Психопатии, обусловленные повреждением мозга



В данном случае в мозге имеется органический изъян, некоторое анатомическое огрубление наследственного происхождения или вызванное токсическим, инфекционным, механическим повреждением мозга в утробе матери либо в первые 2-3 года жизни.

Изъян, огрубление мозга дают себя знать в поведении органического психопата так называемой «органичностью»: известной грубоватостью, сказывающейся и в благодушно-грубоватой доброте, и в злом, грубом раздражении с обычно быстрой, во всяком случае внешне, отходчивостью.

Органические психопаты обнаруживают большую или меньшую душевную вязкость, неуравновешенность. Они несут в себе целую мозаику характерологических свойств, похожих на истерические, неустойчивые, эпилептоидные, астенические и т. д. Какие-то из этих свойств могут преобладать над остальными, но вся личность органического психопата проникнута грубоватостью. Здесь может быть душевность, но нет изящной живости, умственной тонкости и глубины, подлинной духовности.

Органическим психопатам чрезвычайно вреден алкоголь: они обычно легко спиваются и в опьянении часто зловеще агрессивны или быстро засыпают.

Заключение

Врачебное лечение многих психопатов, просящих о помощи, при соответствующем умении нередко серьезно им помогает. Но оно настолько сложно, что здесь лучше более подробно о лечении не говорить, дабы не извратить краткостью истинное о нем представление. Автор надеется, однако, что и сказанное уже поможет людям увидеть в жизни различных психопатов (с пониманием того, что это все-таки нездоровые люди, а не просто «мямли» или «негодяи»), что тут возможна квалифицированная помощь. Психопатическое нездоровье, однако, не должно смягчать вину безнравственного психопата перед обществом, поскольку он способен себя сдерживать.

Но даже заподозрить, что некто является психопатом, нездоровым человеком, возможно лишь с большой осторожностью. Не следует забывать, что существуют здоровые застенчивость, раздражительность, гневливость, склонность находиться в центре внимания, выступающие просто как душевные особенности человека. Только тогда, когда личностный рисунок человека проникнут болезненностью, когда, например, застенчивость или взрывчатость ненормальны, только тогда возможно подозревать психопатию и доброжелательно, дружелюбно советовать человеку обратиться к врачу-психотерапевту.

К сожалению, во многих случаях (особенно это касается эпилептоидной и истерической психопатии) психопат больным себя ни в коей мере не считает, оскорбляется предложением посоветоваться с врачом и встречается с врачом обычно либо в случае тяжелой личной катастрофы, катастрофы, чаще по причине своей психопатичности (крах карьеры, болезненный для него развод с женой и т. п.), либо в случае правонарушения (в обстановке судебно-психиатрической экспертизы).

Условия жизни, питания, физические болезни, людское окружение, обстановка в семье, где воспитывается ребенок, общение с природой, домашними животными — от всего этого во многом зависит, как быстро и сильно проявится у человека психопатия. Она может и не проявиться, и тогда человек всю жизнь будет практически здоровым — компенсированным, скрытым психопатом.

Случается и такое, что психастеническая психопатия выявляется при самых благоприятных для психастеника условиях жизни и психастеник похож при этом характером не на смелых родителей, с которыми вместе живет, а на психастеническую свою бабушку, которая умерла еще до его рождения.

Наблюдая болезненное поведение психопата в семье или на службе, следует также знать, что для неопытного глаза под «психопатией» может скрываться более серьезное душевное заболевание с психопатоподобным поведением, которое не следует ни в коем случае запускать, а надобно лечить как можно раньше. Даже опытному врачу иногда трудно отличить психопата одной группы от психопата другой группы или от пациента с психопатоподобным состоянием.

Каждый психопат имеет свое личностное, характерологическое ядро, но нередко на это ядро напластовываются как будто бы инородные налеты. Например, эпилептоидный психопат с искусственной деликатностью, предупредительностью, застенчивостью внешне походит на психастеника, а истерический психопат с живым (хотя и не совсем естественным) смехом, внешней добротой и расстройствами настроения бывает похож на циклоида. В таких случаях говорят о психастеноподобном эпилептоиде и истерическом психопате с циклоидоподобностью.

