Подготовка текста, перевод и комментарии Л. А. Ольшевской 4 страница
Нынѣ же постигохомъ на послѣдняя лѣта и не можемъ приходити въ мѣру великихъ и соборныхъ отець, но, якоже рекоша святии отци, яко въ послѣдняя лѣта и не можемъ приходити въ мѣру великихъ и соборныхъ отець, но, якоже рекоша святии отци, яко въ послѣдня времена мнозѣми скорбми и бѣдами спасутся и будутъ не менши первыхъ,[28] — сего ради изволихъ по силѣ трудившихся писаниемъ изложити въ патерицѣ, по отеческому преданию: перьвѣе о отци Пафнутии и о ученицѣхъ его, и елика отъ него они слышаша; потомъ же и о отцѣ Иосифѣ, и о ученицѣхъ его, и елика отъ него слышахомъ и сами видѣхомъ, такоже, во инѣхъ монастырехъ пребывая, елико слышахъ и самъ видѣхъ, и елика отъ сущихъ въ мирѣ слышахъ. Подщахся писанию предати таковая, елика отъ древнихъ святыхъ бываемая и отъ сущихъ въ нашей земли святыхъ, глаголющихъ ради и неправе мудръствующихъ, яко въ нынѣшняя времена такова знамения не бываютъ:[29] сиа глаголюще, хотяще и на преже сущая знамениа ложь положити, не вѣдуще, яко и нынѣ той же Богъ, самъ и святыми своими, и до скончяния вѣка творитъ чюдеса. Мы же, възбраняюще таковое зломудрие, подщахомся писанию предати бывшая точию въ лѣта наша, послѣдующе древнему преданию отеческому, въ славу Богу и святыхъ его. Иматъ же предидущее речение сице.
Ныне же мы дошли до последних дней и не можем сравниться с великими и соборными старцами, но, как говорили святые, те, что в последние времена будут спасаться многими скорбями и бедами, будут не меньше первых, — ради этого изволил я написать в патерике, по старинному преданию, о тех, кто по силе возможностей совершал подвиг трудничества: сначала об отце Пафнутии и его учениках, и что от него слышали; затем об отце Иосифе и его последователях, и что от него узнали и сами видели, также все, что поведали мне миряне. Постарался я описать, что от древних святых бывало и от живущих в нашей земле святых, ради неправедно говорящих и думающих, что в нынешние времена таких знамений не бывает: утверждающие это хотят и ранее совершившиеся знамения подвергнуть сомнению, не ведая, что и сейчас тот же Бог, сам и святыми своими, до конца мира творит чудеса. Мы же, предостерегая от такого зломудрия, постарались описать то, что действительно было в наше время, последуя древнему отеческому преданию, во славу Бога и его святых. Сначала скажем следующее.
|
|
|
Рече старець Иосифъ: «Якоже инокъ, пребываяй въ кѣлии своей, и прилежа рукодѣлию, и молитвѣ, и чтению, и себѣ внимая, отъ облегчениа совести, отъ слезъ иматъ утѣшение, — начальствуяй же братии едино иматъ утешение, аще видитъ своя чада по Бозѣ живуща, по божественому апостолу: “Болше сеа радости не имамь, да вижу моя чада во истиннѣ ходяща”».[30] Рече паки: «Истинное сродство се есть, еже подобитися добродѣтелию сродному и Богови угодная творити, ему спострадати во всемъ». Рече паки: «Достоитъ иноку, въ общемъ житии живущу, едино брашно оставляти и глаголати: “Сие часть Христа моего”». Рече паки: «Аще который братъ совершитъ довлѣяся трапезною пищею, отъ сего не осуженъ будеть, яко съ благословениемъ предлагаема суть. Горе же тайно ядущему, по писанию Григориа Двоеслова, и вещи, и сребреникы особно имущему».[31] Рече паки: «Се есть милостыня обще живущимъ, еже пострадати другъ другу, и претерпѣти смутившемуся на нь брату, и не воздати зла за зло».[32]
|
|
|
Говорил старец Иосиф: «Как монах, пребывающий в своей келье, прилежно занимаясь рукоделием, и молитвой, и чтением, и углубляясь в свой внутренний мир, принимает утешение от облегчения совести и слез, так и начальствующий над братией одно имеет утешение, если находит своих духовных детей живущими по заповедям Бога, по божественному апостолу “Не имею большей радости, чем видеть своих детей пребывающими в истине”». Сказал также: «Истинное родство есть, если, уподобившись добродетелями ближнему, творишь богоугодные дела, разделяя все его страдания». Сказал еще: «Следует иноку, пребывающему в общежительном монастыре, часть пищи оставлять и говорить: “Это часть Христа моего”». Изрек и другое: «Если монах удовлетворяется трапезной пищей, не будет за это осужден, так как она дается с благословением. Горе же тайно вкушающему, по утверждению Григория Двоеслова, и вещи, и деньги имеющему в личном пользовании». Сказал и это: «Милостыня обще живущим, если они пострадают друг от друга, и претерпят от обидевшегося на него брата, и не воздадут злом за зло».
