Подготовка текста и перевод Л. В. Мошковой и А. А. Турилова, комментарии Б. Н. Флори 15 страница
Есть же в Святой Софии чаша из драгоценного камня работы Соломона, и на ней написаны стихи письменами еврейскими и самаритянскими, которых никто не мог ни прочитать, ни объяснить. И взял ее Философ, почитал и сказал: «Вот что это. Первый стих: “Чаша моя, чаша моя, прорицай это: пока звезда <на небе>, для пития будь Господу и первенцу, бодрствующему ночью”. Затем второй стих: “Для вкушения Господа создана из другого древа; пей, упейся радостью и воскликни: Аллилуйя”. И затем третий стих: “И вот князь их, увидит все собрание славу его, и Давид цесарь посреди них”. И потом число написано: девятьсот и девять». Рассчитав же подробно, Философ вычислил, что от двенадцатого года царствования Соломона до царства Христова девятьсот и девять лет. И это — пророчество ο Христе.
Чтение 4
Чтение 4
Веселящю же ся о Бозѣ Философу, пакы другая рѣчь приспѣ и трудъ не мнии пьрвыхъ.
И когда Философ радовался ο Боге, вновь приспело иное дело и труд не меньше прежних.
Ростиславъ[115] бо моравьскыи князь, Богомъ устимъ, свѣтъ створь съ князи и с моравляны, посла к цесарю Михаилу, глаголя: «Людемь нашимъ поганьства ся отвергъшемъ и по крьстьяскъ ся законъ держащемъ, учителя не имамъ такого, иже бы ны въ свои языкъ истую вѣру съказалъ, да быша ины страны того зряще, уподобили намъ. Посли ны, владыко, епископа и учителя такого. Отъ васъ бо на вся страны всегда добрыи законъ исходить».
|
|
|
Ибо Ростислав, моравский князь, наставляемый Богом, посоветовавшись с князьями и мораванами, послал κ цесарю Михаилу сказать: «Люди наши отвергли язычество и последовали христианскому учению, но мы не имеем такого учителя, который бы нам на нашем языке объяснил христианскую веру, чтобы и другие страны, видя это, уподобились нам. Пошли нам, владыка, епископа и учителя такого. Ведь от вас во все страны всегда добрый закон исходит».
Сбравъ же цесарь зборъ, призва Костянтина Философа и створи слышати рѣць сию. И рече: «Философе, вѣмь тя трудна суща, нъ достоить тобѣ тамо ити. Сея бо рѣчи не можеть инъ никтоже исправити, якоже ты». Отвѣща Философъ: «И труденъ сы тѣломъ и боленъ, радъ иду тамо, аще имуть букви въ свои языкъ». Рече цесарь к нему: «Дѣдъ мои и отець мои,[116] и ини мнози, искавше того, не обрѣли того суть. То како азъ то могу обрѣсти?» Философъ же рече: «То кто можеть на водѣ бесѣду написати или еретичьско имя собѣ обрѣсти?» Отвѣща ему пакы цесарь, и съ Варъдою, уимъ своимъ:[117] «Аще ты хощеши, то можеть Богъ тобѣ дати, иже даеть всѣмъ, иже просять несумнѣниемъ, и отверзаеть толкущимъ».[118]
Собрал цесарь совет, призвал Константина Философа и дал ему выслушать эти слова. И сказал: «Философ, знаю, что ты утомлен, но подобает тебе идти туда. Ведь этого дела никто другой не может исполнить так, как ты». Отвечал Философ: «И усталый телом и больной с радостью пойду туда, если они имеют письмена для своего языка». Сказал ему цесарь: «Дед мой и отец мой и другие многие пытались найти их, но не нашли. Так как же я могу найти это?» И сказал Философ: «Кто может на воде записать беседу или <захочет> приобрести прозвище еретика?» Отвечал ему вновь цесарь, и с Вардою, дядей своим: «Если ты захочешь, то может Бог дать тебе то, что дает всем, просящим без сомнения, и отворяет всем стучащимся».
|
|
|
Шедъ же Философъ, по пьрвому обычаю на молитву ся наложи и с инѣми поспѣшникы. Вскорѣ же ся ему Богъ яви, послушаяи молитвы своихъ рабъ. И тъгда сложи писмена и нача бесѣду писати евангельскую: «Испьрва бѣ слово и слово бѣ у Бога и Богъ бѣ слово»[119] и прочее.
