Послание польскому королю Стефану Баторию 1581 года 2 страница
И мы твоего гонца Петра Гарабурду к тебѣ отпустили, а с нимъ к тебѣ отпустили своего гонца Ондрѣя Михалкова з грамотою,[7] а в грамоте своей к тебѣ писали есмя, что тому статися нелзя, что, порушивъ крестное целованье, да изнова дѣлати; и ты б то дѣло с нашими послы додѣлалъ, какъ твои послы приговорили с нашими бояры; а о Лифлянской землѣ слалъ бы еси к намъ иных своихъ пословъ и мы с ними велимъ бояромъ своимъ дѣлати какъ пригоже. И ты тово не послушавъ болма на ярость подвигся еси и, зламавъ присягу пословъ своихъ, нашихъ еси пословъ выбилъ из своей земли, кабы злодѣвъ, не давъ имъ своихъ очей видети. А за ними вборзе прислалъ еси к намъ гонца своего Венцлава Лопатинского з грамотою, а в ней про наше государство многие неправые слова писалъ еси и насъ укоряя; о нихъ же нѣсть намъ потреба писати подробну, а после того гонца нашего Ондрѣя к намъ отпустилъ еси,[8] а с нимъ свою грамоту прислалъ еси такъ же яряся. А самъ пришелъ еси со многими землями и с нашими израдцами, с Курбскимъ и з Заболоцкимъ и с Тетеринымъ[9] и с ыными с нашими израдцами ратью. И нашу вотчину городъ Полоцко израдою взялъ еси.[10] Наши воеводы и люди противъ тебя худо билися и городъ Полоцко тебе израдою отдали. А ты идучи к Полоцку грамоту свою писалъ еси ко всѣмъ нашимъ людемъ, чтобы намъ наши люди израживали, а тебѣ з городы подавалися и с мѣсты, а насъ еси за нашихъ измѣнниковъ карати хвалился. А надѣешся не на воинство, на израду! А мы тово не чаючи, что тебѣ такъ учинити, надѣючися на крестное целованье пословъ твоихъ — чево из веку не бывало, какъ ты учинилъ — пошли были есмя своей очины очищати Лифлянские земли. И какъ мы пришли въ свою отчину во Псковъ, и намъ учинилося про тебя вѣдомо, что ты пришелъ к нашей вотчине к Полоцку ратью, и мы, не хотячи через крестное целованье с тобою кровопролитства дѣлати, сами противъ тебя не пошли и людей болшихъ не послали, а послали есмя в Соколъ немногихъ людей провѣдати про тебя. И пришедши под Соколъ воевода твой виленской со многими людми, городъ Соколъ новымъ умышленьемъ зжегъ и люди побилъ и мертвымъ поругался беззаконнымъ обычаемъ, чево ни в бѣзверныхъ не слыхано: убьютъ ково на бою да покинутъ, ино то ратной обычей; а твои люди собацкимъ обычеемъ дѣлали, выбирая воеводъ и детей боярскихъ лутчихъ мертвыхъ, да у нихъ брюха възрѣзывали, да сало и жолчь выимали какъ бы волховнымъ обычаемъ.[11] Пишешь и зовешся государемъ хрестьянскимъ, а дѣла при тобѣ дѣлаютца не прилишны хрестьянскому обычею: хрестьяномъ не подобаетъ кровемъ радоватися и убийствомъ и подобно варваромъ дѣяти.
