Москва. К поезду через магазин 4 страница



Нина Васильевна, принесли мне бутылку столичной и банку овощных

голубцов - и таким одиноким, таким невозможно одиноким

показался я сам себе от этих голубцов, от этой столичной - что,

не желая плакать, заплакал...

А когда стукнуло тридцать, минувшей осенью? А когда

стукнуло тридцать - день был уныл, как день двадцатилетия.

Пришел ко мне Боря с какой-то полоумной поэтессою, пришли Вадя

с Лидой, Ледик с Володей. И принесли мне - что принесли? - две

бутылки столичной и две банки фаршированных томатов. И такое

отчаяние, такая мука мной овладели от этих томатов, что хотел я

заплакать - и уже не мог...

Значит ли это, что за десять лет я стал менее одиноким?

Нет, не значит. Тогда значит ли это, что я огрубел душою за

десять лет? И ожесточился сердцем? Тоже - не значит. Скорее

даже наоборот; но заплакать все-таки не заплакал...

Почему? Я, пожалуй, смогу вам это объяснить, если найду

для этого какую-нибудь аналогию в мире прекрасного. Допустим,

так: если тихий человек выпьет семьсот пятьдесят, он сделается

буйным и радостным. А если он добавит еще семьсот? -  будет ли

он еще буйнее и радостнее? Нет, он опять будет тих. Со стороны

покажется даже, что он протрезвел. Но значит ли это, что он

протрезвел? Ничуть не бывало: он уже пьян, как свинья, оттого и

тих.

Точно так же и я: не менее одиноким я стал в эти тридцать

лет, и сердцем не очерствел - совсем наоборот. А если смотреть

со стороны - конечно...

Нет, вот уж теперь - жить и жить! А жить совсем не скучно!

Скучно было жить только Николаю Гоголю и царю Соломону. Если уж

мы прожили тридцать лет, надо попробовать прожить еще тридцать,

да, да. "Человек смертен" - таково мое мнение. Но уж если мы

родились, ничего не поделаешь - надо немножко пожить... "Жизнь

прекрасна" - таково мое мнение.

Да знаете ли вы, сколько еще в мире тайн, какая пропасть

неисследованного и какой простор для тех, кого влекут к себе

эти тайны! Ну вот, самый простой пример.

Отчего это, если ты вчера выпил, положим, семьсот

пятьдесят, а утром не было случая похмелиться - служба и все

такое - и только далеко за полдень, промаявшись шесть часов или

семь, ты выпил, наконец, чтобы облегчить душу (ну, сколько

выпил? Ну, допустим, сто пятьдесят) - отчего душе твоей не

легче? Дурнота, которая сопутствовала тебе с утра, от этих ста

пятидесяти сменяется дурнотой другой категории, стыдливой

дурнотой, щеки делаются пунцовыми, как у бляди, а под глазами

так сине, как будто накануне ты и не пил свои семьсот

пятьдесят, а как будто тебя накануне, взамен того, весь вечер

лупили по морде? Почему?

Я вам скажу, почему. Потому что человек этот стал жертвою

своих шести или семи рабочих часов. Надо уметь выбирать себе

работу, плохих работ нет. Дурных профессий нет, надо уважать

всякое призвание. Надо, чуть проснувшись, немедленно

чего-нибудь выпить, даже нет, вру, не "чего-нибудь", а именно

того самого, что ты пил вчера, и пить с паузами в сорок-сорок

пять минут, так, чтобы к вечеру ты выпил на двести пятьдесят

больше, чем накануне. Вот тогда не будет ни дурноты, ни

стыдливости, и сам ты будешь таким белолицым, как будто тебя

уже полгода по морде не били.

Вот видите, сколько в природе загадок, роковых и

радостных. Сколько белых пятен повсюду!

А эта пустоголовая юность, идущая нам на смену, словно бы

и не замечает тайн бытия. Ей недостает размаха и инициативы, и

я вообще сомневаюсь, есть ли у них всех чего-нибудь в мозгах.

