ЖИТИЯ ЗОСИМЫ И САВВАТИЯ СОЛОВЕЦКИХ 33 страница
Старец нѣкый, Макарие именем, спостник бѣ преподобному отцу нашему игумену Зосимѣ, живяще бо тогда в пустыни,[222] — той прииде к намъ в монастырь на посѣщение — и нам зѣло в скорби сущи. Он же начат утѣшати нас, глаголя: „Не скорбите, братие, но потерпите с благодарениемь, възложше упование на Господа Бога и Пречистую Богородицу, и преподобных отець наших Зосиму и Саватиа на помощь призывающе. Не оставит Господь, призирая на мѣсто сие святое, своих ради угодник; точию подвизаитеся!”
Старец же некий по имени Макарий, бывший когда-то спостником преподобного отца нашего игумена Зосимы, живший тогда в пустыни, пришел в монастырь посетить нас и застал в великой печали. И стал утешать нас, говоря: „Не скорбите, братия, но потерпите с благодарением, возложив упование на Господа Бога и на Пречистую Богородицу, и преподобных отцов наших Зосиму и Савватия на помощь призывайте. Не оставит нас Господь, призревая на место это святое, ради угодников своих; только подвизайтесь!”
Мы ж словесы его утѣшевшеся, дѣлу касахомся; братию разрядихом: овѣх — к Москвѣ к великому князю, а инѣх — в Великый Новград къ архиепископу Генадию, понеже велику вѣру имяше къ обители преподобных;[223] и повелѣхом на Москвѣ и в Новѣгородѣ просити у всѣх христолюбцов на създание новыа церкви — храма Пречистыа Богородица честнаго ея Успениа. И отпустихом служебников на море, как бы мощно на брег доити, понеже еще зимѣ належащи и ледове мнози ходяще по морю.
|
|
|
Мы же, словами его утешившись, взялись за дело; разослали братию: одних — в Москву к великому князю, других — в Великий Новгород к архиепископу Геннадию (ведь имел он великую веру к обители преподобных), и повелели им и в Москве, и в Новгороде просить у всех христолюбцев помощи на строительство новой церкви во имя Честного Успения Пречистой Богородицы. И отправили своих посланцев в море, чтобы они как-то добрались до побережья, ведь еще стояла зима и множество льдин плавало по морю.
Симъ же отшедшим, и мы, оставшеи, идохом в лѣс и начахом приспѣвати древеса на здание церковное и трапезное. Мнѣ же, Саватию, дѣлающу с братиею, и начат ми в нощнѣм видѣнии являтися старець — не единою, но многащи приходя, глаголя ми сице: „Саватѣй, ѣхати тебѣ за салму проводити братию, ихъже отпустисте на службу!” Азъ же помыслих се бѣсовско мечтание быти, не вѣровах видѣнным, дондеже в дѣло произыде.
И отправились они в путь, а мы, оставшиеся, пошли в лес и начали заготовлять деревья для строительства церкви и трапезной. Я же, Савватий, трудился вместе с братией, и стал являться мне во сне по ночам старец — и приходил не однажды, и говорил мне: „Савватий, поезжай за салму проводить братию, посланную на службу!” Я же думал, что это бесовское видение, и не верил ему, пока оно не сбылось.
|
|
|
Старци же повелѣша ми ити в манастырь. И приидох вьскоре, аже посланнии на службу братиа бездѣлны възвратишася. Начаше же мене нудити, яко проводити их за салму. Аз же притекох къ гробу преподобнаго, начах глаголати спроста, яко к живу, к святому: „О, старче Божий, братия нудят мя на такову скорбьную службу! И аще будет угодно святыни твоей, буди ми помощник на дѣло се!” По молитвѣ же идох в соборъ; священици же и старци всѣм служебником слушати меня повелѣша, и знаменаша нас крестомь, и отпустиша. Мы же яхомся пути на мори.
Однажды велели мне старцы возвратиться в монастырь. И пришел я туда вскоре и увидел, что посланные на службу братия ни с чем назад возвратились. И стали они меня понуждать, чтобы я проводил их за салму. Я же пришел к гробу преподобного и обратился к святому просто, как к живому: „О старец Божий, братия понуждают меня на такую тяжелую службу! И если будет угодно твоей святости, будь мне помощником в этом деле!” После молитвы пошел я в собор; священники же и старцы повелели всем посланным на службу слушаться меня, и осенили нас крестным знамением, и отпустили. Мы же тронулись в путь по морю.
|
|
|
Доплыхомъ же нѣкоея луды, и неугодно бѣ пристанище, но понеже нощи наставши, поставихом карбас при брезѣ. Мнѣ же хотящу выше възвлещи, онѣмъ же не хотящим, и своеволнѣ поставиша; вѣсла же и дрова, еже имѣхом с собою за настоящую зиму, туто же, близ судна, положиша. Аз же умолчах ради прекословия, и почихом.
