С.А. и Л.Н. Толстые в Ясной Поляне. 90 страница
Толстой ставил Прево в один ряд с Э. Золя. А.А. Берс вспоминал: «В Ясной Поляне побывал и Бурже. Мне рассказывали, что в беседе с ним Толстой высказал своё неодобрение по поводу скабрёзной распущенности Золя, Прево и других авторов. Вот его слова, сказанные Бурже: II у a des choses dont on ne parle pas <Есть вещи, о которых не говорят. - фр.>» (Берс А. Отрывки воспоминаний о Л.Н. Толстом // Толстой и о Толстом: новые материалы. М., 1925. Сб. 2. С. 127).
Однако, согласно свидетельству Е.И. Раевской, к другому роману Прево «Исповедь идеалиста», напечатанному по-русски в «Книжках Недели» (1891, август-сентябрь), Толстой относился несколько иначе. «“Неделю” я люблю; в ней печатают переводы всего выдающегося из иностранной литературы. Тут была “Исповедь идеалиста”. Читали её?» (Раевская Е.И. Лев Николаевич Толстой среди голодающих // Летописи. Кн. 1. С. 376).
Ю.Ю. Поринец
ПРУГАВИН Александр Степанович (1850-1920) – публицист, этнограф, исследователь сектантства. В молодости был причастен к революционному движению, отбывал ссылку в Архангельской губ., где познакомился с жизнью старообрядцев, посещал их скиты и, заинтересовавшись ими, начал заниматься исследованиями, которым затем посвятил всю свою жизнь. С 1880-х гг. стали выходить его статьи и книги о старинном и современном сектантстве (в т.ч. о сектах Сютаева, о пашковцах, о хлыстах и др.), а также о местах заключения, в которых часто содержались сектанты и раскольники. Работы объединяла общая мысль, что преследования и насилие лишь разжигают религиозные искания народа и угнетают лучшую и наиболее духовно цельную его часть, не подверженную к тому же вредным привычкам. Очерки Пругавина, как правило, вызывали у читателей симпатию к раскольникам и потому часто запрещались цензурой.
|
|
|
В 1887 г. в Москве Пругавин издал уникальную библиографию «Раскол-сектантство. Материалы для изучения религиозно-бытовых движений русского народа», где собрал 2654 названия книг и статей на эту тему. Этот указатель не утратил своего научного значения до сего дня.
В 1881 г. Пругавин познакомился с Толстым и проявил интерес к его духовным исканиям. Толстого тоже привлекли работы Пругавина и его многочисленные знакомства в среде сектантов. Через Пругавина он смог познакомиться с интересным для него сектантом Сютаевым, посетить деревню молокан и т.п. Многие годы они состояли в эпизодической переписке и время от времени встречались (о чём Толстой упоминал в дневнике).
В 1899 г. Пругавин был секретарём земской управы Самарской губ. и в этом качестве участвовал в помощи голодающим в 1898-1899 гг. Через столичную прессу он знакомил общество с тем, что творилось в Самарской губ., где администрация, всячески скрывавшая истинные размеры бедствия, препятствовала работе общественной организации, не разрешая публиковать воззвания о пожертвованиях и организовывать помощь по деревням.
|
|
|
В начале 1899 г. самарские молокане были у Толстого, познакомили его с поло-
403
жением дел, и писатель выразил желание прийти на помощь теми средствами, которые находились в его распоряжении. Узнав об этом, 19 февраля 1899 г. Пругавин отправил Толстому пространное письмо, в котором писал, какие именно уезды пострадали от недорода, о невозможности для крестьян заработков, о нужде в одежде, обуви, топливе, о болезнях, вызванных голодом, а также о необходимости для помощи голодаю щим не только средств, но и добровольцев.
23 февраля Толстой телеграммой спросил у Пругавина разрешение опубликовать это письмо и, получив согласие, 4 марта 1899 г. напечатал его вместе со своим комментарием в «Русских ведомостях». В ответ на публикацию и призыв Толстого приток пожертвований в Самарскую губ. Усилился и деятельность общественных организаций была значительно расширена.
