Подготовка текста и перевод Л. В. Мошковой и А. А. Турилова, комментарии Б. Н. Флори 14 страница



И вновь иной пример предложили ему, говоря: «Почему вы, христиане, отвергаете обрезание, a Христос не отверг его, но по закону совершил?» Отвечал Философ: «Так как было сказано вначале Аврааму: “Вот знамение между мною и тобою”, — то и завершить его пришел. И от <Авраама> соблюдали <завет> до <Христа>. A далее <Бог> не дал ему продлиться, но крещение нам заповедал». И сказали они: «Тогда почему другие, бывшие раньше и угодившие Богу, не по-лучили этого знамения, но лишь Авраамово?» Отвечал Философ: «Никто из них не имел двух жен, но только Авраам. И потому обрезана была ему крайняя плоть, чтобы, установив предел, не преступать его, но, первым браком Адама дав пример, остальным следовать ему. И с Иаковом поступил так же: повредил жилу бедра его, так как он имел четырех жен. Когда же <Иаков> понял причину, по которой совершено с ним это, нарек <Бог> имя ему Израиль, то есть “умом видящий Бога”. И после этого не говорилось, что он прикоснулся κ женщине. Авраам же этого не понял». И вновь вопросили иудеи: «Как вы, поклоняясь идолам, полагаете угодить Богу?» Отвечал Философ: «Сначала научитесь различать понятия, что есть икона, a что идол. И узрев зто, не нападайте на христиан. Ибо десять имен существует в вашем языке для такого изображения. Спрошу же вас и я. <He> образ ли скиния, которую видел на горе Моисей и вынес ее, или не изображение ли образа сотворил он художеством, образ по этому подобию, замечательный <мастерством> резьбы и кожевенным и шерстоткацким, и <изваяниями> херувимов. И если он создал такое, то скажем ли, что вы дереву, и кожам, и тканям воздаете почести и поклоняетесь, a не Богу, давшему <вам> в то время такой образ? To же <можно сказать> и ο храме Соломоновом, поскольку в нем были подобия херувимов и ангелов и много иных изображений. Так и мы, христиане, создаем подобие угодивших Богу и воздаем им честь, отделяя доброе от изображений демонов. Ведь Писание порицает приносящих в жертву сыновей своих и дочерей своих и возвещает ο гневе Божием, <но> также восхваляет других, жертвующих сыновей своих и дочерей». И вновь сказали иудеи: «Разве вы, поедая свинину и зайчатину, не противитесь Богу?» И ответил им: «Первый завет заповедал все есть как травную зелень: для чистых все чисто; a оскверненным и совесть осквернена. Ведь и Бог ο создании <своем> говорит: “Вот, все хорошо весьма”, <но> из-за вашей алчности нечто малое из них изъял. “И питался, — говорит, — Иаков и насытился и оставил возлюбленного <Бога>”. И еще: “Сел народ есть и пить и встал играть”».

 

От многа же мы се украчьше в малѣ положихомъ селико памяти ради. А иже хочеть свершеныхъ бесѣдъ сихъ и святыхъ искати въ книгахъ его, обрящеть я, еже прѣложи учитель наш архиепископъ Мефодий, раздѣли е на осмь словесъ.[104] И ту узрить словесную силу от Божия благодѣти, яко и пламень полящь на противныя.

От многого мы, сократив это, немногое написали здесь для памяти. A тот, кто хочет полных и святых этих бесед искать в его книгах, найдет их в переложении учителя нашего Мефодия, разделившего их на восемь слов. И увидит там силу слова от Божией благодати, как огонь, пылающий на противннков.

