского закона тяготения. Согласно этому закону, сила притяжения определяет поведение всех частиц вещества, которые находятся в ра­ диусе действия центрального тела. Чтобы части­ цы не упали на центральное тело, но вращались вокруг него в одном с ним направлении (как это имеет место в настоящее время в Солнечной си­ стеме), должна существовать не только общая ось вращения, но и общий центр тяготения. При ка­ ких условиях это возможно? Так как, отвечает Кант, единственным кругом, проходящим через центр, является экватор, то отсюда следует, что элементы вещества, находящиеся в удаленных от Солнца частях системы, должны описывать свои пути в плоскости, являющейся продолжением плоскости солнечного экватора. Но для этого не­ обходимо, чтобы частицы эти обнаруживали тен­ денцию скучиваться в тех частях пространства Солнечной системы, которые расположены непо­ далеку от продолженной плоскости экватора. Та­ ким образом, центральное тело оказалось окру­ женным частицами, располагающимися не в виде сферы, а в форме пояса или кольца. Расположен­ ные так частицы двигались вокруг общего всем им центрального тела в одном и том же направ­ лении.

Но так как в этом кольцевидном слое вращаю­ щихся элементов в силу неоднородной плотности различных его частей должны были возникнуть новые центры тяготения, то около этих центров, в радиусе их гравитационного действия, должны были сгуститься и собраться в новые шаровидные тела частицы, движущиеся в плоскости кольца, В результате, по прошествии достаточно длитель­ ного времени пространство вокруг Солнца, не-

когда сплошь занятое разреженными частицами материи, оказалось пустым, но зато из сгустив­ шихся частиц образовались планеты.

До сих пор речь шла о механическом процессе образования Солнца и планет только в общем его виде. Но научная космогония — так думал Кант — не может удовлетвориться доказательством одной лишь принципиальной возможности естественного процесса образования Солнечной системы. Космо­ гоническая гипотеза должна также рассмотреть вопрос о деталях космогонического процесса, которые привели к известному в настоящее время строению Солнечной системы. Эти детали — эллип­ тические формы планетных орбит, незначитель­ ность эксцентриситетов эллипсов, по которым про­ исходит обращение планет, неравномерность ско­ рости годового движения планет, обратное соотно­ шение между плотностями планет и их расстояни­ ями от Солнца, наличие колец вокруг Сатурна. Кант полагает, что предложенная им космогониче­ ская гипотеза удовлетворительно объясняет проис­ хождение всех этих особенностей Солнечной систе­ мы, происхождение спутников планет, в том числе Луны.

Значение космогонии Канта в истории науки и философии весьма велико. Господствовавшему в XVII и XVIII вв. взгляду на Вселенную как на сотворенную богом и в дальнейшем уже неизмен­ ную. Кант противопоставил учение о ее естествен­ ном образовании и развитии. На это важное в исто­ рии значение космогонической гипотезы Канта указывал Энгельс: именно Кантом была пробита первая брешь в окаменелом метафизическом миро­ воззрении. «Вопрос о первом толчке,— писал Эн­ гельс,— был устранен; Земля и вся солнечная си­ стема предстали как нечто ставшее во времени»6.

Развивая эту оценку кантовской космогонии  в

«Анти-Дюринге», Энгельс указывал, что космого­ ния эта была не только первой попыткой прин­ ципиального преодоления философского воззрения, чуждого идее развития, но, кроме того, попыткой,

 

6 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 351.

чрезвычайно удачной также и в специально науч­ ном отношении7.

Космогония Канта имела ряд существенных на­ учных преимуществ сравнительно с предшество­ вавшими ей космогоническими гипотезами. В про­ тивоположность Ньютону, согласно гипотезе Кан­ та, планетам нет нужды получать приводящие их в движение силы откуда-то извне: силы эти воз­ никают одновременно с планетами. По Канту, пла­ неты образовались из частиц, которые уже имели круговое движение. Последующее — суточное и го­ довое — движение планет есть лишь продолжение первоначального движения частиц, из которых впоследствии образовались планеты.

Второе преимущество космогонии Канта состоя­ ло в том, что Кант не ограничился рассмотрением одной лишь Солнечной системы, но сделал пред­ восхищенную некогда Джордано Бруно попытку понять и объяснить также место, занимаемое Солнечной системой в Большой вселенной.

В эпоху Канта ни астрономическая оптика, ни физика, ни фотометрия не обладали методами и инструментами, необходимыми для эксперимен­ тального доказательства существования внешних галактик и Большой вселенной. Тем более вели­ ко значение мысли Канта, что Солнце есть лишь одна из звезд Млечного пути и что наш Млечный путь не есть еще предел строения Вселенной.

«Мы с изумлением,— писал Кант,— увидели на небе фигуры, которые представляют собой не что иное, как именно подобные системы неподвижных звезд, ограниченных общей плоскостью,— млеч­ ные пути, если можно так выразиться...»8 Млеч­ ные пути эти, продолжает Кант, «представляются нашему глазу при различном положении относи­ тельно него в виде эллиптических образований, мерцающих слабым светом из-за бесконечной отда­ ленности от нас»9 . Говоря об их размерах, Кант

7 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 22— 23.

8 Иммануил Кант.  Сочинения  в   шести томах,  т. 1, стр. 202.

9 Там  же.

полагает, что их диаметр бесконечно превосходит диаметр нашей Солнечной системы. Все эти млечные пути упорядочены и устроены «теми же причинами» и сохраняют свое строение «благодаря такому же механизму, как и наша система»10.

Догадка эта в эпоху Канта была почти одно­ временно высказана несколькими учеными (Райт, Ламберт, Сведенборг). Однако Кант превосходит их всех не только точным и систематическим раз­ витием этой мысли, но прежде всего тем, что у не­ го идея Большой вселенной оказалась связанной с вопросами космогонии и с представлением о един­ стве физических законов, управляющих движением миров и систем миров.

Но хотя Кант и сделал огромный шаг вперед в развитии естественнонаучного знания, он одновре­ менно поставил ему и границы: первая граница касалась вопроса о начале мира во времени. Вто­ рая охватывает, по мысли Канта, область органи­ ческой жизни. Описание естественномеханической истории неба вполне возможно и даже представ­ ляет, как думает Кант, относительно легкую зада­ чу. Напротив, естественная история развития жиз­ ни даже в ее простейших формах есть, по Канту, задача, неразрешимая для натуралиста. Если одной материи и ее законов вполне достаточно для того, чтобы объяснить, как сложилось во времени миро­ здание и каким образом пришло оно к его совре­ менному виду, то этого совершенно недостаточно для того, чтобы «отчетливо и исчерпывающе объяс­ нить из механических оснований возникновение хотя бы одной травинки или гусеницы». Таким об­ разом, существует будто бы предел для естествен­ нонаучного объяснения мира.

Мотивы, из которых исходил Кант в своем от­ рицании возможности естественного объяснения органической жизни, двойственны. Выступая про­ тив механицизма в биологии, Кант отвергает по­ пытки механистического сведения биологического

 

 

10 Иммануил  Кант.  Сочинения      в шести  томах, т. 1, стр. 202—203.

к неорганическому, организма — к механизму11  . Но критикой механицизма в биологии аргумен­ тация Канта не ограничивается. Одновременно с этой критикой в рассуждениях Канта о границах естественнонаучного объяснения впервые высту­ пает мотив агностицизма, который усилился и развился впоследствии. И, так же как и в после­ дующих работах, агностицизм оказывается тесно

связанным у Канта с фидеизмом.

Этим не исчерпывается ограниченность тракта­ та Канта по космологии и примыкающих к нему работ. Кант не идет дальше чисто механического принципа объяснения, оставаясь целиком в пре­ делах методологии Ньютона. Но и в ее границах Кант допустил ряд неточностей, ряд крайне упро­ щающих исследование допущений и попросту ошибочных утверждений. Космогоническая проб­ лема оказалась бесконечно более трудной и слож­ ной, чем думал Кант.

Среди естественнонаучных работ Канта, напи­ санных им в докритический период, видное место занимает работа «Новая теория движения и покоя». Исследование это было издано в 1758 г. в виде программы курса лекций, объявленного Кантом на летний семестр. В этой работе Кант развивает новое представление об относительно­ сти движения и покоя. Понятие относительности движения было введено в новую механику уже Декартом. Но Кант идет в этом вопросе дальше Декарта. Всякое движение есть, по Канту, пере­ мена места. Поэтому, если тело В меняет свое место относительного тела А, то и А равным обра­ зом меняет свое место относительно В, т. е. дви­ жется в этом именно отношении. Если В прибли­ жается к телу А, то и А приближается к телу В с той же самой скоростью. Будучи относительным, всякое перемещение должно быть обоюдным.

Кант отчетливо сознавал философское и естест­ веннонаучное значение этой своей мысли. Из нее

 

11 Ограничение механицизма было проведено Кантом только в области биологии. В учении о неорганической природе Кант оставался на почве механицизма.

следовало, что не может быть ни абсолютного по­ коя, ни абсолютной инерции, в силу которой тело стремилось бы пребывать в том состоянии, в ка­ ком оно находится. Движение, таким образом, признается универсальным явлением природы, хотя оно рассматривается лишь с механистиче­ ской точки зрения, как перемена места.

Учение о развитии мира, Солнечной системы и Земли было центральной и самой ценной идеей докритических работ Канта. Учение это он обос­ новал на материале естественных наук своего вре­ мени. Но Кант был прежде всего философ даже там, где исследуемая им проблема составляла предмет специальных наук. Не удивительно поэто­ му, что уже в докритический период Кант, на­ ряду с привлекавшими его вопросами космогонии, занимался специально проблемами теории позна­ ния и логики.

Философские работы докритического периода сложились под несомненным влиянием рациона­ лизма Лейбница и в особенности рационализма вольфовской школы. Влияние это особенно ска­ зывается в работе «Новое освещение первых прин­ ципов метафизического познания» (1755) и в ра­ боте «Опыт некоторых рассуждений об оптимиз­ ме» (1759).

Однако уже в первой из этих работ Кант враз­ рез с учением о бытии и теорией познания воль- фианцев склоняется к различению между «осно­ ваниями познания» и «основаниями бытия». В теории познания рационализма лейбнице-воль- фовской школы основание познания предмета не отличалось от основания бытия предмета. Поэто­ му причинная связь в бытии не отличалась от логической связи в мышлении. Причинная зави­ симость рассматривалась как частный случай ло­ гической зависимости.

Элемент истины заключался здесь в приближе­ нии к мысли, что связи и отношения логических понятий выражают связи и отношения вещей. Заблуждение заключалось в противопоставлении логического знания — как достоверного — эмпи­ рическому знанию — как недостоверному. Взгляд

этот вел к отрыву мышления от бытия, к оши­ бочному представлению о самостоятельности чис­ того мышления.

В «Новом освещении» Кант выступает против рационалистического учения о тождестве основа­ ния бытия и основания познания. По  Канту,  то, из чего мы познаем бытие вещи, должно быть всегда отличаемо от самого бытия этой вещи. Так, знаменитый датский физик и астроном Ремер оп­ ределил скорость света по запозданию  оптиче­ ских явлений, по-разному протекающих в  систе­ ме спутников Юпитера,— в зависимости от того, находится ли Юпитер ближе к Земле или дальше от нее. А именно: предвычисленные теоретически затмения спутников       Юпитера,                    обусловленные вступлением их в конус тени, отбрасываемой пла­ нетой, наступали для наблюдателя позже предвы- численного момента в случаях, когда Юпитер на­ ходился по ту сторону Солнца, т. е. дальше от Земли, и начинались точно в предсказанное вре­ мя, когда Юпитер и Земля находились по одну и ту же сторону от Солнца, т. е. когда  расстоя­ ние между Землей и Юпитером было наимень­ шим. По мнению Канта, в исследовании Ремера свойства эфира составляют реальные основания движения и скорости света, оптические же явле­ ния, наблюдаемые в системе спутников Юпитера во время их затмений, суть основания познания, из которых мы делаем вывод о том, что  свет требует  времени           для  своего    распространения, а также определяем скорость его распространения.

Это различение между основанием бытия вещи и основанием познания вещи сыграло впоследст­ вии большую роль в разработке Кантом учения критического периода. Поэтому представляет зна­ чительный интерес выяснение смысла и тенден­ ций этого различения. Против какой стороны ра­ ционализма направляет Кант свои возражения? Против признания того, что порядок идей соот­ ветствует порядку вещей, или же того, что логи­ ческое мышление способно развить знание из од­ них собственных понятий, не опираясь на чувст­ ва и опыт?

Уже в «Новом освещении» сказывается двойст­ венность  мотивов, какими             руководился   Кант, выступая против отождествления основания по­ знания и основания бытия. С одной стороны, ус­ танавливаемое им различение этих оснований сам Кант немедленно использует против некоторых идеалистических положений. Так, он отвергает основанное на этом отождествлении декартовско- лейбницевское     доказательство существования бога, выводящее бытие бога из понятия о  боге. Но Кант вовсе не оспаривает возможность ино­ го  способа  доказательства    существования                        бога. Более того, он предлагает в «Новом освещении» свое доказательство, которое оказывается  типич­ но рационалистическим. Кант полагает, будто бы­ тие бога может быть доказано, если доказать, что

отрицание его немыслимо.

