Международная коммунистическая партия» 16 страница
Именно выпускники Восточного отдела Военной ака- демии РККА 1924 г. оказались под угрозой провала, еще не успев выехать за пределы страны. В феврале 1925 г. Берзин получил письмо от резидента Разведупра в Харбине сле- дующего содержания: «Из Шанхая в свое время прибыл сюда иллюстрированный журнал «Огонек», где сфотографирован последний выпуск Военной академии и Восточного отдела. Прекрасный снимок. Особенно, как назло, хорошо вышли восточники. Тов. Муклевичу не мешало бы охладить пыл и страсть к фотографированию окончивших Восточный отдел. На опыте приходится убеждаться, что этим мы очень помогаем противнику расшифровывать приезжающих сюда на работу наших товарищей».
Глава 1
Речь шла о фотографии, помещенной в «Огоньке» (№ 34) за 17 августа 1924 г. под заголовком «Четвертый выпуск крас- ных генштабистов». Под фотографией имелся еще и не совсем складный пояснительный текст: «Торжественный выпуск окон- чивших Военную академию Рабоче-крестьянской Красной армии. Это уже четвертый выпуск обучающихся в академии. Окончившие займут ответственные командные должности в Красной армии». Издававшийся с апреля 1923 г., журнал быстро завоевал популярность, его выписывали и читали в разных странах.
Берзин сразу же оценил, какую опасность таили в себе подобные публикации. 10 февраля 1925 г. он направил доклад- ную И. С. Уншлихту, члену РВС, курировавшему деятельность советской военной разведки. Сообщая Уншлихту выписку из письма харбинского резидента, Берзин просил дать указание руководству Военной академии воздержаться впредь от по- мещения фотографий выпускников, особенно Восточного отдела, в открытых изданиях.
|
|
|
Уже 14 февраля комиссару Военной академии РККА Р. А. Муклевичу было направлено письмо, подписанное Ун- шлихтом, с запрещением помещать в газетах и журналах снимки выпускников Военной академии и в первую очередь Восточного отдела. Для сведения Муклевича сообщалось:
«Часть слушателей Восточного отдела попадет на нелегальную и конспиративную работу в страны Востока, ввиду чего неиз- бежны случаи расшифрования неофициальных зарубежных работников». Непоправимый вред для оперативной работы представляла и изначальная «засветка» сотрудников военной разведки на «крышевых» должностях, облегчая деятельность специальных служб противника по выявлению агентуры со- ветских разведчиков среди местных граждан и иностранцев в стране пребывания.
29 декабря 1925 г. в Харбин поступила телеграмма Берзина, адресованная Зейботу, Геккеру, Салныню. В телеграмме сооб- щалось, что в Китай направляются В. С. Рахманин131 и Аниси- мов. «Первый — хороший работник, партиец, второй — весьма опытный разведчик из белых». Берзин обещал еще «подбро- сить» людей, однако это во многом зависело от материальной помощи дороги. Показательно, что руководитель военной раз-
|
|
|
 |
Советская военная разведка в Китае (1922 г. — март 1927 г.).
ведки помимо «Грандта» — Зейбота и Геккера, которому так и не дали псевдоним, обращался к «Гришке» — Кристапу Салны- ню132, работавшему «по активке» — организации партизанских отрядов, подготовке и организации диверсионных актов.
Вот как описывает деятельность Салныня в Китае Я. К. Бер- зин в своих показаниях на допросе от 4 марта 1938 г.: «В 1925– 27 гг. Салнынь находился в командировке в Китае, куда был командирован для помощи в подготовке ККП (Китайская ком- мунистическая партия. — Авт.) партизанских и диверсионных кадров. Позже в 1928–1929 гг. работал на Дальнем Востоке и Северной Маньчжурии по созданию диверсионных групп. При Салныне, кажется в 1928 году, был провал Л. Я. Бурлакова с двумя чемоданами подрывных средств. Во время конфликта в 1929 году Салнынь работал в РО ОКДВА по организации диверсионных и партизанских отрядов».
Вместе с Салнынем «по активке» работал Иван Цолович Винаров («Ванко»)133. В своей автобиографии он оставил сле- дующее свидетельство о пребывании в Китае в эти годы: «В ян- варе 1926 г. я был вновь командирован в Китай, где проработал на спецработе три года. Большую часть времени в Северном Китае — в Харбине. Главная работа была сосредоточена на подготовке к конфликту как с китайцами, так и с японцами. Она заключалась в подготовке боевых групп и устройстве тайников, где мы хранили оружие и взрывматериалы. Во вре- мя конфликта на КВЖД все это было использовано, т. е. люди, оружие и взрывматериалы. Вели также большую работу по использованию китайских партизан «хунхузов» (буквально
|
|
|
«рыжебородые». — Авт.) против реакционно настроенных
китайских генералов». Далеко не все воспринимали хунхузов как партизан, а относились к ним в отличие от Винарова как к заурядным разбойникам и бандитам.
