Международная коммунистическая партия» 20 страница
 |
Советская военная разведка в Китае (1922 г. — март 1927 г.).
партии Аньфу, имевшей прояпонскую ориентацию, и это была единственная причина их отказа от работы.
Среди китайцев редко попадались агенты-двойники. И тому было свое объяснение: для определенной категории китайцев все иностранцы считались врагами, и между ними не делалось никакой разницы, а совместные выступления ино- странцев против китайцев во время различных конфликтов окончательно убедили китайцев, что все иностранцы заодно. Поэтому, когда кто-либо из них вербовал китайца, уже рабо- тавшего на другую иностранную разведку, тот воспринимал это как ловушку и не соглашался работать, боясь потерять уже имевшийся заработок.
Мало было завербовать агента, нужно было еще таким образом организовать с ним связь, чтобы своевременно получать от него информацию. Бывали случаи, когда агент, своевременно узнав о назревавшем событии, не мог передать в разведывательный орган эти данные из-за отсутствия связи. В результате Пекин получил донесение вместе с газетными сведениями.
Как признавал сам Рыбаков, подобная неорганизованность связи являлась существенным недостатком имевшейся сети. Существовали всевозможные способы доставки информации: особым кодом по телеграфу (заранее обусловленными слова- ми), «письменным порядком» — «нарочным» также через код или тайнописью, живой связью через агентов-почтальонов до заранее намеченных «сборных пунктов донесений» и т. п.
|
|
|
Крайне медленная и нерегулярная связь посредством дипкурьеров между Пекином и в особенности Ханькоу и Кан- тоном (даже при наличии телеграфного шифра) чрезвычайно затрудняла работу.
Пекинская резидентура широко практиковала исполь- зование тайнописи. Почта, как утверждал Рыбаков, работала хорошо и регулярно, обеспечивая дешевую, безотказную и своевременную связь. Предпринимались следующие меры предосторожности: в донесении (между строк — на газете, прейскуранте и т. п.) помещался только информационный материал. Письма и газеты направлялись на условные, «креп- кие» адреса. В связи с этим приобретал особое значение со- став тайнописи — особенно для китайской бумаги в летнее
Глава 1
время — все тайное проявлялось порою в пути и становилось явным, что грозило провалом.
И все же почтовая связь могла действовать только на территориях провинций, не затронутых войной, и не могла рекомендоваться как универсальное средство.
Нередко резиденты-китайцы встречались со своими агентами в общественных и увеселительных местах, где каж- дый вечер собиралось большое количество народа и стоял такой шум, что самый опытный сыщик не смог бы уследить за тем, за кем вел слежку. Существовало, правда, одно «но» — сам разведчик уже не мог контролировать обстановку вокруг себя.
|
|
|
На китайских базарах легко можно было даже европейцу получать от китайца сведения и давать ему задания. Китайские базары обычно кишели местными мелкими «компрадорами», которые по два-три человека увязывались за европейцем в ка- честве посредников при совершении покупок. Под видом по- средника агент мог свободно говорить с европейцем сколько угодно, не вызывая подозрений.
Самым безопасным считался способ перевозки донесе- ний и документов между провинциями, когда агент-связник доставлял документы не сам, а сопровождавшая его женщина- китаянка. Женщинами в Китае полиция мало интересовалась и никогда их не обыскивала. При этом европеизированные китаянки для этой цели не годились. Для перемещения до- несений и документов через опасные участки использовали
«старозаветных» китаянок — с забинтованными ногами и с китайской прической. Особо секретные документы с гаранти- ей можно было провезти, если спрятать их под бинтами. Даже при обыске китаянки, если он все-таки происходил, никто не требовал у нее разбинтовать ноги.
|
|
|
Связь между Китаем и Советским Союзом в отдельных случаях осуществлялась через китайцев-контрабандистов. Контрабандист за самую незначительную оплату проходил через китайские посты без всякого обыска в любом месте границы в одну и другую сторону.
В 1927 г. харбинская резидентура переправила через кон- трабандиста большой сверток чертежей и планов секретных сооружений на «толстой» бумаге, обмотав все это для види-
| |
Советская военная разведка в Китае (1922 г. — март 1927 г.).
мости соломкой для дамских летних шляпок, так как это был сезонный контрабандный товар.
