Подготовка текста и перевод Т. Ф. Волковой, комментарии Т. Ф. Волковой и И. А. Лобаковой 26 страница
ГЛАГОЛАНИЕ О КАЗАНИ ВОЕВОД К ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ И МОЛЕНИЕ ЕГО К НИМЪ. ГЛАВА 66
СЛОВО ВОЕВОД К ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ О КАЗАНИ И ЕГО ПРИЗЫВ К НИМ. ГЛАВА 66
Князи же и воеводы московския, такоже видѣвше неослабление казанцевъ, и стоснувше многажды. И глаголаху самодержцу, егда на думу к нему в станъ приѣзжаху поутру: «Видим, господи царю, яко уже лѣто преходит и осень и зима приближается, а путь намъ с тобою на Русь итти далекъ есть и тяжекъ, а казанцы нимало дѣлом послабляют, но зѣло крѣпце стоят и паче готовятся, а запас кормовый — твой и нашъ — весь по Волзѣ потонулъ, разбившимся ладиямъ от вѣтра. Да на что ся надѣемъ и откуду брашно возмем на люди своя? А в Казанъской земли во всей нимало обрѣтают кормовъ посылаемыя вои наши, всюду бо пусто, повоевана бѣ. Подобно же есть тебѣ нынѣ послушати нас и оставити во градѣ Свияжскомъ немногия воя, а от Казани отступити, и на Русь возвратитися со всѣми силами, зане приходит не время, яко да не со всѣми здѣ напрасно гладомъ изомремъ, а оставших живых казанцы избиют». И немного не отведоша от Казани, смутивше ему сердце, но Богь укрѣпи его, хотя Казань предати ему.
Князья же и воеводы московские также видели, что не слабеют казанцы, и сильно затосковали. И говорили они самодержцу, когда поутру съезжались к нему в стан на совет: «Видим мы, господин царь, что лето уже подходит к концу и приближаются осень и зима, а путь нам с тобою на Русь далек и тяжек, а казанцы нисколько не ослабели, но еще крепче стоят и снова готовятся к бою, а все съестные припасы — твои и наши — потонули в Волге, когда ветром разбило ладьи. На что же мы надеемся и где возьмем пищу для людей своих? Ведь во всей Казанской земле посылаемые нами воины не находят никакого корма, ибо всюду в ней пусто, разорена она. Следует тебе теперь послушать нас и оставить в городе Свияжске немного воинов, а от Казани отступить и со всеми силами возвратиться на Русь, поскольку подходит неблагоприятное время, дабы все мы здесь понапрасну не умерли с голоду, а оставшихся в живых не перебили казанцы». И едва не отвели они его от Казани, смутив ему сердце, но Бог укрепил его, желая предать ему Казань.
|
|
|
Онъ же рече имъ: «Да кая похвала намъ будетъ, о великия моя воеводы, ото всѣх языкъ, стужающих намъ! И почто рано страшливи есте, ничесо же мало скорбная приимши? И что рекут намъ врази наши? И кто не посмѣется намъ, часто приходящим и с таким тяжкимъ нарядомъ поднимающимся, и всегда велико дѣло начинающим и не совершающим, ничтоже добра успѣвающим, но токмо труд великъ себѣ доспѣвающи?! И како несмысленни есте рцете ми: себѣ ли ради единаго аз тако труждаюся и сице стражду, не общия ли ради ползы мирския? И не ваша ли есть и моя вся держава Руская земля? И над вами аз, единъ токмо имя царское имѣя и вѣнецъ нося, и багряницу, и небезсмертен ли есмь? И не трилакотный ли мене ждет гроб, яко всѣх человекъ? Но хощу завѣта моего, Богу попущающу ми, и с вами дерзновению на нас поганых воспретити. Или не помните глаголъ своих, когда еще в полатѣ моей на Москвѣ совѣтовах с вами, вы же добре ми рекосте: “Дерзай и не бойся! И царствовати с тобою, и умрети готовимся”? И сердце ми тогда возвеселисте, нынѣ же опечалисте.