Отсюда видно, что, вводя различение оснований познания и бытия, Кант не имел намерения вы­ ступить против идеалистической теории  истины. В небольшом сочинении «Ложное мудрствова­ ние в четырех фигурах силлогизма» (1762) Кант развил новый взгляд на суждение. Согласно этому взгляду, всякое  логическое  познание осуществ­ ляется в форме суждения. В суждении предмету приписываются признаки, отчетливо мыслимые в понятии об этом предмете согласно законам фор­ мальной логики. Но отсюда следовало, что позна­ ние, в котором связь причины и действия не мо­ жет быть выведена логически, из анализа одних

понятий, есть познание особого рода.

Так Кант приходит к мысли, что существуют два вида основания вещи: логическое, опирающее­ ся на законы формальной логики, постигаемое посредством анализа понятий и их признаков в суждении, и реальное, опирающееся на связь при­ чины и действия, которая не может быть выведе­ на из одних понятий, на основе одних лишь зако­ нов формальной логики и анализа суждения.

Установлению этого нового различия Кант по­ свящает свой «Опыт введения в философию по­ нятия отрицательных величин» (1763), где дока­ зывается, что реальное основание не есть логи-

ческое основание. Доказательство этo связывается с вопросом об отрицательных величинах, так как, по Канту, отрицательные величины, которыми опе­ рирует математика, представляют пример не логи­ ческого, но именно реального основания. Логиче­ ское отрицание состоит из простого исключения мыслимого содержания без подразумеваемого при этом утверждения. Напротив, реальное отрицание никогда не исчерпывается одним исключением: оно всегда содержит в себе утверждение известного положительного признака или определения. Тако­ вы, например, положительная и отрицательная ве­ личины в математике: обе они вполне реальны, и если одну из них называют положительной, а другую отрицательной, то это имеет лишь тот смысл, что действие сил взаимно нейтрализуется.

Такое реальное отрицание — не исключение. Оно чрезвычайно распространено в природе, в психике, в области моральных отношений. Все обычно употребляемые отрицательные обозначе­ ния физических сил и свойств, душевных состоя­ ний и движений воли представляют не логиче­ ское отрицание, но реальную противоположность. Таковы непроницаемость тел природы, радость и горе, добро и зло, любовь и ненависть, красота и безобразие и т. д. Во всех этих случаях отри­ цание никогда не является простым исключением или отсутствием соответствующего положительно­ го определения: оно всегда вполне реальная по­ ложительная сила, называемая отрицательной лишь по отношению к первой силе и в противо­ положность ей.

Идея Канта о реальной противоположности опи­ рается на возможность приложения противопо­ ложно направленных сил к одному и тому же телу или материальной точке. По аналогии с ме­ ханическими явлениями такого рода Кант выдви­ нул свое понятие об отрицательном реальном ос­ новании. Однако широкое распространение этого понятия на различные области не только приро­ ды, но и человеческой жизни и человеческого сознания привело к тому, что понятием Канта о борьбе реальных противоположностей смогли

впоследствии воспользоваться мыслители, кото­ рые, в отличие от Канта, понимали реальную про­ тивоположность диалектически.

Реальное основание, представленное не только положительными, но и отрицательными определе­ ниями, никогда не может быть познано из логиче­ ского основания. Познание одной лишь логической противоположности, т. е. немыслимости предмета, согласно формальному закону тождества и про­ тиворечия, никогда не может служить критерием для познания противоположности реальной. Из того, что существует нечто, рассуждает Кант, ни­ когда нельзя путем одного лишь логического ана­ лиза, на основании одного лишь закона тождест­ ва, вывести необходимость существования чего-то другого. Так, наблюдение показывает, что после западного ветра часто бывает дождь. Но из поня­ тия о западном ветре, разъясняет Кант, никогда нельзя посредством одного лишь логического ана­ лиза этого понятия, т. е. посредством разложе­ ния его на составные признаки, получить понятие о дождевых тучах.

«...Реальное основание,— говорит Кант,— никог­ да не может быть логическим основанием, и дождь определяется ветром не по закону  тождества»12. Но наряду с этой ценной мыслью кантовское различение реального и логического основания выражает и другую тенденцию Канта. В отличие от лейбнице-вольфовской школы Кант  различает их для того, чтобы подчеркнуть неспособность на­ шего рассудка постигнуть реальные связи вещей, иными словами, для того, чтобы обосновать агно­

стицизм.

Тенденция агностицизма неуклонно нарастала в докритических работах Канта. Во «Всеобщей естественной истории и теории неба» Кант высту­ пает с мыслью о непознаваемости из одних ес­ тественных причин происхождения и целесооб­ разного устройства организмов. В «Опыте введе­ ния в философию понятия отрицательных вели­ чин» тенденция эта выступает в утверждении о

12 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 2. М., 1964, стр. 122.

недоступности реальных причинных связей бытия логическому  анализу           и         познанию        посредством суждения. В «Грезах духовидца, поясненных гре­ зами метафизики» (1766) непосредственной целью Канта была             скептическая          критика          модной в 60-х годах XVIII в. веры в        «духовидение», т. е. в общение с духами. В остроумном, живом, пол­ ном иронии изложении Кант показывает несос­ тоятельность всех аргументов, которыми обосно­ вывалась вера в общение с духами — существами сверхчувственного мира. В трезвости этой крити­ ки, в разоблачающей силе иронии состоит цен­  ность сочинения Канта. Однако теоретический смысл скептических аргументов Канта выходит за пределы критики «духовидения». Кант опро­ вергает «духовидение» доводами, подрывающими не только веру в духовидение, но также и веру в возможность познания сущности психических явлений. Возможную область познания Кант огра­ ничивает кругом одних лишь явлений. По его мнению, философское учение о духовных сущест­ вах можно завершить «только в отрицательном смысле, а именно твердо устанавливая границы нашего понимания и убеждая нас в том, что раз­ нообразные явления жизни в природе и их зако­ ны — это все, что дозволено нам познать, тогда как самый принцип этой жизни, т. е. духовную природу, о которой не знают, а строят лишь пред­ положения, нельзя мыслить положительно, так как для этого нет никаких данных во всей систе­ ме наших ощущений»13.

Мы уже видели, что развитие критики рацио­ нализма шло у Канта в направлении агностициз­ ма. Критика эта состояла не только в различе­ нии логического и реального оснований, но также и в переработке рационалистических представле­ ний о природе пространства и времени. И здесь Кант стремится отделить логическое от опытного, с тем чтобы доказать невозможность познания по­ следнего посредством логических понятий.

Идея эта овладевала Кантом постепенно. В «Но-

13  Иммануил Кант.  Сочинения  в  шести томах, т. 2, стр. 331.

вом освещении», где уже намечено различение основания бытия и основания познания, время еще рассматривается как понятие, логически вы­ текающее из принципов всеобщего взаимодейст­ вия и изменения. Напротив, в работе «О первом основании различия сторон в пространстве» (1768), последнем сочинении докритического пе­ риода, Кант уже отступает от такого понимания применительно к пространству. В работе этой до­ казывается, будто ориентировка в пространстве, различение направлений, различение правой и ле­ вой стороны тела никогда не могут быть выведены путем логической абстракции от пространственно­ го отношения вещей. Поэтому понятие простран­ ства, поясняет Кант, нельзя рассматривать «как чисто мысленную только конструкцию». Прост­ ранство — не логическая конструкция, но всеоб­ щая основа чувственного восприятия всех вещей в мире и всех их отношений.

На той стадии развития, какую знаменует ра­ бота об основании различения сторон в простран­ стве, Кант, хотя еще и продолжает придерживать­ ся ньютоновского представления об абсолютном пространстве, но пространство определяется уже здесь также и в субъективном смысле, как «одно из основных понятий, которые только и делают возможными все такие предметы»14.

 

Критика чистого разума»

В основе всех работ, написанных Кантом в кри­ тический период, лежит убеждение, что разработ­ ке теоретической философии, морали, эстетики и натурфилософии должно предшествовать критиче­ ское исследование познавательных способностей, на которые опираются эти отрасли философии. Под «критикой» Кант понимает, во-первых, точ­ ное выяснение познавательной способности, или душевной силы, к которой обращается каждая от­ расль знания и философии. Во-вторых, под «кри­ тикой» Кант разумеет исследование границ, даль-

14 Иммануил Кант, Сочинения в шести томах, т. 2, стр. 378.

ше которых не может простираться — в силу устройства самого сознания — компетенция теоре­ тического и практического разума, философии ис­ кусства и философии природы.

Эта установка должна была привести к смеще­ нию характерного для предшествующей филосо­ фии значения философских проблем. На первый план выдвигается теория познания как основная философская наука, которая имеет первостепен­ ной  задачей  ограничение компетенции разума. При этом идея критического исследования способ­ ности познания применяется Кантом исключи­ тельно к         познанию        априорному,  доопытному. Вслед за Декартом и Лейбницем Кант исходит из убеждения, что такое знание существует. И мате­ матика, и теоретическое естествознание якобы имеют истины, всеобщность и необходимость ко­ торых не могут быть почерпнуты из опыта, но коренятся в самом разуме, в априорных, от опы­ та не зависящих особенностях его организации. Философия (или метафизика, как ее называет Кант) также претендует на обладание  априорны­ ми  положениями.  Исследование              правомерности этой претензии и составляет задачу кантовской критики. И математика с естествознанием, и фи­ лософия должны быть исследованы «критикой», но это исследование стоит в каждом из этих случаев перед различными задачами. Относительно мате­ матики и естествознания Кант считает уже напе­ ред известным, что науки эти вполне достоверны, обладают всеобщими и необходимыми истинами. Здесь речь идет лишь о том, чтобы  разум  выяс­ нил для самого себя условия этой достоверности. Другое дело — философия. Уже разнобой стал­ кивающихся в ней противоположных учений де­ лает, по Канту, проблематичной возможность фи­ лософии как достоверной априорной науки. Здесь критике предстоит еще решить, может ли филосо­ фия вообще когда бы то ни было, и  притом  в каких именно границах, стать достоверным апри­ орным знанием. Здесь заранее еще нельзя пред­ сказать результат исследования. Поэтому основ­ ной вопрос критики «чистого», т. е. априорного,

теоретического разума распадается на три вопро­ са — об условиях возможности математики, есте­ ствознания и «метафизики».

Философской основой теории познания Канта является идеализм. Идеализм Канта — особая ис­ торическая форма и особый вид идеализма.

В античной и средневековой философии идеа­ лизм прежде всего был учением о некоей духов­ ной субстанции бытия. Таким было учение Пла­ тона об «эйдосах» («видах»), или «идеях». Таким было учение Лейбница о «монадах» — духовных силовых единицах, или элементах, бытия. Таким было учение Беркли о телах как о комплексах

«идей», т. е. представлений.

Начиная с Декарта, в философском идеализме буржуазного общества из всех теоретических проблем философии на первый план выступает проблема познания. У Декарта идеализм впервые получает новое значение, выступая не только как учение о бытии, но и как учение, которое ка­ жется Декарту необходимым для преодоления скептицизма и обоснования достоверности научно­ го знания. Именно таково значение декартовско­ го положения: «Я мыслю, следовательно, я су­ ществую». В глазах Декарта достоверность су­ ществования акта мышления безусловна сравни­ тельно с лишенным несомненности фактом суще­ ствования вещей. Эту безусловную несомненность существования мышления Декарт превращает в основу для построения достоверного знания о су­ ществовании вещей внешнего мира. Самые же вещи эти рассматриваются как существующие вне мысли. Таким образом, идеализм, будучи как и раньше, учением о духовной основе бытия, ста­ новится, кроме того и даже прежде всего, прие­ мом для объяснения факта существования досто­ верного научного знания.

В этом смысле положение Декарта «Я мыслю, следовательно, я существую» — лишь введение к физике Декарта, в основе своей материалистиче­ ской.

У Канта, в отличие от Декарта, идеализм вы­ полняет одновременно две задачи. Одна из них

есть продолжение линии развития идеализма, на­ чатой Декартом. И по Канту идеализм есть не только особое учение о бытии, но, кроме того, воззрение, необходимое будто бы прежде всего для науки: идеалистическая теория познания не­ обходима для объяснения возможности теоретиче­ ского знания, обладающего логическими призна­ ками всеобщности и необходимости; таким безу­ словно достоверным знанием являются только ма­ тематика и естествознание.

В «Критике чистого разума» и в «Пролегоме­ нах» Кант пытается доказать, будто понять до­ стоверную природу этих наук возможно лишь на основе идеалистического учения о пространстве, о времени и о предметах опытного знания. Эти предметы,— если рассматривать только форму знания о них, а не содержание знания, достав­ ляемое ощущениями,— представляют, согласно Канту, результат синтеза, или соединения, апри­ орных форм ощущения с априорными формами логической мысли. Подобно тому как идеализм у Декарта выступает как необходимое условие до­ казательства достоверности существования вещей внешнего мира, так и, по замыслу Канта, идеа­ листическое учение об априорных формах знания выполняет задачу преодоления юмовского скепти­ цизма: априоризм должен дать доказательство до­ стоверности не только математики (в чем не сом­ невался и Юм), но также достоверности основных положений естествознания.