|
|
|
И мы отпустили к тебе твоего гонца Петра Гарабурду, а с ним своего гонца Андрея Михалкова с грамотой, а в грамоте своей тебе писали, что нельзя так поступать: нарушив крестное целование, все делать заново; тебе следовало доделать то дело, о котором договорились твои послы с нашими боярами; а о Ливонской земле ты должен прислать к нам других своих послов, и мы поручим боярам договориться с ними, как должно. И ты, не послушав этого, впал в еще большую ярость и, нарушив присягу своих послов, выгнал наших послов из своей земли, как каких-то злодеев, не допустив их до своих очей. А с ними ты наспех прислал к нам своего гонца Венцлава Лопатинского с грамотой, а в ней написал о нашем государском величестве многие несправедливые слова и укоры, о которых не стоит подробно писать, а после этого отпустил к нам нашего гонца Андрея, прислав с ним грамоту, также наполненную яростью. Сам же ты пошел со многими людьми из разных земель и с нашими изменниками — с Курбским, Заболоцким, Тетериным и другими нашими изменниками войной. И нашу вотчину, город Полоцк, взял изменой: наши воеводы и люди плохо дрались против тебя и изменнически сдали тебе город Полоцк. Ты же, идя на Полоцк, сам писал нашим людям грамоту, чтобы они нам изменяли и переходили к тебе с крепостями и городами, и хвалился, что покараешь нас за наших изменников. Не на войско надеешься — на измену! А мы, не ожидая, что ты так поступишь, и надеясь на крестное целование твоих послов (ведь ты поступил так, как от веку не бывало!), пошли было очищать свою вотчину, Ливонскую землю. Но когда мы пришли в свою вотчину, в Псков, до нас дошла весть о тебе, что ты пришел с войной к нашей вотчине, к Полоцку, и мы, не желая вопреки крестному целованию начинать с тобой кровопролитие, сами против тебя не пошли и много людей не послали, а послали лишь немногих людей к Соколу разведать о тебе. Тем временем твой воевода виленский, придя со многими людьми к Соколу, небывалым способом зажег город Сокол и перебил наших людей, а над мертвыми надругался беззаконным образом, как не слыхано и у неверных: убить кого-нибудь в бою и оставить — это военный обычай, а твои люди поступили собачьим обычаем: выбирали трупы воевод и лучших детей боярских, разрезали у них животы и вынимали у них сало и желчь, как бы для колдовства. Ты пишешь и называешь себя государем христианским, а дела у тебя делаются недостойные христианских обычаев: христианам не подобает радоваться крови и убийствам и действовать, подобно варварам.
|
|
|
|
|
|
И мы еще будучи в терпѣньи, а чаючи тово, что ты мѣру познаешь, поволили бояромъ своимъ с твоими паны обослатися, да и сами с тобою обсылалися есмя и не одинова. И ты вознесся безмѣрьемъ и какъ из предковъ твоихъ велося по тому еси дѣлати не похотѣлъ, и по прежнимъ обычеемъ пословъ своихъ к намъ послати не похотѣлъ еси, а самъ еси учалъ на нашу землю наряжатися ратью. А которую еси грамоту к намъ прислалъ з гонцомъ своимъ с Венцлавомъ с Лопатинскимъ и в той твоей грамоте написано, что послы наши «перед маистатъ твой возвани», ино то кабы нѣкоторые незнаемые сирота, а не послы, и приведши ихъ кабы сиротъ поставили у предверного подножия и оттудова яко на небо подобно Богу бесѣдовати, таково нашихъ пословъ «перед твоимъ маистатомъ ставленье» и твоей гордыни превозношенье! Да и во всѣхъ земляхъ тово не слыхано: хоти и не от великого государя послы придутъ к великому государю, не токмо от ровного, и они пословъ держатъ посольскимъ обычеемъ, а не за простыхъ людей мѣсто, ни за данщиковъ мѣсто «перед маистатомъ» ихъ не ставятъ.[12] Также и с нашихъ бояръ человекомъ с Левою с Стремоуховымъ прислалъ еси к намъ свою грамоту[13] опасную на наши послы (а твои панове рада писали к нашимъ бояромъ, чтобы мы к тебѣ по той твоей опасной грамоте послали пословъ своихъ), а та твоя опасная грамота писана не тѣмъ обычеемъ, какъ пишутся опасные грамоты посломъ, та твоя грамота писана кабы молодымъ купецкимъ людемъ через твое государьство проезжая. И такова твоя высость чему уподобити? И к своему ты воеводе виленскому такъ укоризнено не напишешь, какъ та грамота писана. А такие есмя укоризны не слыхали ни от турецкого, ни от иныхъ бесерменскихъ государей.