|
|
|
И ответил он им: «Как же похвалят нас, о великие мои воеводы, все народы, досаждающие нам! Почему раньше времени стали вы боязливы, еще совсем мало тягот испытав? И что скажут о нас враги наши? И кто не посмеется над нами, часто приходящими сюда и привозящими такой тяжелый наряд и всегда великое дело начинающими, но не совершающими его, ничего доброго сделать не успевающими, только обременяющими себя тяжким трудом?! Говорите вы мне, словно неразумные: для себя ли одного так тружусь я и так страдаю, не общей ли ради пользы мирской? И разве не ваша это и не моя держава — Русская земля? И я, стоящий над вами, единственный, у кого царское имя, венец и багряница — разве бессмертен я? И разве не ждет меня такой же гроб в три локтя, как всякого человека? Но хочу исполнить я завет свой, ибо Бог помогает мне, и вместе с вами положить конец дерзости поганых. Или не помните вы слов своих, когда еще в палате моей, в Москве, советовался с вами и вы хорошо сказали мне: “Дерзай и не бойся! И царствовать с тобой, и умереть готовимся”? И развеселили вы мне тогда сердце, теперь же опечалили.
|
|
|
А о хлѣбе что пецетеся? Не может ли Богь кормить нас малыми хлѣбы, яко древле иногда от 5 хлѣбов 5000 народа иудѣй напита?[166] Или не искусиста милости Божия, како иногда сѣмо приходящимъ намъ, и мнози наши людие и кони, ядше и пивше воды здѣшния из рѣкъ сих, умираху, долго болѣзнию болѣвше; нынѣ же Богъ услади воды сия, паче меда и млека, и здравие велико воемъ своимъ подаде и конемъ, паче своея земли. И потому мыслим, яко хощетъ Богь предати град в руки наши за грѣхи казанцевъ.
А о хлебе что печетесь? Разве не сможет Бог прокормить нас малыми хлебами, как некогда в древние времена пятью хлебами напитал он пять тысяч иудеев? Или не распознали вы милость Божию: вспомните, как раньше, когда приходили мы сюда и многие наши люди и кони, поев и попив здешней воды из этих рек, умирали после долгой болезни; теперь же Бог усладил воды эти, сделав их вкуснее меда и молока, и ниспослал он крепкое здоровье воинам нашим и коням, даже лучшее, чем имели они в своей земле. И потому думаем мы, что за грехи казанцев хочет Бог предать город в наши руки.
|
|
|
И вѣсте сами болѣ мене: кто вѣнчается без труда? Земледѣлец убо тружается с печалию и со слезами, жнетъ бо веселиемъ и радостию; и купец такоже оставляет домъ, жену и дѣти и преплаваетъ моря, и преходит в далния земли, ища богатства, и егда обогатѣет и возвратится, и вся труды от радости забывает и покой приемля з домашними своими. Да то видяще, потерпим мало еще, и узрите славу Божию. И молюся вам, господие мои, к тому по сий час не стужайте ми о семъ, да умру с вами здѣ, на чюжей земли, а к Москвѣ с поношением и со студомъ не возвращуся! И лутчи есть намъ единою умрети и пострадати кровию за Христа и похвалны быти в роды или побѣдившимъ великая благая приобрѣсти! И да возмемъ едино: или сладкую чашу с питием, или пролиемъ — или одолѣемъ, или одолѣни будем». И поклонихся имъ до земли.
И знаете вы лучше меня: кто вознаграждается без труда? Земледелец трудится с печалью и со слезами, зато жнет с веселием и радостью; также и купец оставляет дом, жену и детей, и переплывает моря, и доходит до дальних земель, ища богатства; когда же разбогатеет и возвратится, то все труды от радости забывает, обретая покой с домашними своими. Помня об этом, потерпим же еще немного, и узреете вы славу Божию. И потому молю вас, господа мои: не требуйте этого от меня cейчас, да умру с вами здесь, на чужой земле, а в Москву с поношением и со стыдом не возвращусь! Лучше нам всем вместе умереть, и пострадать кровью за Христа, и прославиться в будущих поколениях или, победив, великие блага приобрести! Так возьмем же сладкую чашу с питием и либо выпьем ее, либо прольем — или одолеем, или будем побеждены!» И поклонился он им до земли.
Они же укрѣпишася молением его и учениемъ и сократиша рѣчи своя, да не паче разгнѣвают его.
Они же укрепились словом его и поучением и прекратили речи свои, дабы еще больше не разгневать его.
ПОХВАЛА ЦАРЮ ШИГАЛЕЮ И КНЯЗЮ СИМЕОНУ. ГЛАВА 67
ПОХВАЛА ЦАРЮ ШИГАЛЕЮ И КНЯЗЮ СЕМЕНУ. ГЛАВА 67
Единъ бо царь Шигалей и князь Симеонъ тии самодержца укрѣпляху, втай, наедине, никакоже потачити воеводам, смущающим его и обленевающимся служити, и не отступити от Казани, не вземше град. Онъ же слушаше, аки отца, Шигалея, а князя Симеона, аки брата.
