С.А. и Л.Н. Толстые в Ясной Поляне. 85 страница
Посылая рассказ «Рубка леса» в «Современник», Толстой писал Панаеву 16 июня 1855 г.: «...мне очень интересно будет узнать о нём ваше мнение, которое и прошу вас очень поскорее сообщить мне и совершенно откровенно».
Прочитав присланный рассказ «Севастополь в мае», Панаев писал Толстому 18 июля: «Вы правы: рассказ этот несравненно лучше первого, но он меньше понравится, по той причине, что героем его — правда, а правда колет глаза, голой правды не любят, к правде без украшений не привыкли. Сделаю всё, что могу, дабы защитить его от цензуры <...>. Буквы Л.Н.Т. ждут все в журнале с страшным нетерпением — это не комплимент, а та же голая правда, которая героем в вашем рассказе...»
По поводу рассказа «Севастополь в мае» Толстой, опасаясь цензуры, писал Панаеву 8 августа: «...пожалуйста, вымарывайте, даже смягчайте, но, ради Бога, не прибавляйте ничего; это бы очень меня огорчило. Л.Н.Т. не имеет, могу вас уверить, ни на волос авторского самолюбия, но ему бы хотелось оставаться верным всегда одному направлению и взгляду в литературе». Опасения Толстого оправдались: рассказ был настолько искажён председателем Петербургского цензурного комитета
381
М.Н. Мусиным-Пушкиным, что Панаев не хотел его печатать, но по настоянию Мусина-Пушкина всё же опубликовал, сняв подпись автора. Правда, добавил в текст фразу: «Но отрадно думать, что не мы начали эту войну, что мы защищаем только родной край, родную землю». Эти слова потом особенно раздражали Толстого, он признавался, что «согласился бы всякий раз, как читал их, лучше получить 100 палок, чем видеть их».
|
|
|
Поверивший в талант Толстого больше, чем сам автор, Панаев 13 октября 1856 г. писал ему, завершавшему работу над «Юностью»: «Радуюсь окончанию I части “Юности”, но я откровенно скажу Вам, что меня удивляет Ваше недоверие к самому себе, простирающееся даже до того, что Вы не знаете, стоит ли её печатать. Я не имею понятия о Вашей “Юности”, но убеждён (и нет сомнения, что я прав), что печатать её не только можно, но должно. Такие таланты, как Ваш, не обманывают <...> “Юность” будет напечатана (я не сомневаюсь в этом и не боюсь Вашего сомнения) в январской книжке (без неё она выйти не может)...» Прочитав в начале декабря «Юность» в рукописи и разделяя мнение А.В. Дружинина, Панаев советовал Толстому более чётко обрисовать образ Дмитрия Нехлюдова и смягчить в цензурном отношении последние главы: «в таком виде, в каком они есть теперь, их не пропустят».
В «Заметках Нового поэта» Панаев приветствовал педагогический журнал Толстого «Ясная Поляна», пожелав «полного торжества на новом, трудном и доселе никем не изведанном поприще» (Современник. 1861. № 8. С. 343-344).
|
|
|
А.В. Корнеев
ПАНИНА Софья Владимировна (1871-1957) — владелица имения и виллы в Гаспре (Крым), где жили Толстые в 1901— 1902 гг.; знакомая, корреспондент и адресат Толстого. Писатель бывал в доме Паниной в Москве. Графиня Панина принадлежала к числу самых богатых и именитых людей России. По отцу Панина — из рода крупных землевладельцев, приближённых Екатерины, по матери принадлежала к роду Мальцевых, известных владельцев многочисленных заводов, производящих вагоны, рельсы, паровозы, стекло, хрусталь, фаянс... Состояние Паниной оценивалось в 15 миллионов рублей, и распоряжалась она им умно и рачительно.
