Подготовка текста и перевод Л. В. Мошковой и А. А. Турилова, комментарии Б. Н. Флори 11 страница
Когда же обратился он ко многим словам и великим мыслям <Григория>, то не в силах постичь глубины, впал в великую скорбь. Был же здесь некто пришелец, знающий грамматику. И прийдя κ нему, умолял и падал в ноги, предавая себя <его воле>, говоря: «О человек, сотвори добро, научи меня грамматическому искусству». Тот же, скрыв свой талант, закопав, отвечал ему: «Отрок, не трудись. Зарекся я совершенно никого не учить этому до конца дней своих». Отрок же опять, со слезами кланяясь ему, говорил: «Возьми всю причитающуюся мне долю отцовского наследства, но научи меня». Ho тот не хотел слушать его. Тогда отрок, вернувшись домой, молился, чтобы исполнилось желание сердца его.
Въскорѣ же Богъ сътвори волю боящихся его. О красотѣ бо его и о мудрости и прилѣжнѣмъ его учении, еже бѣ растворено в нем, слышавъ царевъ строитель, иже нарицается логофетъ,[20] посла по нь, да ся бы съ царемъ училъ.[21] Отрокъ же, услышавъ се, с радостию пути ся ятъ и на пути поклонися Богу, нача молитву, глаголя: «Боже отець наших и Господи милости, иже еси сътворил словом всяческаа, и премудростию твоею сьздавыи человека, да владѣет сътвореными тобою тварьми. Даждь ми сущую въскраи твоих престолъ премудрость,[22] да разумѣвъ, что есть угодно тебѣ, спасуся.[23] Азъ бо есмь рабъ твои и сынъ рабыня твоея».[24] И къ сему прочюю Соломоню молитву изглаголавъ, въставъ, рече: «Аминь».
И вскоре Бог сотворил волю боящихся его. Ο красоте, мудрости и прилежном учении его, соединившихся в нем, услышал царский управитель, что именуется логофет, послал за ним, чтобы учился с царем. Отрок же, услышав это, с радостью отправился в путь и на пути поклонился Богу, начал молиться, говоря: «Боже отцов наших и Господь милости, который словом сотворил все и премудростью своей создал человека, чтобы он владел всеми созданными тобою тварями. Дай мне премудрость, обитающую рядом с твоим престолом, чтобы, поняв, что угодно тебе, я спасся. Я раб твой и сын рабыни твоей». И потом произнеся до конца всю молитву Соломона, встал, сказав: «Аминь».
|
|
|
Егдаже прииде къ Царюграду,[25] вдаша его учителем, да ся учит. И въ 3 месяца навыкъ всю грамотикию и по прочая ся ятъ учениа. Научи же ся Омиру и геометрии, и у Лва[26] и у Фотѣ[27] диалексице, и всѣм философскым учениемъ к сим: и риторикии, и арифмификии, и астрономии, и мусикии, и всѣм прочим еллинскым художьствомь.[28] Тако я навыче вся, якоже бы моглъ кто едино навыкнути от них. Скорость бо ся съ прилежаниемъ съключи, другъ друга преспѣвающи, имже ся учениа и художьства съвръшают. Болѣ же учениа, тих образ на себѣ являа, с тѣми бесѣдоваше, с нимиже бяше полезнѣе, уклоняася от укланяющихся въ стропты, и помяшляше, како бы земными небеснаа премѣншу, излетѣти ис телесе сего и съ Богомъ жити.[29]
|
|
|
Когда же пришел в Царьград, отдали его учителям, чтобы учился. И в три месяца выучился грамматике и за другие науки принялся. Обучился же Гомеру и геометрии, и y Льва и y Фотия диалектике и всем философским наукам вдобавок: и риторике, и арифметике, и астрономии, и музыке, и всем прочим эллинским искусствам. Так научился всему, как кто-нибудь мог бы научиться одному <лишь> из них. Соединились в нем быстрота с прилежанием, помогая друг другу: с ними постигаются науки и искусства. Больше, чем <способность> κ наукам, являл он образец скромности: с теми беседовал, с кем полезнее, избегая уклоняющихся с истинного пути на ложный, и помышлял, как бы, сменив земное на небесное, вырваться из плоти и с Богом пребывать.