|
|
|
Повѣда намъ отець Иосифъ: «Приидоша ко мнѣ два человѣка, оба мирянина, житие имуще по Бозѣ, оба мнѣ дѣти духовныя, и оба тезоименита Божиа дара; Феодосие-живописець и ученикъ его Феодоръ,[33] во иноцехъ тезоименитъ ему, иже по имени и житие свое управиша, свѣтилници дѣвьствении отъ младеньства стяжаша. Пишетъ бо и сие: “Безъ Божиа дарованиа не мощно исправити, огнь бо есть дѣвьство”. И не се точию стяжаша по буимъ дѣвамъ, но повсегда, якоже мудрии, масло куповаху,[34] раздавающе имѣние свое и до скончяниа, яко да не угаснутъ свѣтилници ихъ: огнь бо есть дѣвьство, масло же — милостыни. Сиа рекохъ о нихъ, хотя показати, яко истинно глаголющимъ имъ и кромѣ лукавыя лжи, и яко отъ нихъ слышахъ таковое чюдо страшное.
|
|
|
Поведал нам отец Иосиф: «Пришли ко мне два человека, оба мирянина, по-божески живущие, оба мне дети духовные, имена обоих означают “Божий дар”: Феодосий-живописец и ученик его Феодор, который в иночестве носил имя учителя, — оба они по имени и жизнь свою построили, от младенчества обрели светильники девственности. Пишется ведь так: “Без Божьей благодати этого не совершить, не обрести путь истинный, ибо девственность есть огонь”. Они же не только его стяжали, как неразумные девы, но постоянно, подобно мудрым, покупали масло, до полного истощения раздавая свое имение, чтобы не угасли их светильники, ибо огонь — девственность, масло же — милостыня. Это сказал я о них, желая показать, что говорили они истину, а не коварную ложь, ибо от них я слышал такое страшное чудо.
Якоже первѣе рѣхъ, сии приидоша ко мнѣ. Бѣ же тогда обыскъ от державныхъ государей Русскиа земля на безбожныя еретики.[35] Приведоша нѣкоего человѣка, егоже и азъ знаахъ и имя свѣмъ, но не пишу, недостоинъ бо есть именованиа, по Господню слову. Онъ же, хотя утаитися, нача глаголати: “Яко нѣкогда, — рече, — стояхъ въ церкви и размышляа, елико слыщахъ отъ мудрствущихъ еретическая, и глаголахъ въ себѣ: «Аще бы сие истинно было, еже они мудрствуютъ, како святии апостоли, еже проповѣдаша, за то и крови своя излияша, тако же и мученици, и колико святителей мудрыхъ и чюдотвор-цевъ быша — вси едино мудръствоваша?» Паки же наченшу ми еретическая размышляти, и се напрасно изыде огнь ото олтаря, восхотѣ попалити мя. Азъ же падохъ ниць, моляся, и оттоле совершенно оставихъ размышление еретическое”. Сие же рече не истинно, но хотя избыти пришедшая на нь бѣды, еже потомъ явлено будетъ. Они же яша ему вѣру и пустиша его.
Как говорил я выше, эти люди пришли ко мне. Был же тогда розыск от державных государей Русской земли на безбожных еретиков. Привели некоего человека, которого и я знал, и имя его мне известно, но не пишу, так как, по слову Господа, не достоин он упоминания. Он же, желая скрыть истину, начал рассказывать: “Однажды стоял я в церкви и размышлял о том, что слышал от проявляющих ложную мудрость еретиков, и подумал: «Если бы верно было их учение, то как святые апостолы, которые проповедовали христианство и за то кровь свою проливали, так же и мученики, и сколько святителей мудрых и чудотворцев было — все одинаково рассуждали?» Опять начал я размышлять как еретик, и неожиданно исходящий от алтаря огонь хотел опалить меня. Я же упал ниц, молился и с тех пор полностью отказался от еретических мыслей”. Это же говорил не истинно, а желая избежать надвигающегося наказания, как потом станет известно. Они же поверили ему и отпустили.