Пошел Философ, и по прежнему своему обычаю обратился κ молитве <вместе> с другими помощниками. И вскоре явился ему Бог, внимающий молитвам рабов своих. И тогда он составил письмена и начал писать евангельские слова: «В начале было слово, и слово было y Бога, и Бог был слово» и прочее.
|
|
|
Възвесели же ся цесарь, Бога прослави съ своими свѣтникы. И посла и съ дары многы, написавъ къ Ростиславу епистолию сицеву: «Богъ, иже велить всякому чьловѣку, дабы в разумъ истиньныи пришелъ и на большии ся чинъ стѣжилъ, видѣвъ вѣру твою и подвигъ, створи и ныня в наша лѣта, явле букъви въ вашь языкъ, егоже не бѣ давно было, токмо в первая лѣта, да и вы причтетеся великыхъ языцѣхъ, иже славять Бога своимъ языкомъ. И то ти послахомъ того, ему же ся Богъ яви — мужа чьстьна и благовѣрна, книжна зѣло и философа. И сь приимъ даръ болии и честьнѣи паче всего злата и сребра и камения драгаго и богатьства приходящаго. Подвигнися с нимь спѣшно утвердити рѣчь и всѣмь сьрдцемъ взискати Бога. И обьщаго спасения не отрини, нъ подвигни не лѣнитися, нъ ятися по истиньныи путь, да и ты, приведъ я подвигомъ своимъ в Божии разумъ, приимеши мьзду свою в того мѣсто въ сьи вѣкъ и в будущии за вся ты душа, хотящая вѣровати въ Христосъ Богъ нашь отныня до кончины, и память свою оставляя прочимъ родомъ подобьно Костянтину[120] цесарю великому».
И обрадовался цесарь и прославил со своими советниками Бога. И послал его с множеством даров, написав Ростиславу такое послание: «Бог, который велит всякому человеку прийти κ пониманию истины и тем обрести себе большее достоинство, увидев твои веру и стремление, сотворил в наше время то, чего давно не было, только в начальные годы: явил пнсьмена для вашего языка, чтобы и вы были причислены κ великим народам, которые славят Бога на своем языке. И так послали κ тебе того, кому открыл их Бог — человека достойного и благоверного, весьма сведущего в Писании и философа. Прими же дар лучше и ценнее всякого золота и серебра, и драгоценных камней, и богатства тленного. Постарайся же вместе с ним быстро упрочить дело и всем сердцем взыскать Бога. И не откажись от общего спасения, но сподвигни людей своих не лениться, но встать на истинный путь, чтобы и ты, усердием своим приведя κ божественному разумению, получил награду свою за это в сем веке и в будущем за все те души, которые хотят веровать в Христа Бога нашего отныне и до смерти, и память ο себе оставил другим поколениям подобно Константину, цесарю великому».
|
|
|
Дошедъшю же ему Моравы, с великою чьстью приятъ и Ростиславъ. И събравъ ученикы, дасть я учити. Въскорѣ же ся всь церковьныи чинъ прѣложь, научи я утрении и годинамъ, обѣдни и вечерьнѣи и павечерничѣ и таинѣи службѣ. И отверзошася по пророчьскому словесѣ уши глухыхъ услышать книжная словеса, и языкъ яснъ бысть гугнивымъ.[121] Богъ же ся възвесели о семь велми, а дьяволъ постыдѣся.
Когда же пришел он в Моравию, Ростислав принял его с великой честью. И собрав учеников, дал их учить. Вскоре же Философ перевел весь чин церковной службы, научил их утрени и часам, обедне и вечерне и павечернице и тайной службе. И открылись, по пророческому слову, уши глухих, чтобы слушать слова Писания, и ясен стал язык косноязычных. Бог же очень радовался этому, a дьявол посрамился.