Только царь Шигалей и князь Семен тайно, когда были с ним наедине, поддерживали самодержца, чтобы он не потрафлял воеводам, смущающим его и ленящимся служить, и не отступал бы от Казани, не взяв города. Он же слушался Шигалея, как отца, а князя Семена, как брата.
Бѣ бо царь Шигалей в ратномъ дѣле зѣло прехитръ и храбръ,[167] яко инъ никто же таков во всѣх царѣх, служащих самодержцу, и вѣрнейши всѣх царей вездѣ и вѣрных наших князей и воевод служаше, и нелестно за християны страдаше весь живот свой до конца. Да никто же мя осудит от вас о семъ, яко единовѣрных своих похуляюща и поганых же варваръ похваляющи: таков бо есть, яко и вси знают его и дивятся мужеству его, и похваляют. Той предлежаше крепчае всѣх о Казани по старой враждѣ своей на нь и совѣтоваше самодержцу о взятии града непрестанно.
Был ведь царь Шигалей в ратном деле весьма искусен и храбр, как никто другой среди всех царей, служащих самодержцу, и вернее всех царей и правоверных наших князей и воевод служил он ему, и нелицемерно страдал он за христиан всю свою жизнь до самого конца. Да не осудит меня никто из вас за то, что единоверцев своих хулю, а поганых варваров восхваляю: таков он есть на самом деле, и все знают его, и дивятся мужеству его, и восхваляют. Он больше всех беспокоился о Казани по старой вражде своей с нею и непрестанно советовал самодержцу взять город.
Такоже и прехвалны и превеликий воевода князь Симеон вся превзыдѣ воеводы и полконачалники храбростию и твердостию ума своего, и мудрых ради совѣтов его любимь бѣ царю и великому князю. И всѣм показася красота и похвала московскимъ воеводам, старымъ же и новымъ, и всѣмъ рускимъ, доброратенъ воевода, побѣдами многими сияя. И мнози рустии вои и противнии ратницы видяху его издалеча, егда на брани в полцѣх снемшихся, аки огненна всего яздяща на конѣ своемъ, и мечь, и копие его, аки пламень, метающися на страны и сецающи на противных, и творяше улицы, и коня его мнѣти, аки змия, крылата, летающи выше знаменъ. Противнии же видѣша се и скоро бѣгаху от него вси, не могуще ни мало стояти противу его, страхом одержими, и мняще его быти не человека, но аггела Божия или святых нѣкоего поборника рускаго.
Также и достойный похвалы знатнейший воевода князь Семен превзошел всех воевод и полководцев храбростью и твердостью ума и был любим за мудрые советы царем и великим князем. И отличался он, мужественный воевода, среди всех московских воевод, старых и новых, и всех русских воинов красотой и честью, сияя многими победами. И многие русские воины и вражеские бойцы видели издалека, когда сходились во время боя полки, как скачет он, словно огненный, на своем коне, и меч его и копье, словно пламень, во все стороны обрушиваются на врагов и посекают их, пробивая в них улицы, и конь его, казавшийся змеем крылатым, летает выше знамен. Враги же, видя это, вскоре все убегали от него, не в силах устоять против него, одержимые страхом, думая, что он не человек, а ангел Божий или какой-нибудь святой, защитник русских.
Но, о прегоркая смерти злая, не милующа красоты человеча, ни храбра мужа щадящи, ни богата почитающи, ни царя, многими владѣющаго, боящися, но вся равно от жития сего поемлющи и в трилакотнемъ гробѣ темнем полагаше, и землею засыпаны. И кто может от пресилния твоея крѣпости избѣжати? И гдѣ тогда красота, храбрость и величания — все мимо иде, аки сонъ.
Но — прегорькая, злая смерть, ни красоты человеческой не милующая, ни храброго мужа не щадящая, ни богатого не почитающая, ни царя, над многими властвующего, не боящаяся, но всех равно из этой жизни забирающая и в темный гроб кладущая трехлокотный, засыпаемый землей! И кто может избежать крепкой твоей хватки? И куда девается тогда красота, храбрость и слава — все мимо проходит, словно сон.
Въ 7 же лѣто по взятии казанскомъ, мужественне воевав на ливонския нѣмцы, и смертную язву оттуду на вые своей принесе, и скончася на Москвѣ въ 50 же лѣто вѣка своего, не достигъ совершенныя старости, оставив самодержцу печаль велику и всѣмъ воеводам на многи дни, понеже ратникъ бѣ велий и мужественнѣ зѣло.