По времени же и въ попы поставленъ бысть. И служивъ литургию, прииде в домъ свой, и потырь имѣя в руку своею.[36] Пещи тогда горящи, а подружие его стоя, брашно варяше. Он же, волиа ис потыря въ огнь пещный, отъиде. Подружие же его возрѣ въ пещь и видѣ во огни отрочя мало.[37] И гласъ отъ него изыде, глаголя: “Ты меня здѣ огню предаде, а азъ тебе тамо вѣчному огню предамъ”. Абие отверзеся покровъ у избы, и жена зрить: прилетѣли двѣ птицы велики и, взяша отрочя ис пещи, полетѣша на небо. (Ей ся видѣли птицы, ано то ангели). И покровъ изьбный по обычею сталъ. Она же во страсѣ бывши, и не повѣда никомуже. Имяше же нѣкую знаему жену, иже часто к ней прихожаше, живущу близъ дому того мужа, иже ми сказа. И яко обычна ей сущи и вѣрна, повѣда ей, еже сотвори мужь ея попъ и како видѣ отроча во огни и гласъ отъ него слыша. Слышавши же, и та страхомъ одержима бѣ, исповѣда мужу своему. Мужъ же еа знаемъ бѣ тому, еже мнѣ сказа, исповѣда ему, еже слыша отъ жены своеа. Онъ же намъ исповѣда».
Со временем он был поставлен в священники. И, отслужив литургию, пришел в дом свой, держа в руках потир. Печь тогда топилась, а жена его, стоя рядом, готовила пищу. Он же, вылив содержимое потира в огонь печи, отошел. Жена же его посмотрела в печь и увидела в огне малое дитя. И послышался голос его: “Ты меня здесь огню предал, а я тебя там вечному огню предам”. Тотчас разверзлась кровля избы, и жена видит: прилетели две большие птицы и, взяв отрока из печи, полетели на небо. (Ей привиделись птицы, но то были ангелы). И кровля избы встала на свое место. Она же, испугавшись, никому не рассказала об этом. У нее была одна знакомая женщина, которая часто к ней приходила и которая жила рядом с домом того человека, что мне об этом поведал. И так как была ей близка и пользовалась доверием, то рассказала ей женщина, что сотворил ее муж-поп и как видела дитя в огне и голосу его внимала. Услышав это, та женщина, объятая страхом, призналась мужу своему. Муж же ее был знаком тому, кто мне рассказал, и сообщил он ему, что слышал от своей жены. Он же нам поведал».
Мы же прославихомъ Бога, творящаго преславная, и отъ сего разумѣти есть, яко не точию православнии суще, недостойнѣ служаще и кресщающе, но и елици и ересь тайно имуще въ себѣ и страха людскаго ради творяще по преданию соборныя церкви, и мы, отъ нихъ кресщаеми, и исповѣдь къ нимъ творяще, и божественыя тайны отъ рукъ ихъ приемлюще, не поврежаемся ничимже, Богъ бо совершаетъ своя таинъства Святымъ Духомъ и служением ангильскимъ. Якоже мнози отъ святыхъ свидѣтельствоваша, развѣ точию явлении еретици и не по преданию церковному творяще — отъ сихъ удалятися и дружбы не творити съ ними, но бѣгати отъ нихъ, яко отъ враговъ истиннѣ. Богу нашему слава!
Мы же прославили Бога, творящего преславные чудеса, и с тех пор поняли, что не только православные, недостойно служащие и крестящие, но и которые являются тайными еретиками и из страха человеческого совершают службы по правилам соборной церкви, и мы от них получаем крещение, и исповедуемся у них, и божественные тайны от них принимаем, и эти ничем не вредят нам, ибо Бог совершает свои таинства Святым Духом и служением ангельским. Как многие святые свидетельствовали, разве только от отъявленных еретиков и совершающих службы не по церковному правилу — от этих надо удаляться, и дружбы с ними не поддерживать, и избегать их, как врагов истины. Богу нашему слава!