Растущю же Божию учению, зълыи завистникъ исперва дияволъ, не терпя сего добра, нъ вшед въ своя съсуды, начатъ много въздвизати, глаголя имъ: «Не славиться Богъ о семъ. Аще бо бы ему сиче годѣ было, не бы ли моглъ сьтворити, дабы исперва писмены пишюше бесѣды своя, славили Бога? Но 3 языки есть токмо избралъ: еврѣискъ, греческъ и латынски,[122] имиже достоить Богу славу въздаяти». Бѣша же се глаголюще латиньстии и спручьстии архиерѣи,[123] с иерѣи и ученицѣ. Сбравшеся с ними, яко Давидъ иноплеменьникы, книжьными словесы побѣжая, нарече я триязычникы, яко Пилату тако написавшю на титлѣ Господни.[124] Не токмо же се едино глаголаху, нъ иному бещинию учаху, глаголюще, яко подъ землею живуть чьловеци вельглави[125] и вьсь гадъ дияволя тварь есть. И аще кто убиеть змию, девяти грѣхъ избудеть того ради.[126] Аще чьловека убиеть кто, три мѣсяця да пиеть въ древянѣ цаше, а стькъляны ся не прикасаеть.[127] Не браняаху жертвъ творити по первому обычаю, ни женитвъ бе-щисленыхъ. Все же се яко терние посѣкъ, словеснымъ огнемь попали, глаголя: «Пожри Богови жертву хвалѣ и въздаи же Вышьнему обѣты и молитвы твоя.[128] Жены же уности твоея не отпусти. Аще бо ю възненавидѣвъ пустиши, не покрыется нечьсть похоти твоея, глаголеть Господь Вседержитель, схранитеся духомъ вашимъ, и да не оставить къждо васъ жены уности своея. И сихъ, ихъже ненавидѣхъ, творясте, яко Богъ съвѣдѣтельствова межю тобою и межю женою уности твоея, юже еси оставилъ, н та обьщьница твоя и жена завѣта твоего.[129] И въ Еуангельи Господа слышасте: „Яко речено есть дрѣвними: не сотвориши прелюбы". Азъ же глаголю вамь, яко всякъ, иже възрить на жену похотѣти еи, уже прелюбы есть створилъ с нею сьрдцемь своимъ. И пакы глаголю вамъ, яко иже пустить жену свою развѣ словесѣ любодѣинаго, творить ю прѣлюбы дѣяти. Иже отпущеную от мужа поиметь, прѣлюбы дѣеть".[130] Апостолъ рече: „Яже есть Богъ съчталъ чьловека, да не разлучаетася"».[131]
Когда же стало распространяться учение Божие, изначальный злой завистник дьявол, не желая терпеть этого добра, вошел в свои орудия, начал многих воздвигать <против святого>, говоря им: «He прославляется Бог этим. Если бы это было ему угодно, разве не мог он сделать так, чтобы <все народы> с самого начала, письменами свои записывая речи, славили Бога? Но лишь три языка избрал он: еврейский, греческий и латинский, которыми подобает воздавать хвалу Богу». Говорили же так латинские и франкские архиереи, иереи и ученики. Схватившись с ними, как Давид с иноплеменнирами, словами Писания победил их, назвал их триязычниками, ибо Пилат так написал в титле Господнем. И не только это одно говорили они, но еще и другому бесчинству учили, говоря, что под землей живут большеголовые люди и что все гады — дьяволовы создания. И если кто убьет змею, то простится ему за это девять грехов. A если кто человека убьет, то три месяца должен пить из деревянной чаши и не прикасаться κ стеклянной. И не запрещали ни жертвоприношений приносить по прежнему обычаю, ни бесчисленных браков. Все это он посек как терновник, спалил словесным огнем, говоря: «Принеси как жертву Богу хвалу и воздай Вышнему обеты и молитвы твои. Жену же юности твоей не отпусти. Если, возненавидев, ее отпустишь, не укроется нечестивая похоть твоя, говорит Господь Вседержитель, берегите дух ваш, и никто из вас да не оставит жены юности своей. И вы то, что я возненавидел, сотворяли, так как был Бог свидетелем между тобой и женой юности твоей, которую ты оставил, что она подруга твоя и законная жена твоя. И в Евангелии Господа слышали: “Как сказано древними: не прелюбодействуй”. A я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем. И еще раз говорю вам: кто разводится с женою своею, кроме вины любодеяния, тот заставляет ее творить прелюбодейство. И кто женится на разведенной, тот прелюбодействует”. Апостол сказал: “Если Бог сочетал людей, да не разлучатся”».
Четыри же десять мѣсяца[132] створи въ Моравѣ, иде святить ученикъ своихъ. Прия же и Коцелъ князь Паноньскъ[133]и възлюби вельми словеньскы букъви и научися имъ. Въдавъ до 50 ученикъ учитися имъ. И велику ему чьсть створи, мимо проводи. И не взятъ же ни от Ростислава, ни от Коцела ни злата, ни сребра, ни иноя вещи, положь еваньгѣльское слово, нъ токмо пленьникы испрошь от обою девять сотъ и отпусти я.