В постановке и попытке решения этой — пер­ вой — задачи своего идеализма Кант не оригина­ лен. Достоверность научного знания он свел к логической всеобщности и необходимости. В свою очередь всеобщим и необходимым не может быть, по мысли Канта, знание, опирающееся на эмпири­ ческую индукцию. Индукция может дать в луч­ шем случае относительную, а не безусловную все­ общность и такую же — только относительную — необходимость. А так как положения математики и достоверные законы естествознания обладают, согласно Канту, не только относительной, но именно безусловной всеобщностью и необходимос-

тью, то отсюда Кант вывел, что своим достовер­ ным характером научное знание может быть обя­ зано только априорным формам наглядного пред­ ставления и априорным формам логической мыс- лимости. При этом условием достоверности математического знания являются, по Канту, ап­ риорные формы чувственности — пространство и время, а условием достоверности естественнона­ учного знания — априорные формы рассудка.

Учение это в своей основе восходит к тради­ ционным учениям рационализма, к учениям Лейбница и Декарта, которые — задолго до Кан­ та — утверждали, будто всеобщность и необходи­ мость достоверных положений рациональной нау­ ки не могут быть обоснованы средствами опыта и требуют признания врожденных, или априорных, источников знания.

Несостоятельность этого тезиса рационализма легко может быть показана. Тезис этот был неиз­ бежен только для той философии, которая, не зная критерия материальной практики, не могла объяснить, каким образом из всегда относитель­ ной всеобщности и относительной необходимости опытного знания, восходящего к чувственным ис­ точникам, может возникнуть и быть обоснована безусловная всеобщность и необходимость. Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо было опи­ раться на материалистическую диалектику. Толь­ ко эта диалектика делает понятным, каким обра­ зом в результате движения знания, перехода от знания менее вероятного к более вероятному воз­ можно получение вполне достоверного и в то же время отнюдь не априорного, не прирожденного уму человека знания.

Поэтому попытка опереться на априоризм в объяснении достоверности научного знания есть безнадежный анахронизм и выдает безусловно реакционный характер всякой философии, кото­ рая следует в этом вопросе за Кантом или воз­ вращается «назад к Канту». Кант оказался бес­ помощным в своей попытке объяснения и гносео­ логического обоснования достоверности научного знания, так как опирался на идеализм, который

страдал старческой немощью уже в самый час своего рождения.

Впрочем, обоснование достоверности точных наук — не единственная и даже не важнейшая цель кантовского идеализма. Идеализм должен выполнить задачу — в глазах Канта — гораздо бо­ лее существенную, привести к убеждению в су­ ществовании таких «предметов» умопостигаемого мира, каковы свобода, бессмертие, бог. Кант хо­ тел, чтобы вера в их бытие не могла быть поко­ леблена никакой научной критикой, никаким про­ грессом наук и научного знания. Кант стремился доказать, будто убеждение в существовании этих объектов умопостигаемого мира, или, как Кант их называет, «вещей в себе», возможно только на основе идеализма особого рода. Это — идеализм, обосновывающий учение о принципиальной будто бы непознаваемости «вещей в себе» и об ограни­ чении теоретического познания областью одних явлений. Именно такой идеализм Кант называл

«критическим» и в обосновании этого идеализма видел философскую оригинальность, будто бы от­ личающую его, с одной стороны, от скептицизма Юма, с другой — от идеализма Декарта и  Беркли.

 

3.1. Учение о «вещах в себе»

Для чего же именно понадобилось Канту дока­ зывать непознаваемость «вещей в себе» и о каких

«вещах в себе» идет у него речь там, где он стремится доказать их непознаваемость?

Чтобы разобраться в этом вопросе, необходимо учесть, что понятие «вещи в себе» у Канта дву­ смысленно и заключает в себе, — если рассматри­ вать самое существенное, — два основных значения.

«Вещью в себе» Кант прежде всего называет то, чем предметы познания являются сами по се­ бе, т. е. независимо от познания, от тех чувст­ венных и логических форм, посредством которых эти предметы воспринимаются и мыслятся нашим сознанием. В этом смысле непознаваемость «ве­ щей в себе» означает, что всякое расширение и углубление наших знаний, поскольку оно  осуще-

ствляется в субъективных формах чувственности и рассудка, является познанием лишь явлений, а не вещей самих по себе, «вещей в себе». Имен­ но в этом смысле Кант полагает, будто математи­ ка, будучи безусловно достоверной наукой, не яв­ ляется отражением объективной реальности и поэтому достоверна только для нас, поскольку она согласуется со свойственными нам априорными формами чувственности и рассудка.

Для Канта пространство и время, лежащие в ос­ нове достоверности математики — геометрии и арифметики,— не формы существования самих ве­ щей, а только априорные формы нашей чувствен­ ности. И точно так же субстанция, причинность, взаимодействие — не предметы и не законы самих вещей, а только априорные формы нашего рассуд­ ка. Вообще понятия науки — не копии свойств са­ мих вещей, а категории, налагаемые рассудком на

«материал», доставляемый рассудку ощущениями. Поэтому  рассудок — «законодатель» природы, и открываемые наукой законы природы якобы вносятся в природу рассудком.

Познание, по мнению Канта, «объективно» в том смысле, что открываемые наукой свойства, отно­ шения и закономерности не зависят от произвола каждого отдельного субъекта; но это не означает, что познаваемые наукой закономерности незави­ симы от сознания, поскольку познание обусловле­ но общими для всех людей априорными формами, посредством которых мы только и можем позна­ вать. Кант утверждал, что способность познания одновременно и безгранична, и ограничена. Она безгранична, поскольку речь идет о познании яв­ лений, которые истолковываются Кантом в субъ­ ективистском духе. В этом смысле Кант говорит, что эмпирическая наука не знает никаких преде­ лов для дальнейшего своего расширения и углуб­ ления. «Наблюдение и анализ явлений проникают внутрь природы, и неизвестно, как далеко мы со временем продвинемся в этом»15 .

 

15 Иммануил Кант. Сочинения в шести томах, т. 3. М.,

1964, стр. 326.

И в то же время наука, по Канту, ограничена. Она ограничена в том смысле, что даже при лю­ бом расширении и при любом углублении в свой предмет научное знание никогда не может быть знанием о том, что выходит за пределы необхо- димых и всеобщих логических форм, посредством которых осуществляется познание, т. е. знанием объективной реальности, существующей вне и не­ зависимо от сознания. «Но если даже вся приро­ да раскрылась бы перед нами, мы никогда не были бы в состоянии ответить на трансцендентальные вопросы, выходящие за пределы природы...»16

Понятая в этом смысле, непознаваемость «ве­ щей в себе» есть, бесспорно, агностицизм. Кант только воображал, будто в учении об априорности форм чувственности и рассудка ему удалось пре­ одолеть скептицизм Юма и античных скептиков. Кантовское понятие об «объективности» знания — двусмысленно, софистично. То, что сам Кант на­ зывает «объективностью», сводится им всецело к всеобщности и необходимости, понимаемым как априорные определения рассудка. Конечный ис­ точник всей «объективности» — не сам внешний мир, отражающийся в абстракциях познающей мысли, а тот же субъект. Очищенный до степени

«трансцендентального» субъекта, он не перестает быть субъектом.

Таково кантовское понятие о «вещи в себе» и об ее «непознаваемости» в своем первом ас­ пекте. Но есть у Канта и другой аспект «вещи в себе» и соответствующий ему другой аспект

«непознаваемости».

Там, где Кант пытается объяснить возможность достоверного математического и естественнонауч­ ного знания, он применяет понятие «вещи в себе» только в разъясненном выше значении. Но там, где он обосновывает идеи своей этики и филосо­ фии истории, своей философии права и государ­ ства, на сцену выступает другое понятие «вещи в себе». Под «вещами в себе» в этом случае по­ нимаются особые объекты умопостигаемого мира:

 

16 Там же, стр. 326.

2 В. Ф. Асмус                      33

бессмертие, свобода определения человеческих действий и бог как сверхприродная причина мира.

К такому понятию о «вещах в себе» Канта склоняли принципы его этики. Кант признал не­ искоренимость присущего человеку «радикально­ го» зла и обусловленных им противоречий об­ щественной жизни и вместе с тем признал, что в душе человека живет неустранимое требование гармонии между нравственным поведением, нрав­ ственным умонастроением, и счастьем. Кант пола­ гал, будто эта гармония, или нравственный миро­ порядок, может быть достигнута не в границах опыта, не в эмпирическом мире, а только в умо­ постигаемом мире.

Исследование  высших   философских  проблем привело Канта к мысли, что философия может ре­ шить свою высшую задачу только при  условии, если ей удастся привести сознание человека к непоколебимому убеждению в существовании сво­ боды, бессмертия и бога. При этом  под  «свобо­ дой» Кант понимает способность человека совер­ шать действия независимо    от  предшествующей причины, а под «бессмертием» — бессмертие души. Но как может философия выполнить эту зада­ чу? Здесь перед Кантом возникла трудная проб­ лема. С одной стороны, Кант думал, что без убеж­ дения в реальности свободы, бессмертия души и бога       задача философии                               (как       он                эту   зада­ чу понимал) не разрешима. С  другой                      стороны, как крупный ученый, воспитанный естествозна­ нием XVIII                        в.,  Кант          хорошо  понимал,                что убеждение в существовании свободы воли, бес­ смертия и бога не может быть достигнуто при помощи доказательств науки. Научный подход к природе требовал рассматривать ее явления под углом зрения их необходимости и всеобщего за­ кона причинной связи. Наука нигде  не  находила в числе своих объектов ни беспричинной свободы, ни бессмертия, ни бога. Кант хорошо знал,  что все попытки строгого доказательства существо­ вания бога — от Ансельма Кентерберийского до Декарта и Лейбница — не  могли                  подавить сом-

34

нение и воспрепятствовать возникновению в XVIII в. во Франции мощного течения религи­ озного скептицизма и атеизма. Кант поэтому пы­ тается поставить вопрос о вере в бога на новую почву, с тем чтобы никакая научная и философ­ ская критика не могли поколебать этого убежде­ ния, чтобы навсегда вывести религию из-под ударов всякой возможной критики.

Именно с этой целью Кант и стремится обо­ сновать учение о различии явлений и «вещей в себе». Природу, как предмет научного знания, он относит к миру «явлений», а свободу, бессмертие и бога — к миру «вещей в себе». При этом «ве­ щи в себе» он провозглашает непознаваемыми. Их непознаваемость — уже не временная и отно­ сительная непознаваемость предметов природы, в которых научный прогресс открывает все но­ вые и новые свойства, а непознаваемость прин­ ципиальная, непреодолимая никаким прогрессом научного и философского познания, никаким со­ вершенствованием его средств. Так, бог есть не­ познаваемая «вещь в себе». Не только никакое доказательство, но — что для Канта важнее все­ го — и никакое опровержение его существования невозможно. Существование бога — «постулат» (требование) «практического» (т. е. морального) разума. Человек необходимо якобы постулирует существование бога, повинуясь при этом не логи­ ческим доказательствам, а категорическому веле­ нию нравственного сознания.

Таков замысел кантовской «критики» разума: теоретического и практического. Кант критикует разум, чтобы укрепить и утвердить веру. Грани­ цы, которые он пытается положить теоретическо­ му разуму,— границы, перед которыми, согласно его замыслу, должна в бессилии остановиться не только наука, но и практика веры. За пределами этих границ вера должна стать неуязвимой.

Двусмысленность кантовского понятия «вещей в себе» и их непознаваемости становится ясной при сопоставлении теоретической философии Кан­ та — теории познания, теории математики, теории естествознания — с его практической  философи-

35                                           2*

ей — этикой. Там, где речь идет об обосновании математики и теоретического естествознания,

«вещь в себе» означает у Канта независящую от форм нашего сознания основу любой вещи природы. И в этой же связи учение о непознавае­ мости «вещей в себе» означает неспособность на­ шего ума познать в вещах что-либо сверх того, что может быть охвачено формами нашей чувст­ венности и формами рассудка. Во всех этих рас­ суждениях и выводах Кант — агностик, и его аг­ ностицизм, по сути, не многим отличается от агностицизма Юма.

Различие двух аспектов в понятии «вещей в себе» и их непознаваемости у самого Канта при­ крыто. В различных отделах «Критики чистого разума» имеется в виду то одно, то другое зна­ чение понятия о «вещах в себе», то один, то дру­ гой смысл учения об их непознаваемости.

Наличие у Канта двух понятий «вещи в себе» обусловило своеобразие кантовской формы идеа­ лизма. Перенесение решения противоречий и кон­ фликтов — этических,     общественно-историче­ ских — в «потусторонний», («умопостигаемый») мир потребовало идеалистической трактовки важ­ нейших понятий теоретической философии. Кант был идеалистом в этике и в философии истории не потому, что его теория познания была идеали­ стична.  Наоборот, теория познания Канта бы­ ла идеалистична, потому что идеалистическими оказались его этика и философия истории. Сов­ ременная Канту немецкая действительность иск­ лючала возможность не только практического ре­ шения реальных противоречий общественной жи­ зни, но исключала даже возможность адекватного отражения этих противоречий в теоретической мысли.

Поэтому традицией, в русле которой сложи­ лось философское мировоззрение Канта, стала тра­ диция идеализма: юмовского, с одной стороны, и лейбнице-вольфского — с другой.

