Слово о житии... святого Стефана, бывшего епископом в Перми... 25 страница
И так один инок, помолясь единому Богу, и азбуку составил, и грамоту создал, и книги перевел за малое число лет с Божьей помощью. А те многие философы — за много лет семь философов едва азбуку создали, а 70 мужей мудрецов перевод выполнили, перевели книги, с еврейского на греческий язык перевели. Потому думаю, что русская грамота почтеннее эллинской, ибо создал ее святой муж, Кирилла имею в виду Философа, а греческий алфавит — эллины некрещеные, язычники, составляли. Потому также и пермская грамота, которую создал Стефан, лучше эллинской. Там — Кирилл, здесь же — Стефан. Оба этих мужа были хороши и мудры, и равны в мудрости. Оба одинаковый, равный подвиг явили и предприняли, и для Бога оба потрудились — один ради спасения славян, другой же — пермяков. Как два сияющих светильника, народы просветили. Какой похвалы были они достойны? «Ведь память, — сказано, — о праведниках с похвалой бывает», и, «когда славят праведника, радуются люди». Ибо они Бога прославили, и Бог их прославил, ведь «славящих меня, — сказано, — прославлю». Но Кириллу Философу часто помогал брат его Мефодий — грамоту ли складывать, азбуку ли составлять, книги ли переводить. Стефану же не нашлось никакого помощника, — только единый Господь «Бог наш, прибежище и сила, помощник в скорбях, охвативших нас силой».
Аще ли кто речет слово на пермъскую грамоту, яко похуляя ю и глаголя, яко нѣсть гораздно устроена азбука си, достойно есть починивати еа, — и еще тѣм к сим рцем: и греческую грамоту такоже мнози починиваша, — Акула и Сумахова чадь[327] и инии мнози. Дивья бо есть готоваго починивати? Удобѣе бо есть послѣди постраяти паче, нежели исперва начати и сотворити. Аще бо кто вопросит греческаго книжника, глаголя: «Кто вы есть грамоту сотворилъ или книги преложилъ, и в кое время то ся есть дѣяло?» — то рѣдции от них отвѣт дати могуть, и немнози вѣдают. И аще вопросиши рускиа грамотикии, глаголя: «Кто вы есть грамоту сотворилъ и книги перетолковалъ?» — то вси вѣдают и въскорѣ отвѣщают, ркуще: «Святый Костянтинъ Философъ, нарицаемый Кирилъ, — той нам грамоту сотворилъ и книги переложилъ съ греческаго языка на русский съ братом си присным Мефедомъ, иже бысть послѣди епископъ моравъский.[328] В кое же время то бяше? Въ царство Михаила, царя греческаго, иже въ Цари-градѣ царствовавшаго, при патриарсѣ Фотии, в лѣто Бориса, князя болгарского, и Растица, князя моравскаго, и Костеля, князя блатеньска, во княжение князя великаго всея Русиа Рюрика, погана суща и некрещена, за 120 лѣт до крещениа Рускиа земля, а от созданиа миру в лѣто 6363».[329] И аще паки вопросиши прьмина, глаголя: «Кто вы избави от работы идолослужениа и кто вы есть грамоту сотворилъ и книги переложилъ?» — то с жалостию и с радостию ркуть и со многим тщанием и со усердием отвѣщают, глаголюще: «Добрый нашъ дидаскалъ Стефанъ, иже обоямо просветивый нас, во тмѣ идолослужениа сѣдящих.[330] (...) Единъ Господь Богъ Израилевъ, имѣяй велию милость, еюже возлюби и нас, помилова нас, дарова нам своего угодника Стефана, и преложи намъ книги от рускаго на пермъский языкъ». Когда же се бысть или в кое время? И не давно, но, яко мню, от созданиа миру в лѣто 6883 въ царство Иоана, царя греческаго, въ Царѣ-градѣ царствовавшаго, при архиепископѣ Филофѣи, патриарсѣ Костянтина-града.[331] В Ордѣ же и в Сараи над татары тогда Мамай царствует,[332] но не вѣчнует абие. На Руси же при велицѣм князи Дмитрѣи Ивановичи; архиепископу же, митрополиту, не сущу на Руси в ты дни никомуже, но ожидающим митрополича пришествиа от Царя-града,[333] егоже Богъ дасть. Тацы ти суть дарове, иже дарова Богъ земли Пермъстѣй, тако вѣра зачало приимаше, и злоба от среды отгонима бываше, тако ти крещение приаша, тако грамотѣ сподобишася, тако христиане прибываху, тако стадо словесное исполняшеся, тако «виноград Господа Саваофа»[334] добрѣ цветяше, плодом добродѣтели гобзуя, тако чинъ церкви Христовы добролѣпнѣ множашеся, и православию цветущу.[335]
|
|
|
|
|
|