И сорок месяцев проведя в Моравии, пошел рукоположить учеников своих. Принял же его <по пути> Коцел, князь Паннонский, и сильно полюбил славянскую грамоту и научился ей. Отдал до пятидесяти учеников учиться ей. И воздав ему великие почести, проводил его дальше. И не взял же он ни от Ростислава, ни от Коцела ни золота, ни серебра, ни других вещей, помня евангельские слова, но только испросил y обоих девятьсот пленников и отпустил их.
Чьтьние 5
Чтение 5
Бънятъцихъ[134] же бывшю ему, сбрашася на нь пискупи, попове и черноризци, яко вранѣ на соколъ, въздвигоша триязыцную ересь, глаголюще: «Чьловеце, скажи намъ, како ты еси нынѣ створилъ словенемъ книгы и учиши я? Ихъже нѣсть никтоже инъ пьрвое обрѣлъ: ни апостоли, ни римьскыи папежь, ни Диалогъ[135] Григории, ни Еронимъ,[136] ни Августимъ.[137] Мы же три языкы токмо вѣмъ, имиже достоить въ книгахъ славити Бога: евреискъ, елинескъ, латинескъ». Отвѣща Философъ к нимъ: «Не идеть ли дождь от Бога равно на вься, ни ли солнце такоже не сияеть ли на вся,[138] ни ли дыхаемъ на облакъ равно вси? То како вы ся не стыдите, 3 языкы токмо мняще, а прочимъ всѣмъ языкомъ и племенемъ слѣпомъ веляще быти и глухомъ, скажите ми, Бога творяще немощна, яко не могуща сего дати, или завистлива, не хотяща дати? Мы же многы роды знаемъ, книгы умѣюче, Богу славу въздающе своимъ языкомъ къждо. Явѣ же суть си: ормѣни, пьрси, авазги, иверие, сугди, готи, объре, турьси, козаре, аравляне, егуптянѣ, сури, ини мнози.[139] Аще ли не хощете от сихъ разумѣти, поне от книгъ познаите судию. Давидъ бо вопиеть, глаголя: „Поите Господеви, вся земля! Поите и възвеселитеся и въспоите!"[140] Другояко: „Вся земля да поклониться и поеть тебе. Да поють же имени твоему вышнии".[141] И пакы: „Хвалите Господа вси языци, и похвалите его вси людие. И всяко дыхание да хвалите Господа".[142] Въ Еуангельи же глаголеть: „Еликоже есть прияло ихъ, дасть имъ область, да чада Божия будуть".[143] И пакы тъ же: „Не о сихъ бо въпрошаю токмо, нъ и о вѣрующихъ словомъ ихъ въ мя. Да вси едино будуть, якоже и ты, Отце, во мнѣ и азъ в тебе".[144] Матфѣи бо рече: „Дана ми есть всяка власть на небесѣ и на земли. Шьдъше убо научите вся языкы, крьстя во имя Отца и Сына и Святаго Духа, учаще я хранити вся, елико заповѣдалъ есмь вамъ. И се азъ с вами есмь вся дьни до скончания вѣка. Аминь".[145] А Марк пакы глаголеть: „Шедъше въ весь миръ, проповѣдите Еуангелье всеи твари. Вѣровавыи, крьщеся, спасеться, а невѣровавыи осудится. Знамения же повѣровавшихъ поидуть си: именемъ моимъ бѣсы ижденуть, языкъ възъглаголють новы".[146] Глаголемъ то же к вамъ: „Горе вамъ, кънигъчия, фарисѣи, ипокриты, яко затваряете цесарьство небьсное прѣд чьловекы. Вы бо не входите и хотящихъ внити не оставляете внити".[147] И пакы: „Горе вамъ, книгъция, яко взясте ключь разумныи: нъ сами не внидете и хотящимъ внити възбранисте".