В 1926 г. Винаров, равно как и Салнынь, некоторое время был прикреплен в качестве советника по разведке и организа- ции диверсионных актов к 1-й национальной армии, первым командующим которой был Фэн Юйсян.
Однако основной задачей, которая возлагалась на него с Салнынем, были поставки и продажа оружия. В первую оче- редь — воевавшим друг с другом генералам и уже упоминав- шимся хунхузам.
|
|
|
Глава 1
Оружие, которое продавали Салнынь и Винаров, чаще всего было трофейное (английское, французское, чехосло- вацкое), доставшееся от взятых в плен солдат армий Колчака и от изгнанных войск интервентов. «Оно было не новое, но вполне сохранившееся, смазанное и с запасом боеприпасов к нему. Гриша лично подбирал его на военных складах в Ха- баровске и Владивостоке», — писал в своих воспоминаниях Иван Винаров.
«Мирные» грузы для Китая закупались и в Берлине, Вене, Праге и Белграде. Но поступали в Китай они всегда после переупаковки в Хабаровске или Владивостоке.
С целью приобретения оружия для последующей продажи Салнынь и Винаров время от времени ездилив Европу, чтобы на месте оформить очередной заказ или же продать там эк- зотические китайские товары: фарфоровые вазы, статуэтки и сервизы, изделия из лака и слоновой кости, искусную китай- скую резьбу по дереву, гобелены, изящные бамбуковые зонти- ки, веера, всевозможные изделия народных умельцев. Все эти операции осуществлялись под прикрытием торговой фирмы. Связной группы была жена Винарова Г. П. Лебедева, которая работала шифровальщицей в советских представительствах в Пекине и Харбине.
Существовавшая конкуренция на рынке оружия в Китае, о чем уже упоминалось, преследование данного вида деятель- ности китайскими властями делали эти деликатные операции весьма опасными. Подтверждением тому является предосте- режение, направленное Центром «Гришке» в Харбин в июле 1925 г. В частности, обращалось внимание Салныня, что товар
«известной» марки провален, в этой связи следовало немед- ленно прекратить его реализацию, чтобы избежать мирового скандала.
17 сентября 1925 г. на станции Пограничная (на китайской стороне) был арестован с поличным (с двумя чемоданами подрывных средств) «Аркадий» — Л. Я. Бурлаков134, имевший задание взорвать Мукденский военный арсенал. Этот случай, о котором упоминал в своих показаниях Я. К. Берзин, заслужива- ет дополнительных комментариев, так как, ко всему прочему, косвенно характеризует и диверсионную деятельность самого Салныня, и повествует о людях, которые ею занимались.
| |
Советская военная разведка в Китае (1922 г. — март 1927 г.).
Первоначально предполагалось, что взрывчатка и «под- рывные машинки» будут переброшены только до советской станции Гродеково, до дальнейшей проработки вопроса. Од- нако из Пекина поступила директива «ускорить дело». Именно поэтому пришлось отбросить многие конспиративные детали, необходимые для нелегального провоза взрывчатки, и пойти
«на авось», что и привело к полному провалу операции.
19 сентября 1925 г. Берзин в связи с полученной теле- граммой об аресте Бурлакова предписывал «Рябинину» (Ры- бакову) принять вместе с «Гришкой» (К. Салнынем) все меры для ликвидации последствий, «не стесняясь средствами». 11 ноября 1925 г. на имя Берзина из Харбина была отправлена телеграмма, сообщавшая, что дело «Аркашки» (Л. Я. Бурла- кова) передано Мукденскому окружному суду и что по всем линиям приняты меры, чтобы установить связь и освободить
«Аркашку».
При допросах Бурлаков подвергался страшным пыткам, но ни в чем не признался. Более того, желая «замести» следы и не позволить раскрыть свою причастность к советским спец- органам, Бурлаков выдавал себя за члена белобандитской ор- ганизации, которая на территории СССР в районе Забайкалья планировала подрыв полотна железной дороги. Он утверждал, что взрывчатка предназначалась именно для этой цели и пере- возилась через Китай по КВЖД транзитом.
По суду Бурлаков получил восемь с половиной лет катор- ги при мукденской тюрьме. Чтобы довести свою версию о принадлежности к белым до логического конца, в 1928 г. он подал через китайские власти в адрес генконсульства СССР в Мукдене просьбу на имя ВЦИК о помиловании и принятии в подданство СССР.