 

Си же вся каганъ козарьскъ съ началными мужи добрая и подобная его слышавше словеса, ркоша к нему: «Богомь еси посланъ сѣмо на създание наше и вся книгы от него умѣеши. Все еси по чину глаголалъ, досыти наслажь вся ны медвеныя сладости словесы святыхъ книгъ. Нъ мы есмъ некнижна чада, сему же вѣру имемъ, яко тако есть от Бога. Паче же аще хощеши покои обрѣсти душам нашим, всяко исправль притъчами, скажи намъ по чину, егоже у тебе въпрашаемъ». Такоже ся разидоша почитъ.

Хазарский же каган с мужами начальствующими, выслушав все эти хорошие и достойные слова, сказал ему: «Богом ты послан сюда для назидания нам и все Писание с его помощью знаешь. Все ты рассказал должным образом, досыта усладив нас медовой сладостью словес святых книг. Но мы люди некнижные, верим тому, что так установлено от Бога. Но если хочешь еще более успокоить души наши, то, изложив все примерами, расскажи нам, как должно ο том, что мы y тебя спрашиваем». И так разошлись почивать.

 

Въ другыи же дьнь сбравшеся, ркоша ему, глаголюще: «Скажи намъ, чьстныи мужу, притъчами умомъ вѣру, якоже есть лучши всѣхъ». И отвѣща имъ Философъ: «Дъва мальжена бѣста у царя етера въ чьсти велицѣ и любима зѣло. Съгрѣшьшема же има, изгнавъ я от земля посла.[105] Живущема же многа лѣт тамо, дѣти створиста в нищетѣ. Сбирающе же ся дѣти к собѣ, совѣтъ творяху, кымъ ся бы путемь пакы вмѣстити в пьрвыи чинъ. Овъ же ихъ сиче глагола, а другыи инако, а другыи другояко. Совѣтъ дѣяаху, которому совѣту убо достоит быти, не добрѣишуму ли?» Ркоша же они: «Что ради сице глаголеши? Свои бо кождо съвѣтъ добрѣи творить иного. Июдѣи бо свои добрѣи творять и срацини такожде, и вы такожде, а инѣи инъ. Скажи же, которыи разумеемъ добрѣи от сихъ?» Рече же Философъ: «Огнь искушаеть злато и сребро, а чьловекъ лжю умомъ отсѣкаеть от истины. Рьцѣте же ми, отчего бысть первое отпадение, не от видѣния ли и плода сладкаго и похоти на божество?» Они же ркоша: «Тако есть». Философъ же рече: «Тъ аще кому будеть пакость, медъ ядъшю ли студену воду пивше, пришедъ же врачь глаголеть ему: „И еще многъ мед ѣдъ, ицѣлѣеши"; а иже будеть воду пилъ, тому глаголеть: „Студеныя воды напивъся, нагъ на мразѣ ставъ, ицѣлѣеши". Другыи же врачь не тако глаголеть, нъ противно врачьство заповѣдаеть: въ меду мѣсто горкое пиюще, поститися, а въ студенаго мѣсто теплое, грѣющеся. Которыи убо от обою хытрѣе врачюеть?» Отвѣщаша вси: «Иже противная врачьства заповѣдаеть. Горестью бо жития сего похотную сласть достоить умертвити и смирениемь гордость, противнымъ противная врачююще. И мы бо глаголемъ, яко дрѣво, еже пьрвое тернъ створитъ, то послѣди сладокъ плодъ приплодить». Пакы же отвѣща Философъ: «Добрѣ рекосте. Христовъ бо законъ остроту являеть Божия жития, потомъ же въ вѣчных жилищихъ 100-кратицею плодъ приноситъ».