И доплыли до некоего скалистого островка; и хотя место было неподходящим для стоянки, но наступала ночь, и мы поставили судно у берега. Я же хотел вытащить его повыше, но другие не захотели и сделали все по-своему; а весла и дрова, которые мы везли с собой из-за зимнего времени, положили здесь же, возле судна. Я же промолчал, чтобы не спорить, и мы заснули.
Въставше же заутра, судно едва удержахом, весла же и дрова — все вода отнесе.[224] И начахом скорбѣти велми: в манастырь леды не пустят, а на море нѣ с чим пуститися! Всѣм слезы во очию, а помощи ниоткуду! Аз же глаголахъ к ним: „Добро было, братие, слушати мене; а нынѣ какова беда от вашего преслушаниа!”
Встав поутру, мы едва удержали судно, а весла и дрова — все вода унесла. И стали мы сильно тужить: ведь в монастырь льды нас не пустят, а по морю не с чем плыть! У всех слезы на глазах, а помощи нет ниоткуда! Я же сказал им: „Хорошо было бы, братия, послушаться меня; а теперь вот какая беда случилась из-за вашего ослушания!”
|
|
|
Начахомъ же молити Господа Бога и Пречистую Богородицу и преподобных на помощь призывати. И смотряхом на море — и паки дрова наши и вѣсла, аки нѣкым гоними, к нам пловяху, дондеже и кь брегу приткошася! Мы же все извлекохом, отнюд ничтоже погибе. И прославихом Бога и Его угодников!
И стали мы молить Господа Бога и Пречистую Богородицу, и преподобных на помощь призывать. И взглянули на море — а наши дрова и весла, будто бы кем-то гонимые, плывут к нам обратно, пока к берегу не пристали! Мы же все вытащили, и ничего не пропало. И прославили мы Бога и святых Его угодников!
Обаче же единако скорбни есмы, понеже ледове мнози по морю плаваху и пути нѣсть. И зрях к манастырю — и се вижу к нам летящи бѣлы яко снѣг двѣ птици, яко бы мало поменши гуси, и яко прилетѣша близ нас и пакы невидими быша.
Но было нам все же невесело, так как по морю плавало множество льдин и пути не было. И взглянул я в сторону монастыря — и вижу: летят к нам две белые, как снег, птицы, величиною чуть меньше гуся, и, когда прилетели к нам ближе, стали невидимы.
Азъ же един отшед кромѣ братии, смотрях на море вод и видех судно к нам пловуще, бѣ же велми хорошо. Слышу же и говорь людской в суднѣ том, глаголющих руским языком. Аз же призвах слугу, шедшаго с нами,[225] и показах ему судно то. Онъ же рече: „И азъ вижу". Мы же много час ждахомь, яко бы близ нас, и пакы невидимо бысть. Нам же ледове разступишася и вода многа явися. Всѣдохомъ же въ свой карбас и преплыхом безбѣдно даже и до брега, направляемы молитвами преподобных Зосимы и Саватия.
Я же, отойдя в сторону от братии, стал смотреть на море — и увидел судно, плывущее к нам, необыкновенно красивое. И услышал я речь людей на том судне, говорящих на русском языке. И позвал я слугу, плывшего с нами, и показал ему на то судно. Он же сказал: „И я его вижу". И ждали мы долго, пока оно к нам приблизится, но судно снова стало невидимым. А перед нами льды расступились и море очистилось. Сели мы в свой карбас и безопасно доплыли до самого берега, направляемые молитвами преподобных Зосимы и Савватия.
