Подготовка текста, перевод и комментарии О. П. Лихачевой 10 страница
Узнал про это главный советник и понял хитрость, но не мог об этом говорить он с царем и, придя к царице, сказал ей: “Вижу я, что царь в скорби, и боюсь, что лживые мудрецы из злобы затеяли козни, давая такие советы, чтобы совершенно погубить его. Спроси его, какова причина, что он так скорбит. Если скажет тебе, то поведай мне”. Пошла она к царю, села в изголовье его и сказала: “Поведай мне, царь, что посоветовали тебе мудрецы”. И сказал царь: “Не прибавляй к нам раны, не следует тебе расспрашивать меня об этом, потому что не сможешь ты справиться с этим злом”. И сказала она: “Не думала я, что будешь когда-нибудь таить ты от меня тайну. Если не откроешь ты это мне, не знаю, как откроешь другим”. И сказал он: “Что спрашиваешь меня, жена, о своей гибели и гибели всех моих любимых!” И сказала она: “И я, и другие не избежим, чтобы быть заменой тебе. Что дороже нам, чем ты? Но умоляю тебя, царь по смерти моей не верь никому из мудрецов, не убивай также никого, прежде чем близким своим не объявишь свое намерение. Разве не знаешь ты, что мудрецы враждебны к тебе, потому что совсем недавно довольно многих из них ты убил? Не думай, что забыли они об этом убийстве; не следовало тебе ничего из снов рассказывать им, но, если доверяешь мне, спроси о снах находящегося у нас старца аскета”.
Царь же абие на конь всѣд и поиде к постнику оному, и яже видѣ сказа ему царь. Постник же рече: “Да не убоишися, о царю, ничтоже бо тебѣ зло будет. Повѣдаеть бо двѣ рыбѣ, еже видѣ на опашех ходящих, яко посланници приидут к тебѣ от великых царей и два елефанта приведут ти. А два норца, яже видѣ лѣтауща окрестъ тебе, назнаменует, яко персьтии посланници два коня изрядна приводяще. Пресмыкаемый же змий по тебѣ сказует, мечь приносят ти, якоже никтоже ин видѣ. А иже кровию тебѣ крещатися, являет, послет ти ся даръ риза багряна, сиаущи въ тмѣ. А еже водою омытися, провѣщает, яко различнаа одѣаниа принесут ти ся. А иже на гору бѣлу взыти увѣрение истинно есть, яко на бѣла елефанта всядеши. А иже на главѣ твоей огнь прописует, яко вѣнець многоцѣнный приимеши от царя нѣкоего велика. А глава твоя яко птищь, нынѣ не проявит ти ся. Сказают бо малую нѣкою скорбь и отвѣщание любимаго образа. <...> И сия вся забудет ти ся по седми дни”.
|
|
|
Тотчас сел царь на коня, поехал к тому аскету, и рассказал ему царь все, что видел. И сказал аскет: “Не бойся, царь, никакого зла тебе не будет. Ведь две рыбы, которых ты видел, что они ходят на хвостах, означают, что придут к тебе посланцы от великих царей и приведут к тебе двух слонов. А две утки, которых ты видел, что они пролетели около тебя, означают, что два персидских посланника приведут двух благородных коней. Ползущая за тобою змея говорит, что тебе принесут такой меч, какого никто не видал. А то, что ты крестился кровью, означает, что пришлют тебе в дар багряную ризу, светящуюся во тьме. А водою умывание предвещает, что принесут тебе различные одежды. А взойти на белую гору верный есть знак, что воссядешь на белого слона. А то, что огонь у тебя на голове, предсказывает, что примешь от великого царя драгоценный венец. А то, что голова у тебя, как птица, сейчас не откроется тебе. Это говорит о небольшой печали и отвержении от любимого лица. (..) И все это сбудется тебе после семи дней”.