|
|
|
И мы, все еще сохраняя терпение и надеясь, что ты умеришь свои притязания, разрешили своим боярам снестись с твоими панами, да и сами к тебе посылали, и не однажды. Но ты возгордился безмерно и не захотел делать так, как велось при твоих предках, и не пожелал послать к нам послов по прежним обычаям, а начал снаряжать войско против нашей земли. В грамоте же, которую ты прислал нам со своим гонцом Венцлавом Лопатинским, написано, что наши послы «призваны перед твой маестат», — как будто это какие-то безвестные сироты, а не послы, и поставили их, этих сирот, у порога, и оттуда они беседуют с тобой, как с Богом на небесах: так выглядит это «призвание послов перед твой маестат» и твоя безмерная гордыня! Да и во всех землях такого не слыхано: когда к великому государю приходят послы не только от равного, но даже и не от великого государя, то держат их по посольским обычаям, а не как простых людей, не как данников, не ставят их «перед маестатом». Также, когда ты прислал нам со слугой наших бояр Левой Стремоуховым свою охранную грамоту для наших послов (а паны твоей рады написали нашим боярам, чтобы мы по этой охранной грамоте послали своих послов), то эта грамота оказалась написана не таким образом, как пишутся охранные грамоты для послов: твоя грамота написана как бы для мелких купцов, проезжающих через твое государство. На что похоже такое высокомерие? Ты бы даже своему воеводе виленскому не написал так оскорбительно, как написана эта грамота. Таких оскорблений мы не слышали ни от турецкого, ни от иных басурманских государей.
И мы ещо для кровопролитства хрестьянского в терпѣньи будучи, посылали есмя к тебѣ дворянина своего Григорья Офонасьевича Нащокина[14] з грамотою, а в грамоте своей к тебѣ писали есмя, чтобы ты по звыклому обычею послалъ к намъ пословъ своихъ. А рѣчью есмя с своимъ дворяниномъ к тебѣ приказывали, толко ты не похочешь по звыклому обычею послати к намъ пословъ своихъ, и ты б к намъ прислалъ на наши послы свою опасную грамоту подобную, а не такову какъ с Левою с Стремоуховымъ, и мы к тебѣ пословъ своихъ и через прежние обычеи часа того пошлемъ, а ты б нашихъ пословъ дождался в своемъ государьстве. И ты нашего дворянина Григорья к намъ отпустилъ, а с нимъ к намъ прислалъ еси свою грамоту и пословъ своихъ по звыклому обычею к намъ послати не похотѣлъ еси. А в своей грамоте писалъ еси, чтобы мы к тебѣ послали своихъ пословъ, да и опасную еси грамоту на наши послы прислалъ, а срокъ еси учинилъ нашимъ посломъ у себя быти, какъ не возможно не токмо что посломъ поспѣти, ни гонцу к тому сроку бывать. А самъ еси какъ отпустилъ нашего дворянина Григорья, хотя видѣти кроворозлитье хрестьянское, тотчасъ на конь сѣлъ, не дожидаяся нашихъ пословъ, пошелъ еси на нашу землю ратью. А тово при предкехъ твоихъ николи не бывало, что послы идутъ, а они бы ратью шли, — нолны послы чево не здѣлаютъ, ино то толды рать пойдетъ, да и тутъ не скоро. А ныне при тебѣ за мечемъ миритись, ино то которой миръ?