Пристахом же и судно извлекохом на гору, и идоша служебники во свой путь кождо, идеже послан. Единъ же старец устремися к Шуе-реце, а бяше от пристанища 60 верстъ. И изнеможе старець на пути. И видит человека, ѣдуща скоро на дровнях, именем Иеремиа.[226] И вопроси й старець: „Далече ли, господине, ѣдешь?” Отвеща ему Еремиа: „Не вѣм откуду приде старець и посла мя по тебя, рече: «Брат изнеможе на пути, иди и возми его!» — и невидим бысть от мене. Аз же скоро изыдох по тебе”. И привезе его к себѣ в Шуи-рѣку, понеже бо велию вѣру имяше человекъ той к манастырю. И повѣда старец Иеремию о скорби той, яже в манастыре съдѣяся: что трапеза сгорѣла с церковью и съ всяким запасом. Еремѣи же, учредив его и отвезе в Вирму-реку на пристанище манастырьское к старцу именем Зосимѣ.[227]
Пристали мы к берегу и вытащили судно на гору, и отправились каждый в свой путь, кто куда послан. Один же из старцев устремился к Шуе-реке; а было туда от места, где пристали, 60 верст. И утомился он в пути. И вдруг видит человека, едущего на дровнях, по имени Еремей. И спросил его старец: „Далеко ли ты, господин, едешь?” И отвечал ему Еремей: „Пришел ко мне инок, не знаю откуда, и послал меня за тобой; сказал: «Брат изнемог в пути, поезжай и возьми его!» — и стал невидим. Я же тотчас выехал за тобой”. И привез его к себе в Шую-реку, ибо великую веру имел человек тот к монастырю. Старец же поведал Еремею о той беде, которая случилась в монастыре: о том, что сгорела трапезная с церковью и со всеми запасами. Еремей же уважил его и отвез в Вирму-реку на двор монастырский к старцу по имени Зосима.
Старець же повѣда Зосимѣ бывшую скорбь в манастырѣ, что и вина служебнаго нѣту: нечем Литургии служити. И вопроси Зосимы: „Уже ли, господине, из Новагорода прислали что запасу?” Он же отвѣща: „Еще служебники не поспѣли и к Новугороду! Но не вѣм кто без мене привез коробью велику за печатми”. Старець же по съвѣту сь Зосимою, — и мнѣ, Саватию, туто же прилучися быти, — отпечатахом крабию, оже в ней всѣ тѣ вещи церковные, о коих наказывали священници и братия: и съсуды, и ризы, и вина съсуд служебнаго. Мы же възрадовахомся и прославихом Господа и Пречистую Богородицю и преподобных началников своих Зосиму и Саватиа, и отпустихом все то в манастырь.
И рассказал старец Зосиме о случившейся в монастыре беде, о том, что даже вина церковного нет и нечем Литургию служить. И спросил у Зосимы: „Уж не прислали ли, господин мой, какие-нибудь запасы из Новгорода?” Он же ответил: „Нет, посланные еще и в Новгород не поспели! Но вот, не знаю кто, привез без меня большой короб запечатанный”. Старец же, посоветовавшись с Зосимой, — да и мне, Савватию, случилось при этом быть, — распечатал короб и обнаружил в нем все те вещи церковные, о которых наказывали священники и братия: и сосуды, и ризы, и сосуд вина для божественной службы. Мы же возрадовались и прославили Господа, и Пречистую Богородицу, и преподобных основателей обители нашей Зосиму и Савватия, и отправили все то в монастырь.
Азъ же, Саватѣй, рекох Зосимѣ, живущему в Вирмѣ: „Гдѣ будет, господине, мощно половити рыбы или купити, и ты, Бога ради, пошли: нѣчего ясти братии!” Онъ же ми отвеща: „Идут отселе людие рыбъ ловити на езера, да и от меня с ними идет старець. Хощеши, и ты поиди с ними”. И начаша нарежати лыжи и кережи, и поидоша ловити рыбы. И азъ с ними же идох. И яша рыб много множество. Азъ на свою долю ях с пять тысящь лещей. И прииде весна, бысть расторопь, соли нѣт, чимъ рыба солити, — а се ужины не ставает![228] Мы же начахом скорбѣти и призывати началников на помощь. В нощи же той яви ми ся преподобный Зосима, глаголя: „Не скорбите; въстав, идѣте в путь свой!” Мы же, въставше, обретохом живущих ту христолюбцов много, пришедших на лыжах, и привезоша на кережах ови соль, инии хлѣбы. И так устроихом ловитву свою. Сами же паки пути яхомся и двѣма дьньма достигохом в Вирму, молитвами преподобных Зосимы и Саватиа».