Крёстным отцом её был император Александр II, а посажённым отцом на её свадьбе с сыном гос. секретаря Половцева – Александр III. Брак оказался неудачным, и Николай II как опекун Паниной настоял на разводе, сохранив ей приобретённый титул графини. Собственных детей она не имела, зато было огромное желание помогать всем нуждающимся и обездоленным. В сфере благотворительности, народного просвещения нашла эта богатая и умная женщина своё призвание, что особенно ценил Толстой. В 1891 г. в Петербурге, на Лиговке, она открыла свою первую бесплатную детскую столовую.
|
|
|
В 1897 г. открылась просторная чайная, через год — бесплатная библиотека, ещё через год — вечерние классы черчения для взрослых. Вскоре она приобрела в столице большой участок земли и получила разрешение построить Народный дом. К 1903 г. здание Лиговского народного дома, построенное по проекту Ю.Ю. Бенуа, уже украшало город: это был архитектурный ансамбль в стиле модерн, с большим двором-садом для прогулок. В народном доме разместились техническое общество, музей, склад одежды и обуви для неимущих детей, детская столовая и классы, театр, обсерватория, сберегательная касса, кинотеатр... Народные дома, как грибы, стали вырастать по всей России. На Южном берегу Крыма был широко известен Кореизский народный дом с чайной, библиотекой и читальней. Ставились здесь и спектакли, в частности, по пьесе А.Н. Островского «Не так живи, как хочется»; в 1901 г. на спектакле побывал Толстой.
Имя Паниной связано с пребыванием Толстого на Южном берегу Крыма. Летом 1901 г. его здоровье резко пошатнулось, и врачи советовали ехать в Крым. 30 июля С.А. Толстая записала в дневнике: «Получила от графини Паниной письмо, предлагает в Крыму нам свою дачу, “Гаспру”, и мы собираемся ехать, но я не хочу раньше сентября» (ДСАТ. 2. С. 26). «Если только <...> Вы ещё не решили, где именно будете <...> жить, то я была бы ужасно счастлива, если бы Вы согласились воспользоваться моей дачей “Гаспра”... — писала Панина. — Места там очень много <...> в доме имеется всё необходимое <...>. Дом стоит высоко, немного далеко от моря, но именно вследствие этого у нас там никогда не бывало крымских лихорадок...» (цит. по: Прометей. 12. С. 419).
|
|
|
В начале сентября семья Толстых поселилась в Гаспре. Имение было устроено ещё князем А.Н. Голицыным, известным мистиком начала 19 в., министром народного просвещения времён Александра I. Какое-то время замок принадлежал великому князю Николаю Николаевичу, потом перешёл к графине Паниной.
382
Толстой описывал первые впечатления: «...Гаспра, именье Паниной, и дом, в котором мы живём, есть верх удобства и роскоши, в которых я никогда не жил в жизни. Вот те и простота, в которой я хотел жить. Ну как тебе сказать: въезд через парк по аллее, окаймлённой цветами, розаны и другие, всё в цвету, и бордюрами к дому с двумя башнями и домовой церковью. Перед домом круглая площадка с гирляндами из розанов и самых странных красивых растений. В середине мраморный фонтан с рыбками и статуей, из которой течёт вода. В доме высокие комнаты и две террасы: нижняя вся в цветах и растениях с стеклянными раздвижными дверями, и под ней фонтан. И сквозь деревья вид на море. Наверху терраса с колоннами, шагов 40 в длину, с изразцовым полом, и внизу овраги, деревья, дорожки, дома, дворцы и огромный вид на море. В доме всё первосортное: задвижки, нужники, кровати, проведённая вода, двери, мебель. Такой же флигель, такая же кухня, такой же парк с дорожками, удивительными растениями, такой же виноградник со всеми самыми вкусными съедобными сортами» (ПТСБ. С. 442). Толстой не закончил и не послал это письмо брату С.Н. Толстому. Через несколько дней написал коротко: «Живу я здесь в роскошнейшем палаццо, в каких никогда не жил: фонтаны, разные поливаемые газоны в парке, мраморные лестницы и т.п. И кроме того, удивительная красота моря и гор. Со всех сторон богачи и разные великие князья, у которых роскошь ещё в 10 раз больше» (там же. С. 443).