В мае-июне 1899 г. Толстой продолжал переписываться с Пругавиным по вопросам помощи голодающим, переправлял ему присылавшиеся деньги и т.п.
|
|
|
Пругавин оставил несколько статей и брошюр с воспоминаниями о своих встречах и переписке с Толстым, о совместной работе на голоде, о мировоззрении и высказываниях Толстого и о толстовцах, которыми интересовался как всяким отклонением от официальной религиозности. В книге Пругавина «О Льве Толстом и о толстовцах» (М., 1911) помещены его воспоминания о Толстом и переписка с писателем.
В.М. Бокова
ПРУДОН Пьер Жозеф (1809-1865) — французский философ, социолог, экономист, теоретик анархизма. Один из тех мыслителей, чьи социальные воззрения оказались на долгое время в фокусе внимания Толстого. Прудон — основоположник теории анархизма, убеждённый противник коммунизма («абсурдной идеологии», «сообщества зла и тирании»), считавший возможным без революционного насилия организовать такой обмен продуктами труда между членами общества, при котором достигалась бы реальная независимость личности и постепенное отмирание государства.
Запись в дневнике Толстого 1857 г., сделанная во время чтения трудов Прудона, показывает, что к этому времени его представления о наилучшей форме совместного бытия людей и отношение к воззрениям французского мыслителя во многом сложились. «Все правительства, — записал Толстой, — равны по мере зла и добра. Лучший идеал — анархия. Читая логического, матерьяльного Прудона, мне ясны были его ошибки, как и ему ошибки идеалистов» (47: 208).
|
|
|
Интерес к социальным взглядам Прудона побудил Толстого к личной встрече с ним. Встреча состоялась в Брюсселе весной 1861 г., во время второго заграничного путешествия Толстого. Он намеревался посетить Прудона с рекомендательным письмом от А.И. Герцена. Письмо было написано, но Толстой «не успел зайти» за ним (60: 370). В беседе Толстого с Прудоном были затронуты вопросы о социальной ситуации в России, отмене крепостного права, состоянии и перспективах народного образования. Перед отъездом из Брюсселя Толстой приобрёл сочинения Прудона. Свои впечатления от этого разговора писатель изложил в статье «О значении народного образования».
«В прошлом году, — писал он, — мне случилось говорить с г-ном Прудоном о России. Он писал тогда своё сочинение “о праве войны”. Я ему рассказывал про Россию, про освобождение крестьян и про то, что в высшем классе заметно такое сильное стремление к образованию народа, что стремление это выражается иногда комично и переходит в моду. – Неужели это в самом деле правда? – сказал он мне. Я отвечал, что, насколько можно судить издали, в русском обществе проявилось теперь сознание того, что без образования народа никакое государственное устройство не может быть прочно. Прудон вскочил и прошёлся по комнате. – Ежели это правда, — сказал он мне как будто с завистью, — вам, русским, принадлежит будущность. — Я привожу этот разговор с Прудоном, потому что это в моём опыте был единственный человек, который понимал значение народного образования и книгопечатания в наше время» (8: 405). Упомянутое Толстым во вступительной части статьи сочинение «о праве войны» — это книга Прудона «La Guerre et la Paix» («Война и мир»), увидевшая свет в 1861 г. Не исключено, что Прудон поделился с Толстым своими мыслями, излагаемыми в этой книге.
Прудон «очень понравился» Толстому, о чём впоследствии, в 1904 г., он сообщил П.И. Бирюкову, работавшему над составлением первого тома «Биографии Л.Н. Толстого». По мнению Бирюкова,
404
внимательно следившего за ходом духовной работы писателя, воззрения Прудона, «вероятно», имели «влияние на выработку его миросозерцания». «Как-то в разговоре, — пишет он в «Биографии», — Лев Николаевич сказал мне, что Прудон оставил в нём впечатление сильного человека, у которого есть “le courage de son opinion” <“смелость своего мнения”. — фр.> — Известный афоризм Прудона — “la propriete c’est le vol” <“собственность это кража”. — фр.>, — не без оснований считал биограф, — может быть поставлен эпиграфом любого экономического этюда Толстого» (Бирюков. I. С. 226). Оснований так считать у Бирюкова было достаточно: ещё в 1865 г. Толстой записал в своём дневнике: «“La propriete c’est le vol” <“собственность есть кража”. – фр.> останется больше истиной, чем истина английской конституции, до тех пор, пока будет существовать род людской. — Это истина абсолютная...» (48: 85). В этом убеждает и чтение философских и публицистических произведений Толстого «Так что же нам делать?», «Царство Божие внутри вас», «Рабство нашего времени», «Великий грех», «О значении русской революции» и др. О том, насколько эта мысль Прудона стала близкой Толстому, говорит и следующий факт: комментируя в трактате «Соединение и перевод четырёх Евангелий» слова Иисуса «Блаженны вы, нищие, бродяги, потому что ваше царство Божие, и несчастны вы, богатые, потому что вы дорожите наградой плотской», Толстой учитывал открытие Прудона, отмечая, что «не Христос, а Прудон» сказал: «богатство, собственность есть источник зла, есть жестокость» (24: 401-402).