Обычно в таких вначале не совсем ясных случаях психопатическое ядро отчетливо дает себя знать в острых, переломных ситуациях. Например, психастеноподобный эпилептоид, не пройдя по конкурсу в институт или провалившись на защите диссертации (вообще показав какую-то свою несостоятельность), нередко дает отнюдь не пассивно-оборонительную реакцию психастеника (стремление робко удалиться из ситуации поражения), а реакцию агрессивную, с блестяще-злыми глазами, с обвинением в случившемся кого угодно, только не себя. Или психастеноподобные циклоиды (особенно в климактерическое время) делаются чрезвычайно ранимыми, нерешительными, обидчивыми, весьма похожими на психастеников, обычно не теряя, впрочем, глубокой естественности, любви к шумным компаниям, к застолью с гурманством, склонности к организаторской работе (все это не свойственно психастенику). Или шизоидный психопат внешне похож на психастеника своей «печоринской» рассудочностью, самоуглублением, острыми внутренними диалогами, но со временем обнаруживается, что существо, ядро его личности — сосуществование сверхчувствительных и бесчувственных мотивов, склонность к радостному риску и некоторой отчужденности. И вместе с этим склонность к идеалистическому мироощущению.

При постановке диагноза определенной психопатии важно уловить главный, ядерный душевный рисунок, глубинный патологический склад личности.

Автор надеется, что этот очерк поможет лучше понять здоровых людей, поскольку различным психопатическим характерам, как уже подчеркивалось, соответствуют характеры здоровые (подобного характерологического рисунка, но без патологической выраженности). Вокруг нас живут здоровые психастеники, эпитимы, шизотимы, ювенилы и т. д.

Зная хотя бы в общих чертах их характерологические закономерности, мы можем предполагать, как в какой обстановке какой человек себя поведет, что ему может понравиться, а что он отвергнет. Сквозь душевные психопатические рисунки, болезненно-гротескные усиления здоровых характеров легче разглядеть в жизни различные характеры здоровых людей, подобно тому, как шарж, карикатура на какого-то человека, гипертрофируя, заостряя некоторые существенные особенности, помогают их затем усмотреть в этом человеке в смягченном виде.

Знать научно характеры весьма надо бы человеку, чтобы легче было понять другого человека.

Тут всегда, впрочем, можно только предполагать. Убежденным быть трудно по причине бездонной сложности жизни. Но даже уметь предположить, насторожиться бывает весьма важно. А со временем, с проверками жизнью, предположение нередко все больше делается убеждением.

Важно сто и еще тысячу раз понимать, что все мы — разные характеры с разными отношениями к одному и тому же предмету. И если мне не нравится то, что нравится другому, то это еще не значит, что прав только я.

Учение о характерах, психопатах может помочь и писателю не сделать некоторых ошибок в описании человеческих переживаний и поступков. Печальной будет, конечно, картина, если писатель станет изображать своего героя, исходя из шизотимической, психастенической или какой-либо другой характерологической схемы. В процессе художественного творчества характерологию нужно «забыть», как и стилистику. Пусть и то, и другое работает подсознательно внутри творческого дыхания, препятствуя ошибкам.

Возможно, и актерам, режиссерам поможет очерк, вся эта книга, исходя из характерологических закономерностей, глубже, ближе подобраться к роли. Так, вряд ли, по-моему, стоит психастенику или шизотиму браться за роль сангвинического жизнелюба Фальстафа, а теплому актеру-сангвинику — за роль шизоидного с истероидностью Треплева.

Вопросы так называемой психологической совместимости и несовместимости упираются основательно в характерологию. Известно, что сплошь и рядом особенно не уживаются, например, в браке эпилептоидные и психастенические натуры, психастеники и истерики. В то же время сангвиники и шизоиды нередко могут ладить с людьми самых тяжелых характеров лучше, чем другие.