Графиня Панина неплохо знала отечественную литературу и высоко ценила талант Толстого. Она читала лекции по русской литературе для членов рабочих кружков, работала в Российском обществе защиты женщин, открывала общежития и мастерские. Позднее была членом ЦК партии кадетов. В 1917 г. во Временном правительстве её назначили товарищем министра просвещения. После победы большевиков Панину арестовали. Её обвинили в «хищении» 92 тысяч рублей; организовали показательный суд и посадили в выборгскую тюрьму — до тех пор, пока не внесёт искомые 92 тысячи... За графиню вступились рабочие, посетители народного дома. Потом был полный опасностей путь на юг, где собирало силы «белое движение»... В 1918 г. на гаспринской даче Паниной собрались представители либеральных и демократических партий: результатом дебатов явилось создание крымского правительства. Дальше — эмиграция... Среди её новых друзей оказался президент Чехословакии Т.Г. Масарик. В Праге она создала «Русский очаг» для молодёжи, с библиотекой и клубом; в Америке — участвовала в учреждении и управлении Толстовского фонда. Помогала А.Л. Толстой в подготовке биографии её отца. Последние годы жизни Панина провела в Швейцарии и Франции. Скончалась «народная графиня» в 1957 г. в возрасте 86 лет.
Г.А. Шалюгин
ПАРКЕР Теодор (1810-1860) – американский религиозный проповедник, священник унитарианской церкви, писатель, политический деятель, активный участник аболиционистского движения. Выступал против религиозного догматизма; призывал к отказу от веры в чудеса и к возвеличиванию нравственного чувства, присущего всем людям; предлагал понимать веру как внутреннюю потребность человека; доказывал, что социальный прогресс достигается единственным средством – совершенствованием сознания человека.
Теодор Паркер
Знакомство Толстого с «удивительным» Паркером пришлось на 1885 г. (63: 236). В.Г. Чертков прислал ему две книги Паркера: «The Transient and Permanent in Christianity» («О преходящем и вечном в христианстве») и «Discourse of matters pertaining to Religion» («Исследование вопросов, относящихся к религии», — прочитав которые, Толстой ощутил своё идейное родство с их автором. Делясь с С.А. Толстой этим открытием, он писал: «...нынче нашёл американского писателя религиозного, Паркера, и очень был счастлив находить прекрасно выраженные свои мысли 20 лет тому назад» (83: 486). Книгу Паркера «Discourse of matters pertaining to Religion» Толстой включил в составленный им по просьбе М.М. Ледерле список книг, оказавших на него серьёзное влияние в возрасте «с 50-ти до 63-х лет» (66: 68). Размышления Паркера о религии, совести, нравственном совершенствовании человека были созвучны исканиям Толстого. Э. Гарнету, который предложил ему написать обращение к американскому народу, Толстой писал: «...если бы мне пришлось обратиться к американскому народу, то я постарался бы выразить ему мою благодарность за ту большую помощь, которую я получил от его писателей, процветавших в пятидесятых годах. Я бы упомянул Гаррисона, Паркера, Эмерсона, Баллу и Торо, не как самых великих, но как тех, которые, я думаю, особенно повлияли на меня» (75: 397).
Толстой неоднократно подчёркивал, что книги Паркера несут в себе мощный духов-
383
ный заряд. Обращая на это внимание, он писал Черткову: «...я по себе знаю, какую это придаёт силу, спокойствие и счастие — входить в общение с такими душами, как Сократ, Эпиктет, Arnold, Паркер...» (85: 218). Испытав на себе благотворное воздействие мыслей Паркера, Толстой хотел предоставить такую же возможность и широкому кругу читателей. С этой целью ряд изречений Паркера он поместил в книги «Круг чтения», «На каждый день», «Путь жизни».
М.А. Лукацкий
ПАРХОМЕНКО Иван Кириллович (1870-1940) – художник, ученик Н.Н. Ге. Посетитель, корреспондент и адресат Толстого. Окончив художественную школу в Киеве, затем Академию художеств в Петербурге, Пархоменко практиковался в Париже у французского художника Жан- Поля Лоранса.
Первое письмо Пархоменко написал Толстому в апреле 1900 г., когда собирался приехать в Ясную Поляну с эскизами и этюдами своей проблемной картины «Как быть?». Ему было важно услышать мнение писателя о том, как посредством живописи можно ставить и решать самые насущные жизненные вопросы.