Если кто скажет слово против пермской грамоты, хуля ее и говоря, что не самым лучшим образом составлена азбука, что следует ее улучшить, — тем еще скажем вдобавок: и греческую грамоту тоже многие исправляли — Акила и последователи Симмаха, и многие другие. Диво ли готовое исправлять? Легче ведь в дальнейшем поправить, чем начать сначала и создать. Ибо если кто спросит греческого книжника, говоря: «Кто вам грамоту создал или книги перевел, и когда это случилось?» — то редкие из них могут дать ответ, и немногие знают. А если спросишь русских грамотеев, говоря: «Кто вам грамоту создал и книги перевел?» — то все знают и быстро отвечают, говоря: «Святой Константин Философ, называемый Кириллом, — он нам грамоту создал и книги перевел с греческого языка на русский с родным своим братом Мефодием, который был впоследствии епископом моравским. Когда же было это? В царствование Михаила, царя греческого, царствовавшего в Царьграде, при патриархе Фотии, в годы Бориса, князя болгарского, и Растица, князя моравского, и Костеля, князя блатенского, в княжение великого князя всей Руси Рюрика, язычника и некрещеного, за 120 лет до крещения Русской земли, а от сотворения мира в год 6363». И если спросишь еще пермяка, говоря: «Кто вас избавил от рабства идолослужения и кто вам грамоту создал и книги перевел?» — то с чувством и с радостью скажут и с большим старанием и усердием ответят, говоря: «Добрый наш дидаскал Стефан, всесторонне просветивший нас, во тьме идолослужения сидящих. <...> Один Господь Бог Израилев, имеющий великую милость, по которой возлюбил и нас, помиловал нас, даровал нам своего угодника Стефана, и он перевел нам книги с русского на пермский язык». Когда же все это было, в какое время? Не так давно, а, как думаю, от сотворения мира в году 6883 в царствование Иоанна, царя греческого, в Царьграде царствовавшего, при архиепископе Филофее, патриархе Константина-града. В Орде же и в Сарае над татарами тогда Мамай царствовал, но не вечен был. На Руси же — при великом князе Дмитрии Ивановиче; архиепископа же, митрополита в те дни на Руси никакого не было, а ожидали митрополичьего пришествия из Царьграда, кого Бог даст. Таковы те дары, которые даровал Бог земле Пермской, так вера начиналась, и зло из людей изгонялось, так они приняли крещение, так грамоты удостоились, так христиан прибывало, так словесное стадо пополнялось, так «виноградник Господа Саваофа» хорошо цвел, плодом добродетели изобилуя, так порядок церкви Христовой должным образом укреплялся, и православие цвело.
|
|
|
|
|
|
Епископъ же Стефанъ, видя людий своих, крещающихся и обращающихся къ Богу и утвержающихся вѣре, и о них веселяшеся и о семъ благодарно прославляше Бога доброчестивый сей отецъ, не себѣ угажая, но многим, да ся спасуть. Единою же нѣкогда хотя искусити люди своя и увѣдати, аще суть твердѣ вѣровали, паче же хотя увѣрити а или извѣстити а в вѣре, и глагола к ним: «Донынѣ „млеком питах вы, а уже отселѣ твердою пищею достоит ми кормити вы и черъствым брашном питати вы".[336] Нынѣ убо „покажите ми первие от дѣлъ ваших вѣру свою".[337] Аще есте крѣпцѣ вѣровали, то нынѣ знамение да приимете извѣщениа вѣры. И аще кто вѣренъ и мудръ хотяй быти в вас, вящшии, паче всѣх, и хотяй быти изо всѣх и боле всѣх любовь имѣти ко мнѣ, да изищет и испытает, аще гдѣ возвѣдает кумиръ сущъ таящъся — или въ своем дому, или у ближняго си у сусѣда, или индѣ гдѣ скровенъ втаю — да, обрѣт, изнесет и на среду пред всѣми и, ревнуя по вѣре, ти тако своима рукама да сотрет и. Да аще кто сице сотворить, сего азъ надо всѣми возлюблю и похвалю и подарю». Они же, то слышавше, кождо их тщашеся другъ пред другом, да бы гдѣ увѣдати и изобрѣсти тающъся кумиръ, да бы кто, варивъ, первѣе показалъ свое тщание. И бяше видѣти тогда дивно промежу ими: аще бы кто и хотѣлъ, лицемѣруя о вѣре, свой кумиръ потаити, но не можаше, сами бо к себѣ съзирахуся, кождо бо блюдяшеся, преже даже подругъ его не обличить. Но и клеветари добри сами промежи собою бываху: бяху бо свѣдуще другъ друга тайная, сусѣди суще межи собою. И тацѣми винами напослѣдокъ истребишася домове их, и до конца очистишася от кумиръ и быша свершени в вѣре и с женами и с дѣтьми.