Но мы, все еще сохраняя терпение, чтобы не допустить пролития христианской крови, послали к тебе своего дворянина Григория Афанасьевича Нащокина с грамотой, а в грамоте своей писали тебе, чтобы ты послал к нам своих послов по прежнему обычаю. Устно же мы передали тебе с этим дворянином, чтобы ты, если не захочешь послать к нам послов по прежнему обычаю, прислал бы нам подобающую охранную грамоту для наших послов, а не такую, как с Левой Стремоуховым, и тогда мы к тебе тотчас же пошлем своих послов, хотя это и противоречит прежним обычаям, а ты бы дожидался наших послов в своем государстве. Ты отпустил к нам нашего дворянина Григория с грамотой к нам, но послать к нам по прежнему обычаю послов не пожелал. А в своей грамоте ты писал, чтобы мы прислали к тебе своих послов, и прислал на наших послов охранную грамоту, но указал такой срок для прибытия послов, что невозможно было не только послам поспеть, но и гонцу к такому сроку не бывать. А сам, желая пролития христианской крови, как только отпустил нашего дворянина Григория, тотчас же сел на коня, не дожидаясь наших послов, и пошел войной на нашу землю. А этого при предках твоих никогда не бывало, чтобы послы ехали, а война шла, — только когда послы чего-нибудь натворят, тогда начинали войну, да и то не сразу. А мириться с мечом в руках, как теперь при тебе, — какой же это мир?
И мы видячи твое нежалѣнье о хрестьянстве, пословъ есмя своихъ к тебѣ послали наскоро, столника своего и намѣсника нижегородцкого князя Ивана Васильевича Сицкого-Ярославского, да дворянина своего думного и намѣсника елатмовского Романа Михайловича Пивова, да дьяка своего Фому Дружину Пантелѣева сына Петелина. А перед ними послали есмя к тебѣ парабка своего молодого Федьку Шишмарева[15] з грамотою, чтобы еси нашихъ пословъ подождалъ в своей землѣ. И тотъ нашь гончикъ встрѣтилъ тебя на дорозе блиско Витепска, и ты на тое нашу грамоту ни поглянулъ, а самъ еси пошелъ на нашу землю ратнымъ обычаемъ, ничего не опуская, не жалѣя крови крестьянские. И мы велѣли своимъ посломъ к тебѣ и в рать итти, чево нигдѣ не ведетца, что в рати посломъ быти. И мы и тутъ тебя тѣшили, да не утѣшили, и ты нашихъ пословъ не подождалъ и в Витепске и пошелъ еси на нашу землю ратью, а нашихъ пословъ велѣлъ еси за собою вести тихо. А в тѣ поры наши изратцы Велижъ и Усвятъ и Озерища по твоимъ жаловалнымъ грамотамъ твоимъ людемъ отдали,[16] а самъ еси пошелъ к Лукамъ, а нашихъ пословъ велѣлъ еси за собою вести. И, пришедъ к Лукамъ, учалъ еси приступати, а нашимъ посломъ велѣлъ еси в тѣ поры посолство правити, и туть которому посолству быти? Такая великая неповинная кровь хрестьянская розливаетца, а посломъ посолство дѣлати! А паны твои рада, к нашимъ посломъ приходя, говорили урѣзывая однымъ словомъ: любо здѣлай такъ, ино будетъ миръ, а не здѣлаютъ такъ, какъ паны говорятъ, ино миру нѣтъ. А и такъ которой миръ? Паны с послы в шатрѣ говорятъ о миру, а в тѣ поры по городу без престани бьютъ, о чомъ посломъ с паны с твоими дѣлати? А ты все то и поималъ, и посломъ ужь и посолствовати нѣчего, ано уже посолство ихъ все изрушилося! А к намъ еси прислалъ гонца своего Григорья Лазовицкого з грамотою и с нимъ отпущалъ нашего сына боярского Микифора Сущова, и тутъ писалъ еси неподобное дѣло, чему сстатися не мочно, а другово еси гонца своего Гаврила Любощинского прислалъ к намъ[17] з грамотою, что взялъ еси Луки, кабы грозя намъ и похваляяся. Да сроки чинишь неподобные, какъ поспѣть не мочно не токмо что нашимъ гонцомъ к тебѣ, ни твои гонцы к тѣмъ срокомъ к намъ не приезжаютъ; а ѣздятъ дорогами лениво, а в томъ невинная кровь хрестьянская розливаетца. И такой непобожности ни в бесерменскихъ государьствахъ не слыхано, чтоб рать билася, а послы посолствовали. Коли послы, и они посолство дѣлаютъ, а коли захотять воевати, и они что нибуди вставятъ, да посолство порвуть, да ратью пойдутъ.