Потом был Париж. По возвращении в Россию у художника возник замысел создать две большие портретные галереи: в одной должны были быть представлены портреты всех современных выдающихся русских писателей, в другой — самые известные писатели мира. Пархоменко понимал, что его замысел никак не обойдётся без портрета Толстого: «Полтора года тому назад моя “писательская галерея” имела уже около тридцати имён. Положим, в ней тогда ещё не было ни Короленко, ни Леонида Андреева, но не было также и самого главного, самого великого писателя земли русской — Л.Н. Толстого», — писал художник в воспоминаниях (Сборник воспоминаний о Л.Н. Толстом. М.: «Златоцвет», 1911. С. 135).
18 апреля 1908 г. Пархоменко обратился к Толстому: «Я недавно вернулся из Парижа, где работал в ателье знаменитого художника Жан-Поля Лоранса (он говорил мне, что знаком с Вами и имеет от Вас фотографию с подписью). А двадцать с лишним лет тому назад я учился у Николая Николаевича Ге, в хуторе, возле Плисок. Теперь я задался целью написать целую галерею портретов современных русских писателей во главе с Вами и уже несколько портретов написал. В Париже я удивлял художников и Лоранса поразительной быстротой и редким сходством — в два-три сеанса по часу я изготавливаю поясные портреты в натуральную величину» (Толстой и художники. С. 164-165). 9 июля 1909 г. Пархоменко снова написал Толстому: «Я задумал создать две портретные галереи: одну – всех ныне живущих наиболее выдающихся русских писателей (поэтов, беллетристов и публицистов), человек 60-75, другую – самых крупных писателей (тоже ныне живущих) всего земного шара – по два, по три человека из каждого государства. России суждено дать только одного Вас, Лев Николаевич, но зато такого значения и величины, какого не достигал ещё ни один писатель земли». Далее художник сообщал: «Я уже написал некоторым большим писателям и получил от них ответы, выражающие сочувствие моей затее и готовность помочь осуществлению её необходимым количеством сеансов. Марк Твен пишет, между прочим: “Разве найдётся на свете писатель, который не захотел бы быть в одной галерее с великим Львом Толстым...”» (Толстой и художники. С. 171). На это письмо Толстой ответил короткой телеграммой: «Милости просим» (80: 19).
19 июля 1909 г. Пархоменко приехал в Ясную Поляну. Вот каким он увидел Толстого: «...Лев Николаевич — живой, бодрый, с едва уловимой доброжелательной улыбкой на губах, одетый в светлую фланелевую блузу, перетянутую ремнём. По портретам, какие мне приходилось видеть и в музеях, и в печати, я представлял себе его иным - суровым, большого роста и вообще не похожим на обыкновенных смертных, - на самом деле я увидел самого обыкновенного старика русского типа, с густыми, нависшими бровями над остро глядящими голубыми глазами, с некоторой барской осанкой в поступи и манере держать свою прямую и крепкую фигуру» (ТВС. 2. С. 399). «Приехал И.К. Пархоменко (предварительно спросивший и приглашённый), скромный, молчаливый, писать портрет Л.Н. <...> Раз днём, другой раз под вечер, с 7 до 8.30, Л.Н. позировал И.К. Пархоменко», — запись в тетради Д.П. Маковицкого (ЯПЗ. 4. С. 17). «Приехал художник Пархоменко, — отметила в своём дневнике С.А. Толстая, — начал писать портрет Льва Николаевича». На следующий день: «Пархоменко пишет Л.Н. хорошо, но настоящего сходства, изнутри, нет» (ДСАТ. 2. С. 289). Н.Н. Гусев видел это иначе: «После обеда Лев Николаевич опять предложил И.К. Пархоменко писать портрет. Художник схватил то скорбное, просветлённое выражение, которое было на лице Льва Николаевича весь сегодняшний день,
384
и очень удачно изобразил его» (Гусев Н.Н. Два года с JI.H. Толстым. М., 1973. С. 276). Сам Толстой находил портрет «прекрасным». (Позднее портрет Толстого работы Пархоменко воспроизводился на открытках. В 1911 г. он был временно выставлен в Толстовском музее в Петербурге. В 1912 г., надолго уезжая из Москвы, художник сдал на хранение на склады Третьякова многие портреты писателей; отсюда впоследствии исчезли 26 портретов, среди них и портрет Толстого. В настоящее время его местонахождение неизвестно.)