Что может быть благороднее, например, чем экспериментировать на

самом себе? Я в их годы делал так: вечером в четверг выпивал

одним махом три с половиной литра ерша - выпивал и ложился

спать, не раздеваясь, с одной только мыслию: проснусь я утром в

пятницу или не проснусь?

И все-таки утром в пятницу я не просыпался. А просыпался

утром в субботу, и уже не в Москве, а под насыпью железной

дороги, в районе Наро-Фоминска. А потом - потом я с усилием

припоминал и накапливал факты, а, накопив, сопоставлял. А

сопоставив, начинал опять восстанавливать напряжением памяти и

со всепроникающим анализом. А потом переходил от созерцания к

абстракции: другими словами, вдумчиво опохмелялся, и, наконец,

узнавал, куда же все-таки девалась пятница.

Сызмальства почти, от младых ногтей, любимым словом моим

было "дерзание", и - бог свидетель - как я дерзал! Если вы так

дерзнете - вас хватит кондрашка или паралич. Или даже нет: если

бы вы дерзали так, как я в ваши годы дерзал, вы бы в одно

прекрасное утро взяли бы и не проснулись. А я - просыпался,

каждое утро почти просыпался и снова начинал дерзать...

Например, так: к восемнадцати годам или около того я

заметил, что с первой дозы по пятую включительно я мужаю, то

есть, мужаю неодолимо, а вот уж начиная с шестой

 

Купавна - 33-й километр

 

и включительно по девятую - размягчаюсь. Настолько

размягчаюсь, что от десятой смежаю глаза, так же неодолимо. И

что же я по наивности думал? Я думал: надо заставить себя

волевым усилием преодолеть дремоту и выпить одиннадцатую дозу -

тогда, может быть, начнется рецидив возмужания? Но нет, не

тут-то было. Никаких рецидивов, я пробовал.

Я бился над этой загадкой три года подряд, ежедневно

бился, но все-таки ежедневно после десятой засыпал.

А ведь все раскрылось так просто! Оказывается, если вы уже

выпили пятую,  вам надо и шестую, и седьмую, и восьмую, и

девятую выпить сразу, одним махом - но выпить идеально, то есть

выпить только в воображении. Другими словами, вам надо одним

волевым усилием, одним махом - не выпить ни шестой, ни седьмой,

ни восьмой, ни девятой.

А выдержав паузу, приступить непосредственно к десятой, и

точно так же, как девятую симфонию Антонина Дворжака,

фактически девятую, условно называют пятой, точно так же и вы:

условно назовите десятой свою шестую - и будьте уверены -

теперь вы уже будете беспрепятственно мужать и мужать, от самой

шестой (десятой) до самой двадцать восьмой (тридцать второй),

то есть, мужать до того предела, за которым следуют безумие и

свинство.

Нет, честное слово, я презираю поколение, идущее вслед за

нами. Оно внушает мне отвращение и ужас. Максим Горький песен о

них не споет, нечего и думать. Я не говорю, что мы в их годы

волокли с собой целый груз святынь. Боже упаси! - святынь у нас

было совсем чуть-чуть, но зато сколько вещей, на которые нам

было не наплевать. А вот им - на все наплевать.

Почему бы им не заняться вот чем: я в их годы пил с

большими антрактами - попью-попью - перестану, попью-попью -

опять перестану. Я не вправе судить поэтому, одушевленнее ли

утренняя депрессия, если делается ежедневной привычкой, то

есть, если с шестнадцати лет пить по четыреста пятьдесят грамм

в семь часов пополудни. Конечно, если бы мне вернуть мои годы и

начать жизнь сначала, я, конечно, попробовал бы - но ведь

они-то! Они!