Собравшись на другой день, сказали ему так: «Укажи нам, честный муж, на примерах и с рассуждением веру, которая лучше всех». И отвечал им Философ: «Двое супругов были y некоего царя в великой чести и весьма любимы им. Когда же они согрешили, изгнал их, отослав из своей земли в другую. Прожив там много лет, в нищете породили детей. И собравшись, дети держали совет, каким бы путем вернуться вновь в прежнее достоинство. И один из них говорил так, a другой — иначе, a третий — по-иному. Держали совет, какому решению надо следовать, не лучшему ли?» И сказали они: «Зачем ты говоришь это? Ведь каждый свой совет считает лучше других. Иудеи свой лучшим считают, и сарацины тоже, и вы тоже, a иные — другой. Скажи, который мы должны считать лучшим из них?» И сказал Философ: «Золото и серебро испытываются огнем, a человек разумом отсекает ложь от истины. Скажите мне, отчего случилось первое грехопадение, не от зрения ли и сладкого плода, и желания быть божеством?» Они же сказали: «Так и есть». Философ же сказал: «Если кто заболеет, поев меда или выпив холодной воды, и придет врач и скажет ему: “И еще много меда съев, исцелишься”; a тому, кто пил воду, скажет: “Холодной воды напившись, нагим на морозе постояв, исцелишься”. Другой же врач не так укажет, но назначит противоположное: вместо меда горькое пить и поститься, a вместо холодного теплое, греясь. Кто же из двоих искуснее лечит?» Отвечали все: «Кто назначает противоположное лечение. Ибо горестью этой жизни следует умертвить сладость похоти, a гордость смирением, излечивая противоположное противоположным. И мы говорим, что дерево, которое сначала произрастит шипы, затем принесет сладкий плод». И снова отвечал Философ: «Хорошо сказали. Ведь Христов закон являет всем суровость жизни, угодной Богу, потом же в вечных жилищах стократно приносит плод».

 

Единъ же от нихъ свѣтникъ, срациньску злобу всю добрѣ вѣдыи, въпроси Философа: «Рци ми, гости, како вы Махъмета не держите? Тъ бо есть велми Христа похвалилъ въ своихъ книгахъ, глаголя, яко от девы ся родилъ, сестры Моисѣовы, пророкъ зелии: мертвыя въскрѣшалъ и всяку язю ицѣлилъ силою великою».[106] Отвѣща Философъ к нему: «Да судить нас каганъ. Глаголи же, аще пророкъ есть Махъметъ, како имемъ Данилу вѣру? Онъ бо рече: „До Христа всяко видѣние и пророчество прѣстанеть".[107] Сь же по Христе явлеся, како можеть пророкъ быти? Аще бо того пророка наречемъ, то Данила отвержемъ». Рекоша же мнозѣ от нихъ: «Данилъ, еже есть глаголалъ, Божиемъ духомъ есть глаголалъ, а Махмета же вси вѣмъ, яко ложь есть и пагубникъ спасению всѣхъ, иже есть добрѣишая бляди своя на злобу и студодѣяние изблялъ». Рече же пьрвыи свѣтникъ от нихъ къ приятелемъ жидовьскымъ: «Божиею помощию гость сии всю гордыню срачиньскую съверже на землю, а вашю на онъ полъ прѣверже яко съкверну». Рекоша же къ всѣмъ людемъ: «Яко же есть далъ Богъ власть надъ всѣми языкы цесарю крьстьяньску и мудрость свѣршену, тако и вѣру в них. И кромѣ ея никтоже не можеть живота вѣцнаго жити. Богу же слава въ вѣкы». И рекоша вси: «Аминь».

Один же из тех собравшихся, хорошо сведущий во всем сарацинском лукавстве, спросил Философа: «Скажи мне, гость, почему вы не признаете Магомета? Ведь он много восхвалял Христа в своих книгах, говоря, что от девы родился, сестры Моисея, великий пророк: мертвых воскрешал и любую болезнь исцелял силой своей великой». Отвечал Философ ему: «Пусть рассудит нас каган. И скажи, если Магомет пророк, то как поверим Даниилу? Ведь тот сказал: “Перед Христом все видения и пророчества прекратятся”. Этот же, после Христа явившись, как может пророком быть? Если его пророком назовем, то Даниила отвергнем». И сказали многие из них: «To, что сказал Даниил, говорил по божественному вдохновению, a o Магомете все мы знаем, что он обманщик и губитель всеобщего спасения, который свою сильнейшую ересь сочинил для зла и постыдных деяний». И сказал первый советник старейшинам иудеев: «С Божьей помощью гость всю гордыню сарацинскую поверг на землю, a вашу на ту сторону отбросил как скверну». И сказали всем людям: «Как дал Бог власть над всеми народами и мудрость совершенную цесарю христианскому, так же и веру для них. И без нее никто не может вечной жизнью жить. Богу же слава в веках». И сказали все: «Аминь».