Уже после освобождения Бурлаков подготовил доклад об обстоятельствах дела, в котором достаточно подробно оста- новился на своем пребывании в тюрьме. Это небезынтересно с познавательной точки зрения: здесь и психология китайских полицейских и смотрителей тюрем, и подробности тюрем- ного быта (а через тюрьмы проходили и китайская агентура, и советские граждане — сотрудники IV управления и Комин- терна, а также служащие КВЖД); здесь, наконец, описание мытарств самого героя.
Глава 1
До эпатирования в Мукден Бурлаков провел две недели в харбинской тюрьме, где получил «с воли» заделанную в пуговицу «цидульку», сослужившую ему большую службу, так как позволила ему выработать линию поведения на допросах. Поэтому ему удалось уточнить свои первоначальные показа- ния, «назвавшись мстящим большевикам за убийство отца».
Из Харбина Бурлаков был переведен в мукденскую ка- торжную тюрьму. Говоря о пенитенциарной системе Китая, Бурлаков дает ценные советы и рекомендации соратникам. Прежде всего, «идя на рисковое дело», каждый товарищ дол- жен был иметь лишнюю сотню в кармане. Деньги — это был в Китае такой документ, с которым можно было обойти много препятствий, только не нужно было бояться давать взятки. Будь то простой полицейский или начальник полиции — разница заключалась лишь в том, что от первого можно было отделать- ся десяткой, а от второго — сотней. Допросы китайцы вели бессистемно и руководствовались чаще всего только фактами и вещественными доказательствами, обнаруженными в ходе ареста, и если арестованный аргументированно мог объяснить происхождение найденных при нем предметов или вещей, привлекая свидетелей, то это могло оказать положительное воздействие. Отсюда не следовало пренебрегать никакими знакомствами, которые могли пригодиться, а лучше всего было обзаводиться солидными знакомствами. Необходимо было вести себя на допросах тихо, так как китайцы любили смирных, не нужно было противоречить в мелочах, зато нужно было быть настойчивым в фактах. Китайцы мстительны, но достаточно было похвалить их, и месть могла перейти в доб- рожелательство. Пытки при допросах китайцы применяли по букве закона, а не по необходимости, и избежать пытки можно было только подкупом или расположением к себе.
В мукденской тюрьме Бурлаков просидел четыре года и шесть месяцев. Около года его продержали в одиночке, а по- следовавшие за этим восемь месяцев — в кандалах.
Кормили в тюрьме скверно. Русские получали по 1,5 фунта хлеба, 6–8 золотников мяса (золотник — 1/96 фунта, в совре- менном исчислении 4,26 г. — Авт.) и несколько картофелин. Причем мясо выдавалось сырым, и готовили его или сами, или чаще всего сокамерники-китайцы.
| |
Советская военная разведка в Китае (1922 г. — март 1927 г.).
Благодаря систематической помощи, поступавшей извне до советско-китайского конфликта на КВЖД в 1929 г., в от- ношении питания «жили сносно».
В китайской тюрьме, располагая деньгами, можно было выжить. Но если не было денег и связей на воле — это означало верную смерть, так как на тюремный паек в условиях анти- санитарии прожить было невозможно.
Из двух тысяч китайских заключенных в мукденской тюрьме ежедневно умирали от трех до пяти человек. Меди- цинской помощи почти не оказывалось, если не принимать в расчет китайского «доктора», который лечил «пилюлями на простой глине».
Никакой дисциплины в тюрьме не было. Все порядки строились на купле и продаже. Начальник и администрация тюрьмы являлись монополистами «внешней» торговли, а стар- шины камер и коридоров — арестанты-долгосрочники — вы- ступали монополистами «внутренней» торговли. Продавалось и покупалось все. Старшие корпусов торговали кандалами, камерами и т. д.
В тюрьме Бурлаков, чтобы выжить, прежде всего детально изучил часовой механизм. Ремонт часов был вызван не только любопытством, но и практической необходимостью, так как часовое мастерство поставило Бурлакова в привилегирован- ное положение, т. е. заменило деньги, за которые в тюрьме покупался статус.
Материальная помощь с воли была вполне достаточна, но моральная или отсутствовала вообще, или принимала формы недопустимого бюрократизма и бесчеловечности (передачи поступали через сотрудников генконсульства СССР в Мукдене).
Наметок к побегам было много — вырабатывали раз- личные варианты, но, когда дело доходило до практического применения, все планы коверкались, и от них «оставались рожки да ножки».