В июле 1909 г. Пархоменко договорился с писателем о создании ещё одного портрета: «...в кабинете за письменным столом: вы сидите за работой, на минуту подняли голову, смотрите перед собой... глаза полны творческой мысли...» (Толстой и художники. С. 339). Толстой согласился. Но второй портрет так и не состоялся; художник признавался: «Иногда мне жаль, что я не написал Льва Николаевича в его домашней обстановке, за письменным столом, в кабинете, но, когда я вспоминаю, что он тяготился этой обстановкой и долгие годы рвался из неё на свободу, я перестаю жалеть...» (Толстой и художники. С. 341-342).
А.А. Аленина
ПАСКЕВИЧ-ЭРИВАНСКАЯ Ирина Ивановна (кн. Варшавская, рожд. Воронцова-Дашкова; 1835-1925) — переводчица на французский язык севастопольских рассказов Толстого, рассказа «Из записок князя Д. Нехлюдова. Люцерн», романов «Семейное счастие» и «Война и мир».
Паскевич была большой поклонницей творчества Толстого. Важнейшая её работа, связанная с переводом сочинений Толстого, — перевод «Войны и мира». Переводчица не была лично знакома с автором, нет следов и их переписки: прежнее короткое общение в связи с переводом «Семейного счастия» проходило через посредника, Я.П. Полонского. Когда кн. Паскевич взялась за «Войну и мир», она помнила, что Толстой не отвечает переводчикам, так как не понимает, зачем это нужно, и изъявляет «полное согласие» с ними. Если даже она и написала Толстому, то это был акт учтивости с её стороны. Если Толстой не ответил, то с его стороны разрешение состояло в молчаливом свидетельстве литературного доверия.
Сама переводчица, впрочем, признавалась, что «читатель, и в особенности русский читатель, поймёт, как было трудно или даже подчас невозможно передать на иностранном языке реализм и поэтичность этого замечательного романа, столь русские по своей сути». Она рассчитывала «на просвещённую снисходительность читателя, который простит <...> ошибки, допущенные <...> невольно» (цит. по: Мотылёва Т. «Война и мир» за рубежом. М., 1978. С. 16). В письме Полонскому 1879 г. Паскевич призналась в своей неуверенности: «Препровождаю Вам при сём письме свой только что оконченный, порой неблагодарный труд: принимайте его с снисхождением! По мере того как он выходил из печати, на свет Божий, я всё более и более чувствовала его недостатки и слабость; единственное моё утешение в мысли, что, за весьма редким исключением, все переводы считаются неудачными. <...> Итак, вполне сознавая всю его слабость, я с трепетом предчувствую и ожидаю вполне заслуженную критику. Надеюсь также, что сам автор никогда не удостоит его ни одним взглядом. Половина экземпляров отправляется в Париж, другая поступит в продажу в Петербурге через две или три недели, но мало верится в успех».
Первый перевод «Войны и мира» на французский язык (в 3-х т.) вышел в 1879 г. в Петербурге. На титульном листе кроме Петербурга значился Париж и имя издателя: [Jean] Hachette. Автор перевода скрывалась под псевдонимом «Une Russe» («Одна русская»), перевод осуществлён «с разрешения автора». В переписке Толстого имя Паскевич не упоминалось: она фигурировала в его письмах как «таинственная дама» и как «княгиня П.» в письмах Тургенева.
Не только Тургенев, но и другие литераторы интересовались и переводом и переводчицей. Так, из Баден-Бадена П.В. Анненков спрашивал Тургенева: «Какая такая дама перевела “Войну” Толстого, и точно ли перевод читается у вас с жадностью? Это важно, потому что доказывало бы значительный прогресс понимания литературного дела во Франции. Что говорят, например, Флобер, Золя etc.?» (Анненков П.В. Письма к И.С. Тургеневу. СПб., 2005. Кн. 2. С. 107).
Дата добавления: 2020-01-07; просмотров: 150; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!