Узрѣв же и такова суща, логофетъ дасгь ему власть на своемъ дому и въ цареву полату съ дръзновениемъ входити. И въпроси его единою, глаголя: «Философе, хотѣх увѣдѣти, что есть философия». Онъ же скорымъ умом абие рече: «Божиимъ и человечьскым вещем разум, елико может человекъ приближитися Бозѣ, и яко дѣтелию учить человека по образу и по подобию быти сътворшему и». От сего же паче възлюби его и присно его въпрашаше о всем толик муж велии и честенъ. Он же ему сътвори учение философское, в малых словесѣх велии умъ сказавъ.
|
|
|
Увидев же, каков он есть, дал ему логофет власть над своим домом и в царскую палату смело входить. И спросил его однажды, сказав: «Философ, хотел бы я знать, что такое философия». Он же быстрым <своим> умом тотчас ответил: «Божественных и человеческих дел понимание, насколько может человек приблизиться κ Богу, и как делами учить человека быть по образу и подобию создавшего его». После этого еще больше полюбил его и постоянно обо всем спрашивал этот великий и почтенный муж. Он же ему преподал науку философскую, в малых словах изложив большую мудрость.
В чистотѣ пребываа, велми угажаше Богу, толми паче любезнѣи всѣмъ бываше. И логофетъ всяку честь творя ему говѣину, злато много дая ему, онъ же не приимаше. Единою рече к нему: «Твоя красота и мудрость нудит мя излиха любити тя, то дщерь имамъ духовную, юже от крестила изяхъ, красну и богату, и рода добра и велиа. Аще хощешь, подружие сию ти дамъ. От царя же нынѣ велию чьсть и княжение[30] приимеши. И болшаа чаи — въскорѣ бо и стратигъ будеши». Отвѣща ему Философ: «Даръ убо велии да будет требующим его. А мнѣ болѣ учениа нѣсть ничтоже, имже разумъ събравъ, прадѣдьняа чьсти и богатства хощу искати».[31] Слышав же логофетъ отвѣт его, шед къ царици,[32] рече: «Сеи философ юны не любит житиа сего, то не отпусти его от общины, но постригше и на поповство, вдадимъ ему службу. Да будет книгчии[33] у патриарха[34] въ святѣи Софии.[35] Некли поне тако и удержимъ». Еже и сътвориша ему.
|
|
|
Пребывая в чистоте, весьма угождал Богу, и оттого еще больше любим был всеми. И логофет, воздавая ему благоговейные почести, давал много золота, он же не принимал. Однажды сказал ему <логофет>: «Твоя красота и мудрость заставляют меня безгранично тебя любить, a y меня есть дочь духовная, которую я восприял от купели, красивая и богатая, и рода хорошего и знатного. Если хочешь, отдам тебе ее в жены. И от царя большую почесть и княжение примешь. И надейся на большее — вскоре и стратигом станешь». Отвечал ему Философ: «Дар богатый пусть будет тем, кто его требует. A для меня нет ничего лучше учения, которым, мудрость снискав, хочу искать прадедовой почести и богатства». Выслушав ответ его, пошел логофет κ царице и сказал·. «Этот юный философ не любит жизни сей, и чтобы не отпустить его от нас, посвятим его в священники и дадим ему службу. Пусть будет чтецом y патриарха в святой Софии. Может быть, так и удержим». Так с ним и поступили.
Мало же с ними весма побывъ, на Узкое море[36] шед, съкрыся таи в монастыри. Искаша же его 6 месяць, и едва и обрѣтоша, и не могоша его унудити на ту службу. Умолиша же и учительскии столъ приати и учити философии тоземныа и странныа съ всякою службою и помощию. И по то ся ятъ.[37]
Очень же немного с ними побыв, пошел он κ Узкому морю и тайно скрылся в монастыре. И искали его шесть месяцев и с трудом нашли, но не могли принудить вернуться на ту службу. Но упросили его принять место учителя и учить философии местных жителей и пришельцев, с соответствующей должностью и оплатой. И за это он взялся.