И мы, видя, что ты не щадишь христианства, спешно послали к тебе своих послов — своего стольника и наместника нижегородского князя Ивана Васильевича Сицкого-Ярославского, и своего думного дворянина и наместника елатмовского Романа Михайловича Пивова, и дьяка своего Фому-Дружину Пантелеева сына Петелина. А перед ними послали к тебе своего молодого слугу Федьку Шишмарева с грамотой, прося, чтобы ты подождал наших послов в своей земле. И этот наш гонец встретил тебя на дороге вблизи Витебска, но ты даже не взглянул на нашу грамоту, а сам пошел на нашу землю военным походом, никого не пропуская и не жалея христианской крови. И мы велели своим послам идти к тебе в военный стан, хотя еще никогда не бывало, чтобы послы находились в войске. Мы и тут хотели тебя ублаготворить, да не ублаготворили, — ты и в Витебске не подождал наших послов и пошел на нашу землю войной, а наших послов велел вести за собою не спеша. А тем временем наши изменники по твоим жалованным грамотам сдали твоим людям Велиж, Усвят и Озерище, а сам ты пошел к Лукам, а наших послов велел вести за собой. И, придя к Лукам, ты начал приступ, а нашим послам велел тем временем вести переговоры, но какие же тут могут быть переговоры? Проливается столько невинной христианской крови, а послам вести переговоры! А твои паны, приходя к нашим послам, говорили, отрубая одним словом: либо сделай так, тогда будет мир, а не сделают так, как говорят паны, тогда мира не будет. Что же это за мир? Паны с послами в шатре говорят о мире, а в то же время по городу бьют непрерывно, — что ж тут послам с панами твоими делать? А когда ты все занял, тут послам уже и посольствовать нечего — тут уже всему их посольству конец! А к нам прислал ты своего гонца Григория Лазовицкого с грамотой и с ним отпустил нашего сына боярского Никифора Сущова, а предлагал при этом неподобающее дело, которое не может осуществиться, а другого своего гонца Гавриила Любощинского прислал к нам с сообщением, что взял Луки, как бы грозя нам и хвастаясь. А сроки ты устанавливаешь неподобающие, так что не только наши гонцы к тебе, но и твои гонцы к нам за такие сроки не могут приехать; ездят же они по дорогам лениво, а из-за этого льется невинная христианская кровь. И такого нечестия даже в басурманских государствах не слыхано, чтобы войска сражались, а послы тут же вели переговоры. Если послы — то они и ведут переговоры, а если хотят воевать, то выставляют какую-нибудь причину, прерывают переговоры и шлют войска.
И волочилъ еси нашихъ пословъ за собою осень всю, да и зиму всю держалъ еси ихъ у себя, и отпустилъ еси ихъ ни счѣмъ, а тѣмъ всемъ насъ укоряя и поругаяся намъ. А что твои паны рада говорили нашимъ посломъ под Невлемъ и на чомъ хотѣли толды дѣлати, да какъ у тебя были послы наши в Варшеве и паны твои рада по тому не захотѣли дѣлати. А в кою пору приходили твои паны рада к нашимъ посломъ с отвѣтомъ, и в ту пору с ними пришли твоихъ людей человѣкъ с сорокъ, а паны твои рада нашимъ посломъ сказали, что то твоя меншая рада. И тово ни при которыхъ твоихъ предкехъ не бывало, чтобы тутъ опричь пановъ радныхъ иншие люди были. И то знатно, что твои панове рада всю землю наводятъ на кроворозлитье хрестьянское, желаючи крови розливати хрестьянские. А то твои панове жалѣючи ли о крови хрестьянские нашимъ посломъ в Варшеве говорили: «Которые дѣла под Невлемъ мы с вами, а вы с нами говорили и чего есте просили, что против того объявили, и по тѣмъ мѣрамъ на покой хрестьянству статися не можетъ — а после того уж пролилося долгое время и наклады государю нашему и утраты починилися в воиньстве немалые: взялъ государь нашь у государя вашего после того Заволочье, а ныне уж почалъ государь нашь воинство свое збирати изнова, и то ведь не без накладу ж».[18] И то хрестьянское ли дѣло твои панове говорятъ, а о кровопролитстве хрестьянскомъ не жалѣютъ, а о накладе жалѣютъ? А коли тебѣ убытокъ, и ты Заволочья не ималъ, хто тебѣ о томъ билъ челомъ? А то не жаданье ли кровопролитства — пословъ у себя держий, а дѣла с ними не дѣлай, а от своего брата обсылки не ждий, а воинства изнова збирай, да то розчитай в накладъ? Хто тебя заставливаетъ такъ убычитца?