Работа разведчиков в Китае (и не только) только тогда могла дать положительные результаты, когда им удавалось оставаться объективными, что в китайской обстановке было затруднительно. Все работники в Китае придерживались, как правило, какой-то определенной точки зрения на развитие китайских событий, и из всей массы имевшихся данных на- чинали подбирать лишь те, которые подтверждали их взгляды, все же остальные сведения рассматривались как негодные, недостоверные и отбраковывались. Как говорится, «легко верится в то, чего хочется», но нельзя. Разведчик должен быть фотографом, а не политиком и передавать все то, что узнает, а не то, что ему подходит для подтверждения собственных суждений.
|
|
|
Малоэффективность деятельности военной разведки (и не только военной) была зафиксирована в докладе уже упоми- навшейся комиссии А. С. Бубнова, направленном в Политбюро ЦК ВКП(б) от 17 мая 1926 г. Лишь освещение Маньчжурии и Монголии Разведупром и ИНО ГПУ было признано удовлетво- рительным. Весь остальной Китай и боровшиеся там группи- ровки, по оценке комиссии, освещались крайне неудовлетво- рительно. Это приводило к тому, что политика полпредства и в целом военно-политическая работа базировались зачастую на отрывочных, случайных и непроверенных сведениях. Кроме того, в выводах отмечалось, что сама обработка материалов, изучение страны были организованы в Пекине неудовлет- ворительно: «Разведупр тратит массу энергии на изучение общей экономики, ИНО не обрабатывает вообще материалов, а полпредовская информация освещает текущие события с опозданием на 1,5–2 месяца (полпредовские бюллетени)».
Для улучшения информационной работы предлагалось следующее: «а) Разведработу (Разведупр, ИНО ГПУ) построить таким образом, чтобы Северный Китай (Маньчжурия, Монго- лия) освещались под углом интересов обороны СССР, а весь собственный Китай — с точки зрения потребностей нашей ак- тивной политики в Китае и изучения борющихся в нем сил».
При полпредстве предлагалось создать специальное бюро, которое изучало бы и освещало политико-экономическую
Глава 1
жизнь Китая, а военному ведомству и ГПУ рекомендовалось договориться о большей согласованности работы и устране- нии параллелизма.
В целом это были далеко не бесспорные и субъективные предложения людей «со стороны».
Работа Пекинского военного центра была признана комиссией неудовлетворительной. В частности, отмечалось следующее: «Довольно слабо разбираясь в общей обстановке Китая и взаимоотношениях народных (национальных. — Авт.) армий между собой и внутри каждой из них, он (центр. — Авт.) не сумел наладить правильной работы групп инструкторов и поставить им реальные задачи. Работа групп большей частью шла «самотеком» и наугад.
В 1-й Народной армии была переоценена практическая возможность внедрения в нее через работу военных инструк- торов, во 2-й Народной армии взят был курс на единую армию, какой фактически никогда не существовало и что направило нашу работу по ложному пути».
Совершенно справедливые замечания.
Комиссия Бубнова нашла и объяснение столь неудовлет- ворительной работе Пекинского центра: «Отсутствие ясно сформулированных обязанностей, ответственности и раз- граничения функций с полпредом весьма сильно отражалось на организационной стороне работы и в значительной мере тормозило ее».
Выводы комиссии Бубнова во многом отражали личную позицию члена комиссии Л. М. Карахана, который, справед- ливо критикуя деятельность Пекинского военного центра, почему-то запамятовал, что инициатором сотрудничества с
«народными» армиями выступал он сам — чрезвычайный и полномочный представитель СССР в Китае.
19 мая 1926 г. из Пекина был отправлен в Москву доку- мент — «Дополнение к «Соображениям о разведке», подготов- ленный, судя по всему, все той же комиссией Бубнова. В нем, в частности, предлагалось иметь на периферии объединенный разведывательный и контрразведывательный орган. Это, по мнению авторов, должно было помочь избежать распыления сумм, ассигнованных на разведку разными разведорганами, уменьшить затраты «…на гласный (обслуживающий) аппарат,
| |
Советская военная разведка в Китае (1922 г. — март 1927 г.).
дабы максимум сумм бросить на секретный (агентурный) аппарат».