Бѣ же Аннии патриархъ[38] ересь въздвиглъ, глаголя не творити чьсти святымъ иконам. И събравше съборъ, обличиша его, яко неправо глаголеть, и съгнаша и съ стола. Он же рече: «Насилием мя съгнаша, а не препрѣвше мене. Не можеть бо никтоже противитися словесемъ моимъ». Царь же с патрикии,[39]устроивъ сего Философа, посла на нь, рекъ тако: «Аще можеши уношу сего препрѣти, то пакы столъ свои приимеши». Он же, узрѣвъ Философа юна тѣломъ, а не вѣдыи стара ума в немъ и, иже бяху послани с нимъ, рече к нимъ: «Вы подножиа моего нѣсте достоини, то како ся с вами хощу прѣти?» Философ же к нему рече: «Не людскаго обычаа держи, но Божиих заповѣди. Зри, якоже бо еси и ты от земля, а душа Богомъ съставлена, тако и мы вси. То на землю зря, прею, человече, не гръдися». Паки же Аннии отвѣща: «Не подобно есть въ осень цвѣтець искати, ни старца на воину гнати, яко юношу нѣкоего». Философ же отвѣща ему: «Самъ на ся вины обрѣтаеши. Рци, в кую връсту есть силнѣиши душа, телѣси?» Он же рече: «На старость». Философ же рече: «На кую тя брань гонимъ: на тѣлесную ли или на духовную?» Он же рече: «На духовную». Философ же отвѣща: «То ты нынѣ силнѣи хощеши быти, да не глаголи нам такых приточ. Не без врѣмене бо ни цвѣтець ищем, ни на воину тебе гонимъ». Посрамль же ся тако, старець инамо обрати бесѣду и рече: «Рци ми, юноше, како крьсту, разорену сущу, не кланяемся ему, ни лобызаем его. А вы, аще лице до перси токмо будет, иконную честь ему творяще, не стыдитесь». Философ же отвѣща: «Четыре бо части крьстъ имат. И аще едина его часть убудет, то уже своего образа не являет. А икона от лица токмо образ являет и подобие того, егоже ради будет писано. Не лвова бо лица, ни рысии зрить, иже и видить, но перваго образ». Пакы же старець рече: «Како ся убо кланяете крьсту без написаниа, а бывшем инѣмъ крьстом, икона же, аще не има написана имене, егоже будет образ, то не створите еи чьсти». Философ же отвѣща: «Всякъ бо крьстъ подобен образъ имать Христову крьсту. А иконы не имут вси единого образа». Старець же рече: «Богу рекшу к Моисеу: „Не сътвориши всякого подобиа".[40] Како вы, творяще, кланяетесь». Философ противу ему отвѣща: «Аще бы реклъ: „Не сътвориши никакогоже подобиа",[41] — то право приши. Но есть реклъ „не всякого", сирѣчь „достоиное"». Противу же симъ не могии отпрѣти старець, умолча, посрамлься.
<Тогда> же патриарх Анний ересь воздвиг, говоря, чтобы не воздавали почестей святым иконам. И собрав собор, обличили его, что неправду говорит, и прогнали с престола. Он же сказал: «Силою прогнали меня, a не победив в споре. Ибо не может никто противиться моим словам». Царь с патрикиями, приготовив Философа, послали κ нему, сказав так: «Если сможешь этого юношу победить в споре, то вновь получишь свой престол». Он же, увидев, как юн Философ, и не ведая, что стар ум его, и сказал тем, кто был послан с ним: «Вы недостойны и подножия моего, как же я буду спорить с вами?» Философ же ответил ему: «He людского придерживайся обычая, но Божиих заповедей. Посмотри, как ты из земли, a душа Богом создана, так и мы все. И на землю глядя, не гордись, человек, умением спорить». Вновь отвечал Анний: «He подобает ни осенью цветов искать, ни старца на войну гнать как юношу некоего». Философ же отвечал ему: «Сам на себя навлекаешь обвинение. Скажи, в каком возрасте дух сильнее тела?» И ответил он: «В старости». Философ же спросил: «На какую битву тебя гоним: на телесную или на духовную?» Сказал тот: «Ha духовную». Философ же отвечал: «<Тогда> ты сейчас сильнее будешь, потому не говори нам таких притч. Ибо не ищем ни цветов не вовремя, ни на войну тебя не гоним». Посрамившись же так, старец повернул разговор в другую сторону и сказал: «Скажи мне, юноша, почему кресту, если он поврежден, не поклоняемся и не целуем ero. A вы, <и> если изображение только по грудь, не стыдитесь честь ему как иконе воздавать?» Философ же ответил: «Крест имеет четыре части. И если одна из них пропадет, то он уже своего образа не сохраняет. A икона только ликом и являет образ и подобие того, кто на ней написан. He львиный ведь образ, не рысий видит тот, кто на нее смотрит, a первообраз». И опять сказал старец: «Как вы поклоняетесь кресту и без надписи, хотя были и другие кресты, иконе же, если не имеет она надписи, чей это образ, не творите почести?» Философ же отвечал: «Всякий крест подобен Христову кресту. A иконы не имеют все одного облика». Старец же сказал: «Бог сказал Моисею: “He сотвори всякого подобия”. Как же вы, сотворяя, поклоняетесь им?» Философ на это отвечал: «Если бы ты сказал: “He сотвори никакого подобия”, — то верно вел бы спор. Но ты сказал: не <сотвори> “всякого”, то есть <и> “достойного”». На это ничего не смог ответить старец и, посрамленный, умолк.