Всю осень таскал ты за собой наших послов, да и всю зиму продержал их у себя, а отпустил их ни с чем, за все это укоряя и ругая нас. А о чем паны твоей рады говорили нашим послам под Невелем и о чем сговорились, от всего этого паны твоей рады отказались, когда послы наши были у тебя в Варшаве. Когда же паны твоей рады приходили к нашим послам с ответом, вместе с ними пришло человек с сорок твоих людей, а твои паны сказали послам, что это твоя младшая рада. Ни при каких твоих предках не бывало, чтобы при переговорах были иные люди, кроме панов рады. Видно, твоя рада, желая лить христианскую кровь, всю твою землю склоняет к пролитию христианской крови. Пожалели ли твои паны о христианской крови, когда они говорили нашим послам в Варшаве: «На тех условиях, о которых мы с вами, а вы с нами сговорились под Невелем и о которых вы просили и получили ответ, христианский мир заключен быть не может, — ведь после этого прошло долгое время и наш государь понес большие расходы и утраты на войско: взял наш государь у вашего государя Заволочье, а теперь начал снова собирать войско, тут уж без расходов не обойтись». По-христиански ли твои паны говорят: проливать христианскую кровь не жалеют, а о расходах жалеют? А если тебе убыток, так ты бы Заволочья не занимал, кто тебе об этом бил челом? А это ли не жажда кровопролития — послов у себя держи, дела с ними не делай, от брата своего послов не дожидайся, а войско снова собирай, да все это еще засчитай в убыток? Кто тебя заставляет так расходоваться?
А какъ отпустилъ еси к намъ пословъ нашихъ, и ты с ними к намъ приказывалъ, толко мы с тобою похотимъ доброго дѣла, ино есть ещо коли пословъ намъ к тебѣ послати. И мы ещо в терпѣньи будучи, а чаючи того, что ты узнаешься и безмѣрье отставишь и на мѣру сойдешь, и послали есмя к тебѣ другихъ пословъ, дворянина своего и намѣсника своего муромского Остафья Михайловича Пушкина с товарыщи. И ты и тутъ на подобную мѣру не пришелъ, высокою мыслью обнялся, приказывалъ еси с паны радами своими к нашимъ посломъ, что тебѣ инако с нами не мириватися без всеѣ Лифлянские земли и без наряду, что в тѣхъ городѣхъ; да Сѣбежа бы намъ тебе ж поступитися, а Велижъ и Невль готовы у тебя, а Луки и Заволочье и Холмъ, то за хрептомъ покинуто, и Озерища и Усвятъ. Да к тому бы ещо намъ тебѣ заплатити твой подъемъ, какъ еси наряжался на нашу землю, а тово четыреста тысячь золотыхъ червонныхъ, а помиритца бы вѣчнымъ миромъ. А будто ты присягалъ на томъ, что тебѣ отыскивати у насъ Лифлянские земли и иныхъ давно зашлыхъ дѣлъ, которые ещо при великомъ государе блаженные памяти Иванне, дѣде нашемъ, и при Александре королѣ дѣла дѣлалися.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 185; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!