Епископ же Стефан, видя людей своих, крестящихся и обращающихся к Богу, и утверждающихся в вере, радовался о них, и за это благодарно прославлял Бога доброчестный этот отец, не себе угождая, но многим, чтобы себя спасли. Как-то однажды, желая испытать своих людей и узнать, твердо ли они уверовали, более же желая укрепить или просветить их в вере, сказал им: «До сих пор «молоком кормил вас, но отныне уже твердой пищей должно мне вас кормить и черствой пищей вас питать». Ныне же «покажите мне сперва делами вашими веру свою». Если крепко уверовали, то примите ныне знамение в подтверждение веры. И если кто из вас желает быть верующим и мудрым, большим, более всех, и хочет быть <лучшим> из всех и более всех любовь ко мне иметь, пусть разыщет и узнает, если где проведает о скрываемом кумире, — в своем ли дому или у ближнего соседа, или где в ином месте, тайно скрытом, — пусть, найдя, вынесет его на люди перед всеми и, усердствуя в вере, своими руками его сокрушит. И если кто это сделает, того я больше всех полюблю и похвалю, и одарю». Они же, услышав это, старались один вперед другого где-нибудь узнать и отыскать скрываемого кумира, чтобы кому-либо, опередив <других>, первым показать свое старание. И было удивительно видеть, что происходило тогда между ними: если бы кто <из них> и хотел, лицемеря в вере, свой кумир скрыть, то не мог, ибо сами за собой смотрели, ведь каждый соблюдал себя, чтобы прежде не обличил его другой. Но и сами промеж себя были изрядными доносчиками: знали ведь тайны друг друга, будучи друг другу соседями. И по этим причинам напоследок очистились их дома, и окончательно освободились от кумиров, и всецело пребывали в вере с женами и детьми.
Бяше же есть епископъ Стефанъ искусенъ сый книгам. Иже сею добродѣтелью украшенъ бѣ, дѣлом и словом мощенъ сый противитися идолослужителемъ и супротивъ глаголющая обличати. Но и умѣтельству книгъ доволенъ бѣ и все, елико мнѣти нужное и недовѣдомо лежащее въ Святом Писании, удобь сиа разрѣшити и протолковати добрѣ. Сии даръ имяше от Святаго Духа, яко чюдитися многим людем и дивитися о толицѣй Божии благодати, данѣй ему. Еже посреди и межу невѣрными единъ сий бысть в лѣта наша и нарочит сказатель, единъ дидаскалъ словес апостолескъ и пророческъ и еже добрѣ протолкуя рѣчи пророкъ и гаданиа. Единъ точию от многих поминается. И милостыню любляше подаяти, страннолюбие и нищекормие и гостем учреждение творити. Коль краты многажды лодьями жита привозя от Вологды в Пермь, и сиа вся истрошаше не на ино что еже на свой промыслъ — но точию на потребу странным и приходящим и прочим всѣм требующимъ. Да якоже древле Иосифъ въ Египтѣ бысть пшеницедатель и люди прекорми и препита я во дни гладу, такоже и се сь новый бысть житодавецъ, люди насытивый.[338] Но тот сдѣ и паче Иосифа Прекраснаго бысть. Иосиф бо людем точию единѣм житомѣриемъ кормитель бысть, и тоже не даромъ, но на цѣнах комуждо продаяше. Се сь же, добрѣ строительство стяжа, бес цѣны предааше и даром комуждо раздаваше. Яко пророкъ Исайа рече: «Иже не имат хлѣба, шедше, купите и ядите бес сребра и бес цѣны, — въскую цѣните хлѣбъ вашъ?»[339] Иосифъ же телеса едина точию препита, сии же не токмо телеса прекорми, но и душа их прекорми, — учением, глаголю, Божественых Писаний, сугубою пищею: телеса убо брашны еже от плод земных, душам же поучение, еже есть плод устенъ. И тако обояко кормивъ люди и препитавъ я въ глад. Глад же, глаголю, не токмо, еже не сущу житу, но еже и другий глад приспѣ, не менши перваго, — еже оттинудь не слышати слова Божиа. И тако бѣаше земля та в ты дни двѣма гладома одержима сущи, двоигубо же и питѣние обрѣте. «Не о хлѣбе бо, — рече, — единѣм живъ будет человѣкъ, но о всяком глаголѣ, исходящем из устъ Божиих».[340] И паки: «Дѣлайте, — рече, — не брашно гиблющее, но брашно, пребывающее в жизнь вѣчную».[341] Сего ради не точию бо бѣяше чювьствена трапеза видима предлагаема, но и духовная представляема: и поучение Божественое присно, и преже ядениа, и при ядении, и по ядении глаголашеся псаломъ, и по питьи — пѣснь. Много бо учреждение творяше велие многим странным и гостем, и пришелцем, приплавающим и отплавающим, и не дадяше им мимоходити просто тако, якоже прилучашеся, но всякому приходящему преже у него побывати и у него благословитися, и у него ясти же и пити, и у него приати увѣтъ и учение и учреждение и утѣшение, и у него приати молитву и, благословениа сподоблься, ти тако прочее отити на предлежащий путь, Богу наставляющу его на спасение многим душам.
