Конфликт легитимности и законности: проблема преемственности власти



Заглавие статьи ПРИЧИНЫ КРУШЕНИЯ ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ РЕСПУБЛИКИ В РОССИИ 1917 ГОДА Автор(ы) А. Н. МЕДУШЕВСКИЙ Источник Российская история, № 6, 2007, C. 3-27 Рубрика · К 90-летию Февральской революции Место издания Москва, Российская Федерация Объем 109.0 Kbytes Количество слов 12578 Постоянный адрес статьи https://dlib.eastview.com/browse/doc/13215558 ПРИЧИНЫ КРУШЕНИЯ ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ РЕСПУБЛИКИ В РОССИИ 1917 ГОДА Автор: А. Н. МЕДУШЕВСКИЙ Февральская революция - исторический рубеж в развитии российской демократии, связанный с началом практического перехода от сословного общества к гражданскому и от монархической системы правления к республиканской. Она подытожила и выразила итоги постепенной демократической трансформации русского общества, его модернизации и европеизации в XVIII - начале XX в. Либеральная модель переустройства России, начавшая складываться в ходе Великих реформ 60-х гг. XIX в. и получившая развитие в последующий период, стала практически осуществляться в ходе Февральской революции, столкнувшись с неподготовленностью общества и низким уровнем политической культуры масс. Идеалы Февральской революции - гражданское общество, правовое государство, рыночная экономика, конституционные гарантии прав человека, возможность их защиты справедливым и независимым судом, - сохраняют непреходящее историческое значение. Выдвинутая Февралем политическая и правовая система (при всей условности роли права в ходе революционных изменений) - является отправной точкой современных демократических преобразований постсоветского периода. Однако всего через полгода данная система (назовем ее системой первой республики) потерпела крушение, пав жертвой антидемократического государственного переворота, получившего название Октябрьской революции 1917 г. Крушение демократической системы, начавшей формироваться в России после Февральской революции 1917 г., принципиально изменило направление развития российской и мировой истории XX в.1 В то же время этот кризис оказался первым в ряду антидемократических переворотов в межвоенной Европе и других регионах мира, приведших к крушению парламентаризма и установлению диктаторских режимов различной политической направленности, ввергших человечество в цепочку гражданских войн и расколовших мир. Поход на Рим Муссолини, крушение Веймарской республики, установление диктатур в Испании и Португалии, а также в странах Центральной и Восточной Европы - проявление той же циклической динамики конституционализма. В чем причина того, что демократическая система не смогла удержаться в России? Цели настоящей статьи - найти объяснение данного феномена, определить его типологическую природу в контексте других переходных процессов, выявить механизмы эрозии демократии, а также технологии, которыми они управляются.

Русская революция в контексте концепций переходных процессов

Теория переходов, от авторитаризма к демократии стала одной из центральных в сравнительном конституционном праве и политической науке в конце XX - начале XXI в. Ее появление связано с необходимостью обобщить значительный эмпирический мате-

Медушевский Андрей Николаевич, доктор философских наук, профессор, главный редактор журнала "Отечественная история".

стр. 3

риал, накопленный в результате процессов демократизации, последовательно охвативших в 1970 - 1980-х гг. Южную Европу, а в 1990-х гг. - Восточную Европу, Азию, Латинскую Америку и отчасти страны Африки, сопоставить эти процессы с предшествующими волнами демократизации. С целью моделирования переходных ситуаций от диктатуры к демократии и создания четких формул управления этими процессами было создано особое направление исследований (так называемая "транзитология")2. Февральская революция 1917 г. выступает как исходный пункт подобных переходных процессов в европейской и всемирной истории XX в.

Три волны демократических (конституционных) преобразований в странах Центральной и Восточной Европы были связаны с мировыми войнами и геополитическими сдвигами. Первая возникла с распадом крупных империй - Германской, Австро-Венгерской, Российской и Османской, созданием национальных государств и принятием демократических конституций, вводивших, как правило, парламентский режим в форме парламентской республики или конституционной монархии3. Это достижение, однако, оказалось непрочным. В межвоенный период практически во всех странах Восточной и Южной Европы от Балкан до Балтики утвердились авторитарные режимы в виде президентских или монархических диктатур4. Вторая волна демократических преобразований была связана с попыткой вернуться к парламентской форме правления после Второй мировой войны. Но уже вскоре на все эти страны была распространена советская модель номинального конституционализма (представленная сталинской Конституцией 1936 г.)5. Третья волна поднялась в конце XX в. и была связана с началом перестройки в СССР6. Содержание переходного периода во всех странах, охваченных третьей волной, также имело сходные параметры, представляя собой движение от номинального советского конституционализма к реальному. На практике, однако, оказалось, что трудности перехода были более значительными, чем предполагалось до его начала, что вызвало критику транзитологических моделей.