Да только ли это? А сколько неизвестности таят в себе

другие сферы человеческой жизни! Вот представьте себе, к

примеру: один день с утра до вечера вы пьете исключительно

белую водку, и ничего больше, а на другой день - исключительно

красные вина. В первый день вы к полуночи становитесь как

одержимый. Вы к полуночи такой пламенный, что через вас девушки

могут прыгать в ночь на Ивана Купалу. И ясное дело, они

все-таки допрыгаются, если вы с утра до ночи пили исключительно

белую водку.

А если вы с утра до ночи пили только крепленые красные

вина? Да девушки через вас и прыгать не станут в ночь на Ивана

Купалу. Даже наоборот, сядет девушка в ночь на Ивана Купалу, а

вы через нее и перепрыгнуть не сумеете, не то что другое чего.

Конечно, при условии, что вы с утра до вечера пили только

красное!..

Да, да! А сколько захватывающего сулят эксперименты в узко

специальных областях! Ну, например, икота. Мой глупый земляк

Солоухин зовет вас в лес соленые рыжики собирать. Да плюньте вы

ему в его соленые рыжики! Давайте лучше займемся икотой, то

есть, исследованием пьяной икоты в ее математическом аспекте...

- Помилуйте! - кричат мне со всех сторон. - да неужели же

на свете, кроме этого, нет ничего такого, что могло бы...!

- Вот именно: нет! - кричу я во все стороны! - Нет ничего,

кроме этого! Нет ничего такого, что могло бы! Я не дурак, я

понимаю, есть еще на свете психиатрия, есть внегалактическая

астрономия, все это так!

 Но ведь все это - не наше, все это нам навязали Петр

Великий и Дмитрий Кибальчич, а ведь наше призвание совсем не

здесь, наше призвание совсем в другой стороне! В этой самой

стороне, куда я вас приведу, если вы не станете упираться! Вы

скажете: "призвание это гнусно и ложно". А я вам скажу, я вам

снова повторяю: "нет ложных призваний, надо уважать всякое

призвание".

И тьфу на вас, наконец! Лучше оставьте янкам

внегалактическую астрономию, а немцам психиатрию. Пусть всякая

сволота вроде испанцев идет на свою корриду смотреть, пусть

подлец-африканец строит свою ассуанскую плотину, пусть строит,

подлец, все равно ее ветром сдует, пусть подавится Италия своим

дурацким бель-канто, пусть!..

А мы, повторяю, займемся икотой.

 

Й километр - Электроугли

 

Для того, чтобы начать ее исследование, надо,

разумеется ее вызвать: или ан зихь (термин Иммануила Канта), то

есть, вызвать ее в себе самом, или же вызвать ее в другом, но в

собственных интересах, то есть, фюр зихь. Термин Иммануила

Канта. Лучше всего, конечно, и ан зихь, и фюр зихь, а именно

вот как: два часа подряд пейте что-нибудь крепкое, старку, или

зверобой, или охотничью. Пейте большими стаканами, через

полчаса по стакану, по возможности избегая всяких закусок. Если

это кому-нибудь трудно, можно позволить себе минимум закуски,

но самой неприхотливой: не очень свежий хлеб, кильку пряного

посола, кильку простого посола, кильку в томате.

А потом - сделайте часовой перерыв. Ничего не ешьте,

ничего не пейте, расслабьте мышцы и не напрягайтесь.

И вы убедитесь сами: к исходу этого часа она начнется.

Когда вы икнете в первый раз, вас удивит внезапность ее начала;

потом вас удивит неотвратимость второго раза, третьего раза, et

cetera. Но если вы не дурак, скорее перестаньте удивляться и

займитесь делом: записывайте на бумаге, в каких интервалах ваша

икота удостаивает вас быть - в секундах, конечно:

Восемь - тринадцать - семь - три - восемнадцать.

Попробуйте, конечно, отыскать, если вы все-таки дурак,

попытайтесь вывести какую-нибудь вздорную формулу, чтобы хоть

как-то предсказать длительность следующего интервала.