Борьба этих традиций, попытка их синтеза от­ разилась в учении Канта о формах и границах достоверного знания.

3.2. Трансцендентальная эстетика

Предшественники Канта, исследовавшие проб­ лему достоверности знания, создали «аналитиче­ скую» теорию истинных суждений. И Лейбниц и Юм при всех своих гносеологических разногласиях сходились в общем им убеждении, будто истин­ ные суждения математики аналитичны, т. е. пред­ ставляют суждения, в которых содержание преди­ ката может быть аналитически выведено из содер­ жания субъекта суждения на основании формаль­ но-логического закона противоречия. Особенно резко взгляд этот выступает у Юма, который, бу­ дучи чистым эмпириком в отношении естественно­ научного знания, целиком разделяет учение Лейб­ ница об аналитическом характере математики.

Исследование логического строения суждений в математике и естествознании привело Канта к мысли, что во всех суждениях, расширяющих зна­ ние, связь предиката с субъектом не аналитиче­ ская, а «синтетическая». В суждении «прямая — кратчайшее расстояние между двумя точками» ко­ личественное представление о кратчайшем рассто­ янии не может быть аналитически извлечено из качественного представления о прямой линии. Представление это должно быть присоединено к представлению прямизны. Условием этого синте­ за, по Канту, является чувственное представле­ ние. Не логический анализ понятий, но чувст­ венное созерцание, или наглядное представление, геометрических объектов в пространстве лежит, по утверждению Канта, в основе синтеза, обес­ печивающего достоверность геометрических суж­ дений. Однако представление пространства, опи­ раясь на которое геометр конструирует в своем уме объекты, не может быть, полагает Кант, представлением пространства эмпирического, т. е. данного в опыте; если бы суждения в геометрии основывались на представлении эмпирического пространства, то истины геометрии не могли бы иметь безусловно всеобщего и необходимого зна­ чения: они были бы всего лишь вероятными обоб­ щениями из опыта. Но, согласно Канту, высказы-

вания геометрических аксиом сопровождаются по­ ниманием их необходимого и всеобщего значения. Отсюда Кант делает вывод, что пространство, обусловливающее возможность геометрических ис­ тин, есть пространство идеальное, или априорная форма чувственности.

Таким образом, синтетическая природа сужде­ ний геометрии тесно связывается у Канта с ап­ риоризмом и идеализмом. То пространство, с ко­ торым имеет дело геометрия, не выражает, с его точки зрения, действительной природы вещей; оно — лишь форма, под которой вещи являются, априорная форма чувственности, априорное усло­ вие наглядного представления.

Аналогичные взгляды Кант развивает и в отно­ шении времени. Подобно тому как априорная форма пространства лежит в основании истин геометрии, априорная форма времени лежит в ос­ новании истин арифметики. Суждения арифмети­ ки, например «7 + 5 = 12», суть также суждения синтетические. Из понятия «7 + 5» аналитическим путем нельзя получить понятия «12».  Понятие

«12» присоединяется в нашем суждении к понятию

«7 + 5». Но на чем основывается возможность это­ го синтеза? По утверждению Канта, операция сложения предполагает в качестве своего усло­ вия последовательность моментов счета, т. е. предполагает время. Как геометрия невозможна без пространства, так арифметика невозможна без времени. Это время не может быть временем обычного опыта. Эмпирическое время не могло бы обосновать безусловно всеобщий и необходимый характер истин арифметики. Время, лежащее в основе арифметики, есть время идеальное, апри­ орное. Оно выражает не действительную, незави­ симую от сознания форму существования вещей, но лишь форму чувственности.

Так постановка вопроса о логической природе математических суждений привела Канта к идеа­ листическому учению о пространстве и времени. В основе этих рассуждений Канта лежит ошибка, общая всей домарксистской философии. Ни один из логиков и философов той эпохи не мог удов-

летворительно объяснить, каким образом из дан­ ных опыта могут быть почерпнуты основания для всеобщих и необходимых суждений. Гоббс доказы­ вал, что на основании наблюдающейся в опыте последовательности явлений или событий никогда нельзя получить строго достоверного обобщения. Мысль эта во всей ее метафизичности была сох­ ранена и рационалистом Лейбницем, и агности­ ком-эмпириком Юмом. Кант не сумел в этом воп­ росе превзойти своих предшественников. Подобно Гоббсу, Лейбницу и Юму, Кант отрицает за опы­ том право на обобщения и заключения, обладаю­ щие характером безусловной необходимости и все­ общности. Но так как Кант вслед за всеми сво­ ими предшественниками признал, что математика и естествознание все же заключают в своем со­ ставе суждения безусловной необходимости и все­ общности, то ему оставалось искать источник этих свойств точного знания только в самом со­ знании, в его априорных формах.

Учение это уже в самых истоках своих изо­ биловало противоречиями и представляло весьма сложный сплав разнородных тенденций. Влияние эмпиризма не прошло бесследно для Канта. Сле­ дуя этому влиянию, он отказался от чисто логи­ ческой (аналитической) теории математических суждений. Он сблизил математику со сферой чувственности и показал значение синтеза в фор­ мировании математических суждений.

Но, выводя возможность математики из чувст­ венного представления, Кант в то же время раз­ вил идеалистическую и формалистическую теорию чувственности. В учение о чувственности он внес метафизическое раздвоение. Он резко отделил фор­ му чувственных ощущений от их материи. Не от­ рицая того, что всякое знание начинается с опы­ та и имеет исходной точкой действие вещей, су­ ществующих вне нас, на наши чувства, Кант в то же время считал, что действие это доводит нас не до познания природы вещей, как они суще­ ствуют сами по себе, но лишь до познания тех связей опыта, которые коренятся в деятельности форм нашего сознания.

Так пространство и время превратились в уче­ нии Канта в априорные формы чувственности. Взгляд этот был изложен Кантом уже в его дис­ сертации 1770 г. «О форме и принципах чувст­ венного и умопостигаемого мира», но прошло еще свыше десяти лет, прежде чем Кант смог  раз­ вить все вытекающие из него следствия в «Кри­ тике чистого разума» (1781). В этой книге Кант изложил свою теорию познания, которая должна была служить основанием будущей «метафизики». При разработке «Критики чистого разума» Кант видел образец совершенного, т. е. достоверного, всеобщего и необходимого, знания в  математике и математическом естествознании в той форме, какая была придана ему механической натурфи­ лософией Ньютона. Кант  отверг  односторонность, с какой предшествующие ему рационализм и эм­ пиризм пытались вывести достоверное знание из одного-единственного начала — из  одного                                                    лишь

рассудка или из одной лишь чувственности.

По Канту, достоверное знание может быть толь­ ко синтезом чувственности и рассудка. Ощущения сами по себе, без понятий рассудка, слепы, а по­ нятия рассудка сами по себе, без ощущений, пу­ сты. Поэтому исследование условий возможности достоверного, научного знания предполагает ис­ следование условий, при которых возможен син­ тез чувственности и рассудка. В соответствии с этим положением строится весь план «Критики чистого разума». За введением, устанавливающим понятие априорных синтетических суждений и об­ щие задачи критики разума, следует в качестве центральной части трактата «учение об элемен­ тах». Так как Канта интересуют прежде всего и главным образом условия возможности априорных, а не опытных суждений, то учение об элементах получает название учения «трансцендентального» (термин этот как раз и означает у Канта то, что обусловливает возможность априорных знаний о предметах). В первой части трансцендентального учения об элементах исследуются условия возмож­ ного априорного знания в чувственности («транс­ цендентальная эстетика» («эстетика»—от гре-

ческого слова, означающего чувственное восприя­ тие), во второй — условия возможности априорно­ го знания в рассудке, условия возможности синтеза чувственности и рассудка в высших основ­ ных положениях знания, а также границы, внут- ри которых формы синтеза имеют право на при­ менение. Эта, вторая, часть трансцендентального учения об элементах называется «трансценден­ тальной логикой». В свою очередь «трансценден­ тальная логика» разделяется на «трансценденталь­ ную аналитику» и «трансцендентальную диалек­ тику». Первая — «логика истины» — излагает ус­ ловия, вне которых ни один предмет не может быть мыслим; вторая исследует заблуждения, в ка­ кие впадают рассудок и разум, когда они пыта­ ются применять свойственные им формы синтеза за границами опыта и явлений. «Критика чистого разума» завершается «трансцендентальным учени­ ем о методе», составляющим переход от теоре­ тической философии к принципам этики.

План этот, выработанный Кантом для «Крити­ ки чистого разума», стал руководящим и при разработке последующих критических трактатов Канта. Таковы «Критика практического разума» (1788), исследующая критические основания мо­ рали и «Критика способности суждения» (1790), исследующая критические основы философии ис­ кусства и философии природы.

Построение «Критики чистого разума» соот­ ветствует последовательности трех основных кри­ тических вопросов: 1) как возможна математика,

2) как возможно естествознание и 3) как воз­ можна философия, или метафизика. На первый вопрос отвечает трансцендентальная эстетика. Ма­ тематика возможна в качестве науки, обладаю­ щей априорными синтетическими суждениями, по­ тому, что она опирается на априорные формы чувственности или на априорные наглядные пред­ ставления «созерцания» (интуиции) пространства и времени. Геометрия условием своей возможно­ сти имеет априорное чувственное созерцание пространства, арифметика — априорное чувствен­ ное созерцание времени.

41

Учение это — идеализм. Однако идеализм кан- товского учения о пространстве и времени отли­ чается от предшествующих Канту форм идеализ­ ма по своему обоснованию. Пространство и время, по мысли Канта, должны рассматривать­ ся как априорные формы чувственности, не обус­ ловливающие познания действительной природы вещей, так как иначе будто бы не может быть объяснена возможность синтетических априорных суждений в математике. Желая смягчить идеа­ листичность и субъективизм своего учения о про­ странстве и времени, Кант подчеркивает, что ут­ верждаемая им гносеологическая — «трансценден­ тальная» — идеальность пространства и времени будто бы оставляет в полной неприкосновенно­ сти их эмпирическую реальность: для опыта все вещи находятся в пространстве, а все события протекают во времени. Однако сами пространст­ во и время идеальны в «трансцендентальном» смысле, т. е. недействительны вне человеческо­ го сознания и не могут быть определениями ве­ щей, как они существуют сами по себе.

Субъективизм «трансцендентального» учения Канта о пространстве и времени, несовместимость его с материализмом подчеркнул В. И. Ленин.

«Признавая существование объективной реально­ сти, т. е. движущейся материи, независимо от нашего сознания,— писал Ленин,— материализм неизбежно должен признавать также объектив­ ную реальность времени и пространства, в отли­ чие, прежде всего, от кантианства, которое в этом вопросе стоит на стороне идеализма, счи­ тает время и пространство не объективной реаль­ ностью, а формами человеческого созерцания»17.

 

3.3. Трансцендентальная аналитика

На второй основной вопрос «критики», на воп­ рос: как возможно естествознание? — отвечает

«трансцендентальная аналитика». Естествознание, утверждает Кант, так же как и математика, обла­ дает основными положениями, которые не  могут

17 В. И, Ленин. Полное собрание сочинений, т. 18, стр. 181.

быть обобщениями из опыта и представляют по своей логической форме априорные суждения. Та­ ковы, например, положение об устойчивости суб­ станции (закон сохранения вещества), положение о временной последовательности явлений соглас­ но закону причинности, положение о сосущество­ вании субстанций согласно закону взаимодействия. Всеобщность и необходимость, с какими мыслят­ ся все эти высшие законы,— законы, лежащие в основе всего естествознания, не могут быть вы­ ведены, по Канту, из опыта и суть априорные основоположения «чистого» рассудка.

Полная система всех этих основоположений вы­ водится Кантом из системы категорий, или из чистых понятий рассудка. В выведении этом, ко­ торое представляет наиболее трудную, обильную противоречиями часть «Критики чистого разума», Кант, так же как и в «трансцендентальной эсте­ тике», исходит из резкого различения формы и со­ держания знания. Содержание знания не создает­ ся нашим сознанием и есть результат воздейст­ вия вещей, как они существуют независимо от сознания, на нашу чувственность. В этом пункте Кант, как было выяснено Лениным, стоит на поч­ ве материализма. «Когда Кант допускает, что на­ шим представлениям соответствует нечто вне нас, какая-то вещь в себе,— то тут Кант материа­ лист»18 . Но эта точка зрения не сохраняется Кан­ том в дальнейшем развитии его учения. Правда, со стороны содержания предмет знания не порождает­ ся сознанием. Но от содержания знания должна быть отличаема его форма. Эта последняя порож­ дается, согласно Канту, самим сознанием, на ос­ нове будто бы присущих ему априорных условий. В отношении содержания сознание пассивно, в от­ ношении его формы — активно. «Признавая ап­ риорность пространства, времени, причинности и т. д., Кант направляет философию в сторону идеализма»19,— отмечает Ленин.

По  учению  Канта,   рассудок мыслит  посред­

ством понятий все содержание, доставляемое ему

1 8 Там же, стр. 206.

1 9 Там же.