|
|
|
Яже и по седми днех бысть: и приидоша посланници, носяще вся, яже прорече постник. Яже видѣв, царь от любовных своих словеса обѣщася приимати точиу. Таже видѣвъ дары и рече: “Не подобает ми от сих взяти ничтоже, но вы, приятелие мои, възмите сиа вкупѣ съ благоумною моею съжителницею, свою бо душу за мя положисте”. Пръвосовѣтник же рече: “Не подобает нам, рабом, таковыа дары приемати, но паче праведно есть сродником твоим”. Царь же рече: “Ты моему спасению повинник еси, и тмами достоинъ еси благодѣания”. Таже взят царь бѣлаго елефанта, сыну же своему дасть единаго коня, и пръвосовѣтнику многоцѣнный мечь. Прочаа же повелѣ пръвосовѣтнику принести, принести по немъ къ женам. Бяху же ему двѣ женѣ любимѣ: едина, совѣтовавши о постницѣ, и другаа. И пришед царь к ним, предложи пред ними вѣнець и багряницу и рече пръво къ совѣтници: “Избери себѣ от обою, еже хощеши, или вѣнецъ, или багръ, и оставшее да возмет другаа”. Она же недоумѣвши, кое взяти, и възрѣ къ первосъвѣтнику. Он же помава оком, еже взяти багръ. Случи же ся тогда царю въздвигнути очи свои и видѣ пръвосовѣтника, помавающа женѣ его о багряници. Она же разумѣвши, яко не утаися царю помавание, и не взят багръ, но вѣнець. Пръвосовѣтник же оттоле преклони око свое до четыридесят лѣтъ, яко да не мнится царю, яко око его страсть таковую имать. И аще не бы тако сотворил, живот свой погубил бы. Въ един же убо от днии, яже вѣнець вземши...».[47]
|
|
|
Так и стало по прошествии семи дней: пришли посланцы, неся все, что предсказал аскет. Увидев это, поклялся царь принимать советы только от своих близких. Потом взглянул он на дары и сказал: “Не следует мне ничего брать из них, но вы возьмите их, друзья мои, вместе с моею благоразумною супругою, ибо вы положили за меня свою душу”. И сказал главный советник: “Не годится нам, рабам твоим, принимать такие дары, скорее это справедливо будет твоим родственникам”. И сказал царь: “Ты виновник моего спасения и достоин ты тысячи благодеяний”. Потом взял себе царь белого слона, своему сыну дал одного из коней, а главному советнику драгоценный меч. Остальное же велел он главному советнику доставить за собой к женам. А были у него две любимые жены: одна, которая давала совет об аскете, и другая. Пришел царь к ним, положил перед ними венец и багряницу и сказал сначала советчице: “Выбери себе из двух, что хочешь, — или венец, или багряницу, а оставшееся возьмет другая”. А она колебалась, что взять, и посмотрела на главного советника. И показал тот взглядом, чтобы взяла багряницу. Случилось же тогда, что царь поднял глаза и увидел, как главный советник указывает его жене на багряницу. А та догадалась, что не скрылось от царя это движение, и не взяла багряницу, а взяла венец. А главный советник с того времени сорок лет держал очи долу, чтобы не подумал царь, что во взгляде его была страсть. И если бы не поступил он так, потерял бы жизнь свою. В один из дней та, которая взяла венец...».
|
|
|
Нѣкоторымъ списателемъ мудраа сия притча не дописана. И уже время, възлюбленне, и мѣ сладкую отеческихъ сократити бесѣду. Богъ человѣколюбивый да покрыстъ насъ своею благодатию, молитвами святых своихъ, яко благословенъ еси в вѣки, аминь.
Какой-то писец не дописал этой мудрой притчи. Но пора, любезные, и мне окончить сладкое отеческое поучение. Да покроет нас человеколюбивый Бог своею благодатью, молитвами своих святых, ибо в веках благословен Ты. Аминь.
А писана сиа притча послѣдняго сего ста седмыя тысяща 87 г., октоврия. Триас и агиа, докса си![48] З греческих книгъ на русский языкъ переведено.