Высказывания Прудона о власти, правительстве, гос. законах Толстой использовал в своих сборниках «На каждый день», «Путь жизни». Проявлял он интерес и к взглядам Прудона на религию. В декабре 1877 г. Н.Н. Страхов сообщал Толстому о посылке ему книг «о религии» (М. Мюллера, Э. Ренана, Д. Штрауса), а также сочинений Прудона. В ответном письме Толстой делился со Страховым тем, что «весь ушёл» в полученные от него книги Штрауса, Ренана, Прудона. Чтение Прудона привело к мысли, что французский философ неверно, слишком узко, понимает религию. Об этом Толстой писал молодому автору Феликсу Шрёдеру, издавшему в Париже своё исследование «Le Tolstoisme» («Толстовство») и просившему писателя высказать мнение об этом труде. «Все, кто был воспитан в принципах католицизма, — замечал Толстой в письме, — будь то учёные, умные, образованные, мыслители, философы, как Прудон, Ренан и другие, никогда не могут отделаться от иллюзии, что католическая церковь — синоним христианства и что всякое другое понимание христианства — произвольная выдумка, не имеющая прямого отношения к истинной религии» (66: 336). Вместе с тем некоторые мысли Прудона о религии казались Толстому заслуживающими внимания. Так, в марте 1901 г., работая над статьёй «Что такое религия и в чём сущность её?», он занёс в записную книжку высказывание Прудона о существе религии: «Религия есть почитание человечества, самим собою идеализированного и самому себе поклоняющегося» (54: 239; запись по-франц.).
Толстой, как и Прудон, — приверженец анархизма. Но это отнюдь не означает совпадения их социально-философских и экономических воззрений на перспективы совместного бытия людей. Высшим законом для людей, живущих в обществе, по мнению Прудона, должен стать закон справедливости. Опора на этот закон, являющийся мерой всех человеческих деяний, может позволить людям вступать в различного рода отношения друг с другом на основании «взаимного договора», единственной действенной правовой нормы для свободно живущих людей. Прудон, признающий лишь право договаривающихся сторон, отрицал государство как орган власти, насильственно управляющий многообразными взаимоотношениями людей и тем самым попирающий их исконную свободу. Прудон считал, что в обществе, в котором главенствует справедливость и люди выстраивают свою жизнь, руководствуясь «взаимным договором», не будет собственности, она уступит место распределению богатств. Он был убеждён, что истины справедливого устройства совместного бытия людей со временем станут достоянием многих и это определит, в итоге, падение института государства и переход к новой (анархической) форме социальной жизни.
У анархических воззрений Толстого — иной идейный фундамент. Единственным достойным человека основанием совместной жизни он объявлял любовь, отрицающую отчуждение людей друг от друга и искореняющую зло в их жизни. Из этого непреложного закона любви выводилось и незыблемое правило поведения человека в обществе — непротивление злу насилием. «Главное зло государственного устройства» Толстой видел в «уничтожении любви и возбуждении разъединения между людьми» (45: 264). Существование всякого государства, доказывал Толстой, опирается на силу, на вооружённых людей, готовых в любой
405
момент заставить подданных подчиниться воле правительства, и поэтому государство — антипод любви. Толстой нисколько не сомневался в том, что «государство» учреждение временное и должно исчезнуть» (45: 267). Не признавая законности принудительной власти и насилия, разрушающих добровольные взаимоотношения и объединения людей, он был убеждён, что закон любви, открытый в христианстве, преобразит социальную действительность и освободит человечество от гнёта гос. власти.