чувственностью. Однако среди понятий рассудка должны быть найдены такие, которые являются, независимо от подводимого под них содержания, общими, формальными, априорными условиями мыслимости каких угодно предметов. Для того, чтобы мыслить какой бы то ни было доступный нам в опыте предмет, необходимо, чтобы в рас­ судке существовала заранее данная и от опыта будто бы не зависящая возможность подведения мыслимого под такие понятия, как, например, понятия реальности, принадлежности, возможно­ сти и т. д. Априорные, или «чистые», понятия рассудка, обусловливающие возможность такого подведения, Кант называет «категориями». В фило­ софии Аристотеля категории являются прежде всего высшими родами бытия и лишь на основе этого своего значения оказываются родами мыс­ лимого. Напротив, у Канта определение катего­ рий сразу оказывается суженным до субъективно­ го значения: категории Канта суть основные по­ нятия рассудка, образующие априорную форму мыслимости каких бы то ни было предметов, их свойств и отношений.

В «Критике чистого разума», а также в изла­ гающих ее содержание «Пролегоменах ко всякой будущей метафизике, могущей явиться в качест­ ве науки» (1783) Кант пытается найти источ­ ник, из которого может быть выведена полная си­ стема категорий в формальной логике, в ее делении суждений со стороны их формы на суж­ дения количества (общие, частные, единичные), качества (утвердительные, отрицательные, беско­ нечные) , отношения (категорические, условные, разделительные) и модальности (проблематиче­ ские, выражающие возможность, ассерторические, выражающие фактическое состояние, и аподик- тические, выражающие необходимость). Каждая из этих форм суждения возможна, по Канту, лишь потому, что в основе ее лежит особое, и при­ том чисто априорное и формальное, понятие син­ теза, сочетающего данные чувственности с дея­ тельностью форм рассудка. Такое понятие и есть категория. Таким образом, двенадцати формам

суждения соответствуют лежащие в их основе двенадцать категорий. Это — категории количе­ ства (единство, множество, цельность), качества (реальность, отрицание, ограничение), отношения (субстанция и принадлежность, причина и след­ ствие, взаимодействие) и модальности (возмож­ ность и невозможность, существование и несуще­ ствование, необходимость и случайность). Однако, хотя Кант дал не простой перечень категорий, а их логическую систему, он все же «не показал перехода категорий друг в друга»20.

Учение Канта о категориальном синтезе имеет явно субъективный характер. Кант полностью иг­ норирует объективный характер категорий, сводя их значение к одним лишь логическим призна­ кам всеобщности и необходимости.

От внимания Канта не ускользнула трудность, заключающаяся в развитом им понятии «объек­ тивности» категориальных синтезов. Поэтому од­ ним из важнейших разделов «Критики чистого разума» является «трансцендентальная дедукция категорий», посвященная выяснению вопроса, ка­ ким образом субъективные условия мышления мо­ гут приобрести объективное значение. Поставив этот вопрос, Кант резко высказывается против ма­ териалистической теории отражения. Вне нашего знания, по Канту, нет ничего, что мы могли бы противопоставить знанию как соответствующее ему. Объективное значение знания, отнесение знания к предмету создаются самим сознанием, а именно рассудком, который подводит — соглас­ но категориям — многообразие чувственного наг­ лядного представления под априорные понятия единства.

Условием возможности этого подведения, ут­ верждает Кант, является принадлежность чувст­ венного многообразия к единому сознанию того субъекта, в котором это многообразие находит­ ся. Это единство сознания («трансцендентальное единство апперцепции») есть, согласно Канту, высшее условие возможности всех синтезов рас-

 

20 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 29, стр. 191.

судка и, стало быть, высшее условие «объектив­ ности» знания — в специфически кантовском смы­ сле этого понятия. В качестве априорного усло­ вия возможности объективного знания транс­ цендентальное единство апперцепции характери­ зует не эмпирическое сознание отдельного лица, но лишь формальную организацию нашего соз­ нания, не зависящую ни от какого эмпирического содержания, всецело априорную. Это — не суб­ станция души, о которой нам, как утверждает Кант, ничего не может быть известно, но лишь чисто формальное сознание тождества нашего «я». Однако это чисто формальное сознание имеет, по Канту, громадное значение для всего знания. Оно не только свидетельствует о тождестве нашего «я», но вместе с тем есть сознание необходимого един­ ства в том обобщении всех явлений, которое осу­ ществляется рассудком с помощью «чистых по­ нятий», или категорий.

Формальный характер понятия Канта о транс­ цендентальном единстве самосознания и связь этого понятия с юмовским скептицизмом подчер­ кивает Ленин в своем конспекте «Науки логики» Гегеля: «...Юм и Кант в „явлениях" не видят являющейся вещи в себе, отрывают явления от объективной истины, сомневаются в объективно­ сти познания, alles Empirische отрывают, weg­ lassen, от Ding an sich»21.

Нетрудно заметить противоречие, пронизываю­ щее учение Канта о трансцендентальной аппер­ цепции. С одной стороны, учение это необходимо ведет к представлению, будто весь мир познава­ емых вещей со всеми присущими ему закономер­ ностями есть продукт сознания. Именно на это учение опирались впоследствии представители субъективного идеализма. С другой стороны, уси­ ленное подчеркивание Кантом чисто формального характера трансцендентального единства самосоз­ нания, а также всеобщности и необходимости зна­ ния, открыло путь к истолкованию и развитию

 

21 В.  И.  Ленин. Полное собрание сочинений, т. 29, стр. 187.

учения Канта в духе объективного идеализма. В полном противоречий учении Канта о формаль­ ном единстве самосознания были налицо обе эти тенденции, хотя субъективная брала верх над объективной.

Эту двусмысленность и противоречивость кан- товского понятия об «объективности» знания, све­ дение объективности к субъективности также от­ мечает Ленин: «Кант признает объективность по­ нятий (Wahrheit предмет их), но оставляет все же их субъективными»22. Кант, с одной стороны, вполне ясно признает «объективность» мышле­ ния, а с другой стороны, отрицая познаваемость вещей в себе, он впадает в субъективизм.

Но этого мало. Колебание Канта между субъ­ ективным и объективным идеализмом есть лишь одна сторона основного противоречия философии Канта. Главное же, как указывал В. И. Ленин, состоит в том, что идеализму Канта как в субъ­ ективном, так и в объективном его вариантах противостоит тенденция к материализму, его убеждение в объективности вещей. Поэтому кан- товская философия характеризуется как дуалис­ тическая.

«Основная черта философии Канта,— писал Ле­ нин,— есть примирение материализма с идеализ­ мом, компромисс между тем и другим, сочетание в одной системе разнородных, противоположных философских направлений»23. Дуализм Канта яс­ но выступает не только в исходном для Канта учении о воздействии непознаваемых вещей в се­ бе на наши чувства, но обосновывается также и в специальной главе «Опровержение идеализма», добавленной Кантом во втором издании «Крити­ ки чистого разума». Глава эта — вопреки мнению Шопенгауэра, который видел в ней простой ре­ зультат боязни Канта выступить с открытым ис­ поведанием идеализма,— не навеяна привходящи­ ми обстоятельствами, но выражает коренное ду-

 

2 2 Там же, стр. 150.

23 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 18,

стр. 206.

алистическое противоречие философии Канта. Вразрез с идеалистическим учением, будто пред­ мет познания строится — со стороны его фор­ мы — самим сознанием с его априорной актив­ ностью, Кант в главе «Опровержение идеализма» доказывает, что внутренний опыт возможен толь­ ко при допущении внешнего опыта. Уже простое, доказываемое опытом, сознание моего собствен­ ного существования служит, по Канту, доказа­ тельством существования предметов в простран­ стве вне меня. Субъект сознает свое существо­ вание как определение во времени. Но всякое определение времени предполагает существование чего-то устойчивого в восприятии. Для восприя­ тия же устойчивости недостаточно простого пред­ ставления о вещах вне субъекта. Для этого вос­ приятия необходимо, помимо представления о ве­ щах, действительное существование вещей вне субъекта. Уже для того, чтобы только вообразить себе нечто как внешнее, мы должны, утвержда­ ет Кант, предварительно иметь внешнее чувство. Это чувство непосредственно свидетельствует нам о существовании вещей вне нашего сознания.

Согласно Канту, знание может быть только син­ тезом чувственности и рассудка. Без чувствен­ ности ни один предмет не был бы нам дан, а без рассудка ни один предмет не был бы мыслим. Поэтому для достижения подлинного знания в одинаковой мере необходимо понятия делать чув­ ственными, т. е. присоединять к ним наглядное представление предмета, а наглядные представле­ ния подводить под понятия. Но эти две способ­ ности — чувственность и рассудок — не могут, по Канту, заменять одна другую. Рассудок не мо­ жет ничего наглядно представлять, чувства не могут ничего мыслить. Таким образом, знание мо­ жет возникнуть только из соединения чувствен­ ности и рассудка.

Но как возможно это соединение? Трудность здесь, как это отмечает сам Кант, состоит в том, что искомое подведение чувственных созерцаний, или наглядных представлений, под понятия воз­ можно лишь при условии однородности чувствен-

ных созерцаний и понятий. А между тем Кант ут­ верждает, что категории, или чистые понятия рас­ судка, совершенно неоднородны с чувственными созерцаниями.

И все же соединение это, по Канту, возможно. Среди форм сознания имеется, по его мнению, форма, представляющая собой как бы звено, опо­ средствующее связь категорий и чувственного со­ зерцания. Эта форма — время. С одной стороны, время однородно с категорией, поскольку оно со­ держит в себе априорно многообразие моментов: од­ новременности, последовательности и т. д., а, со­ гласно Канту, единство многообразия никогда не может быть воспринято нами через чувства. С дру­ гой стороны, определение времени однородно и с явлениями. По Канту, это явствует из того, что время содержится во всяком эмпирическом пред­ ставлении многообразия. Таким образом, будучи одновременно однородным и с категорией, и с чув­ ственным явлением, время порождает особую фор­ му связи между чувственностью и рассудком; форма эта, которую Кант называет «схемой» чи­ стых понятий рассудка, по его мысли, опосреду­ ет подведение явлений под категории.

Это учение Канта (учение о «схематизме чи­ стого рассудка») имеет, как и вся его филосо­ фия, двойственный, противоречивый смысл. Идея синтеза данных чувственности и рассудка, прово­ димая в этом учении,— весьма ценная и глубокая. Но в то же время учение о схематизме чистого рассудка теснейшим образом связано с основным пороком кантовской философии — с агности­ цизмом.

Хотя схематизм чистых понятий рассудка как будто показывает возможность объединения чув­ ственности и рассудка, учение это имеет у Канта также другой результат. Оно подчеркивает неспо­ собность нашего знания быть знанием «вещей в себе». Согласно этому учению, схемы чистых по­ нятий рассудка полагают твердые границы при­ менению рассудочных синтезов. Схемы указывают, что синтетическая деятельность рассудка может быть прилагаема только к чувственным данным,

т. е. к материалу, данному во времени. Но время, по Канту, определяется движением, а движением в свою очередь предполагается пространство. Та­ ким образом, мир объектов, с которыми единст­ венно может иметь дело наше знание, есть мир пространственно-временной. Но так как, по Канту, пространство и время не являются формами объ­ ективного бытия вещей в себе и так как за пре­ делами организации нашего сознания они никако­ го значения не имеют, то отсюда Кант выводит, что всякое возможное знание о природе не есть знание «вещей в себе».

Природа, как предмет знания, не есть бессвяз­ ный хаос впечатлений. Она являет всюду законо­ мерность, обнаруживает всеобщие и необходимые связи явлений. Однако закономерность эта име­ ет, согласно Канту, источник не в объективной, от сознания не зависящей, структуре природы, а лишь в закономерном строении самого нашего рассудка. Рассудок и есть, по Канту, подлинный

«законодатель природы». Рассудок вносит, при посредстве «схематизма времени» и в согласии с правилами категориального синтеза, единство в многообразие чувственных созерцаний и, таким образом, как бы порождает природу — правда, лишь в качестве предмета знания. Однако он по­ рождает не природу как таковую, а лишь форму знания о природе — поскольку это знание всеоб­ щее и необходимое. Содержание же знания есть результат действия на нас «вещей в себе», сущ­ ность которых будто бы навсегда остается недо­ ступной нашему познанию. Рассудок порождает природу в качестве предмета знания лишь в том смысле, утверждает Кант, что без форм рассудка знание не было бы знанием о всеобщих и необ­ ходимых законах природы.

В этом — кантовском — смысле законы природы, например закон причинности, оказываются дейст­ вительно «объективными» — всеобщими и необхо­ димыми — правилами связи явлений, а не, как у Юма, всего лишь субъективными результатами привычки, ассоциирующей явления, после­ довательность которых многократно наблюдалась

в опыте. Достоверна, по мысли Канта, не только математика, вполне достоверно, по крайней мере в своих основных положениях, также и естество­ знание.

Однако достоверность и «объективность» эти, как их изображает Кант, двусмысленны. Они име­ ют значение лишь в пределах явлений. Ведь рас­ судок, с точки зрения Канта, познает в природе лишь ту закономерность, которую он сам же и внес в материал чувственных представлений, опи­ раясь на априорные формы чувственности, на категории, на схематизм времени, на основные положения и на высшее единство самосознания. Ведь в этом учении и состоит, по Канту, «копер- никанский» переворот, будто бы произведенный им в философии.

