Художественная деталь как знак



По свидетельству А.С. Лазарева-Грузинского, в ту пору начинающего писателя, А.П. Чехов советовал ему: «Желая описать бедную девушку, не говорите: «по улице шла бедная девушка» и т.п., а намекните, что ватерпруф ее был потрепан или рыжеват, — и картина выиграет» 3.

У Пушкина в седьмой главе «Евгения Онегина» есть такие строки:

Был вечер. Небо меркло. Воды
Струились тихо. Жук жужжал.

Об этих строках В.Б. Шкловский писал: «... жук обозначает тишину, рассеянность, заменяет многое, но сам по себе не является темой, цельностью, характером.

Жук — это нарочно выделенный звук лета» 4.

Иначе говоря, жук — это знак тишины и лета, как порыжевший ватерпруф — знак бедности.

Знаки такого рода могут быть более или менее конвенциональными. Так, например, кашель как знак болезни или дрожащие руки как знак волнения персонажа давно стали штампами. Порыжевший ватерпруф — обновление традиционного знака бедности, каким является поношенная одежда. В противоположность им, жук у Пушкина — вполне оригинальный образ.

С семиотической точки зрения художественная деталь такого рода представляет собой знак-признак, внешнее проявление какого-то состояния, качества, процесса, хотя бы потенциально доступное наблюдению, — такое, что его можно изобразить на сцене или на экране. Это может быть физиологическая реакция, жест, предмет обстановки (например, «лимон весь высохший, ростом не более лесного ореха» или «графинчик... весь в пыли, как в фуфайке» в доме Плюшкина), одежда (например, халат того же Плюшкина), характерное слово или действие и т.п. Деталь может отсылать к неназванной сущности более или менее независимо от контекста и иметь одно и то же означаемое в разных контекстах, но чаще она получает или хотя бы уточняет свое значение только в рамках данного произведения (так, например, уже упомянутый халат Плюшкина осмысляется как знак крайней скупости в контексте соответствующей главы «Мертвых душ», тогда как вне его он мог бы быть воспринят как знак бедности). Говоря о художественной детали, полезно вспомнить то, что было сказано в § 18 о референциальном подтексте. Осмысление художественной детали и есть частный случай восприятия подтекста.

Повторяющаяся деталь (или однородные детали) создает лейтмотив, который может стать образом или символом основной художественной идеи произведения либо его части. Хрестоматийный пример этого — «Человек в футляре» А.П. Чехова. В начале рассказа мы читаем:

«Он был замечателен тем, что всегда, даже в очень хорошую погоду, выходил в калошах и с зонтиком и непременно в теплом пальто на вате. И зонтик у него был в чехле, и часы в чехле из серой замши и, когда вынимал перочинный нож, чтобы очинить карандаш, то нож у него был в чехольчике; и лицо, казалось, тоже было в чехле, так как он все время прятал его в поднятый воротник. Он носил темные очки, фуфайку, уши закладывал ватой и, когда садился на извозчика, то приказывал поднимать верх. Одним словом, у этого человека наблюдалось постоянное непреодолимое стремление окружить себя оболочкой, создать себе, так сказать, футляр, который уединил бы его, защитил бы от внешних влияний».

Несколько ниже:

«И мысль свою Беликов тоже старался запрятать в футляр. Для него были ясны только циркуляры и газетные статьи, в которых запрещалось что-нибудь. Когда в циркуляре запрещалось ученикам выходить на улицу после девяти часов вечера, или в какой-нибудь статье запрещалась плотская любовь, то это было для него ясно, определенно; запрещено — и баста. В разрешении же и позволении скрывался для него элемент всегда сомнительный, что-то недосказанное и смутное».