Был епископ Стефан сведущ в книгах. Будучи украшен этой добродетелью, делом и словом мог он противостоять идолослужителям и обличать спорящих с ним. Был он и большим знатоком книг, и все, что кажется трудным и остается непонятным в Священном Писании, мог легко разъяснить и хорошо растолковать. Этот дар имел он от Святого Духа, так что изумлялись многие люди и удивлялись такой Божьей благодати, данной ему. Среди и между неверующих был он один в наши годы выдающийся толкователь, один дидаскал слов апостольских и пророческих и хорошо толковал речи пророков и предсказания. Только одного его из многих помнят. И милостыню любил подавать, устраивать угощение странникам, нищим и гостям. Сколько раз, привозя многократно ладьями зерно из Вологды в Пермь, все это расходовал не на что-то иное такое, что себе самому на пользу, — а лишь для надобностей странников и приходящих, и всех прочих нуждающихся. И как прежде Иосиф в Египте был пшеницедателем и людей прокормил, и насытил их в дни голода, так и этот, насытивший людей, был новым хлебодателем. Но он здесь и более Иосифа Прекрасного был. Ведь Иосиф кормил людей одним только зерном, и не даром еще, а за плату каждому продавал. Этот же, должным образом все устроив, без платы отдавал и каждому даром отдавал. Как пророк Исайя сказал: «Те, кто не имеет хлеба, пойдите купите и ешьте без серебра и без платы — почему продаете хлеб ваш?» Иосиф только тела одни насытил, этот же не только тела накормил, но и души их насытил — учением, говорю, Божественного Писания, двойной пищей: тела — едой из плодов земных, душам же <дал> учение, которое есть плод уст. И так двояко кормил людей и насытил их в голод. Голод же, говорю, не только когда нет хлеба, но когда и другой голод настает, не меньший первого — когда совсем не слышно слова Божия. И так была та земля в те дни двояким голодом охвачена, двойную и пищу получила. «Не хлебом ведь, — сказано, — единым жив будет человек, но всяким словом, исходящим из уст Божьих». И еще: «Готовьте не пищу тленную, а пищу, пребывающую в жизни вечной». Вот почему предлагалась не только видимая осязаемая трапеза, но и духовная предоставлялась: всегда Божественное поучение, и до еды, и во время еды, и после еды произносился псалом, и после питья — песнопение. Часто он устраивал большое угощение многим странникам и гостям, и пришельцам, приплывающим и отплывающим, и не давал им уйти просто так, как случалось, но всякий пришедший прежде у него бывал и у него благославлялся, и у него ел и пил, и от него принимал наставление и учение, и угощение, и поддержку, и от него принимал молитву, и, благословения удостоившись, с тем отправлялся в предстоящую дорогу, а Бог наставлял Стефана на спасение многим душам.