Чтение второе[42]
Чтение второе
По сих же агаряне, нарицаемии срацини, въздвигоша хулу на единобожьство Святыя Троица, глаголюще: «Како вы, христиане, единъ Богъ мняще, размѣшаете и паки на три, глаголюще, яко Отець и Сынъ и Святыи Духъ есть? Аще можете сказати извѣстно, послѣте мужа, иже могуть глаголати о семъ, и преприт ны». Бѣ же тогда Философ двѣмадесять и четырми лѣтъ. Съборъ сътвори царь, призвавъ его, и рече ему: «Слышиши ли, философе, что глаголють сквернении агаряне на нашу вѣру? То якоже еси Свягыя Троицы слуга и ученикъ, шед, противися им. И Богъ, съвръшитель всякои вещи, славимыи въ Троици Отець и Сынъ и Святыи Духъ, да ти подасть благодать и силу въ словесѣхъ и яко другаго Давида новаго явить тебе на Голиада с тремя каменми,[43] и побѣждьша възвратит тя к намъ, сподобль небесному царству». Слышав же се, отвѣща Философ: «Радъ иду за христианскую вѣру. Что бо есть слаждьше мнѣ не семъ свѣтѣ, но за Святую Троицу и живу быти и умрети». Приставльше же ему асукрита Георгиа,[44] послаша.
После этого агаряне, называемые сарацинами, возвели хулу на божественное единство Святой Троицы, говоря: «Как вы, христиане, думая, что Бог един, разделяете его опять на три части, говоря, что есть Отец и Сын и Святой Дух? Если можете рассказать точно, пошлите людей, которые бы смогли говорить об этом и переспорить нас». Было же тогда Философу двадцать четыре года. Собрал царь собор, призвал его и сказал ему: «Слышал ли ты, философ, что говорят скверные агаряне ο нашей вере? Так как ты Святой Троицы слуга и ученик, то пойди, противься им. И Бог, свершитель всякого дела, в Троице славимый Отец и Сын и Святой Дух, да подаст тебе благодать и силу в словах, и явит тебя как нового Давида на Голиафа с тремя камнями, и победившим возвратит тебя κ нам, сподобив небесному царству». Услышав это, отвечал Философ: «С радостью пойду за христианскую веру. Что для меня слаще на этом свете, чем за Святую Троицу и жить и умереть». И приставив κ нему асикрета Георгия, послали <их в путь>.
Дошедшим же имъ тамо, бѣша образи дѣмонскы написали внѣюду на дверех всѣмъ христианомъ, дивъ творяще и ругающеся.[45] Въпросиша же Философа, глаголюще: «Можеши ли разумѣти, философе, что есть знамение се?» Он же рече: «Дѣмонскы образы виждю и непщую, яко христиани ту живуть внутрь. Они же, не могуще жити с ними, бѣжать вонъ от нихъ. А идѣже сего знамениа нѣсть внѣюду, то с тѣми суть ту внутрь».
Дойдя же туда, <увидели что> на дверях y всех христиан образы демонские были нарисованы для позора и поругания. И спросили <агаряне> Философа, говоря: «Можешь ли понять, философ, что это значит?» Он же отвечал: «Демонские образы вижу и не сомневаюсь, что здесь внутри живут христиане. Они же не могут жить с ними и бегут вон. Α где такого знака нет снаружи, то c теми там внутри».