Повѣда намъ отець Васиянъ,[38] братъ отца Иосифа, бывый потомъ архиепископъ Ростову. «Стоящу ми, — рече, — на Москвѣ въ соборной церкви преславныя Владычица нашея Богородица честнаго еа Успениа,[39] видѣхъ нѣкоего человѣка-поселянина, молящася прилѣжно великому мученику Христову Никите[40] и пытающу, гдѣ есть написанъ образъ его. Азъ же, искусенъ сый въ таковыхъ, видѣхъ вѣру человѣка и необычное моление его, приступивъ, въпросихъ его вину таковаго молениа. Онъ же рече: “Господине отче, азъ много время болѣзнию одержимъ и всегда молящуся и призывающу ми великаго мученика Никиту. И лежащу ми на одрѣ, окно же открыто бѣ надъ главою моею, и вси сущии со мною въ храминѣ крѣпко спяху, — единъ же азъ болѣзни ради не могий спати. Много же нудимъ быхъ отъ своихъ, еже призвати чародѣа въ домъ свой. Азъ же никакоже восхотѣхъ, но всегда моляхся великому мученику Никите. Въ нощи жъ той слышахъ, яко врата дому моего отверзошася. Въздвигъ же очи, видѣхъ: и се мужъ свѣтелъ, язде на конѣ, приближися ко окну, иже открыто надъ главою моею, и рече ми: «Въстани и изыди ко мнѣ!» Азъ же рѣхъ: «Не могу, господи». Онъ же паки глагола ми: «Востани!» Азъ же двигся, и обрѣтохъ себе здрава, и изыдохъ исъ храмины, никомуже слышавшу, и поклонихся ему до земля.
Поведал нам отец Вассиан, брат отца Иосифа, бывший потом архиепископом Ростовским. «Когда стоял я, — говорил, — в московском соборе честного Успения преславной владычицы нашей Богородицы, видел некоего крестьянина, который прилежно молился великому мученику Христову Никите и выяснял, где его икона. Я же, сведущий в этих делах, видя веру человека и необычную его молитву, подойдя, стал выяснять причину такой просьбы. Он же отвечал: “Отец мой и господин, я долгое время страдал от болезни и всегда молился и призывал на помощь великого мученика Никиту. Все бывшие со мной в доме крепко спали, один я, лежа на постели у открытого окна, не мог из-за боли уснуть. Много раз понуждали меня родные позвать в дом чародея. Я же никак не хотел и молился всегда великому мученику Никите. Ночью же той я услышал, что ворота моего дома отворились. Подняв глаза, я увидел: муж светлый, сидя на коне, приблизился к окну, которое было открыто над моей головой, и сказал мне: «Встань и выйди ко мне!» Я же ответил: «Не могу, господин». Он же вновь сказал мне: «Встань!» Я пошевелился, и почувствовал себя здоровым, и вышел из дома так, что никто не услышал, и поклонился ему до земли.
И въставающу ми видѣхъ человѣка черна зѣло, мечь огненъ въ руку его, — на конѣ борзо, яко птица, прилѣтѣ и восхотѣ мене посѣщи. Свѣтлый же онъ мужъ възбрани ему, глаголя: «Не сего, но онъсицу и онъсицу во оной веси», — имя ей нарекъ, такоже и человѣкомъ имена, иже къ чародѣемъ ходиша. Онъ же пакы борзо, якоже птица, отлѣтѣ. Азъ же вопросихъ свѣтлаго того мужа: «Господи, ты кто еси?» Онъ же рече ми: «Азъ есмь Христовъ мученикъ Никита и посланъ отъ Него исцѣлити тебе сего ради, яко не введе чародѣе въ домъ свой, но на Бога упование свое положи и мене призываше, еже помощи тебѣ. И дасть ти Богъ еще приложение животу двадесять и пять лѣтъ». И сиа рекъ, изыде ото очию моею, яздя на кони тѣми же враты дому моего. Азъ же поклонихся ему, и ктому невидимъ бысть. И се уже, господине отче, пять лѣтъ, отнелиже сиа быша.
А когда я вставал, видел очень черного человека с огненным мечом в руке; он прилетел на коне быстро, как птица, и хотел меня зарубить. Светлый же тот муж запретил ему, говоря: «Не этого, а такого-то и такого-то в том селении», — и название его сказал, также и имена людей, которые ходили к чародеям. Черный человек вновь быстро, как птица, улетел. Я же спросил светлого того мужа: «Господин, кто ты?» Он же отвечал мне: «Я Христов мученик Никита и от Него послан исцелить тебя за то, что в свой дом не ввел ты чародеев, но на Бога надеялся и меня призывал, чтобы помог тебе. И даст тебе Бог жизни еще двадцать пять лет». И это сказав, скрылся из глаз, выехав на коне из моего дома теми же воротами. Я поклонился ему, и затем он невидим стал. И уже, отец и господин, прошло пять лет, как случилось это.