 

И рече Философъ къ всѣмъ съ слезами: «Братье и отци, и друзи, и чада! Се Богъ дасть всякъ разумъ и отвѣтъ достоинъ. Аще ли есть и еще къто противяся, да придеть и прѣприть или прѣпьрѣнъ будеть. Иже послушаеть сего, да ся крьстить во имя Святыя Троица. Иже ли не хощеть, азъ кромѣ есмь всякого грѣха, а онъ узрить въ дьнь судныи, егда сядеть судиа ветхыи дьньми[108] судити всѣмъ языкомъ». Отвѣщаша они: «Нѣсмь мы собѣ вразѣ. Нъ помалу, иже можеть, тако велимъ, да ся крьстить волею, иже хочеть, от сего дьни. А иже от васъ на западъ кланяется ли жидовьскы молитвы творить, ли срачиньску вѣру держить — скоро съмьрть прииметь от насъ». И тако разидошася с радостью.

И сказал Философ всем со слезами: «Братья и отцы, и друзья, и чада! Это Бог дает все понимание и достойный ответ. Если же есть еще кто-нибудь, противящийся, пусть придет и победит в споре или побежден будет. Кто согласен с этим, да крестится во имя Святой Троицы. Если же кто не хочет, то нет никакого моего греха, a он свой увидит в день судный, когда сядет Ветхий Днями судить все народы». Отвечали они: «He враги мы себе. Но постепенно, тем, кто может, так повелеваем: пусть крестится по желанию, если хочет, начиная с этого дня. A тот из вас, кто молится на запад или совершает моление, как евреи, или сарацинской веры придерживается — скоро смерть примут от нас». И так разошлись с радостью.

 

Крьсти же ся от сихъ до 200 чади, отверьгъшеся мерзостии поганьскыхъ и женитвъ безаконьныхъ. Написа же къ цесарю книгы каганъ сиче: «Послалъ еси, владыко, мужа такого, иже ны сказа крьстьяньску вѣру, словомъ и вещьми Святую Троицю. И увѣдѣхомъ, яко то есть истая вѣра, и повелехомъ крьститися своею волею. Надѣющеся и мы доспѣти того же. Есме же мы вси друзи и приятелѣ твоему царству и готови на службу твою, яможе хощеши».

И крестилось от них до 200 человек, отвергнув языческие мерзости и беззаконные браки. И написал κ цесарю каган такое письмо: «Послал ты, владыка, такого человека, который объяснил нам христианскую веру, в словах и деяниях Святую Троицу. И поняли мы, что это истинная вера, и повелели креститься посвоему желанию. Надеемся, что и мы придем к тому же. Мы же все твои друзья и сторонники твоего царства и готовы служить тебе, где захочешь».

 

Проважая же Философа, каганъ нача ему дары многы даяти. И не приятъ их, глаголя: «Даже ми, елико имаеши плененыхъ грекъ сдѣ. То ми есть боле всѣхъ даровъ». Сбравше же ихъ до двоюдесяту и вдаша ему. И иде, радуяся, на путь свои.

Провожая же Философа, начал каган многие дары давать ему. И не принял их, сказав: «Отдай мне пленных греков, сколько здесь имеешь. Это для меня дороже всех даров». И собрали их до двух десятков и отдали ему. И пошел он, радуясь, путем своим.