После этого мотив футляра неоднократно повторяется, а в конце рассказа, уже после смерти героя, возникает вновь в таком контексте:

«— А разве то, что мы живем в городе в духоте, в тесноте, пишем ненужные бумаги, играем в винт — разве это не футляр? А то, что мы проводим всю жизнь среди бездельников, сутяг, глупых, праздных женщин, говорим и слушаем разный вздор — разве это не футляр? ... Видеть и слышать, как лгут ... и тебя же называют дураком за то, что ты терпишь эту ложь; сносить обиды, унижения, не сметь открыто заявить, что ты на стороне честных, свободных людей, и самому лгать, улыбаться, и все это из-за куска хлеба, из-за теплого угла, из-за какого-нибудь чинишка, которому грош цена, — нет, больше жить так невозможно!»

Здесь вполне конкретная деталь поведения героя (точнее, серия однородных деталей) становится сначала символическим образом его характера и социальной сущности, а затем переосмысливается как символ существования служащей интеллигенции в эпоху безвременья. Метонимия превращается в развернутую метафору, смысл которой уже не сводим к абстрактному понятию типа «бедность», «скупость» или «патологическая боязнь открытых пространств».

Можно было бы привести множество примеров разнообразных литературных деталей, как чисто метонимических, имеющих локальное и легко формулируемое значение, так и более сложных, подобных только что разобранному случаю. Мы ограничимся разбором тех, что содержатся в приведенном выше (в § 63) отрывке из Мартен дю Гара, а затем, уже в отдельном параграфе, рассмотрим важнейшие детали рассказа «В полях».

В отрывке из «Семьи Тибо» таких явно значимых деталей пять:

1. Vers sept heures, la chienne se dressa en grondant. On avait sonné.

Несколькими строками выше сказано, что г-жа де Фонтанен провела ночь в кресле. Упоминание о реакции собаки на звонок, предшествующее прямой номинации факта (последняя дана к тому же в плюсквамперфекте), означает, что г-жа де Фонтанен сначала восприняла рычание собаки и лишь затем осознала, чем оно вызвано; из этого следует, что она спала.

2. Mme de Fontanin s'élança dans le vestibule; elle voulait ouvrir elle-même.

Эта деталь поведения матери свидетельствует о ее беспокойстве за сына — случай достаточно простой.

3. — C'est que, justement... mon fils n'est pas visible ce matin.

Содержание и стиль этой реплики говорят о замешательстве г-жи де Фонтанен и о ее сдержанности, нежелании посвящать постороннего человека в свои дела.

4. — Disparu? Sa main se crispa sur la mantille blanche dont elle avait voilé ses cheveux.

Жест явственно выражает эмоцию.

5. Elle avait baissé la tête; elle la releva presque aussitôt: D'autant plus qu'en ce moment mon mari est absent de Paris, ajouta-t-elle.

Пауза и жест, предшествующие упоминанию об отсутствующем муже, наводят на мысль, что здесь тоже кроется какая-то «болевая точка». Внимательный читатель сблизит эту фразу с другой, фигурирующей в предыдущей сцене: Mme de Fontanin avait l'expérience de ces mensonges-là; mais de Daniel, son Daniel, un mensonge, le premier! A quatorze ans, déjà?, которая, в свою очередь, была подготовлена в предыдущей главе отзывом г-на Тибо об отце Даниеля: Le père, en tout cas, est un sauteur... Итак, художественная деталь — это прежде всего средство выразить общее через частное, конкретное. «Эстетическая природа детали художественной заключает в себе естественное противоречие между частным положением ее в системе многочисленных элементов и компонентов произведения и устремлением сказать больше, чем она — как реалия — представляет, неявной претензией на обобщение, на целостный захват предмета, образа, идеи» 5.

Но, по существу, то же самое можно сказать о художественном образе вообще — специфика последнего, как мы видели (см. § 36), заключается в единстве общего и частного, отвлеченного и чувственно-наглядного, причем непосредственно данным, «означающим» является именно частное. Из этого следует, что художественная деталь и есть художественный образ, точнее, особая разновидность его, располагающаяся на ином, более низком уровне, чем такие элементы фабулы, как персонажи, события, ситуации. Так мы лишний раз убеждаемся, что принцип «общее в частном и через частное» пронизывает всю структуру художественного текста.


Дата добавления: 2022-07-16; просмотров: 33; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!