Азъ же наутрие всѣмъ, иже въ дому моемъ, сказахъ. Они же, яко послуха имуще мое здравие, удивишася зѣло и прославиша Бога и святаго страдалца его Никиту. Азъ же наутриа послахъ въ реченныя веси, и обрѣтоша, яко въ ту нощь тѣ человѣци умроша, ихже великий мученикъ повелѣ черному оному посѣщи, иже къ волхвомъ ходиша. И множае прославихомъ Бога, яко избави насъ отъ таковыя бѣды и смерти”. Богу нашему слава!»
Утром я рассказал об этом всем, кто был в моем доме. Они же, видя доказательство сказанному в моем здоровье, очень удивились и прославили Бога и святого мученика его Никиту. Я же наутро послал в названное селение, и обнаружили, что в ту ночь умерли люди, которых великий мученик повелел черному человеку убить, те, что ходили к волхвам. И мы еще больше прославили Бога, что избавил нас от такой беды и смерти”. Богу нашему слава!»
Повѣдаю вамъ ину повѣсть, яже бысть во Иосифовѣ манастыри. Якоже бо въ богатьстве пребывая, аще добрѣ устроитъ его, спасение обрѣтаеть, сице и въ нищетѣ, аще со благодарениемъ терпитъ, — якоже Избавитель нашъ во Евангелии поминаетъ Лазаря нищего, яко благодарна и терпѣлива, — и по скончянии отнесену ему быти ангелы на лоно Авраамле.[41] Подобно сему бысть и въ наша лѣта. Нѣкый человѣкъ, именемъ Илиа, не зело отъ славныхъ, но имяше малу весь; человѣци же злии отняша ея у него, и сего ради живяше въ нищетѣ, не имый отъ чего приобрѣтати дневную пищю, но въ малѣй убозѣй храминѣ живяше съ подружиемъ своимъ, и та не его сущи — у нѣкоего христолюбца испросилъ. И пребываша въ послѣдней нищетѣ, терпя со благодарениемъ и молчаниемъ, повсегда ходя на церковное пѣние; и, приходя въ Иосифовъ манастырь, малу потребу приимаше повелѣниемъ его.
Поведаю вам другую повесть, что произошло в Иосифовом монастыре. Подобно тому как пребывающий в богатстве, если по-доброму распорядится им, спасение обретет, так и находящийся в нищете, если с благодарностью терпит, — как Избавитель наш в Евангелии упоминает Лазаря нищего, благодарного и терпеливого, — быть ему после кончины отнесенным ангелами на лоно Авраамово. Подобное случилось и в наше время. Некий человек, по имени Илья, был не очень знатного рода, но имел небольшую деревню; злые люди отняли ее у него, и поэтому жил он в нищете, не имея возможности приобрести необходимую пищу, в убогой избушке жил со своей женой, и то не в своей — у некоего христолюбца выпросил. И пребывал в крайней нищете, терпя с благодарением и молчанием, никогда не пропускал церковной службы; и, приходя в Иосифов монастырь, немногое, что требовалось ему, брал по повелению игумена.
По нѣкоемъ же врмени разболѣся сухотною,[42] и до кончины пребысть со умомъ и съ языкомъ. Братъ же у него, старець, вземъ его, постриже во Иосифовѣ манастыри и служаше ему до кончины. Егда же прииде часъ, уму его еще утвержену сущу и языку, предстоящу старцу со инымъ инокомъ, болный же инокъ Илинархъ (тако бо преименованъ бысть по иноцѣхъ) весело и со всею тихостию рече: «Во се Михаилъ-архангелъ», — и мало потомъ рече: «И Гаврилъ». Братъ же его, предстоя ему, воздохнувъ, рече: «Что то паки дасть Богь?» Онъ же, слышавъ, рече: «Богъ у мене». И тако предасть духъ.
Спустя некоторое время разболелся сухоткою, но до кончины пребывал в уме, и не терял дара речи. Брат его, монах, взяв больного, постриг в Иосифовом монастыре и ухаживал за ним до смерти. Когда же пришел час кончины, а его ум и речь еще были тверды, присутствующим при этом старцу и другим монахам больной Илинарх (так называли его в иноках) радостно и со смирением сказал: «А вот архангел Михаил», — и немного спустя промолвил: «И Гавриил». Брат же его, стоя перед ним, вздохнул и сказал: «Что-то еще даст Бог?» Он же, услышав, ответил: «Бог со мной». И так скончался.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 400; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!