 

Дошедше же безводныхъ мѣстъ пустъ, жяжѣ не можаху терпѣти. Обрѣтъше же въ слотинѣ водицю, не можаху от нея пити, бяше бо яко золчь. Рашедъшемъ же ся имъ всѣмъ искатъ воды, и рече к Мефодью, брату своему: «Не терплю уже жажѣ, да почерпи убо водѣ сея. Иже бо пьрвие прѣложи израилтомъ горкую воду въ сладъкую,[109] тъи имать и намъ утѣху створити». Почерпъше же, обрѣтоста ю сладъку, яко и медвену, и студену. Пивша же, прослависта Бога, творящаго таковая своимъ рабомъ.

Но дойдя до пустых безводных мест, не могли терпеть жажды. Найдя же в солончаке немного воды, не смогли пить ее, ибо была она как желчь. A когда все разошлись искать воду, сказал Философ Мефодию, брату своему: «He могу больше снести жажды, зачерпни этой воды. Тот, кто прежде превратил для израильтян горькую воду в сладкую, и нам может сотворить утешение». И зачерпнув, обнаружилн, что она сладка, как медвяная, и холодна. Напившись же, прославили Бога, совершающего такое для своих рабов.

 

Въ Корсунѣ же вечеряя съ архиепископомъ, рече Философъ к нему: «Створи ми, отце, молитву, яко же ми бѣ отець мои створилъ». Въпрошьшемъ же етеромъ особь, что ради се створи, отвѣща Философъ: «Въистину от нас отъидеть утро къ Господу, оставле ны». Еже и бысть словесѣ ся събывшу.

И ужиная в Корсуни с архиепископом, обратился κ нему Философ: «Помолись за меня, отче, как сделал бы это для меня отец мой». Когда же кто-то спросил наедине, зачем он это сделал, отвечал Философ: «Воистину отойдет он от нас утром κ Господу, оставив нас». Так и случилось, сбылись его слова.

 

Бяше же в Фулъстѣ языцѣ[110] дубъ великъ, срослъся съ чрешнею, подъ нимъ требы дѣяху, нарѣчающе именемъ Александръ.[111] Женьску полу не дающе приступати к нему, ни къ трѣбамъ. Услышавъ же то, Философъ не лѣнися трудити до нихъ. Ставъ посредѣ ихъ и рече к нимъ: «Елини суть въ вѣчную муку шли, кланявшеся небу и земли яко богу, такои велицѣи, добрѣи твари. То же и вы, иже ся дрѣву кланяете, худѣи вещи, еже есть готово на огнь, како имате избыти вѣцнаго огня?» Отвѣщаша они: «Мы сего нѣсмь начали нынѣ творити, нъ от отець есмь приалѣ. И от того обрѣтаемъ вся прошения наша: дожгь же наипаче наидеть многъ. И како мы се створимъ, егоже нѣсть дьрзнулъ никтоже створити от насъ. Аще бо и дерзнеть кто створити се, тъгда же смьрть узрить, и не имамъ к тому дожгя видѣти до концины». Отвѣща к нимъ Философъ: «Богь о васъ въ книгахъ глаголеть, а вы како ся его отмещете? Исаия бо от лица Господня вопиеть, глаголя: „Гряду азъ събрати вся племена и языкы, и придуть и узрять славу мою. И поставлю на нихъ знамение и послю от нихъ спасеныя въ языкы: в Тарсисъ и Фулъ, и Лудъ, и Мосохъ, и Тевелъ, и въ Еладу, и въ островы далняя, иже не суть слышали моего имени, и възвѣстять славу мою въ языцѣхъ".[112] Глаголеть Господь Вседержитель и пакы се: „Азъ послю рыбитвы и ловча многы — и от холмъ, и скалъ камяныихъ изловять вы".[113] Познаите, братье, Бога, створшаго вы. Се евангелье новаго завета Божие, в неже ся есте крьстили».