На обѣдѣх сѣдяше агаряне, мудраа чадь и книжнаа, учена многои мудрости и астрономии и прочимъ учениемъ, искушающе его, въпрашааху, глаголюще: «Видиши ли, философе, дивно чюдо, како Божии пророкъ Махметъ принесъ намъ благую вѣсть от Бога, обрати многы люди. И вси держимся по законъ и ничьсоже преступающе. А вы, Христовъ законъ держаще, вашего пророка, овъ сице, овъ инако, якоже есть годѣ комуждо васъ, тако держите и творите». К сим же Философ отвѣща: «Богъ наш яко пучина есть морскаа. Пророкъ же глаголеть о нем: „Род его кто исповѣсть? Вземлет бо ся от земля животъ его".[46] Сего же ради исканиа мнози в пучину ту входят. И силнии умом, его богатство разумное приемлюще, преплавають и възвращаются. А слабии, яко въ изгнилых кораблих покушающеся преплути, овии истапают, а друзии с трудом едва отдыхають, немощною лѣностию вдающеся. Ваше есть узко и удобно, еже может и прескочити всякъ, малъ и великъ. Нѣсть бо кромѣ людскаго обычая, но еже вси могут дѣати, а ничьсоже вамъ заповѣдалъ. Егда бо нѣсть вамъ встягнут гнѣва и похоти, но попустил — то в каку вы имате вринути пропасть? Смыслении да разумѣют. Христос же не тако, но от низу тяжкое горѣ възводить вѣрою и д ѣ телиею Божиею. Творечь бо есть всѣмъ, межю ангелъ и скоты человека сътворилъ есть, словесемь и смысломъ отлучивы и от скота, а гнѣвомъ и похотью от ангелъ. И еиже ся кто части приближаеть, паче тою ся причащаеть — вышнихъ или нижнихъ». Въпросиша же и пакы: «Како вы, единому Богу сущю, въ три славите и? Скажи, аще веси. Отца бо нарѣчаете и Сынъ и Духъ. То аще тако глаголете, то и жену ему дадите, да ся от того мнозѣ бозѣ расплодять». К симъ же Философъ отвѣща: «Не глаголете тако хулы бе-щину. Мы убо добрѣ есмь навыкли от отець и от пророкъ и от учитель славити Троицю: Отець и Слово и Духъ, и три упостаси въ единомъ существѣ. Слово же то въплотися въ Дѣвѣ и родися нашего ради спасения, якоже и Махъметъ вашь пророкъ свѣдѣльствуеть, написавъ сице: „Послахомъ духъ нашь къ дѣвѣи и извольше да родить". От сего же азъ вамъ извѣщение творю о Троици».[47] Сими же словесы поражени на другая ся обратиша, глаголюще, яко: «Тако и есть, яко глаголеши, гости. Да аще Христосъ Богъ вашь есть, почто не творите, якоже велить? Писано бо есть в евангельскых книгахъ: „Молити за врагы. Добро дѣите ненавидящимъ и гонящимъ".[48] Вы же не тако, нъ противна оружья острите на творящая вамъ таковая». Философъ же противу симъ отвѣща: «Двѣма заповѣдьма сущема въ законѣ, кто законъ свѣршая является, иже ли едину съхранить, или иже и обѣ?» Отвѣщаша же они, яко иже обѣ. Философъ же рече: «Богъ есть реклъ: „Молите за обидящая".[49] Тъ есть пакы реклъ: „Больша сея любъви не можеть никтоже явити на семъ житии, но да свою душю положить за другы".[50] Другъ же ради мы се дѣемъ, да не с телеснымъ пленениемъ и душа их пленена будеть». Пакы же глаголаша они: «Христосъ есть дань даялъ[51] за ся и за ны. Вы же како не творите того дѣлъ? И уже аще браняще себе, то како поне дани не даете сицему велику и крѣпку языку измаилитьску за братью вашю и за другы? Мала же и просимъ, токмо единого златника. И донелѣже стоить вся земля, хранимъ миръ межю собою, якоже инъ никтоже». Философъ же отвѣща: «Аще убо кто въ слѣдъ учителя ходя, и хощеть во тъ же слѣдъ ходити, во ньже и онъ, другыи же, срѣтъ и, съвратить и — другъ ли ему есть или врагъ?» Они же рѣша: «Врагъ». Философъ же рече: «Егда Христосъ дань даялъ, кое владычество бѣ: измаилитьско ли или римъско?» Отвѣщаша же они: «Римьско». «Тѣмьже не достоить насъ зазирати, понеже римляномъ даемъ вси дань». По сихъ же и ина многа въпрашания въпрашаша и, искушающе от всѣхъ художьствии, яже и самѣ имѣяху. Сказа же имъ вся. И яко я препрѣ о сихъ, и рѣша к нему: «Како ты вся си умѣеши?» Философъ же рече к нимъ: «Чьловекъ етеръ, почерпъ воду в мори, в мѣшьци ношаше ю. И гордяашеся, глаголя къ страньникомъ: „Ввдите ли воду, еяже никтоже не имѣеть развѣ мене?" Пришедъ же единъ мужь поморникъ и рече к нему: „Неистовъ ли ся дѣеши, хваляся токмо о смьрдящимъ мѣшьци? А мы сего глубину имѣемъ". Тако и вы дѣете. А от насъ суть вся художьствия изшьла».
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 234; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!