«Мы слишком бедны людьми и деньгами, чтобы позволить себе иметь двойное число резидентур на периферии», — утверждалось в документе. И далее указывалось, что необходи- мо сделать «…при разрешении этого вопроса в положительном смысле»:
«1) Персональная договоренность между военными и ОГПУ разведорганами в Пекине о назначении резидентов и помощников.
2) Удачная организация резидентуры: при резиденте во- енном товарище помощник должен быть чекист и обратно.
3) Оперативная подчиненность по отрасли работы (Пе- кинскому развед[ывательному] центру).
4) Административное и финансовое подчинение по при- надлежности к соответствующему ведомству …
5)Оператив[ные] и тех[нические] расходы также распреде- ляются между военной и чекистской разведкой. Опер[ативные] расходы, оплата агентов определяется отраслю (отраслью. — Авт.); технические расходы приблизительно пополам».
Когда речь шла об «отрасли», имелось в виду, что материа- лы, относившиеся к политической, экономической областям и деятельности белой эмиграции, а также «услуги агентов», до- бывавших эти материалы, должны оплачиваться ИНО ОГПУ, а материалы, относившиееся к военной и военно-политическим сферам, включая содержание агентов, — IV-м управлением.
Эти предложения отражали все еще продолжавшееся обсуждение среди руководства разведки (военной и полити- ческой) и вышестоящих инстанций проблемы объединения военной и политической разведок, к чему подталкивало существование ряда объединенных резидентур в Западной Европе. Опыт создания подобных резидентур в Китае оказался отрицательным.
Возможно, следствием докладов комиссии Бубнова явился отзыв Рыбакова из Пекина. «Центральный пекинский резидент» уехал 25 сентября 1926 г., не дождавшись замены — А. И. Огинского («Островский», «Александр»), который прибыл в Пекин 8 ноября 1926 г. А в течение нескольких месяцев меж- властья центральной резидентурой руководил «Лубе» — Иван
Глава 1
Васильевич Лебедев139. Это был, безусловно, незаурядный человек и способный агентурный работник.
В июне 1926 г. полпред Л. М. Карахан направил письмо на имя заместителя председателя РВС СССР И. С. Уншлихта (псевдоним в переписке — «Яворский»), в котором развивал идеи, высказанные комиссией Бубнова, членом которой он сам являлся.
«Практика нашей военной работы в Китае все более убеж- дает нас в необходимости пересмотреть существующую орга- низацию этой работы, — отмечал Карахан. — Явным, весьма вредным недостатком является отсутствие организационной увязки работы по линии инструкторства (советничества) и во- енной разведки. Между тем практика показала нам, чтот весь- ма ценные разведывательные данные, при условии сносной связи, дает именно работа по линии инструкторства, с другой стороны, эта последняя нуждается в постоянной системати- ческой ориентировке относительно военно-политической обстановки, т. е. в обслуживании имеющимися разведыватель- ными данными. Существующая организация, когда названные выше линии работы искусственно разделены, и здесь, в Китае, не имеют общего центра (подчеркнуто Караханом. — Авт.), мешает достигнуть наиболее полных результатов по обеим линиям работы».
«Вопрос этот поднимался уже несколько раз, — подчер- кивал полпред. — Между прочим, по нему имела суждение и комиссия Ивановского (Бубнова. — Авт.), которая высказалась за возложение на военного атташе и обязанностей резиден- та Разведупра. Такое решение вопроса всецело гарантирует как исполнение заданий Москвы по разведке в Китае, так и обслуживание наших инструкторских групп. Гарантирует нас [и] от мешающих работе недоразумений, как это было на днях вкантонской группе (подчеркнуто Караханом. — Авт.), где резидент Р. У. доказывал Галину (Блюхеру. — Авт.) свою самостоятельсность. В группе имеются специальные лица, ведущие разведывательную работу, имеющие возможность отчасти вести эту работу через кит[айские] органы. — А тут приезжает резидент Р. У. и требует передачи разведки себе, заявляя о своей независимости от начгруппы. Получается нелепость».
| |
Советская военная разведка в Китае (1922 г. — март 1927 г.).
Подобная «нелепость» между Блюхером и резидентом повторилась еще раз в конце 1926 г. (по крайне мере об этом стало известно).