Я же, Савватий, сказал Зосиме, живущему в Вирме: „Если где-нибудь, господин, можно будет наловить или купить рыбы, то ты, ради Бога, пошли, потому что нечего есть братии!” Он же ответил мне: „Собираются отсюда люди рыбу ловить на озера, и от меня идет с ними старец. Если хочешь, пойди и ты с ними”. И стали они готовить лыжи и санки и пошли ловить рыбу. И я пошел с ними. И наловили мы рыбы огромное множество. И получил я на свою долю около пяти тысяч лещей. Но наступила весна, и была распутица, и не оказалось соли, чем рыбу солить, и кончились съестные припасы. Мы же стали тужить и призывать на помощь основателей обители. И в ту же ночь явился мне преподобный Зосима и сказал: „Не скорбите, но, встав, идите в путь свой!” Мы же, встав, увидели, что пришло к нам на лыжах множество людей-христолюбцев, и привезли они на санках одни — соль, другие — хлеб. И так мы сохранили улов свой. И вскоре снова отправились в путь и через два дня достигли Вирмы молитвами преподобных Зосимы и Савватия».
Чюдо святых Зосимы и Саватиа о Онисимовой женѣ
Чудо святых Зосимы и Савватия об Онисимовой жене
Повѣда ми священник тоя обители Геласиа именем: «Нѣкий человекь в Шуи-рецѣ именем Анисимь, жену имѣя именем Марью. Человекъ же тъи богобоязнив, саном быше дьякь церковный,[229] живыи вь благочестии с женою своею, но и правило по вся дьни держашеся. В правилѣ же своем и канун[230] пояше преподобному Зосимѣ, понеже велию вѣру имыи къ святому, видя и слыша бывающая чюдеса от гроба преподобнаго.
Поведал мне священник той же обители по имени Геласий: «Жил некий человек в Шуе-реке по имени Онисим; и имел жену именем Марью. Человек он был богобоязненный, имел сан дьячка церковного, жил с женою своею в благочестии и каждый день держался молитвенного правила. В правиле же своем пел канон преподобному Зосиме, потому что особенно почитал его, видя и слыша о чудесах, совершающихся у гроба преподобного.
Случи же ся женѣ его в лют недуг впасти, от бѣса мучимѣ. На мнозе же сему бываюшу, Богу попущающу за съгрѣшениа человека ко исправлению нашему на болшую ползу. Еже и бысть. Сему же Анисиму прииде во ум ити в манастырь на Соловки Всемилостивому Спасу и Пречистѣй Богородици, и къ гробом преподобных отець Зосимы и Саватиа ити, и помолитися с женою своею. И сътвори тако. И вложивше болную жену в карбас, начаша плыти по морю. Болная же на сон обратися. Възбнувши же от сна, начатъ глаголати мужу своему: „Аз уже была в манастырѣ”. Онъ же нача претити ей: „Престани, жено, что бѣснуешися". Она же пакы крѣпляшеся тако быти. И нача повѣдати какова церковь, какова ли другая церковь, какова трапеза в манастырѣ.
Случилось жене его занемочь тяжким недугом: стал бес ее мучить. Длилось это долгое время, попущением Божиим за согрешения человеческие, — к нашему же исправлению. Так и случилось. Пришло Онисиму на ум идти на Соловки в монастырь Всемилостивого Спаса и Пречистой Богородицы ко гробам преподобных отцов Зосимы и Савватия и помолиться там со своею женою. Так он и сделал. Положил больную жену в лодку — и отправились они в путь по морю. Больная же заснула. А пробудившись, говорит мужу своему: „А я уже была в монастыре”. Он же стал возражать ей: „Перестань, жена, что беснуешься?” Но она настаивала, что так и было. И стала рассказывать, какая там церковь, и какая другая, и какая трапезная в монастыре.