Написана же сия притча в октябре восемьдесят седьмого года последнего века седьмого тысячелетия. Святая Троица, слава тебе! Переведено на русский язык из греческих книг.
[1] Списание Сифа Антиоха... — Автором «Стефанита и Ихнилата» назван Сиф Антиох. Это имя — Симеон Сиф — встречается в греческих рукописях. Сиф был протовестиарием (придворный чин) антиохийского дворца, отсюда в славянских текстах появилось второе имя — Антиох. В некоторых славянских рукописях он назван просто Антиох, с прозванием Великий.
[2] Иоанн Дамаскин — церковный деятель, знаменитый византийский поэт, гимнограф и литургист VIII в., по происхождению сириец. В традиции древнеславянской письменности было приписывать известным писателям (таким как Иоанн Златоуст или Иоанн Дамаскин) произведения, авторство которых не было известно или не было достаточно представительно.
[3] ...озвѣрех... — Греческое слово όθώς (шакал) славянский переводчик не смог перевести, потому что в славянских языках слова «шакал» не было (оно попало в наш язык только в XIX в. через французский язык из персидского). Переводчику пришлось использовать слово «звѣрь» или словосочетание «некий звѣрь». Но если главные герои (шакалы) имеют собственные имена и автор может их во всех случаях называть этими именами, не объясняя, кто они такие, то в других притчах, где это слово является нарицательным (в притче «О льве и верблюде», а также в не вошедшей в данную версию притчи «О шакале-постнике»), переводчику приходилось выходить из положения, прибавляя дополнительные описания. Древнерусские переписчики повести чувствовали этот недостаток перевода, и в некоторых списках появились глоссы на полях, конкретизирующие и поясняющие словосочетание «некий звѣрь» — «соболь и горностай», «медведь и соболь», «медведь и горностай».
[4] Стефанит и Ихнилат — вдревнеиндийской версии памятника «Панчатантре» имена главных героев иные — Каратака («Темно-красный») и Даманака («Усмиритель»); эти имена при переводе на персидский и арабский превратились в «Калила» и «Димна». При переводе памятника с арабского на греческий в результате ложной этимологизации они превратились в «Стефанит и Ихнилат» — переводчик связал слово «Калила» с iklil («диадема») и перевел «увенчанный» (στεϕανίτης), a слово «Димна» — с diman («следы кочевья») и перевел «выслеживающий» (ιχνελάτης). Такая интерпретация в какой-то мере подтверждалась этической нагрузкой персонажей, из которых один — благородный и благоразумный, а другой — лукавый интриган.
[5] Якоже сопусы разсыпаються... — Греческое слово οίσωλήνες (трубы) передано в славянском тексте словом «сопусы» или «сапосы». Это не понятое переводчиком слово дает в славянских рукописях разночтения и искажения — «супостаты», «сапози», «соль». В некоторых рукописях дается верный перевод — «трубы».
[6] Немьного еже посредѣ... — Этим выражением в славянском переводе передано греческое ou polú tó en mésō («через некоторое время, вскоре»); оно было недостаточно ясно для русского читателя. Рукописи дают разные варианты осмысления этого места — «немного же последи», «немного еже пострада», «немного еже по страде», «немного еже по страде своей» и даже «немного еже по траве». В некоторых случаях встречается другой перевод (правильный по смыслу): «не по мнозе же времени».
[7] Обои различнии мудроумнии обычаи... — Слово «обычаи» (в Т — обычаем) в данном контексте не имеет смысла, тем более что оно появилось на месте греческого πλήν («но, однако, разве что»); другие рукописи дают правильное чтение «обаче»; но надо полагать, что писцы исправили ошибку перевода по смыслу, а не в результате сверки с греческим текстом.
[8] ...катадневную пищу... — Т. е. ежедневную пищу. Прилагательное искусственно образовано с помощью греческой приставки κατά — «еже-», «каждо-».