Кант заблуждался, когда думал, будто учение это преодолевает скептицизм и идеализм. Правда, в отличие от Юма, Кант видит в законе сохра­ нения вещества, в законе причинности и в законе всеобщего всестороннего взаимодействия субстан­ ций не только обобщения из опыта и не только результат привычных ассоциаций, а всеобщие и необходимые законы природы. Однако в своем ис­ толковании объективного характера этих законов дальше указаний на их всеобщность и необходи­ мость он не идет. Так, закон причинности име­ ет, с его, точки зрения, всеобщее и необходимое значение не потому, что в самих вещах каждое действие должно вызываться причиной; закон причинности имеет значение не для «вещей в се­ бе», но только для явлений. Он означает для Канта лишь ту необходимость и всеобщность, с ка­ кими рассудок, согласно своей собственной орга­ низации, связывает все явления пространственно- чувственного опыта понятиями причины и дейст­ вия. Иначе говоря, источником причинной связи оказывается, согласно Канту, не объективная связь вещей, а синтетическая деятельность сознания, которая подводит чувственное многообразие под категории, сочетает чувственность с рассудком и при этом во всех многообразных изменениях соз­ нания порождает сознание единства нашего «я».

Учение это должно быть определено не иначе как агностицизм. По Канту, рассудок никогда не может достигнуть в познании ничего большего, чем предвосхищения формы возможного опыта, а так как то, что не есть явление, не может быть предметом опыта, то рассудок никогда и не может перешагнуть за границы явлений.

«Конечный, преходящий, относительный, услов­ ный характер человеческого познания (его ка­ тегорий, причинности и т. д. и т. д.), — разъ­ яснял В. И. Ленин, — Кант принял за субъекти­ визм, а не за диалектику идеи ( = самой приро­ ды), оторвав познание от объекта»24. Агности­ цизм Канта неотделим от противоречия, какое существует в философии Канта между материа­ листической тенденцией в понимании «вещи в се­ бе», опыта и познания и идеалистическим их ис­ толкованием.

Ленин следующим образом характеризует двой­ ственность учения Канта: «Когда он объявляет... вещь в себе непознаваемой, трансцендентной, по­ тусторонней,— Кант выступает как идеалист. При­ знавая единственным источником наших знаний опыт, ощущения, Кант направляет свою филосо­ фию по линии сенсуализма, а через сенсуализм, при известных условиях, и материализма. Приз­ навая априорность пространства, времени, при­ чинности и т. д., Кант направляет свою фило­ софию в сторону идеализма»25.

 

3.4. Трансцендентальная диалектика

«Трансцендентальная аналитика» устанавлива­ ет гносеологические условия возможности опыта и научного знания. Исследования эти очерчивают кантовское понятие об истине и рассудке. Но кроме рассудка, среди функций, притязающих на теоретическое знание, имеется еще одна — разум. По Канту, необходимо критически исследовать

 

24 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 29, стр. 189.

25 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 18, стр. 206

также и его деятельность, тем более, что на при­ тязания разума опиралась обычно вся догматиче­ ская метафизика, пытавшаяся из идей чистого ра­ зума построить систематическое здание фило­ софии.

Кант не отрицает существования «разума» как особой функции, отличной от функции «рассудка». Однако он подвергает критике учение предшест­ вующих ему философов о теоретической способно­ сти разума. При помощи разума, учит Кант, сознание наше осуществляет заложенное в нем стремление к безусловному единству всего наше­ го знания. Уже рассудок раскрывается как функ­ ция, преимущественно осуществляющая задачи синтеза, объединения данных опыта. Но в мире явлений это объединение никогда не может за­ вершиться. Так, исследуя ряд причин и действий, мы можем последовательно либо восходить от дей­ ствия к предшествующей ему причине, либо нис­ ходить от причины к следующему за нею дейст­ вию. Но как бы далеко ни был продолжен — в обе стороны — этот ряд причин и действий, он никогда не может быть завершен, до тех пор по­ ка мы не покидаем границ опыта. Всякое объеди­ нение, всякий синтез, совершаемый в пределах опыта, необходимо остается фрагментарным, ча­ стичным, не достигает безусловной завершенности целого. И все же потребность в доведении синте­ за опытного познания до безусловной законченно­ сти неискоренимо заложена в сознании. Этой потребности и отвечают, по Канту, «идеи» ра­ зума.

«Чистый разум» берет на свою долю задачу до­ стижения абсолютной целостности в применении понятий рассудка и стремится довести синтетиче­ ское единство, мыслимое в категориях, до абсо­ лютно безусловного. Кант называет «трансценден­ тальными идеями» понятия разума, для которых чувства не могут дать адекватного предмета, так как мыслимое в этих понятиях безусловное един­ ство никогда не может быть найдено в границах чувственного опыта. По Канту, имеются всего три таких идеи: 1) психологическая, или идея о душе

как о безусловном единстве всех душевных явле­ ний и процессов, 2) космологическая, или идея о мире как о безусловном единстве всех условий явлений, и 3) теологическая, или идея о боге как о безусловной причине всего сущего и мыслимого вообще. В соответствии с этим претендуют на су­ ществование три философские дисциплины: (1)

«рациональная психология», пытающаяся из по­ нятия разума о душе разработать науку о приро­ де (или сущности) души, (2) «рациональная кос­ мология», которая пытается из понятия разума о мире развить науку, способную ответить на воп­ росы о границах мира в пространстве и времени, о природе элементов, из которых состоит мир, о возможности свободы в мире, о «безусловно необходимом существе» — боге, и (3) «рациональ­ ная теология», которая пытается из понятия ра­ зума о боге построить доказательство существова­ ния бога.

Хотя современные Канту школьная философия и богословие не сомневались в праве этих дис­ циплин признаваться действительными науками, по Канту, право это должно еще пройти испыта­ ние критики, чему и посвящается второй  отдел

«трансцендентальной логики» — «трансценден­ тальная диалектика». В этом отделе Кант дока­ зывает, что замысел всех трех «рациональных», т. е. «умозрительных», дисциплин разума осно­ вывается на игнорировании тех границ, которые существуют между «вещами в себе» и явления­ ми и которые делают невозможным никакое тео­ ретическое познание «вещей в себе». И душа (в том значении, какое придает этому понятию рациональная психология), и мир, понятый как целое, как безусловно завершенный ряд явле­ ний, и бог — все это лишь «вещи в себе», т. е. объекты, не данные чувственности и потому не­ доступные теоретическому познанию. Поэтому ни

«рациональная психология», ни «рациональная космология», ни «рациональная теология» не яв­ ляются, по Канту, действительными теоретиче­ скими науками и не могут дать достоверного зна­ ния об объектах, которые разум в них мыслит.

Богословы и философы разработали немало дока­ зательств существования бога, но все их Кант отвергает как несостоятельные. Кант обращает внимание прежде всего на то, что все эти так называемые доказательства в конечном счете не­ обходимо сводятся к «онтологическому доказатель­ ству», которое имело целью из одного наличия в нашем разуме понятия о боге как о всесовер­ шениом существе обосновать необходимость суще­ ствования бога и в действительности. Однако, по Канту, «онтологическое доказательство» — несо­ стоятельно. Суждение о существовании чего бы то ни было не может быть выведено аналитически из понятия о предмете и может быть оправдано только свидетельством опыта. А так как бог, сог­ ласно религиозным представлениям, есть безуслов­ ный, за пределами всякого опыта мыслимый творец мира, то «рациональная теология» долж­ на быть признана такой же мнимой наукой, как и «рациональная психология» и «рациональная космология».

При всей кажущейся решительности кантовской критики «рациональной теологии» критика эта от­ нюдь не имела задачей отвергнуть религию как таковую. Непоследовательность и дуалистичность учения Канта сказались также в его взглядах на религию. Хотя Кант и отказывал теологии в пра­ ве считаться теоретической наукой, он в то же вре­ мя разъяснял, что предпринял критику религии как знания, только для того чтобы очистить ей место в качестве веры. И если «теоретический разум» сокрушает все мнимые аргументы, при по­ мощи которых богословы и философы-идеалисты безуспешно пытались превратить религию в нау­ ку, то «практический разум», о котором речь впереди, будто бы доказывает необходимость ре­ лигии в качестве веры.

Об этом кантовском обосновании веры вырази­ тельно говорит Ленин: «Кант принижает знание, чтобы очистить место вере»26 .

 

26 В. И. Ленин. Полное собрание  сочинений, т.  29, стр. 153.

Важное значение для последующего развития философии имели соображения, посредством ко­ торых Кант опровергал возможность так называ­ емой рациональной космологии. Исследование это­ го вопроса привело Канта к прямой постановке вопроса о противоречиях разума и об их роли в познании. Кант пришел к мысли, что как только разум, поставив вопрос о мире как о безуслов­ ном целом, пытается сформулировать конкретные вопросы, то оказывается, что на все эти вопросы необходимо должны быть даны противоречащие друг другу ответы.

Получаются четыре антиномии, в которых разум как бы вступает в диалектическое противоречие с самим собой: I) Мир имеет начало во времени и ограничен также в пространстве. — Мир не име­ ет начала во времени и границ в пространстве.

II) Всякая сложная субстанция в мире состоит из простых частей. — Ни одна сложная вещь в мире не состоит из простых частей. III) Причинность согласно законам природы есть не единственная причинность, из которой могут быть выведены все явления в мире; для объяснения явлений необхо­ димо еще допустить свободную причину. — Не су­ ществует никакой свободы, но все совершается в мире только по законам природы. IV) К миру принадлежит, или как часть его, или как его при­ чина, безусловно необходимое существо. — Нет ни­ какого абсолютно необходимого существа ни в ми­ ре, ни вне его как его причины.

Кант подчеркивает, что развиваемые им дока­ зательства тезисов и антитезисов каждой антино­ мии вполне безупречны, являются не софистиче­ скими изощрениями, но подлинно доказательными аргументами.

Казалось бы, это обнаружение противоречий в разуме открывает путь к развитию диалектиче­ ского взгляда на мышление и познание. В из­ вестном смысле так и было. Кант действительно привлек внимание к позабытой метафизиками XVIII в. диалектике. В этом отношении  его

«трансцендентальная диалектика» представляла несомненный шаг вперед. В рецензии на книгу

Маркса «К критике политической экономии» Эн­ гельс отметил убийственный характер критики, ка­ кой был подвергнут у Канта рационалистически- метафизический метод мышления, или, как он пи­ сал, «вольфовски-метафизический метод». «Этот последний настолько был теоретически разгромлен Кантом и в особенности Гегелем, что только кос­ ность и отсутствие другого простого метода могли сделать возможным его дальнейшее практическое существование»27.

Но способ, посредством которого Кант разрешил обнаруженные им в разуме противоречия, показы­ вает, что Кант не дошел до правильного понима­ ния природы диалектического противоречия, и что все его учение о диалектических антиномиях име­ ло своей главной целью подчеркнуть непознава­ емость «вещей в себе» и удержать разум от по­ пыток перехода через черту, раз навсегда  будто бы отделяющую явления опыта от «вещей в себе». Кант далек от мысли, что обнаруженные им диалектические  противоречия представляют от­ ражение    в  нашем         разуме                 противоположностей самого бытия. С его точки зрения, противоречия эти имеют значение только в области разума. Да и здесь значение их состоит не в том, что они расширяют наше познание, а лишь в том, что они, напротив, ограждают разум от попыток проник­ нуть в запредельную область «вещей в себе». По­ явление космологических противоречий в поле зре­ ния разума есть, по мысли Канта, как бы сигнал, свидетельствующий о том, что разум впал в заб­ луждение, пытаясь применить категории и другие формы синтеза, действительные только в  грани­ цах явлений, к познанию «вещей в себе». Тем самым роль антиномий сводится к чисто отри­

цательной, предостерегающей.

Более того. Так как Кант отказался видеть в антиномиях разума выражение действительных противоречий в бытии, то он был вынужден так объяснить открытые им диалектические противо­ речия, чтобы в конечном счете противоречия эти

 

27 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 13, стр 495.

оказались будто бы мнимыми. Кант старается до­ казать, что хотя антиномии возникают совершен­ но необходимо из высших интересов разума, из стремления довести синтез знания до безуслов­ ной законченности, и хотя развиваемые при этом доказательства тезисов и антитезисов безупреч­ ны, тем не менее действительного противоречия при этом не получается.

Что касается антиномий, в которых речь идет о характеристике мира как целого со стороны об­ разующих его величин, то в этих антиномиях, утверждает Кант, противоречия на деле нет, так как в них и тезисы и антитезисы одинаково лож­ ны. Видимость противоречия возникает здесь лишь оттого, что о мире как целом (который, по Канту, есть «вещь в себе») разум рассуждает так, как если бы мир был явлением среди дру­ гих явлений опыта.