Один из вариантов был таков. С внешней стороны тюрьмы через стену должна была быть переброшена веревка. Бурлаков с товарищами, со своей стороны, должны были подготовить выход из камеры во двор, выбив косяк окна. Эта часть работы была проведена блестяще. Каково же было их удивление, когда
Глава 1
за два дня до побега «с воли» была передана веревка с кошкой и сообщением, что и стену следовало преодолевать самим. К побегу готовились трое русских заключенных. Однако один из них отказался, поэтому двое оставшихся попросили у орга- низаторов побега неделю отсрочки, «так как уход из камеры двоих, оставляя третьего, был бы нетоварищеским поступком». Не говоря о том, что оставшийся понес бы наказание за побег сокамерников. Организаторы побега на это не пошли, и снова начали разрабатываться новые планы...
Посещения в тюрьме на Бурлакова не распространялись, так как он, согласуясь со своими показаниями, старался дер- жать себя как белогвардеец. И ему это удалось, потому что си- девшие здесь белые эмигранты относились к нему с доверием. За четыре года через тюрьму прошло немало русских, среди них было и несколько совграждан: Апрелев, служащий Даль- банка, «…Батраков, пекинский работник разведки, хороший парень, но невоздержанный». Попал в тюрьму, по словам Бурла- кова, и некий Черемник, «эмигрант-поручик, агент Батракова, большая дрянь». Тюрьма не сломила советского разведчика.
Бурлаков вышел на свободу 14 апреля 1930 г. в обмен на пять китайских офицеров, взятых в плен во время вооружен- ного конфликта на КВЖД.
В первой половине 1926 г. в Харбине появился И. Г. Чусов135, окончивший, как и В. Т. Сухоруков, Восточное отделение Во- енной академии РККА в 1924 г. Он прибыл не из Москвы, а из Читы, где работал начальником разведотдела Сибирского военного округа. Пристроен он был примерно так же, как и его сокурсник.
С 1 марта по 1 сентября 1926 г. в поездке по Маньчжу- рии находился выдающийся русский, советский востоковед Д. М. Позднеев136, автор трехтомного труда «Материалы по истории Северной Японии и ее отношений к материку Азии и России». С 1923 г. Позднеев преподавал в Военной академии РККА; видимо, это и способствовало тому, что он был направ- лен в командировку по линии Разведупра якобы с целью сбора материалов для издания книги по Маньчжурии.
14 июля 1926 г. он направил доклад помощнику начальни- ка Разведывательного управления Штаба РККА А. М. Никонову, в котором были сделаны в том числе следующие очень важные
| |
Советская военная разведка в Китае (1922 г. — март 1927 г.).
и серьезные выводы: «Япония, несомненно, готовится к войне и готовит свой маньчжурский тыл к этому событию»; «Война эта, вероятнее всего, будет с СССР»; «Как показывают сроки программ военной подготовки Японии, она задается целью окончить последнюю к 1930 г., после чего можно ожидать начала военных действий».
Д. М. Позднеев обращал внимание руководства разведки на развернутую японцами в Маньчжурии работу по изучению СССР, что еще раз подтверждало его выводы об агрессивных планах Японии. В частности, в составе правления Южно- Маньчжурской железной дороги имелся исследовательский отдел с русским отделением, в который привлекались все японцы, знавшие более или менее русский язык. От служащих и переводчиков русского отделения Позднееву удалось выяс- нить, что «…задумана огромная спешная работа по изучению экономического положения СССР в 180 томах, спланирован- ная профессорами-экономистами в Токио».
Пребывание Позднеева в Харбине позволило ему конста- тировать следующее: «Подкупы и взяточничество царствуют повсюду: в полиции, в суде, в школах и в администрации». В этом отношении новый республиканский режим ничего нового Маньчжурии не дал.
Второе впечатление востоковеда сводилось к тому, что сле- довало «…забыть о прежнем Китае и китайцах, которые были простаками, наивными полудикарями, с которыми можно было делать дела попросту». Китайцы, с которыми столкнулся Позднеев, переродились, усвоили от японцев систему сыска, слежки, подозрительности и довели ее до такой же степени совершенства, что и их учителя. И это нужно было разъяснять всем едущим на работу в Китай. Если раньше, отмечал Поздне- ев, можно было разговаривать с китайцами обо всем, оставлять в номере гостиницы бумаги, письма в полной уверенности, что в них никто не заглянет, то теперь это кануло в прошлое. За каждым европейцем велась такая же слежка, как и в Японии.
Позиции Японии в Маньчжурии очень сильны, подчер- кивал ученый-востоковед. «Она захватила в свои руки всю администрацию, все важнейшие учреждения и общественные, и частные. Мукден, конечно, весь в руках японцев: об этом речь будет после его осмотра, но и Чжан Цзолинь, и начальник
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 111; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!