[9] ...пификово... —Для обозначения обезьяны в славянских языках существовало несколько слов — пифик, опыния (опыня), опиица (опица), обезьяна (обозиана), трепясток и позднее (с XV в.) — мартышка; все они соответствуют греческому πίϑηκος. Слово «пифик», заимствованное из греческого языка, встречается в памятниках редко и, видимо, требует объяснения. В рукописях иногда встречаются глоссы на полях, объясняющие, что пифик — это обезьяна.
[10] ...съключися древо... — В рукописи на полях приписано «сътупися».
[11] ...яко всякъ жало иматъ. — Неудачный перевод: в греческом тексте стоит τò μέτρον — «мера», славянский переводчик прочитал τò κέντρον — «жало».
[12] ...и тѣм же лобзаим наше число. — Славянское лобъзати значит «приветствовать». Слово «число» в данном случае не совсем удачно передает греческое τò μέτρον — «мера».
[13] Подобит бо ся лозѣ... — В рукописи: «Подобит бо ся зѣло древесем». В данном случае переписчиком Синодального списка допущена ошибка (метатеза — вместо «лозѣ» — «зѣло»). Кроме того, слово «древесем» лишнее (в Т его нет) — оно написано на верхнем поле со знаком вноски в текст. Некоторые рукописи дают правильное чтение; например, рукопись Толст. — «подобит бо ся лозѣ, та бо не болшим древесем, но ближним приплетается».
[14] Глаголет бо ся, яко отрок нѣкый... — Притча об отроке появилась в славянском переводе случайно (в греческом тексте ее нет) в результате ошибки перевода. Переводчик перепутал похожие по написанию слова πᾶς (всякий) и ό πατς (отрок) и вынужден был прибавить к выпадающему из контекста слову «отрок» (вместо «всякий») несколько фраз, чтобы получилась еще одна маленькая притча.
[15] Подобенъ естъ царь горѣ бреговитѣй... бѣдно. — В славянском переводе опущены слова о том, что на этой изобильной rope водятся львы и другие дикие звери, поэтому-то пребывание на ней и бедственно.
[16] ...фалкон... — Для передачи греческого слова ό ίέραξ («коршун, истреб») славянский переводчик воспользовался новогреческим словом ϕάλκον. Это слово в славянских языках встречается редко, оно было мало известно переписчикам (поэтому в разных списках это слово написано по-разному: фалкон, факон, алфакон, афокон, аволкон, жалкон и др.). В одном из списков есть глосса к слову «фалкон» — кречет. Неясно, почему переводчик употребил малоизвестное заимствованное слово вместо славянского, тем более что в других случаях слово ό ίέραξ он переводит и словом «крагуй», и словом «орел». Однако это обстоятельство для нас небезынтересно — оно косвенно подтверждает мнение, что переводчиком был человек, постоянно пользовавшийся новогреческим языком (вероятно, афонский монах).
[17] Съвѣтова убо Левъ сумнѣние свое утаити ему... — Переводя это место греческого текста, славянский переводчик допустил обычное для древнерусских книжников смешение двух греческих глаголов βούλομα᾿ и βουλεύω («хотеть» и «советовать») и перевел вместо «хотел» — «советовал». Нарушение смысла чувствовали переписчики и пытались это место исправить (без обращения к греческому тексту), поэтому почти все списки дают в этом месте разночтения: «Советова убо Лев наедине с Ихнилатом и хоте от него утаити сомнение свое и страх», «Но советова Лев мне убо сомнение и страх свой утаити ему», «Советова же Лев о сумнении своем и ужасе, еже бы како рещи», «Советова же Лев сам о сумнении своем и ужасе и страсе, еже бы како утаити ему и рещи».
[18] ..нѣкоему другу своему звѣрю...— См. сноску 3.
[19] ..нѣкоему другу своему звѣрю...— См.сноску 3.
[20] ...обрѣте ежа въ своей скръби. — Еж как действующее лицо притчи о журавле и рыбах — недоразумение; в греческом тексте действует рак (ὁ καρκίνος).
[21] И како не скорбя? — Грамматический болгаризм; должно быть скорблю (1-е лицо, ед. число) в значении «буду скорбеть».