И в антиномиях, которые касаются характера сил, действующих в мире как целом, противоре­ чие, согласно Канту, оказывается только мнимым, кажущимся. В отличие от первых двух антино­ мий здесь и тезисы и антитезисы истинны, но не в одном и том же отношении. Истинно и то, что все в мире (в том числе поступки человека) со­ вершаются согласно закону причинности и необ­ ходимости, истинно и то, что возможны поступ­ ки, совершаемые свободно. Противоречия здесь нет, так как субъект свободы, по разъяснению Канта, не тот, который является объектом при­ чинной связи и необходимости. Подчиняется не­ обходимости лишь человек эмпирический, т. е. человек, рассматриваемый как явление среди дру­ гих явлений опыта. Человек — и как физическое тело среди других тел природы, и как эмпири- ческий субъект мышления, чувствования и хоте­ ния — целиком подчинен закону причинности. Но этой полной причинной обусловленностью эмпири­ ческого человека нисколько не исключается, по Канту, возможность свободы. Дело в том, что человек, согласно Канту,— не только явление сре­ ди других явлений опыта, но одновременно и

«вещь в себе». Он есть «вещь в себе» в качест-

ве умопостигаемого субъекта нравственного само­ сознания, нравственной воли. Таким образом, строгое разграничение «вещей в себе» и явлений и здесь будто бы приводит к тому, что противо­ речие разума, представлявшееся неразрешимым, оказывается всего лишь иллюзией.

Из сказанного видно, что результат многообеща­ ющей «трансцендентальной диалектики» Канта по­ лучился совершенно отрицательный. Обнаружен­ ные им противоречия космологической идеи слу­ жат лишь для доказательства непознаваемости

«вещей в себе». Последние результаты «трансцен­ дентальной диалектики» Канта — агностицизм и метафизика, не допускающая и мысли о реаль­ ности противоречия.

Так отвечает «Критика чистого разума» на ос­ новной вопрос критицизма: как возможна фило­ софия? Кант приходит к выводу, что философия невозможна в качестве догматической, т. е. не предваряемой теорией познания (или «крити­ кой»), науки об объективной действительности, претендующей на теоретическое познание «вещей в себе». Тем самым разум лишается теоретиче­ ского значения, какое ему приписывал докантов- ский рационализм. В этом вопросе Кант реши­ тельно отклоняется от рационализма XVIII в., от учений о разуме как высшей из всех тео­ ретических способностей. Кант отказывается при­ знать за разумом способность расширять теоре­ тическое познание. Идеи разума имеют, с точки зрения Канта, всего лишь «регулятивное» значе­ ние. Это значит, что, не будучи средством досто­ верного теоретического познания, идеи разума на­ правляют рассудок к цели, которая, хотя и на­ ходится вне границ возможного опыта, тем не менее служит для того, чтобы сообщать понятиям рассудка возможное единство. Разум может, на­ пример, рассматривать все вещи в мире так, как если бы они получили свое существование из некоего высшего разума, но эта идея никогда не может привести к действительному познанию свойств предмета. Она не показывает, какими свойствами обладает сам предмет, но лишь ука-

зывает, каким образом, руководясь этой идеей, мы должны искать свойства и связи предметов опыта вообще.

Об изменении понятия разума, который в фи­ лософии Канта лишается значения теоретической способности познания, замечательно глубоко го­ ворит Ленин: «Повышаясь от рассудка (Verstand) к разуму (Vernunft) Кант понижает значение мышления, отрицая за ним способность «достиг­ нуть завершенной истины»»28.

В учении Канта о разуме понятие «вещи в се­ бе» раскрывается с новой стороны. До сих пор понятие это означало у Канта ту сторону, или основу, бытия вещей, которая существует не­ зависимо от нашего сознания, воздействует на на­ шу чувственность и тем самым вызывает в нас ощущения. Теперь понятие «вещи в себе» высту­ пает и в другом аспекте: недоступная будто бы для познания «вещь в себе», оказывается, есть понятие о предельной задаче разума. В этом плане «вещь в себе» толкуется как порождае­ мая самим разумом задача, как требование при­ водить знания о предметах к возможно боль­ шему, хотя никогда не завершаемому, единству и к безусловной целостности.

В первом своем значении (как понятие о не­ зависимой от сознания причине, воздействующей на чувственность) понятие «вещи в себе», как уже указывалось, не лишено у Канта материа­ листического смысла. Оно образует материалисти­ ческую сторону философии Канта.

Но так как Кант ограничивается одним лишь признанием существования «вещей в себе», но от­ рицает способность нашего познания проникать в их не зависящую от нашего сознания природу, то кантовское понятие «вещи в себе», даже взятое в его материалистической тенденции, оказалось пу­ стым, абстрактным, а кантовское понятие о по­ знании оказалось основанным на мысли, что по­ знание отделяет человека от действительности.

 

28 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 29, стр. 153.

«... (1) У Канта,— писал Ленин,— познание разгораживает (разделяет) природу и человека; на деле оно соединяет их; (2) у Канта „пу­ стая абстракция" вещи в себе на место живого Gang, Bewegung знания нашего о вещах все глубже и глубже»29. «Вещь в себе вообще,— разъясняет Ленин в другом месте,— есть пустая, безжизненная абстракция. В жизни в движении все и вся бывает как „в себе", так и „для дру­ гих" в отношении к другому, превращаясь из од­ ного состояния в другое»30.

Во втором своем значении, только намеченном у Канта («вещь в себе» как предельное понятие разума или предельная задача для объединитель­ ной деятельности рассудка), понятие «вещи в себе» клонится к объективно-идеалистическому истолкованию. Противоречие это теснейшим об­ разом связано с агностицизмом Канта. Предель­ ность понятий разума есть лишь другое выра­ жение мысли Канта о границах, которыми будто бы навсегда очерчен круг доступных теоретиче­ скому познанию явлений.

Впоследствии за второе понимание «вещи в се­ бе» ухватились неокантианцы. Признавая, что на­ учное знание есть никогда не завершаемый про­ цесс, они в то же время подчеркивали, что про­ цесс этот никогда будто бы не в силах устранить границу, положенную Кантом между «явлениями» и «вещами в себе».

 

Критика практического разума»

«Критика чистого разума» и «Пролегомены» образуют лишь первое, хотя и основное, звено в учении Канта. «Критика чистого разума», по мне­ нию самого Канта, имеет лишь отрицательное зна­ чение и служит не для расширения знания, но лишь для определения границ познания, как средство, оберегающее от заблуждений. Вся рабо­ та, проделанная «Критикой чистого разума»,

 

2 9 Там же, стр. 83.

3 0 Там же, стр. 97.

должна, по мысли Канта, подготовить почву для обоснования практической философии, или этики. Чрезвычайная сложность и детальность гносео­ логических исследований, составляющих содержа­ ние «Критики чистого разума» и  примыкающих к ней «Пролегомен», заслоняют в сознании чи­ тателя теснейшие нити, связывающие теорию по­ знания Канта с его этикой и социологией. А меж­ ду тем только исследование этой  связи  пролива­ ет полный свет на место,  принадлежащее  Канту в истории общественной мысли, в истории фило­ софии. Идеализм Канта отнюдь не есть только отвлеченная                    гносеологическая теория. Учение Канта о непознаваемости «вещей в себе» не есть только    тезис                                 гносеологического      агностицизма. Учение это играет, кроме того, важную роль не только в кантовской этике и философии религии, но также и в кантовской философии истории. Учением этим обосновывается позиция, какую за­ нял Кант в вопросе о путях общественного раз­ вития современной ему Германии. Несмотря  на то, что всю свою жизнь Кант провел в Кениг­ сберге, университетском городе Восточной Прус­ сии, и был поглощен преподавательской и науч­ ной работой, он тем не менее с глубоким  инте­ ресом наблюдал за состоянием современного ему немецкого общества. Эти наблюдения послужили исходным пунктом для его философско-историче-

ских размышлений.

Ход немецкого развития отнюдь не повторял историю превращения феодальной Франции во Францию буржуазную или историю феодальной Англии, где в конце XVII в. английская буржу­ азия заключила сделку со сблизившейся с ней частью старой аристократии. В Германии времен Канта отсталое помещичье земледелие велось спо­ собом, который нельзя характеризовать ни как дробление земельных владений на парцеллы, ни как крупное земледелие буржуазного типа, спо­ собом, «который, несмотря на сохранившуюся крепостную зависимость и барщину, никогда не мог побуждать крестьян к эмансипации,— как по­ тому, что самый этот способ хозяйства не до-

пускал образования активно-революционного клас­ са, так и ввиду отсутствия соответствующей та­ кому крестьянству революционной буржуазии»31. Немецкая буржуазия      второй половины XVIII в. была экономически бессильна и крайне незрела в политическом отношении. Этому бес­ силию и незрелости соответствовала и раздроб­ ленность политическая. Ни одна  из  обществен­ ных групп, не сложившихся еще в классы бур­ жуазного общества, не могла при этих условиях завоевать себе политическое господство. В резуль­ тате абсолютизм приобрел здесь особую форму. Отсутствие экономической и политической  силы у сословий немецкого общества повысило в их сознании значение абсолютистского государства. Государство казалось силой, вполне самостоятель­ ной и независящей от классов. Так  возникли, по разъяснению Маркса и Энгельса, характерные для немецкого общества XVIII в. иллюзии от­ носительно                           самостоятельной           силы государства, а также иллюзии чиновников, воображавших, что, служа государству, они служат не тому классу общества, интересы которого представляет и за­ щищает государство, а силе, стоящей будто над всеми классами общества и от  них  независящей. Все немецкое общество сверху донизу  прозяба­ ло под гнетом абсолютизма. В разных  формах, но с одним и тем же результатом он подавлял чувство собственного достоинства и в  крестьяни­ не, отбывающем барщину, и в мелком помещике, проматывавшем свое именьице при карликовом княжеском дворе, а затем превращавшемся в мел­ кого угодливого чиновника, и в бюргере, неспо­ собном дорасти до сознания «общих, националь­

ных интересов класса...»32

Окружавшая Канта действительность воспита­ ла в нем мысль о беззаконности всякого сопро­ тивления угнетающему человека порядку вещей. Отсутствие в Германии конца XVIII в. об­ щественного класса, который мог бы стать  пред-

 

31 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 3, стр. 182—183.

3 2 Там же, стр. 182.

ставителем угнетенного феодализмом и абсолю­ тизмом немецкого народа, объединить его вокруг себя и повести на борьбу с сильными еще реак­ ционными учреждениями и отношениями, бесси­ лие и распыленность немецкого бюргерства при­ вели к тому, что даже лучшие, передовые мысли­ тели Германии, к числу которых принадлежал Кант, могли развить лишь иллюзорное, преврат­ ное понятие о задачах практической деятельно­ сти. Иллюзорность их представлений заключается в том, что для немецких философов практика вы­ ступает не в качестве предметной материальной деятельности общественного человека, но прежде всего и главным образом в качестве деятельно­ сти морального сознания, или «практического разума». Как показали Маркс и Энгельс, «со­ стояние Германии в конце прошлого века (XVIII в.— Ред.) полностью отражается в кан- товской «Критике практического разума». В то время как французская буржуазия посредством колоссальнейшей из известных в истории рево­ люций достигла господства и завоевала европей­ ский континент, в то время как политически уже эмансипированная английская буржуазия рево­ люционизировала промышленность и подчинила себе Индию политически, а весь остальной мир коммерчески,— в это время бессильные немецкие бюргеры дошли только до «доброй воли»»33

События французской буржуазной революции и идеи, подготовлявшие ее наступление, дали со­ держание немецкому буржуазному либерализму. Новое понятие о достоинстве и об автономии личности, стремившейся к освобождению от стес­ нительной и унизительной регламентации аб- солютистско-полицейского режима, было образ­ цом, в соответствии с которым формировалась мысль передовых немецких теоретиков.

Именно это отношение философии Канта к философии и идеологии Французской революции 1789—1793 гг. Маркс считал основной характе­ ристикой учения Канта, именно в этом смысле

 

33 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 3, стр. 182.

он утверждал, что «философию Канта можно по справедливости считать немецкой теорией фран­ цузской революции» — в противоположность ес­ тественному праву Гуго, которое «нужно считать немецкой теорией французского ancien régime»³⁴ (старого порядка).

Историческая отсталость немецкого общественно- политического развития, отраженная в развитии немецкой идеологии, обусловила своеобразную философскую форму, в которую это содержание отлилось. Возникший во Франции из дейст­ вительных классовых интересов французский ли­ берализм принял в сознании немецких филосо­ фов, выражавших интересы немецкого бюргерства, мистифицированный вид.

Превращение — только в мысли, разумеется,— материально обусловленных определений реаль­ ной воли исторического человека в якобы «чис­ тые», т. е. априорные, ни от какого эмпириче­ ского содержания не зависящие определения и постулаты разума, со всей силой сказалось в кантовском понятии нравственного закона. В «Критике практического разума» Кант доказы­ вает, будто искомое им определение общего для всех людей нравственного закона может быть лишь чисто формальным. Оно не может и не должно заключать в себе никакого указания на действительное содержание мотивов и интересов, которыми человек обычно руководится в своих действиях. Формула нравственного закона, по мысли Канта, не должна заключать в себе ни­ какой характеристики содержания предписывае­ мой им деятельности. Если бы формула эта, рас­ суждает Кант, заключала в себе указание на то, что именно человек должен делать, то нравствен­ ный закон тотчас же лишился бы своего безуслов­ ного значения. Закон, предписывающий содержа­ ние нравственного действия, оказался бы зави­ сящим от постоянно изменяющихся фактических условий.

Формула основного закона практического разу-

 

34 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 1, стр, 88.