Егда же бысть близъ времени преставлениа его, яко мнѣти, за два месяца или за три или за боле, и созва люди новокрещеныя пермьскиа и, собравъ я вкупѣ, хотя им поучение сотворити обычное, паче же послѣднее поучение, и рече им, глаголя: «Братие, отцы и чада, мужи пермстии. Должни есмы „благодарити и благохвалити Бога Отца, Господа нашего Исус Христа, о вашей вѣре"[342] и вашего ради обращениа и крещениа. (...) И се нынѣ время ошествиа моего настоит ми уже. Да будет вамъ извѣстъно. Аще ли кто подумает, маловѣренъ сый, и паче же рещи — зловѣренъ сый, помыслит отити от свѣта во тму, въсхощетъ отступити от „Бога жива",[343] восхощет отврещися вѣры христианьскиа, и еже соградивъ, сию паки разаряет, — и противу сему что хощем рещи? Но токмо чистъ есмъ азъ от сего, и кромѣ сие мене да будет, и сам отвѣт въ Страшный День Судный да воздастъ о себѣ или безо всякого отвѣта да будет. Аз бо силу свою исполних и многа словеса божественая сказах и все, елико долженъ бѣх сотворити, и сотворих. И уже усталъ есмъ, уча их, не дая покоя челюстем моим. Утрудихся, вопиа. Измолче гортань мой (...)».
Когда же приблизилось время его преставления, кажется за два месяца или за три, или более, созвал он новокрещенных пермских людей и собрал их вместе, желая дать им обычное наставление, вернее же — последнее наставление, и обратился к ним, говоря: «Братья, отцы и дети, мужи пермские. Мы должны благодарить и благословлять Бога Отца, Господа нашего Иисуса Христа за нашу веру и за ваше обращение и крещение. <...> И вот сейчас настает уже время моего ухода. Пусть это будет вам известно. Если кто подумает, будучи маловерным, а лучше сказать — зловерным, задумает уйти из света в тьму, захочет отступить от «Бога живого», захочет отречься от веры христианской и то, что создано, вновь разрушит, — на это что можем сказать? Только то, что чист я от этого, и пусть это не на мне будет, и пусть сам он за себя даст ответ в Страшный День Судный или будет без всякого ответа. Ибо я силы свои исчерпал и множество божественных слов сказал и все, что должен был совершить, совершил. И устал уже, уча их, не давая покоя челюстям моим. Утомился, крича. Умолкла гортань моя <...>«.
Поучивъ люди и благословивъ и молитву сотворивъ, и изиде. Егда бо входяй первое в землю ту, начиная учити, молитву сотвори и паки, исходя, молитву сотвори: и начиная, и окончевая, и совершая все молитвою заключи и запечатлѣ. И тако изиде от земля Пермъскиа на Москву.[344] Егда же приде кончина лѣт житиа его, и время ошествиа его наста, и приспѣ година преставлениа его, прилучися ему в ты дни приѣхати на Москву, къ Кипреану митрополиту.[345] Бѣ бо ему любим зило, и любляше и велми. К нему же потщася долгъ путь гнати и многъ шествовати о нѣких дѣлесех священотаинных и о церковномъ управлении и о законоправилѣх и о прочих вопросех потребных, яже суть на спасение человѣком. И тогда приключися ему на Москвѣ, нѣколико дний поболѣвшу, и преставитися.[346] Подобаше бо тому, по апостолскому гласу, иже воздержаным трудом добрѣ потрудившуся и общаго естества долгъ отдати. Но преже преставлениа его на одрѣ болѣзни слежащу ему и болящу, братиам часто посѣщающим его — овѣм предстоящим окрестъ его, овѣм же предсѣдящим у него — но и сам князь великий прихожаше на посещение его,[347] и боляри мнози многажды навещахуть его, и сице же ему болящу ту.
Наставил людей и благословил, и молитву сотворил, и ушел. Ведь когда входил впервые в землю ту, начиная учить, молитву сотворил и, уходя, вновь молитву сотворил: и начиная, и окончивая, и совершая — все молитвой заключал и знаменовал. И так отправился из земли Пермской в Москву. Когда же пришел конец годам жизни его, и настало время его ухода, и приспел час преставления его, в те дни случилось ему приехать в Москву к митрополиту Киприану. Ибо был он ему люб, и тот очень любил его. К нему постарался долгий и большой путь проделать из-за неких дел священнотайных и церковного управления, и церковных правил, и прочих необходимых вопросов, существующих для спасения людей. И тогда привелось ему в Москве, поболев несколько дней, преставиться. Подобало ему, по апостольскому слову, хорошо потрудившемуся в труде воздержания, и общей природе долг отдать. Но перед преставлением его, когда он лежал на одре болезни и болел, посещали его братья — одни стояли вокруг него, другие же сидели перед ним, даже сам великий князь приходил посетить его, и многие бояре многократно его навещали, и так он здесь болел.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 225; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!