Абие же манастыря достигоша. Анисим же по благословению священниковъ и старцов приводит болную свою жену в манастырь, и помолився вь церквах Спаса и Пречистыа Богородица. Молебная съвершивше, внидоша вь гробницу преподобнаго Зосимы. И остави жену едину у гроба святаго молитися, самъ же изыде въ другую гробницу — преподобнаго Саватиа, отстоящу ступеней яко четыредесять, тамо помолитися о болящей. Сему же молящуся, болная велми въскрича гласомъ. Анисим же слышав, тече скоро и обрѣте ю лежащу на земли безгласну. Подъятъ же ея и отведе в теплую церковь у трапезы — храм Пречистыя Богородица честнаго ея Успениа. Священникъ же, предиреченый Геласие, освятивъ воду и покропи ея освященною водою, и знаменав Животворящим Крестомъ. Она же пременися от недуга и бысть здрава и смыслена, яко николиже болѣв, и начат глаголати: „Яко внидохом вь гробницу, и мужу отступльшу от мене, мнѣ же молящеися у гроба, ста предо мною ефиопъ чернъ страшен образом, держа в руцѣ древо велико, и удари мя древом по главѣ. Аз же от страха взора того и от удара възопих, елико могыи, и падох на земли. Не вѣдѣ себе, колико лежах. Таже вижду исшедша из гроба старца сѣда брадою. И нача мя отирати мантиею своею по лицу и по главѣ и рече ми: «Жено, буди здрава от недуга твоего». Яви же ми ся и Саватѣй преподобный и глагола ми: «И почто мене не призываеши на помощь, не вѣси ли, яко оба едино есмы?». Зосима же глагола ему: «Не дѣи ея, отче, понеже во мнозѣ скорби не успѣ»”.
И вот добрались они до монастыря. Онисим, по благословению священников и старцев, привел больную жену свою в монастырь. И помолился с ней в церквах Спаса и Пречистой Богородицы. И, отслужив молебен, вошли они в гробницу преподобного Зосимы. И оставил он жену одну у гроба святого молиться, а сам вышел в другую гробницу — преподобного Савватия, находящуюся примерно в сорока шагах, чтобы помолиться там о болящей. И, когда он молился, больная вдруг громко закричала. Онисим, услышав это, быстро прибежал к ней и нашел ее лежащей безмолвно на земле. Поднял он ее и отвел в теплую церковь у трапезной — в храм Честного Успения Пречистой Богородицы. Священник же, вышеназванный Геласий, освятил воду и окропил ее святой водой и осенил Животворящим Крестом. И избавилась она от недуга, и стала здоровой и разумной, словно никогда и не болела, и стала рассказывать о случившемся: „Когда вошли мы в гробницу и муж отошел от меня, начала я молиться у гроба, и возник предо мной эфиоп, черный и страшный обличьем, державший в руке огромную палку, и ударил меня этой палкой по голове. Я же от страха и от удара закричала что было сил и упала на землю. Не помню, сколько я пролежала. Потом вижу: вышел из гроба седобородый старец и стал отирать мне мантией лицо и голову, и сказал мне: „Женщина, исцелись от недуга твоего!” И явился мне преподобный Савватий и сказал мне: „А что же ты меня не призываешь на помощь, разве не знаешь, что мы оба едино есть?” Зосима же ответил ему: „Не укоряй ее, отче, это она из-за тяжелой болезни не догадалась призвать тебя”.
Жена же, получивши исцѣление у гробов преподобьных, отиде в дом с мужем своим, радующеся и славя Бога и Пречистую Богородицю и их угодников Зосиму и Саватиа. И оттолѣ болма начаша держати вѣру къ святым и обители их.
И женщина, получив исцеление у гробов преподобных возвратилась домой с мужем своим, радуясь и славя Бога, и Пречистую Богородицу, и их угодников Зосиму и Савватия. И с тех пор стали они еще больше почитать святых и их обитель.
По нѣкых же временех случися тому Онисиму самому страдати от зѣлнаго недуга, еже фрянчюги наричются.[231] Он же, забыв благодѣаниа святых к себѣ, прелстився малоумием и призвав нѣкоего кудесника к себѣ в дом, хотя от него врачеватися.[232] И позва его ясти к себѣ. Сѣдоста же на обѣде — и кудеснику с ними за столом. Абие кудесник начат кричати, въскочив, нелѣпыми гласы и очи развращати и побѣже из дому. Мариа же, Анисимова жена, над неюже преже реченое чюдо бысть, пакы смятеся умом и въскочи от стола, начатъ ужасатися и плакати. Анисиму же в недоумѣнии сущу.
А через некоторое время случилось и самому тому Онисиму заболеть тяжелой болезнью, называемой „французской”. И, забыв о благодеянии ему святых, прельстился он по скудоумию и призвал к себе в дом некоего колдуна, чтобы тот его вылечил. И позвал его обедать. Сели они за стол — и колдун вместе с ними. И вдруг колдун, вскочив, стал кричать дурным голосом, вытаращив глаза, и побежал прочь из дому. А у Марии, Онисимовой жены, с которой произошло чудо, рассказанное выше, опять помутился рассудок, и вскочила она из-за стола, и стала кричать и плакать. Онисим же не знал, что и делать.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 106; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!