Хотя понимание перспектив общественного устройства Толстого и Прудона существенно различалось, это не мешало Толстому высоко оценивать анархические идеи, развитые в трудах французского мыслителя. В 1906 г. Толстой, читавший в то время книгу П. Эльцбахера «Сущность анархизма. Изложение теорий Годвина, Прудона, Штирнера, Бакунина, Кропоткина, Тукера и Л. Толстого» (СПб., 1906), в разговоре с В.Г. Чертковым обозначил своё отношение к трудам анархистов, появившимся в России на рубеже XIX—XX вв. «Градация такая: первый — Годвин, потом Прудон, Бакунин, потом Штирнер (Штирнер силён, но уже средний), потом Кропоткин, потом Тукер» (ЯПЗ. 3. С. 158). В библиотеке Ясной Поляны хранится книга П. Эльцбахера с пометами Толстого.
М.А. Лукацкий
ПРЯНИШНИКОВ Илларион Михайлович (1840-1894) — художник-передвижник. Преподавал в московском Училище живописи, ваяния и зодчества; в 1880-е гг. у него училась старшая дочь Толстого Татьяна Львовна. Бывая в Училище, Толстой не раз беседовал с художником. «Горячие споры» с ним, начинавшиеся в классе, кончались «обыкновенно уже на квартире Перова за чайным столом» (Гусев. Материалы. 4. С. 83). Иногда заходил писатель и к Прянишникову: 15 апреля 1884 г. «с Пряничниковым <так Толстой писал фамилию художника. – Н.Б.> хорошо беседовал», хотя «сказал ему неприятную правду» (дневник; 49: 82).
Толстой познакомился с Прянишниковым в 1872 г. В 1880-1890-е гг. художник бывал в московском доме Толстых в Хамовниках. Писатель относил его к «приятным людям» (ЯПЗ. 1. С. 426), был знаком с его произведениями, порой ссылался на его мнение: как вспоминал И.М. Ивакин, в Ясной Поляне как-то говорили о портретах и «Лев Николаевич высказал мысль, что всякий человек, рисуя с оригинала, до известной степени рисует себя. Это говорит и Прянишников и другие» (ТВС. 1. С. 338-339). Близко Толстому было и отношение художника к некоторым сочинениям Шекспира.
Как рассказывал художник П.И. Нерадовский, Толстой считал, «что только проявление искреннего чувства в искусстве дорого», «нужно, чтобы ясно было видно отношение художника к тому, что он изображает. Для пояснения своей мысли Лев Николаевич назвал картину Прянишникова “Крестный ход в селе”. “Вспомните мужика на первом плане. Он тычется лицом в икону, которую ему подставляет баба. Там ясно выражено отрицательное отношение художника к религиозному обряду”» (Толстой и художники. С. 258). Наверное, не раз Толстой наблюдал подобное отношение художника к церковным «обрядам». Однажды Прянишников пришёл в московский дом писателя вместе с Л.Е. Оболенским. Толстой в разговоре вспомнил, позднее писал Оболенский, как художник «превосходно рассказывает о некоем “Пьере”, явившемся в первый раз причащаться. “Вы не слыхали этого анекдота?” — спросил он у меня, и когда я ответил, что не слыхал, он упросил Прянишникова рассказать ещё раз об этом Пьере.
Действительно, Прянишников рассказывал превосходно, передразнивая шепелявую речь светского франтика, в первый раз попавшего в Божий храм и делающего беспрестанно бестактные и смешные вопросы и замечания. “И, право, это не карикатура! — сказал уже серьёзно Толстой. — У большинства этих шалопаев их религиозность не далеко ушла от этой!”» (ТВС. 1. С. 359).
Не будучи батальным живописцем, Прянишников в 1872 г. вместе с В.Е. Маковским создал серию небольших картин (масло по картону) на тему обороны Севастополя, но в основном он писал жанровые картины, отражающие быт и нравы его современников: купцов, крестьян, чиновников («Шутники», 1865; «Калики перехожие», 1870; «Порожняки», 1872 и др.).