Пожалуйста. Жизнь все равно опрокинет все ваши телячьи

построения:

  Семнадцать - три - четыре - семнадцать - один - двадцать -

три - четыре - семь - семь - семь - восемнадцать.

Говорят: вожди мирового пролетариата, Карл Маркс и Фридрих

Энгельс тщательно изучили смену общественных формаций и на этом

основании сумели многое предвидеть. Но тут они были бы

бессильны предвидеть хоть самое малое. Вы вступили, по

собственной прихоти, в сферу фатального - смиритесь и будьте

терпеливы. Жизнь посрамит и вашу элементарную, и вашу высшую

математику:

Тринадцать - пятнадцать - четыре - двенадцать - четыре -

пять - двадцать восемь.

Не так ли в смене подъемов и падений, восторгов и бед

каждого человека - нет ни малейшего намека на регулярность? Не

так ли беспорядочно чередуются в жизни  человечества его

катастрофы? Закон - он выше всех нас. Икота - выше всякого

закона. И как поразила вас недавно внезапность ее начала, так

поразит вас ее конец, который вы, как смерть, не предскажете и

не предотвратите:

Двадцать два - четырнадцать и все. И тишина.

И в этой тишине ваше сердце вам говорит: она неисследуема,

а мы - беспомощны. Мы начисто лишены всякой свободы воли, мы во

власти произвола, которому нет имени и спасения от которого -

тоже нет.

Мы - дрожащие твари, а она - всесильна. Она, то есть божья

десница, которая над всеми нами занесена и пред которой не

хотят склонять головы только одни кретины и проходимцы. Он

непостижим уму, а следовательно, он есть.

Итак, будьте совершенны, как совершенен отец ваш небесный.

 

Электроугли - 43-й километр

 

Да. Больше пейте, меньше закусывайте. Это лучшее

средство от самомнения и поверхностного атеизма. Взгляните на

икающего безбожника: он рассредоточен и темнолик, он мучается и

он безобразен. Отвернитесь от него, сплюньте и взгляните на

меня, когда я стану икать: верящий в предопределение и ни о

каком противоборстве не помышляющий, я верю в то, что он благ,

и сам я поэтому благ и светел.

Он благ. Он ведет меня от страданий к свету. От Москвы - к

Петушкам. Через муки на Курском вокзале, через очищение в

Кучине, через грозы в Купавне - к свету и Петушкам. Дурх ляйден

- лихьт!

Я заходил по площадке в еще более страшном волнении. И все

курил, и все курил. И тут - яркая мысль, как молния,  поразила

мой мозг:

- Что мне выпить еще, чтобы и этого порыва - не угасить?

Что мне выпить во имя твое?..

Беда! Нет у меня ничего такого, что было бы тебя достойно!

"Кубанская" - это такое дерьмо! А "российская" - смешно при

тебе и говорить о "российской". И "розовое крепкое" за рупь

тридцать семь! Боже!

Нет, если я сегодня доберусь до Петушков - невредимый - я

создам коктейль, который можно было бы без стыда пить в

присутствии бога и людей. В присутствии людей и во имя бога. Я

назову его "иорданские струи" или "звезда Вифлеема". Если в

Петушках я об этом забуду - напомните мне, пожалуйста.

Не смейтесь. У меня богатый опыт в создании коктейлей. От

Москвы и до Петушков пьют эти коктейли до сих пор, не зная

имени автора, пьют "ханаанский бальзам", пьют "слезу

комсомолки", и правильно делают, что пьют. Мы не можем ждать

милостей от природы. А чтобы взять их у нее, надо, разумеется,

знать их точные рецепты; я, если хотите, дам вам эти рецепты.

Слушайте.

Пить просто водку, даже из горлышка, - в этом нет ничего,

кроме томления духа и суеты. Смешать водку с одеколоном - в

этом есть известный каприз, но нет никакого пафоса. А вот

выпить стакан "ханаанского бальзама" - в этом есть и каприз, и

идея, и пафос, и сверх того еще метафизический намек.