В связи с этим важно преодолеть ограниченные рамки "транзитологических" подходов по следующим направлениям: во-первых, отказаться от упрощенной линейной модели переходности с заранее заданным кругом проблем и предопределенным результатом (заменив ее концепцией циклической смены конституционных форм); во-вторых, расширить информационную основу дискуссии, отказавшись от узких европоцентристских моделей, точнее, механического перенесения полученных формул на другие регионы мира; в-третьих, поставить вопрос о существовании аналогичных процессов в прошлом7, в частности, при переходе от абсолютизма к конституционной монархии и демократической республике в период Февральской революции и от них к однопартийной диктатуре большевистского типа.

Переосмысливая историю революции:причины неэффективности ее социологических схем

Основные социологические схемы русской революции - системная теория, структурная теория (классового конфликта) и бихевиористская теория - были предложены современниками и получили развитие в последующей историографии.

Системная теория (А. А. Богданов) видит в революции частный случай проявления универсальной тектологической закономерности: процессов интеграции и дезинтеграции социальных систем, связанных с изменением внешнего окружения, сопровождающихся качественным изменением форм и внутренних границ структурных элементов. Революции в обществе представляют "разрыв социальной границы" наподобие физических процессов (кипение воды - разрыв физической границы между жидкостью и атмосферой) или биологических (смерть - разрыв жизненной связи организма)8. Научный вклад данной теории определяется возможностями анализа распада старых социальных форм (их "дезингрессии"), но не объясняет механизмов создания новых и их правового выражения.

стр. 4

Структурная (классовая) теория усматривает логику революционного процесса в смене борющихся социальных сил, доминирующих на разных этапах кризиса. Эта смена моделируется на основе классических европейских революций нового времени. "Буржуазно-демократическая революция как процесс, - полагал Н. А. Рожков, - слагается из четырех основных моментов: первый из них - подготовка революции, второй - первый бурный ее момент, третий - реакция, четвертый - вторая революция или заменяющие ее войны. В некоторых революциях между вторым и третьим моментами имеет место еще военная или цезаристская диктатура"9. Эта схема, однако, плохо объясняла русскую революцию, в частности, не давала ответа на вопрос, почему революция началась именно в данный момент, а переход из второй фазы в четвертую занял столь короткий промежуток времени и не сопровождался проявлением цезаризма. Объяснение этого факта пытался дать М. Н. Покровский: почему, - спрашивал он, - революция 1905 г. потерпела поражение, а революцию 1917 г. не смогло остановить самодержавие? Отвечая на вторую часть вопроса, он указывал на непреодолимость раскола "империалистических верхов" и их неспособность к достижению согласия в условиях мировой войны. Успех революции в России 1917 г., с точки зрения Покровского, стал возможен благодаря острому конфликту двух типов национального капитала - промышленного и торгового - достигшему кульминации именно в период империалистической войны. Фактически имел место раскол правящей элиты, приведший к параличу власти в критический период революции10. Данная модификация классовой схемы, не говоря уже о степени ее фактической обоснованности, не решала проблемы, сводя дело к особенностям расстановки сил внутри правящих групп. Л. Н. Крицман объяснял специфику русского революционного процесса сочетанием в нем революций нескольких типов, которые в других случаях разворачивались автономно: антикапиталистической, аграрной и отчасти антиколониальной. Именуя русский тип "сложной революцией", Крицман одним из первых попытался дать политологический анализ "механизма революции", который раскрывается им в динамике пяти фаз реализации разрушительных и созидательных функций революционного переворота. После этого "революция, победив и сделав свое дело, умирает"11. Тезис о "смерти революции", являясь еретическим для марксизма, понятен в связи с противопоставлением циклической модели - концепции "перманентной революции". Он основывался на оригинальном (но недоказанном) предположении о соотношении революционного класса и диктатуры в ходе революционного переворота.