И в седьмой год после взятия Казани, мужественно сражаясь с ливонскими немцами, принес он оттуда на шее своей смертельную рану и скончался в Москве на пятидесятом году своей жизни, не достигнув настоящей старости, оставив самодержца и всех воевод на много дней в большой печали, поскольку был он искусный и очень мужественный воин.
И проводи его до гроба самодержецъ самъ с плачемъ и со слезами. И положенъ бысть во отечествии своемъ, в Никулине, в новосозданней от него церкви каменной. Яко смерти его ради скращу же рѣчь, и первие къснуся: жалобость ми душевная и сладкая любы его ко мнѣ глаголати о немъ и до смерти моея понужает.
И проводил его до могилы сам самодержец с плачем и со слезами. И был он погребен на своей родине — в Никулине, в им самим построенной новой каменной церкви. Поведав о смерти его, закончу я рассказ и к началу вернусь, однако печаль душевная и нежная любовь его ко мне понуждают меня говорить о нем до самой моей смерти.
О ПОСЛАНЫХ ЧЕРНОРИЗЦЕХ ИЗО ОБИТЕЛИ ЖИВОНАЧАЛНЫЯ ТРОИЦЫ СЕРГИЕВА МОНАСТЫРЯ. ГЛАВА 68
О ЧЕРНОРИЗЦАХ, ПОСЛАННЫХ ИЗ ОБИТЕЛИ ЖИВОНАЧАЛЬНОЙ ТРОИЦЫ СЕРГИЕВА МОНАСТЫРЯ. ГЛАВА 68
И приидоша в то время в Казань два инока, посланы игуменомь ко благовѣрному царю, и носяще святую икону, на ней же написанъ образ живоначалния Троицы и пресвятыя Богородици со двѣма апостолы — видѣние Сергиа чюдотворца, и просвиру, и воду святую. Царь князь великий с великою радостию святую икону приемлет и прочая и таковая втайне тайно свѣдящему Богу моление от сердца приносит. «Слава тебѣ, — глаголаше, — создателю мой, слава тебѣ, яко в сицѣвых в далних странах варварских зашедшаго посещаеши мене, грѣшнаго. На сию бо икону твою взираю, яко на самаго Бога, и милости и помощи от тебѣ непрестая прошу и всему воинству моему, твой бо есмь аз рабъ, и вси людие твои — грѣшнии раби твои. Ущедри, Владыко, и помилуй милостиве, и подай же намъ побѣдителная на враги наши».
И пришли в то время в Казань два инока, посланные игуменом к благоверному царю, и принесли святую икону, на которой написан был образ живоначальной Троицы и пресвятой Богородицы с двумя апостолами — видение Сергия-чудотворца, и просфору, и святую воду. Царь же великий князь с большой радостью принимает святую икону и прочее и мысленно произносит из глубины своего сердца моление к Богу, которому ведомо все тайное. «Слава тебе, — говорил он, — создатель мой, слава тебе за то, что посещаешь меня, грешного, зашедшего в эти дальние варварские страны. Ибо смотрю я на эту твою икону, как будто на самого Бога, и не переставая прошу у тебя милости и помощи себе и всему моему воинству, ведь я — раб твой, как и все люди — грешные твои рабы. Будь же щедрым, Владыка, смилуйся над нами и пошли нам победу над врагами нашими».
И на Пречистыя образ такоже взирая, глаголаше: «О пресвятая госпоже Богородице, помогай намъ ныне, грѣшным рабом твоим, и моли владыку Христа, Бога нашего, да подастъ намъ побѣду на противныя. И ты убо, преподобне отче Сергие, великий Христовъ угодниче, ускори ныне на помощъ нашу и помогай молитвами си, яко же иногда прадеду нашему на Дону на поганаго Мамая».
А глядя на образ Пречистой, говорил он так: «О пресвятая госпожа Богородица, помогай нам теперь, грешным твоим рабам, и моли владыку Христа, Бога нашего, чтоб послал он нам победу над врагами. И ты, преподобный отец Сергий, великий Христов угодник, поспеши теперь к нам на помощь и помогай молитвами, как когда-то прадеду нашему на Дону против поганого Мамая».
И от того дне, во нь же икона прииде, вся благочестивому царю от Господа радость и побѣда даровашеся. И нача недоставати во градѣ пушечнаго зелия до толика, яко ни единою стрелити, и прискорбни бывше казанцы до смерти.