3 В. Ф. Асмус                   65

ма, или  «категорического  императива»,       гласит:

«Поступай так, как если бы максима твоего по­ ступка посредством твоей воли должна была стать всеобщим законом                                         природы»35.   Только такое понимание нравственного закона, думает Кант, мо­ жет обеспечить этому закону значение априорно­ го, безусловного и в этом смысле объективного правила.

Понятый таким образом нравственный закон основывается на совершенной самостоятельности воли, не мирится ни с какой зависимостью от предмета практических желаний, не требует ни­ какой высшей, в том числе религиозной, санкции. Один из чрезвычайно характерных для Канта выводов из этого учения состоял в  установлен­ ном Кантом различии легальности  и  морально­ сти. Так как достоинство морального  закона  в нем самом, т. е. в безусловном, ни от какого эм­ пирического содержания будто бы не зависящем подчинении                      человека          велению                      категорического императива,                      то       моральным — так        утверждает Кант — не может быть действие, совершенное по склонности нашей эмпирической природы.  Быва­ ет, что человек совершает поступок, совпадаю­ щий с велением нравственного закона, не из ува­ жения к самому закону, а лишь по  естествен­ ной, и в этом смысле эгоистической  склонности к поступкам такого рода. Есть люди, которые де­ лают добро, так как им выгодно или  приятно делать его. По мысли Канта, все  действия  тако­ го рода могут считаться только легальными, но никак  не моральными. Поступок заслуживает оценки морального лишь в том случае,  если  он был совершен независимо от естественной склон­ ности или даже вопреки ей — из одного лишь уважения к велению нравственного закона. Сила нравственности измеряется, согласно этому уче­ нию, силой побежденной естественной склонности, в последнем счете обусловленной чувственностью. Естественная склонность — сила, которую нравст-

 

35 Иммануил Кант. Сочинения в шести  томах, т. 4, Ч. 1. М., 1965, стр. 261.

66

венное  существо   должно преодолеть в своем стремлении к добродетели.

В учении этом формализм и идеализм кантов- ской этики приобретают характер аскетический, враждебный чувственной природе человека. Кант не допускает даже возможности случая, чтобы поступок, совершаемый согласно велению нравст­ венного долга и в то же время согласный с чув­ ственной склонностью, ничего не потерял бы при этом в своей моральной ценности. По Канту, не­ обходимо во что бы то ни стало победить чувст­ венность, преодолеть склонность, если хотят, что­ бы была достигнута истинная моральность.

Общеизвестна эпиграмма, в которой великий немецкий поэт Шиллер осмеял это кантовское противопоставление долга и склонности:

Ближним охотно служу, но— увы! — имею к ним

склонность. Вот и гложет вопрос: вправду ли нравственен я?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Нет другого пути: стараясь питать к ним презренье И с отвращеньем в душе, делай что требует долг 36.

 

Но есть и в этом до крайности абстрактном и формальном ригоризме кантовской морали сторо­ на, которая роднит Канта с буржуазно-револю­ ционными идеологами Франции конца XVIII в. Это — близкое к стоицизму представление о долге. Реальные, практические задачи по переделке жиз­ ни, замене существующего дурного нравствен­ ного и политического уклада другим — лучшим, соответствующим достоинству человека и чаяни­ ям личности,— Кант в качестве немецкого теоре­ тика буржуазной революции подменяет всего лишь идеологическими определениями и постула­ тами разума. Но зато в области мысленного пре­ одоления конфликтов и противоречий жизни Кант не признает никаких компромиссов. Достоинство морального человека должно быть осуществлено,

 

36 И. X. Ф. Шиллер. Собрание сочинений в восьми томах, т. I. М.—Л., 1937, стр. 164.

67                                            3*

долг должен быть выполнен, какие бы препятст­ вия ни воздвигала наличная эмпирическая дейст­ вительность.

Говоря о долге, обычно сухой, сдержанный и осторожный Кант возвышается до подлинного подъема: «Долг! — восклицает Кант.— Ты возвы­ шенное, великое слово, в тебе нет ничего приятно­ го, что льстило бы людям... и откуда возникают необходимые условия того достоинства, которое только люди могут дать себе? ... Это может быть только то, что возвышает человека над самим со­ бой (как частью чувственно воспринимаемого ми­ ра), что связывает его с порядком вещей, един­ ственно который рассудок может мыслить и ко­ торому вместе с тем подчинен весь чувственно воспринимаемый мир, а с ним — эмпирически оп­ ределяемое существование человека во времени и совокупность всех целей. ... Это не что иное, как личность, т. е. свобода и независимость от ме­ ханизма всей природы, рассматриваемая вместе с тем как способность существа, которое подчине­ но особым, а именно данным собственным раз­ умом, чистым практическим законам...»37

Н. Г. Чернышевский с полным правом видел в кантовской философии этап развития немецкой мысли, соответствующий, в печальных условиях не­ мецкой действительности, событиям французской буржуазной революции.

При таком положении вещей самый формализм и ригоризм кантовской этики приобрели двой­ ственный смысл. Они были одновременно и при­ знаком практического бессилия, философской ог­ раниченности немецкого бюргерства, и отражени­ ем — хотя и до крайности мистифицированным — прогрессивных идей своего времени, бессильной мечты о свободе. Но именно поэтому Кант не мог остаться до конца последовательным в про­ ведении формалистического понятия о нравствен­ ном законе. Наряду с формализмом и вопреки ему в кантовское учение о нравственности про-

 

37 Иммаиуил Кант, Сочинения в шести томах, т. 4, ч. 1, стр. 413 414

никает также стремление дать положительную характеристику нравственного действия в идее о личности как самоцели. Все в мире имеет значе­ ние лишь как средство, и только человек, по Канту,— цель в себе самом. Человечество в лице каждого человека должно быть священным. Нрав­ ственная воля никогда не должна пользоваться им только как средством, но всегда должна рассмат­ ривать его как самоцель. Положение это Кант считает настолько непреложным, что, по его мыс­ ли, оно обязательно даже для отношения божест­ венной воли ко всем созданным ею разумным су­ ществам.

Неустранимое противоречие этой мысли состоит в том, что, возникнув из величайшего уважения философа к достоинству человеческой личности, подавленной условиями феодального и абсолю- тистско-полицейского угнетения, этическое учение Канта игнорирует всю конкретную сложность общественной жизни, в которой человек никог­ да не выступает как изолированный, самодовлею­ щий, абстрактный индивид. Учение Канта в своем последовательном проведении приводит к отказу от действительных средств борьбы, способных вы­ вести личность из угнетенного положения.

Кант решительно отверг стремление к счастью в качестве принципа этического поведения. По его мнению, из наличия у человека стремления к счастью не могут вытекать правила, которые годились бы для закона воли,— даже при усло­ вии, если предметом их является всеобщее сча­ стье. Понятие счастья может быть построено толь­ ко на данных опыта. Но так как в области опы­ та у каждого лица имеется свое, к тому же весь­ ма изменчивое, суждение о счастье, то принцип счастья может дать, по Канту, только «родовые», а не «всеобщие и необходимые» правила. В мо­ рали, согласно Канту, не следует видеть учения о счастье. Понятие о моральности и долге долж­ но предшествовать всяким расчетам на удовлет­ ворение и не может быть выводимо из него. В моральном законе нет ни малейшего основания для необходимого соответствия между нравствен-

ностью и счастьем. Такое соответствие, согласно Канту, вообще немыслимо в рамках чувственного мира явлений, зато оно достигается в сверхчув­ ственном мире вещей в себе, и его ближайшими условиями являются свобода, бессмертие и бог. Свобода необходима как условие личной ответ­ ственности за принимаемое человеком нравствен­ ное решение. До тех пор пока рассмотрение по­ ступков человека не выходит за пределы понятий теоретического разума, свобода, по Канту, не мо­ жет быть доказана: эмпирический человек не сво­ боден; не только физические действия, которые он совершает в качестве физического тела среди других тел природы, но и все эмпирические про­ цессы и акты его сознания — мышление, чувст­ ва и воля — включены в непрерывную цепь при­ чинной зависимости и в этом смысле не свобод­ ны. И все же этим детерминизмом поведения и мышления эмпирического человека не исключает­ ся, согласно Канту, возможность и даже необ­ ходимость свободы.

Возможность личной  свободы  человека     Кант выводит из различения мира явлений и  мира

«вещей в себе», а также из утверждаемой им идеальности времени. Если бы время,  рассужда­ ет Кант, было определением вещей, как они су­ ществуют сами по себе, то «свободу нельзя было бы спасти». Так как события и поступки, со­ вершенные во времени, подчинены закону причин­ ности, то в случае, если бы время было опре­ делением «вещей в себе», все  события  протекали бы и все поступки совершались бы с фатальной необходимостью. Человек был бы в таком случае марионеткой, сделанной и заведенной неким выс­ шим мастером. И хотя самосознание, которым че­ ловек наделен, делало бы его не просто  автома­ том, а мыслящим автоматом, это не означало бы еще свободы его деятельности, так как последняя и высшая причина его поступков имела бы  в этом случае источник не в его собственной воле. Эмпирический субъект, по Канту,  не  может быть свободен: он так же строго  детерминиро­ ван, как детерминировано его тело, включенное

во всеобщую причинную связь всех явлений. Причинность, обусловленная свободой, иначе, сво­ бодное действие, возможна, по утверждению Кан­ та, только для такого субъекта, процессы и дейст­ вия которого не определялись бы временем.

«Спасти» свободу можно только изъяв действие субъекта из смены событий во времени. Все, что в человеке есть эмпирического, подчинено време­ ни. Но не все в человеке, согласно Канту, при­ надлежит к области эмпирического: человек есть одновременно и явление в мире явлений и «вещь в себе»; как эмпирический субъект, он — явле­ ние. Но, будучи эмпирическим субъектом, чело­ век вместе с тем принадлежит и к области  мира

«умопостигаемого»: человек может быть свобод­ ным только при условии, если время не есть фор­ ма бытия вещей, а есть только форма явлений. Поэтому для «спасения» свободы Кант объявляет время идеальной априорной формой нашей чув­ ственности. За пределами мира явлении время, по мысли Канта, уже не есть форма существования и потому в мире «вещей в себе» свобода воз­ можна, но, согласно ранее сказанному, именно для человека как принадлежащего к области ми­ ра «умопостигаемого». Будучи существом нрав­ ственным, человек, утверждает Кант, уже не есть явление, а есть «вещь в себе», есть субъект нрав­ ственной воли, а поскольку, в этой своей сущно­ сти, он — уже не явление, время перестает быть условием его действия и условием осуществляе­ мого им свободного выбора.

Однако непременным условием свободы челове­ ка от определений времени, по учению Канта, является идеальность самого времени: только при условии идеальности времени возможно рассмат­ ривать каждое действие человека, совершаемое им в мире явлений, одновременно и как действие детерминированное, поскольку человек есть звено в мире явлений, и как действие, совершаемое свободно, на основе свободного выбора, посколь­ ку человек есть существо среди существ умопо­ стигаемого мира «вещей в себе». Но так как, по Канту, время и причинность суть определения

одних лишь явлений, а не «вещей в себе», а че­ ловек в качестве умопостигаемого субъекта прак­ тического разума есть не явление, а «вещь в се­ бе», то свобода и возможна и необходима.

Признание свободы необходимо, утверждает Кант, так как иначе невозможно и признание личной ответственности человека за все им сде­ ланное, а стало быть, невозможна и справедли­ вость воздаяния. И хотя теоретическая способ­ ность, согласно Канту, недостаточна для обосно­ вания свободы, последнюю следует принять как постулат, как необходимое требование практиче­ ского разума.

Такими же постулатами практического разума являются, по Канту, бессмертие человека и су­ ществование бога. Бессмертие необходимо, учит он, ввиду того, что в пределах чувственной жиз­ ни нет никакой гарантии требуемого практиче­ ским разумом соответствия между склонностью и нравственным законом; недостижимое в условиях преходящей чувственной жизни, высшее благо может быть достигнуто при условии, если сущест­ вует бессмертие.

Но и постулат бессмертия, сам по себе взятый, еще не всецело гарантирует, по Канту, реаль­ ность нравственного миропорядка. Бессмертие от­ крывает лишь возможность гармонии между нрав­ ственным достоинством и соответствующим ему благом, но никак не непреложность этой гармо­ нии. Теоретически возможно представить и та­ кой мир, в котором души людей бессмертны, но тем не менее даже в загробном существовании они не достигают должного соответствия между склонностью и моральным законом. Действитель­ ной полной гарантией реальности нравственного миропорядка может быть, по Канту, лишь бог, устроивший мир таким образом, что в конечном счете поступки окажутся в гармонии с нравствен­ ным законом и необходимо получат воздаяние — в мире загробного существования; недоказуемое никакими аргументами теоретического разума су­ ществование бога есть необходимый постулат практического разума.

Учением о постулатах практического разума за­ вершается вторая кантовская «Критика». Оно полностью подтверждает замечательную характе­ ристику практической философии Канта, данную Марксом и Энгельсом: «Кант успокоился на од­ ной лишь «доброй воле», даже если она остается совершенно безрезультатной, и перенес осущест­ вление этой доброй воли, гармонию между ней и потребностями и влечениями индивидов, в поту­ сторонний мир. Эта добрая воля Канта вполне со­ ответствует бессилию, придавленности и убожест­ ву немецких бюргеров...»38

 

---

Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 577; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!