Бихевиористская теория революции (П. А. Сорокин) обнаруживает ее смысл в психологических факторах - столкновении подавленного рефлексивного поведения масс и его репрессивного подавления. Непосредственной причиной революции всегда становится ответ большей части общества на рост подавления основных инстинктов - "невозможность обеспечения необходимого минимума удовлетворения этих инстинктов"12. Эта теория (получившая затем широкое распространение в историографии) видит механизм возникновения революций в социальной психологии. Но она не объясняет, почему при спонтанном развитии событий существует повторяемость форм и результатов. Кроме того, она не позволяет провести границу между революцией и простым бунтом, восстанием, смутой, которая определяется не субъективной оценкой того или другого историка, но устанавливается объективной длительностью событий, количеством втянутых в революцию лиц и социальными пружинами, лежащими в корне событий.

Комбинированный подход включает все рассмотренные ранее позиции, стремясь выявить связь системных, структурных (классовых) и поведенческих установок. "Революция, - суммировал А. М. Ону, - есть судорога общественной жизни, акт конвульсивный, насильственный, вызванный нетерпением, нежеланием ждать, что все само собою образуется, раздражением и верою в непрочность того порядка, который люди, прежде молча терпевшие, решили ниспровергнуть насильственным путем"13.

Отметим недостатки всех указанных теоретических схем. Во-первых, они слишком абстрактны: выделение различных фаз революционного процесса подчинено одно-

стр. 5

факторным (экономическим, классовым, психологическим) интерпретациям и не коррелируется с изменениями правовых форм, имевших место в ходе революции; во-вторых, они имеют линейный характер и плохо объясняют срывы в этом процессе; в-третьих, они телеологичны и не раскрывают вариативные механизмы перехода от одной фазы к другой.

Избежать указанных недостатков позволяет неоинституциональный подход, переводя доктринальные дискуссии на уровень правовых актов, институтов, процессов и технологий, показывая, в частности, где была допущена ошибка. На его основе возникает возможность конструировать модели и определять технологии, выяснить соотношение правовых актов, институтов и процессов (технологий) на ключевых фазах революции с целью раскрытия механизмов и, в частности, институциональных ловушек - ошибочных решений, приведших к крушению демократии в России. Становятся ясны и границы конструирования правовой реальности14. Отметим, что данное направление исследований широко представлено в историографии других революций, в частности Французской. Его представителями в прошлом могут считаться такие классические авторы как А. де Токвиль15 или А. Олар16, а в современной историографии - школа Ф. Фюре17. Очевидна актуальность переосмысления в этом направлении и русской революции.

Анализ с этих позиций русской революции позволил, во-первых, по-новому осветить проблемы преемственности власти в ходе и после Февральской революции и соотношения конституирующей и конституционной власти в условиях переходного периода; во-вторых,ответить на вопросы, каким образом был упущен шанс достичь согласия политических партий и принять демократическую конституцию; как можно было решить проблему легитимации новой власти; в-третьих, рассмотреть двоевластие с точки зрения альтернативных способов его преодоления; в-четвертых, проанализировать и представить технологии государственных переворотов как решающий фактор определения вектора политической системы (в контексте общего кризиса европейского парламентаризма); в-пятых, найти ответ на вопрос, почему первая демократическая республика в России потерпела крушение, каковы его уроки для современной эпохи.

Конфликт легитимности и законности: проблема преемственности власти

Конфликт легитимности и законности - характерная черта радикальных революций. Отказ от старой правовой системы означает конституционную революцию или переворот. Политическое содержание Февральской революции состояло в переходе от дуалистической монархической системы (к моменту революции она представляла собой монархическую диктатуру) к демократической политической системе, провозглашенными целями которой стали правовое государство, парламентаризм, многопартийность и идея принятия новой конституции на всенародно избранном Учредительном собрании. Важнейшими этапами этого процесса следует признать отречение монарха, создание Временного правительства, начало разработки конституции (Юридическим совещанием при Временном правительстве). В этом смысле политическая революция была вполне легитимна. Однако с формально-юридической точки зрения произошел радикальный разрыв правовой преемственности, ставший одной из причин нестабильности новой власти.

Во-первых, существовала общая юридическая неопределенность в отношениях Государственной думы и монарха, которая вытекала из Основных законов в редакции 1906 г.18 Это была система монархического конституционализма германского типа, которая сочетала элементы дуализма в организации власти с положениями, дающими реальное преобладание монархической власти. Данная система получила в литературе того времени определение "мнимого конституционализма", характер которого еще более обострился в условиях мировой войны и связанного с ней широкого использования института чрезвычайного законодательства19. В результате распада системы поли-

стр. 6

тических институтов империи "государственная машина сошла с рельс[ов]"20. Государственная дума 26 февраля указом императора Николая II была распущена, а деятельность ее и Государственного Совета прервана на неопределенный срок. Следовательно, по действующему основному законодательству Государственная дума собраться не могла, но когда Временному комитету Государственной думы пришлось возглавить начавшееся революционное движение и взять всю полноту власти в свои руки, встал вопрос о легитимации его собственной власти.