Почему человеческое общество состоит из людей самых разных характеров? Дело, конечно, тут не только и не столько в разном воспитании. В наше время, когда дети нередко с пеленок большую часть дня воспитываются в сходных условиях (ясли, детсад, школа), это особенно понятно.

Если поразмышлять об этом издалека, то разными характерами (темпераментами), как известно, отличаются и животные одной породы. Четыре издревле известных человеческих темперамента (сангвиник, холерик, флегматик и меланхолик)[78] существуют и у животных, например, у собак и кошек, как это убедительно показал Павлов. Мы прекрасно знаем скучных флегматичных котов, живых сангвинических котиков-игрунов, легко привыкающих к любому новому человеку, угрюмо-злых холерических котищ и котов робких, тревожных, меланхолических.

Почему же существуют разные типы животных одной породы и чем оправдано существование «слабого», меланхолического темперамента?

Во-первых, разнообразие типов (темпераментов) внутри одной породы необходимо для жизнестойкости этой породы. Так же среди людей: чем резче отличаются друг от друга родители, чем меньше степень родства, тем, обыкновенно, крепче потомство.

Во-вторых, каждый темперамент отличается своей, особенной приспособительной способностью, которая сказывается, в частности, и в механизмах психологической защиты. Животные реагируют на опасность не только кровавой схваткой врагом, но и побегом, умелым избежанием этой схватки. Целые виды травоядных животных отличаются преобладанием меланхолических свойств, не способны драться с хищниками. Слова «чуткость», «робость», «застенчивость» весьма подходят к белке, косуле, но не подходят к волку, льву. Кстати, когда говорят, что какой-то человек похож на какое-то животное, то имеют в виду некоторую похожесть именно определенных душевных качеств, сказывающихся, например, в повадках злого волка или пугливо-добродушного оленя.

Наконец, в-третьих, у животных, основательно общающихся между собой, живущих вместе (бобры, дикие козы), разнообразие взаимно нужных «дел» (например, «дело» вожака) основывается на разнообразии нравов.

Несравненно ярко видится это, конечно, в человеческом обществе. Так, человек сангвинического склада часто способен сделаться хорошим слесарем или космонавтом, поскольку отличается быстрой, трезвой реакцией на неожиданности, точностью движений рук. Даже во врачебной среде некто при всем старании не может сделаться хорошим хирургом с тонко послушными руками, но становится известным психиатром, способным тонко выяснить и понять душевную сложность. Точно так же один биолог в силу своего душевного склада больше интересуется насекомыми, а другой — ботаникой.

На этом полезном сотрудничестве людей с разными врожденными способностями и стоит человеческое общество.

Люди с меланхолическим (психастеническим) душевным рисунком рядом с робостью, тревожностью, нерешительностью отличаются нередко аналитически-сомневающимся умом, способны иногда к крупным открытиям в науке и в искусстве, как это сказалось на примере Дарвина, Чехова, Павлова.

Неуверенность со склонностью к аналитическому сомнению, творящая нередко открытие, духовная глубина тревожно-сомневающихся людей есть такие же личностные свойства, как их робость, застенчивость, некоторая инертность мышления.

В кропотливом сомневающемся размышлении, в чуткой беспощадной к себе совести состоит сила благородного великого психастенического (меланхолического) человека, обычно в то же время мало способного к спортивным состязаниям и точной, сложной работе руками из-за некоторой врожденной двигательной неловкости (слабая «животная половина»). Меланхолические, «слабые» животные, жестоко страдающие от хищника, ущемляемые «сильными» своей же породы, есть прообразы меланхолических людей, весьма уважаемых за их стеснительность, совестливость, деликатность, а порою и за незаурядное духовное творчество.

Еще один важный вопрос: почему в разных странах и в разное время преобладают, становятся характерными для данного времени и страны определенные личностные типы людей, в том числе и психопатические?