[22] ...и рече к ловцем... — Славянский переводчик вместо греческого τιριον — «зверь» прочитал ό ϑηρευτής — «охотник».
[23] Онъ же рече: «Ибо ты и аз...» — Слова «он же рече» попали в перевод по ошибке; в греческом тексте их нет. Последующие слова также произносит Стефанит.
[24] ...на тя... лукавьствует... — В рукописи после этих слов добавлено «получил есть». В Толст. «толико лукавьства поучился есть».
[25] И псира корида и пилое. — Заголовок к притче о кориде (о воши) и о блохе дан в Синодальном списке греческими словами в славянской транскрипции. Слово «псира» (и, видимо, «пилое» или «пилос» тоже) является передачей греческого слова ή ψύλλα — «блоха». Слово «корида» восходит к новогреческому ή κóριξα (клоп). Однако в греческом тексте здесь фигурирует не клоп, а вошь(греч. ό ϕυείρ); в этом смысле текст Синодального списка соответствует греческому оригиналу, ибо слово «корида» там только в заголовке и в глоссе, а в тексте — «вошка». В других же рукописях «корида» (иногда встречается глосса — «вошь»), и в заголовках эта притча обычно называется «О кориде и о блохе». Это слово было малопонятно (поэтому и появляются глоссы), но почему-то не было заменено славянским словом «клоп». Оно, по-видимому, было внесено славянским переводчиком, пользовавшимся в повседневной жизни новогреческим языком (он перевел греческое слово новогреческим — и это слово не было достаточно понятно последующим переписчикам памятника).
[26] ...еже и вошка. — На верхнем поле со знаком вноса сделана глосса к слову «вошка» — «корида». Этим словом в славянских рукописях (кроме Синодальной группы) обозначается персонаж этой притчи (вошь). В Синодальном списке слово «корида» встречается только в этой глоссе и в заголовке.
[27] ...явѣ мучат явѣ согрѣшающаго. — Исправлено по Толст.; в рукописи второе «явѣ» пропущено.
[28] ...срам велий... — Исправлено по Т; в рукописи «срам велий и невси». В других рукописях здесь «срам велий и ненависть».
[29] ...видя его совѣсть... — Грамматический болгаризм; должно быть вижду. Ср. выше, сноску 21.
[30] Мудрый бо... ниизложит их. — Явно испорченное место. Возможно и другое понимание: «Мудрые мужи не покорятся, пока (враг) не разобьет их».
[31] ...лиинаковии очи... — Этому словосочетанию соответствует в греческом тексте νυκτηρίδων ὄμματα, т. е. «глаза нетопыря, летучей мыши». В данном случае мы имеем дело с южнославянским значением слова «лилек» — нетопырь, так что это словоупотребление — след южнославянского (болгарского) оригинала (в болгарском языке «лилек-нетопырь» обычно, а в сербском — встречается только в некоторых диалектах).
[32] ...исплъненѣ же внутрь ядовитых звѣрей... — Словосочетание «ядовитый зверь» здесь соответствует греческому ό κορκοδειλος, но почему-то слово «крокодил» не было употреблено, хотя крокодил был известен славянскому книжнику по «Физиологу» и другим памятникам.
[33] не обличай... тебе... — Ср. Притч. 9, 8.
[34] Глаголеть бо ся, яко нѣции пифици в нѣкоей горѣ пребываху в зимно время, престуденно и обрѣтоша... — Это все, что осталось от притчи о пификах и светлячке, наличествующей в греческом тексте и в сербской редакции. Можно предполагать, что эта притча была «утеряна» составителем болгаро-русской редакции то ли в результате утраты листа в оригинале, то ли в результате механического пропуска при переписывании — после слова «обрѣтоша» он «перескочил» на следующую притчу — «О лукавом и препростом», которые «обрѣтоша сокровище злата». В результате такого «объединения» получилось, что герои притчи «О лукавом и препростом» — пифики (см. сноску 9).
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 385; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!