Во-вторых, неоднократно констатировалась юридическая некорректность акта об отречении: царь мог отречься только за себя, но не за сына; престол по действовавшему законодательству не мог быть передан брату царя великому князю Михаилу Александровичу, тем более, что формальные основания для отстранения прямого наследника престола отсутствовали21.

В-третьих, передача власти великому князю Михаилу была незаконна в силу того, что нарушала установленные процедуры наследования. Основное противоречие акта 3 марта виделось экспертам в том, что великий князь отказывался от верховной власти, которой он юридически не располагал. К этому, по мнению В. Д. Набокова, и должно было свестись "юридически ценное содержание акта"22.

В-четвертых, отмечалась некорректность акта отказа самого Михаила Александровича. Набоков констатировал, что отказ великого князя, даже если исходить из презумпции его законности, мог быть сделан лишь в пользу верховной власти, т.е. Учредительного собрания, а не в пользу Государственной думы и тем более Временного правительства. Избранное решение проблемы, отмечал Набоков, имело целью торжественно подкрепить полноту власти Временного правительства и преемственную связь его с Государственной думой. В. А. Маклаков вообще считал, что в феврале 1917 г. революции могло не быть, если бы отречение не сопровождалось разрывом правовой преемственности. Великий князь не имел права подписывать манифест 3 марта даже в том случае, если бы он был монархом, поскольку манифест, вопреки существующей конституции, без согласия Думы, объявлял трон вакантным до созыва Учредительного собрания, устанавливал систему выборов этого Учредительного собрания и передавал до его созыва Временному правительству абсолютную власть, которой не имел сам подписавший акт. Получалось, что акт, подписанный великим князем Михаилом в нарушение Основных законов, становился, в сущности, единственным юридическим основанием власти революционного Временного правительства и наделял его в полном объеме также законодательными полномочиями. "Конституция, - заключал Маклаков, - этим была полностью упразднена; всякая связь между новой властью и старым порядком была разорвана. Это и было уже подлинной революцией, сдачей власти "революционным Советам", что прямой дорогой привело к Октябрю"23. "Преступным актом 3 марта, - соглашался с Маклаковым и С. П. Мельгунов, - все было скомпрометировано: манифест явился сигналом восстания во всей России"24. Сходной была и позиция Милюкова, считавшего, что ошибки революции происходят из "дефектности в самом источнике, созданном актом 3 марта"25.

В-пятых, отметим юридическую противоречивость деклараций Временного правительства: одна давалась от Временного комитета Государственной думы, к которому перешла власть в ходе революции 27 февраля, другая - от Временного правительства, сформированного 2 марта, причем упоминался и Исполнительный комитет. В первой декларации Временного правительства, по словам Набокова, "оно говорило о себе, как о кабинете", и образование этого кабинета рассматривалось, как "более прочное устройство исполнительной власти", во второй - этот мотив "ответственного правительства" был затушеван26.

Если встать на точку зрения нормативистской теории Г. Кельзена, то следует интерпретировать установление Временного правительства как конституционный переворот (coup d'etat), поскольку новые юридические нормы хотя и согласовывались сторонами, но создавались с очевидным разрывом правовой преемственности (не на основании положений, зафиксированных в действовавшем праве)27. При подготовке

стр. 7

воззвания Временного правительства, в составлении которого участвовали крупнейшие юристы, была сознательно снята вся историческая часть - об отречении царя, передаче власти брату и отказе его восприять власть. Вопрос о преемственности и легитимности новой власти оказался не решен: "Революционная власть, - отмечал либеральный аналитик, - лишена формальной санкции в своем происхождении. Она создается фактом переворота и в момент его", но претендует на всю полноту атрибутов "легитимной власти"28. Даже после официального объявления об изменении формы правления - создания Республики - вопрос о пересмотре Основного законодательства (закрытии Третьего и начале нового Четвертого Полного собрания законов) был отложен. Это решение Юридического совещания мотивировалось двумя причинами -ожиданием Учредительного собрания и незавершенностью предыдущего Третьего ПСЗ за период 1914 - начало 1917 гг.29 Не решенной оказалась и проблема последующей легитимации, поскольку новые органы власти не подтвердили свои полномочия выборами или решением Конституанты - созывом Учредительного собрания.


Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 229; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!