Конечно, прав Монтескье, полагавший, что национальные душевные особенности обусловлены климатом, размером жизненной территории. «В южных странах, — писал он в «Персидских письмах» (1956), — организм нежный, слабый, но чувствительный, предается любви, которая беспрерывно зарождается и удовлетворяется в гареме, а при более независимом положении женщин связана со множеством опасностей. В северных странах организм здоровый, крепко сложенный, но тяжеловесный, находит удовольствие во всякой деятельности, которая может расшевелить душу: в охоте, странствованиях, войне и вине. В северном климате вы увидите людей, у которых мало пороков, немало добродетелей и много искренности и прямодушия».

Но правда — и в исторических, экономических законах развития общества. В силу исторической необходимости возникает потребность в преобладании в данное время, в данном месте людей определенного душевного склада, в том числе и психопатического. Что же касается неумолимой, не зависящей от наших желаний, доступной лишь нашему исследованию исторической объективной необходимости, то это особая сложнейшая философская тема. Это уже не моя область.

Чем серьезнее, глубже всматриваешься в человеческие характеры, тем больше убеждаешься в том, что все они нужны и каждый более других способен на свои какие-то дела. И прекрасно, что каждый из нас нужен преимущественно в каком-то своем деле.

Все необходимо единому организму человечества, человеческому обществу — и аутистическое мышление шизотимного математика, и практическая смекалка сангвинического мастера с его точными и тонкими движениями рук, и пунктуальность эпитимного бухгалтера, и сомневающаяся аналитическая въедливость психастенического естествоиспытателя.

Было бы неточно сказать и о разных психопатах, и об акцентуантах — здоровых людях с подобными психопатическим характерологическими рисунками, что одни люди предрасположены к искусствам, другие — к наукам, третьи — к практическому мастерству. Тут все сложнее: внутри каждого душевного рисунка есть свои разновидности с разными склонностями и способностями.

Мы знаем, например, психастенических писателей, поэтов, ученых, рабочих. Но любое творчество психастеников проникнуто земным тревожно-сомневающимся анализом. К примеру, психастеническая поэзия не эстетски-отстраненная, а реалистически-земная, часто гражданская.

Возможно, когда-нибудь работа какой-то страны или всего человечества будет научно организована так, что каждый человек станет делать дело, к которому особенно способен.

Итак, психопат, подчеркну в заключение, есть нездоровый человек, и, пожалуй, главная помощь ему — помочь найти творческую, любимую работу сообразно характеру, в которой возможно себя выразить с пользой для людей. Важно найти такое место в жизни, в котором твои творческие способности пойдут в общее дело человечества, и одновременно этим оживлением, расцветом творческих способностей в общественно-полезном деле психопат серьезно лечится.

Шизофрения

Шизофрения (схизофрения, от греч. schizo — раскалываю, расщепляю и phren — ум, мысль, душа) — болезнь, проявляющаяся прежде всего в особой душевной разлаженности. Обнаруживает себя, как и многие болезни, в разнообразных формах: от сравнительно редких токсически-злокачественных, даже с возможным смертельным исходом (фебрильная шизофрения, от лат. febris — лихорадка), до мягких (вялотекущая, или малопрогредиентная, мягкая шизофрения). Из-за большого разнообразия форм с давних пор некоторые авторы предполагают, что шизофрения — это группа разных болезней.

Еще Ганнушкин (1933) и Э. Кречмер (1934) отметили, что сама жизнь, сложившаяся вокруг «мягкого шизофреника», может выявлять или не выявлять его расстройства. Счастливое для больного жизненное поприще, в сущности, лечит его. Например, в живописном творчестве или в самоотверженной и одухотворенной заботе о животных зоопарка (работая там с утра до ночи) такой человек именно своими болезненными особенностями с пользой для людей и целебно для себя утверждается в обществе. Поэтому некоторые способы психотерапии шизофрении (например, трудовая терапия, терапия творчеством) основываются на том, что пациенту в процессе лечения помогают войти в определенный творческий или достаточно «механический», но тоже общественно-полезный образ жизни, соответствующий его особенностям.

В Международной классификации болезней 10-го пересмотра (1992) диагноз малопрогредиентной (вялотекущей) шизофрении заменен другими диагностическими обозначениями: «шизотипическое расстройство», отчасти «пограничный (бодерлиновый) тип расстройства зрелой личности» и др.


Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 170; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!