И с того дня, когда прибыла икона, была дарована благочестивому царю от Бога вся радость и победа. И стало не хватать в городе пороха до такой степени, что не могли казанцы выстрелить ни одного раза и смертельно страдали от этого.
О ПРИШЕДШИХ ФРЯЗЕХ КО ЦАРЮ И ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ. ГЛАВА 69
О ФРЯГАХ, ПРИШЕДШИХ К ЦАРЮ И ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ. ГЛАВА 69
И се внезапу тогда посла Богь ко царю-самодержцу, яко аггела своего ко Исусу Навину разорити стѣны Иерихонския,[168] магнитомъ утверженныя, тако и здѣ приведено выхитренныя мудрецы фрязи иноземца служити ему. И повелѣ их царь князь великий поставити пред собою. Фрязи же, ставше пред нимъ и видѣвше лице его, и падше, поклонишася ему до земли. Царь же, видѣвъ их честныи мужи и взоромъ добры, и сказа имъ крѣпость града и непослабление казанцевъ. Они же рѣша ему: «Не печалуйся, господи царю, мы скоро и малыми дни, аще волю подаси нам, от основания низложимъ град, и наше есть дѣло сие, и на то приидохом, еже послужити Богу и тебѣ». Онъ же, слышав сия от фряз, и радости наполнися, и одари их по премногу златомъ и сребромъ, и свѣтлыми портищи. И повелѣваетъ имъ таковая вборзе творити.
И внезапно прислал тогда Бог к царю-самодержцу, так же, как когда-то ангела своего к Иисусу Навину разрушить Иерихонские стены, магнитом укрепленные, искуснейших иноземных мастеров-фрягов, чтобы послужить ему. И повелел царь великий князь привести их к себе. Когда же фряги предстали перед ним и увидели его лицо, то пали перед ним и поклонились ему до земли. Царь же, видя, что они достойные мужи и на вид благообразны, рассказал им о крепости города и о стойкости казанцев. Они же ответили ему: «Не печалься, господин царь, мы быстро, за несколько дней, если дашь нам волю, до основания разрушим город, — ведь это наше ремесло, затем и пришли мы, чтобы послужить Богу и тебе». Он же, услышав это от фрягов, наполнился радостью и щедро одарил их золотом, и серебром, и красивыми одеждами. И повелевает им срочно приступить к делу.
Хитрецы же со усердиемъ яшася по сие дѣло. «И мощно быти сим, — глаголаху, — и аще не тако, или гладом выстояти его, то не возмется инако ничимъ же град сей». И преже учиниша стрелцемъ с четырех странъ града башни 4 фряским обычаемъ[169] — с камениемъ и з землею, крѣпки и высоки, с треми бои: с верхнимъ и среднимъ, и нижнимъ, да сѣдяще в них огненныя стрелцы премѣнныя и оттуду, с высоты, аки с неба, во град стреляху и улучаху, и убиваху многих внутри града, ходящих и во храминах живущих: мужей и женъ, и дѣтей, яко не смѣти имъ в день по улицам их соватися и ни чрез двор свой из храмины во храмину прескочити по какое убо оружие. И се бысть казанцемъ злѣе всех замышлений приступных.
Мастера же с усердием взялись за работу. «Либо таким способом, — говорили они, — либо выдержав его в голоде, только и можно взять этот город». Прежде всего по фряжскому способу возведены были стрелками с четырех сторон города четыре башни из камня и земли, крепкие и высокие, с тремя рядами бойниц: верхним, средним и нижним, дабы сидели в них, сменяя друг друга, стрелки из пушек и пищалей и оттуда, с высоты, словно с неба, стреляли по городу и, прицелившись, многих бы убивали внутри города — мужчин, женщин и детей, ходящих по улицам и сидящих по домам, чтобы не смели они днем метаться по улицам или перебегать по двору из дома в дом по какому-нибудь делу. И было это для казанцев хуже всякого штурма.
И совершивше башни хитрецы и мосты на рвѣх и чрез рѣки мудростию великою, и вскоре другому дѣлу болшему касаются, его же преж того никто же на Руси видал.[170] И почаша нощию тайно копати глубокия рвы под Казань-град с восточныя страны, под глубокую ону стремнину от Арского поля, с приѣзда х Казани. И не вѣдущим казанцемъ дѣла сего. И от наших вой никому же не вѣдущу, токмо воевод и дѣлателей, иже кои дѣло сие дѣлаху, но и тии укреплени никому же дѣла того повѣдати, измѣнных для наших лестцов, да не свѣдавше казанцы, и того устрегутся.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 216; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!