В<земле>же фульского народа был большой дуб, сросшийся с черешней, под которым совершали жертвоприношения, называя <его> именем Александр. Женщинам не разрешали ни подходить κ нему, ни участвовать в жертвоприношениях. Услыхав же это, Философ не ленился, потрудиться дойти до них. Встав посреди них, сказал им: «Эллины отошли в вечную муку за то, что почитали как бога небо и землю, такие великие и славные создания. Так и вы, поклоняясь дереву, ничтожной вещи, уготованной огню, как можете избегнуть вечного огня?» Отвечали они: «Мы не начали это делать в наши дни, a унаследовали от отцов своих. И за это получаем все по просьбам нашим: главное же бывает сильный дождь. Как же мы совершим то, чего никто из нас не осмелился сделать. Ведь если кто и осмелится совершить это, тотчас же узрит смерть, a мы не увидим дождя до конца дней». Отвечал им Философ: «Бог ο вас говорит в Писании, как же вы от него отрекаетесь? Ибо Исайя от лица Господа восклицает, говоря: “Приду собрать все народы и племена, и они придут и увидят славу мою. И положу на них знамение, и пошлю из спасенных от них κ народам: в Тарсис, и Фулу, и Луд, и Мосох, и Фовел, и в Элладу, на дальние острова, которые не слышали моего имени, и они возвестят народам славу мою”. И еще говорит Господь Вседержитель: “Я пошлю рыболовов и охотников многих — и на холмах и каменных скалах поймают вас”. Признайте, братья, Бога, сотворившего вас. Это благовестие нового завета Божия, в который вы крестились».

 

Такоже сладкыми словесы углаголавъ, повелѣ имъ посѣчи древо и съжещи е. Поклонь же ся старѣишина ихъ, шедъ, лобыза Евангелье, такоже и вси. Свѣща же бѣлы приимше от Философа, поюще идоша къ древу. И вземъ секыру Философъ 30 и трижды удари и повелѣ въсѣмъ сѣщи ис корения и съжещи е. В ту же нощь дождь бысть от Бога. И с радостию великою похвалиша Бога. И веселися Богъ о семъ зѣло.

Так услаждающими слух речами уговорив их, повелел им срубить дерево и сжечь. И поклонился старейшина их, подойдя, поцеловал Евангелие, и все так же. Взяв y Философа белые свечи, с пением пошли κ дереву. И взял Философ секиру и тридцать и трижды ударил, и повелел всем рубить под корень и сжечь его. Β ту же ночь был дождь от Бога. И с великой радостью восхвалили они Бога. И очень радовался об этом Бог.

 

Философъ же иде въ Цесарьградъ. И видѣвъ цесаря, живяше без мълвы, Бога моля, въ церкви Святыхъ Апостолъ сѣдя.

Философ же отошел в Царьград. И повидав цесаря, жил в безмолвии, молясь Богу, в церкви Святых Апостолов сидя.

 

Есть же в святѣи Софьи потирь от драгаго камения Соломоня дѣла, на немже суть писмена жидовьска и самарѣиска грани написана, ихъже никтоже не можаше ни почисти, ни сказати. Вземъ же ю Философъ почте и сказа: «Есть же сиче. Пьрвая грань: „Чаша моя, чаша моя, прорицаи то: дондеже звѣзда, въ пиво буди Господи и пьрвѣньцю, бъдящю нощию". По семъ же другую грань: „На вкушение Господне створена дрѣва иного; пии, упиися веселиемъ и възпии Алѣлуиа". И по семъ третия грань: „И се князь их, узрить весь съньмъ славу его, и Давидъ цесарь посредѣ ихъ". И по и семъ число написано: девять сотъ и девятеро». Ращетъ же е потонъку Философъ обрѣте от втораго на десять лѣта царства Соломоня до царства Христова девятьсотъ и девять лѣт.[114] И се есть пророчество о Христѣ.


Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 268; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!