[148] Къ кореньфѣомъ же Павелъ рече: „Хощю, да вси языкы глаголете, паче же да проричаете, болии убо проричая, нежели глаголя языкы, развѣ аще не сказаеть да церкви създание прииметь. Нынѣ же, братье, аще приду к вамъ, языкы глаголя, кую вамъ пользу створю, аще вамъ не возглаголю или откровениемь, ли разумомъ, или пророчствомь, ли учениемь? Обаче бездушенъ глас дающе аще ли пищали, аще ли гусли, аще разнествия гласомъ не дасте — како разумѣется сопомое ли или гуденое? Ибо аще безвѣстенъ глас труба дасть, кто уготовается на брань? Тако и вы языкомъ аще неразумна словеса дасте, како разумно будеть глаголемое? Буде бо въ аеръ глаголюще. Толико убо аще ся ключить родъ гласныхъ въ всемь мирѣ, и ни единъ же ихъ безгласенъ. Аще убо не вѣмъ силы гласу, то будуть глаголющему ми варваръ и глаголяи мнѣ варваръ. Тако и вы, понеже ревнителѣ есте духовнымъ къ създанию церкви, просите, да вы избываеть. Тѣм же глаголяи языкомъ молиться да скажеть ти. Аще бо языкомъ молитву дѣя, то духомь молится, а умомъ бес плода есть. Что убо есть? Помолюся духомъ — помолюся умомъ, спою духомъ — спою же и умомъ. Аще благословиши духомъ, исполняя мѣсто неразумнаго, како речеть «аминь» по твоеи хвалѣ, понеже не вѣсть, что глаголеши. Ты убо добрѣ хвалиши, нъ другыи не зижеться. Хвалю Бога моего о всѣхъ насъ, паче же языкы глаголю. Нъ въ церкви хощю 5 словесъ умомъ своимь глаголати, да ины научю, а не еже тьму словесъ языкомъ. Братие! не дѣти бываите умы, но злобою же младеньствуите, умы же свѣршенѣ будете. В законѣ пишеть: «яко иноязыцники ихъ устнами инѣми възглаголю людемь симъ, и тако не послушають мене, глаголеть Господь». Тѣм же языци въ знамение невѣрнымъ суть, а пророчьство не невѣрнымъ, нъ вѣрующимъ. Аще бо снидется церкви вся вкупѣ, и вси глаголють языкы, внидеть же неразумивъ или невѣренъ, — не рчеть ли, яко зъли ся дѣете? Аще ли вси пророчьствують, вънидеть же инъ невѣренъ и неразумивъ, обличается предъ всѣми, въстязается от всѣхъ. И таиная сердца его явѣ бываеть, и тако падеть ницъ и поклонится Богу, повѣдая: «Въистину Богъ въ васъ есть». Что убо есть, братье? Егда сходится къждо васъ, псалмы имѣете, учение имѣете, явление имѣете, языкъ имѣете, сказание имѣете — вся же къ създанию да бывають. Аще ли языком кто глаголеть — по двѣма или зѣло по тремъ и по части, единъ сказаеть. Аще ли не будеть глагольника, да молчить въ церкви, собѣ же да глаголеть и Богу. Пророци же два или трие да глаголють, а друзии да сказають. Аще ли иному явиться седящу, пьрвыи да молчить. Могуть бо по единому вси пророчьствовати, да вси учаться, и вси утѣшаються. И дуси пророчестии пророкомъ повинуються. Нѣсть бо нестроению Богъ, нъ миру".[149] Господня бо заповѣдь есть: „Аще кто не разумѣеть — да учится".[150] Тѣм же, братье, рьвнуите проричанию и не браните глаголати языкы. Вся же благовѣрно по чину да бывають».[151] И пакы глаголеть: «Всякъ исповѣсть, яко Господь Исусъ Христосъ въ славу Богу Отцю.[152] Аминь». Сими же словесы и инѣми и болше посрамль я, оставле.