«Существующая организация представляет неудобство и другого свойства. Учет и изучение обстановки производится в одном аппарате, а докладчиком мне по военным вопросам яв- ляется военный атташе. Такой порядок не может не отражаться на полноте его докладов», — обращал внимание Уншлихта на недостатки сложившейся практики организации работы во- енного атташе Карахан. «Руководствуясь интересами дела и це- лесообразностью (объединение указанных выше двух линий военной работы дает также некоторую экономию средств)», полпред в Китае просил «…срочно вашего решения о возложе- нии на военного атташе исполнения обязанностей резидента Р. У.». При этом Карахан указал, что «…однажды вопрос этот уже был решен в пользу подчинения разведывательных органов в Китае военному атташе — телеграммой от 17.IX.1925 г. Берзин сообщил военному атташе, что он согласен подчинить ему все разведывательные группы Китая».
Кому адресовал телеграмму Я. К. Берзин? И как долго действовало его распоряжение? С 22 октября 1925 г. военным атташе в Пекине был назначен А. И. Егоров, сменивший на этом посту Н. М. Воронина. Что же касается самого Егорова, то именно он высказывался за возложение на военного ат- таше, «руководителя всей военной работы», и обязанностей резидента Разведупра.
Аргументируя свою мысль об объединении усилий раз- ведок разных ведомств, Карахан писал: «Можно предвидеть еще одно соображение при решении поставленного мною вопроса — знает ли исполняющий в данное время обязанность В. А. (А. Я. Лапин. — Авт.) дело разведки? Судя по тому, что он в свое время был начальником разведывательного отдела армии и… наверное, знает и с делом справится, имея специального помощника по разведке».
Нельзя не согласиться с целесообразностью и оправдан- ностью высказываемых Л. М. Караханом предложений о возложении на военного атташе обязанностей резидента Разведуправления, имея в виду, что военный атташе осущест- влял бы общее руководство, а разведывательную деятельность
Глава 1
организовывал бы и направлял специальный помощник —
«центральный» резидент. Подобная вертикаль позволила бы
«встряхнуть» начальников групп инструкторов (советников), а через них и самих инструкторов, и побудить их работать в интересах разведки (ставить им разведывательные задачи и требовать их исполнения), а также впредь исключить колли- зии между резидентами и начальниками групп инструкто- ров. Подобные новации, с оговорками, способствовали бы улучшению работы по добыванию военно-политической информации по широкому кругу проблем. Так, наряду с поло- жительными моментами существовала опасность, связанная с субъективными моментами и в первую очередь с личнос- тью самого военного атташе, — подобная централизация руководства могла привести к ступору разведывательной деятельности.
Сам же Карахан, выступая с подобными предложениями, видел в лице военного атташе — прямого и непосредственного докладчика и военного консультанта при полпреде по вопро- сам военно-политического порядка. Военный атташе, по его оценке, должен был быть в состоянии всегда дать исчерпываю- щий ответ на тот или иной вопрос военного порядка, возни- кавший при общей политической оценке обстановки, а также неизбежный при принятии тех или иных решений, опираясь на разведывательные сведения. Карахан считал, что военная и политическая стороны в работе военного атташе неразрывно связаны — помимо руководства и контроля над деятельностью групп инструкторов (советников) предусматривалось ис- пользование этих инструкторов как «фактора политического влияния». Эту мысль он неоднократно высказывал и продвигал. Отсюда, по мнению Карахана, исключалась какая-либо само- стоятельность и отвлеченность военных атташе.
И тот факт, что за период с июня 1924 г. по сентябрь 1926 г. (с момента появления первого военного атташе в Китае и до отъезда Л. М. Карахана в Москву) в Китае сменились четыре военных атташе — А. И. Геккер, Н. М. Воронин, А. И. Егоров, А. Я. Лапин (пятый, Р. М. Лонгва, заехал в Пекин сентябре 1926 г.), свидетельствует о том, что советского полпреда боль- ше всего волновало подчинение ему военных атташе, чем все остальное, о чем он так разумно рассуждал.
| |
Советская военная разведка в Китае (1922 г. — март 1927 г.).
1.7. «Я на таком острове, откуда очень трудно видеть бушующий океан».
(Р. Лонгва — Центру)
В сентябре 1926 г. в Пекин в качестве военного атташе при- был Роман Войцехович Лонгва. Он был последним военным атташе в Китае (по апрель 1927 г.). Ему было вменено в обязан- ность общее руководство центральной пекинской резиденту- рой. И с самого начала у Лебедева с Лонгва начались трения
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 53; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!