Одним из наиболее известных произведений Прянишникова стала картина «Эпизод из войны 1812 года» (1874). Художник написал несколько её вариантов, и, конечно, не без влияния книги Толстого «Война и мир», вышедшей в 1869 г.; фактически это произведение стало одной из самых замечательных иллюстраций к великому сочинению Толстого, который наверняка был знаком с полотном художника.
Дружеские отношения с Прянишниковым писатель поддерживал до последних дней его жизни: в январе 1894 г. он навещал его во время болезни.
Н.И. Бурнашёва
406
ПУАРЕ Яков Викторович (1826-1877) — француз, учитель гимнастики и фехтовального искусства, владелец гимнастического заведения в Москве, в 1851 г. помещавшегося «против Сундуновских бань в доме кн. Касаткина». Толстой, по природе очень спортивный, сильный, ловкий, любил разного рода физические упражнения и в 1850 — 1851 гг., живя в Москве, почти ежедневно, нередко два раза в день (часто учитель являлся на дом к ученику), брал у Пуаре уроки гимнастики и фехтования, придавая этим занятиям большое значение: для него это было важно как один из способов самосовершенствования; он даже составил для себя правила и таблицы гимнастических упражнений (см. Юб.: 46: 273-276).
Н.И. Бурнашёва
ПУШКИН Александр Сергеевич (1799-1837) – поэт, писатель. В год трагической гибели Пушкина Толстому было девять лет. В этом же 1837 г. умер его отец Н.И. Толстой, человек пушкинского поколения, почитатель пушкинского гения. Спустя много лет в 1903 г. Толстой вспоминал о нём: «Помню, как он раз заставил меня прочесть ему полюбившиеся мне и выученные мною наизусть стихи Пушкина: “К морю”; “Прощай свободная стихия…” и “Наполеон”: “Чудесный жребий совершился: угас великий человек… и т.д. Его поразил, очевидно, тот пафос, с которым я произносил эти стихи <…>. Я понял, что он что-то хорошее видит в этом моём чтении, и был очень счастлив этим» (Воспоминания. Гл. Ш). 75-летний Толстой в кругу семьи читал наизусть поэму Пушкина «Цыганы». Не любивший стихов, он помнил многие пушкинские строки, быть может, потому, что, как он считал, «в стихах Пушкина каждый может найти что-нибудь такое, что пережил и сам». Толстой признавался, что он «с величайшей силой» испытал то, о чём говорит Пушкин в своём стихотворении «Воспоминание»:
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слёзы лью,
Но строк печальных не смываю.
Эти стихи Толстой хотел поставить эпиграфом к своим «Воспоминаниям».
Толстой был вдумчивым читателем Пушкина, его лирики, романа «Евгений Онегин», драматических произведений, прозы и писем. Это чтение сказалось в его творчестве. И хотя творческое наследие Пушкина и Толстого — две эпохи в истории России, два огромных художественных мира со своими героями, философией, поэтикой, всё же — это два пересекающиеся мира. Многие замыслы, темы, сюжеты произведений Толстого берут своё начало у Пушкина. В кругу возможных сопоставлений оказываются «Евгений Онегин» и «Война и мир», «Рославлёв» и «Война и мир», «Выстрел» и «Два гусара», «Цыганы» и «Казаки», «Арап Петра Великого» и задуманный Толстым роман из Петровской эпохи, «Капитанская дочка» и «Хаджи-Мурат», в черновой редакции которого Толстой упоминал этот роман Пушкина, «Кавказский пленник» Пушкина и «Кавказский пленник» Толстого. Есть своеобразная писательская смелость в том, чтобы назвать свой рассказ так, как назвал Пушкин романтическую поэму, которая принесла ему славу первого русского романтического поэта и стала предметом многочисленных подражаний. Толстой по-своему представил пушкинский сюжет, исключил любовную интригу: его героя спасает из плена не влюблённая в него дева гор, а девочка, для которой русский пленник мастерил игрушки. При этом реалистические подробности в описании быта горцев, в изображении тягот существования русских пленников сочетаются у Толстого с высокой поэзией утверждения человечности в отношениях между враждующими народами. Название романа «Война и мир», возможно, было подсказано Толстому трагедией «Борис Годунов», монологом летописца Пимена:
Дата добавления: 2020-01-07; просмотров: 189; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!