Какой компонент "ханаанского бальзама" мы ценим превыше

всего? Ну, конечно, денатурат. Но ведь денатурат, будучи только

объектом вдохновения, сам этого вдохновения начисто лишен. Что

же, в таком случае, мы ценим в денатурате превыше всего? Ну,

конечно: голое вкусовое ощущение. А еще превыше? А еще превыше

тот миазм, который он источает. Чтобы этот миазм оттенить,

нужна хоть крупица благоухания. По этой причине в денатурат

вливают в пропорции 1:2:1 "бархатное" пиво, лучше всего

"останкинское" или "сенатор", и очищенную политуру.

Не буду вам напоминать, как очищается политура, это всякий

младенец знает. Почему-то в России никто не знает, отчего умер

Пушкин,

- а как очищается политура - это всякий знает.

Короче, записывайте рецепт "ханаанского бальзама". Жизнь

дается человеку один раз, и прожить ее надо так, чтобы не

ошибиться в рецептах:

Денатурат - 100 г.

Бархатное пиво - 200 г.

Политура очищенная - 100 г.

Итак, перед вами "ханаанский бальзам" (его в просторечии

называют "чернобуркой") - жидкость в самом деле черно-бурого

цвета, с умеренной крепостью и стойким ароматом. Это уже даже

не аромат, а гимн. Гимн демократической молодежи. Именно так,

потому что в выпимшем этот коктейль вызревает вульгарность и

темные силы. Я сколько раз наблюдал!..

А чтобы вызревание этих темных сил хоть как-то

предотвратить, есть два средства. Во-первых, не пить

"ханаанский бальзам", а во-вторых, пить, взамен него, коктейль

"дух Женевы".

В нем нет ни капли благородства, но есть букет. Вы

спросите меня: в чем загадка этого букета? Я вам отвечу: не

знаю, в чем загадка этого букета. Тогда вы подумаете и

спросите: а в чем же разгадка? А в том разгадка, что "белую

сирень", составную часть "духа Женевы", не следует ничем

заменять, ни "жасмином", ни "шипром", ни "ландышем". "В мире

компонентов нет эквивалентов", как говорили старые алхимики, а

они-то знали, что говорили. То есть, "ландыш серебристый" - это

вам не "белая сирень", даже в нравственном аспекте, не говоря

уж о букетах.

"Ландыш", например, будоражит ум, тревожит совесть,

укрепляет правосознание. А "белая  сирень", напротив того,

успокаивает совесть и примиряет человека с язвами жизни.

У меня было так: я выпил целый флакон "серебристого

ландыша", сижу и плачу. Почему я плачу? - потому что маму

вспомнил, то есть вспомнил и не могу забыть свою маму. "Мама",

- говорю. И плачу. А потом опять: "мама!" - говорю, и снова

плачу. Другой бы, кто поглупее, так бы сидел и плакал. А я?

Взял флакон "сирени" - и выпил. И что же вы думаете? Слезы

обсохли, дурацкий смех одолел, а маму так даже и забыл, как

звать по имени-отчеству.

И как мне смешон поэтому тот, кто, приготовляя "дух

Женевы", в средство от потливости ног добавляет "ландыш

серебристый"! Слушайте точный рецепт:

"Белая сирень" - 50 г.

Средство от потливости ног - 50 г.

Пиво "жигулевское" - 200 г.

Лак спиртовой - 150 г.

Но если человек не хочет зря топтать мироздание, пусть он

пошлет к свиньям и "ханаанский бальзам", и "дух Женевы". А

лучше пусть он сядет за стол и приготовит себе "слезу

комсомолки". Пахуч и странен этот коктейль. Почему пахуч, вы

узнаете потом. Я вначале объясню, чем он странен.


Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 165; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!