Когда он был в Венеции, собрались против него епископы, попы и черноризцы, как вороны на сокола, воздвигли триязычную ересь, говоря: «Человек, скажи нам, как ты создал славянам письмена и обучаешь их? Ведь никто же их раньше не обрел: ни апостолы, ни римский папа, ни Григорий Двоеслов, ни Иероним, ни Августин. Мы же только три языка знаем, которыми подобает славить Бога: еврейский, греческий, латинский». Отвечал им Философ: «He идет ли дождь от Бога равно на всех, и солнце тоже не сияет ли всем, и не все ли мы равно дышим воздухом? Так как же вы не стыдитесь, полагая только три языка, a прочим всем народам и племенам велите быть слепыми и глухими, скажите мне, Бога почитая немощным, не могущим дать это, или завистливым, не хотящим дать? A мы многие народы знаем, имеющие письмена и воздающие Богу славу каждый на своем языке. Известно, что это: армяне, персы, абхазы, грузины, сугды, готы, авары, турки, хазары, арабы, египтяне, сирийцы и многие другие. Если же не хотите этого понять, то по крайней мере из Писания узнайте судию. Ведь Давид восклицает, говоря: “Пойте Господу, вся земля! Пойте и возвеселитесь и воспойте!” И другой раз: “Вся земля да поклонится и поет тебе. Да поют же имени твоему вышнему”. И еще: “Хвалите Господа все народы, прославляйте его все люди. Все дышащее да хвалит Господа”. И в Евангелии же <Иоанн> говорит: “А тем, которые приняли его, дал власть быть чадами Божиими”. И еще тот же: “He o них же только молю, но и ο верующих в меня по слову их. Да будут все едино, как ты, Отец, во мне, так и я в тебе”. Ведь Матфей говорит: “Дана мне всякая власть на небе и на земле. Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что я заповедал вам. И я с вами во все дни до скончания века. Аминь”. A Марк еще говорит: “Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и крестится, спасется, a неверующий осудится. Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем моим изгонят бесов, заговорят новым языком”. Скажем это и вам: “Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете царство небесное человекам. Ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете”. И еще: “Горе вам, законникам, что вы взяли ключ разумения: сами не вошли и хотящим войти воспрепятствовали”. И Павел говорит коринфянам: “Хочу, чтобы все <вы> говорили на <чужих> языках, но лучше бы прорицали, ведь больше прорицающий говорящего на языках, если только не толкует, чтобы церковь получила назидание. Теперь же, братья, если приду κ вам, говоря на языках, какую вам пользу принесу, если вам не изъяснюсь или откровением, или смыслом, или пророчеством, или поучением? Ведь и бездушный звук издавая или свирель или гусли, и если не разделите звуков — как можно понять играемое на свирели или гуслях? Ибо если неопределенный звук труба издает, кто изготовится κ бою? Так и вы если <чужим> языком неразумные слова скажете, как можно понять сказанное? Будет в воздух говориться. Столько ведь, например, родов звуков во всем мире, и ни один из них не беззвучен. Если я не знаю смысла звучащего, то буду говорящему мне иноземец, и говорящий мне иноземец. Так и вы, поскольку вы ревнители духовного назидания, просите, чтобы вы обогатились. Так и говорящий на языках пусть молится ο истолковании. Ведь если я молитву творю на <чужом> языке, то дух молится, a ум без плода. Что же тогда? Помолюсь духом — помолюсь и умом, воспою духом — воспою и умом. Если благословляешь духом, <то> стоящий на месте неразумного как произнесет «аминь» после твоей хвалы, поскольку не знает, что ты говоришь. Ты хорошо восхваляешь, но другой не назидается. Хвалю Бога моего за всех нас, особенно за говорящих на языках. Но в церкви хочу пять слов сказать умом моим, чтобы иных научить, a не тьму словес на <чужом> языке. Братья! не дети будьте умом: на зло будьте младенцами, a умом будьте взрослыми. Β законе написано: «как иноязычникам устами иными буду говорить людям сим, <но> и тогда не послушают меня, говорит Господь». Итак, языки для знамения неверующим, a пророчество не для неверующих, a для верующих. Если сойдется церковь вся вместе, и все заговорят <разными> языками, и войдет неразумный или неверующий — не скажет ли, что вы беснуетесь? A если все пророчествуют, и войдет один неверующий и неразумный, то обличается перед всеми и вопрошается всеми. И тайное сердца его явным бывает, и падет ниц, и поклонится Богу, говоря: «Воистину Бог в вас». Что же тогда, братья? Когда соберетесь — каждый из вас <со своим знанием> — то псалмы имеете, учение имеете, откровение имеете, язык имеете, толкование имеете — все, что необходимо для назидания. Если на <чужом> языке кто говорит, то двое или самое большее трое и поочередно, <а> один толкует. A если не будет толкователя, пусть молчит в церкви, себе же говорит и Богу. Пророки же два или три пусть говорят, a другие пусть толкуют. Если другому, сидящему, будет откровение, то первый молчит. Могут по одному все пророчествовать, чтобы все учились и все утешались. И духи пророческие пророкам повинуются. He есть Бог неустройству, но миру. Господня заповедь есть: “Если кто не понимает — пусть учится”. Итак, братья, старайтесь прорицать, и не запрещайте говорить <чужими> языками. Все пусть будет благоверно по чину». И еще говорит: «Всякий исповедал, что Господь Иисус Христос во славу Бога Отца. Аминь». И этими словами еще более посрамив их, оставил.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 397; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!