ГЛАВА 3. Я ПЕРЕЖИВАЮ ЭПИДЕМИЮ ЧЕРНОЙ ЧУМЫ 6 страница



 Но он стал.

 - Он сказал, что я особенная, - сказала она.

 - В каком смысле?

 - Сказал, что мой отец был ангелом, а мама смертной, а я Демидиус, что означает ангел наполовину.

 Я рассмеялась. Просто не смогла удержаться. - Подожди, ты разыгрываешь меня, так?

 - Нет, - она смотрела на меня непреклонно. - Это не шутка, Клара. Это правда.

 Я уставилась на нее. Проблема была в том, что я доверяла ей. Больше, чем кому-либо другому. Насколько я знала, до сегодняшнего дня она никогда не лгала мне, даже в тех мелочах, которые многие родители говорят своим детям, чтобы заставить их вести себя хорошо, или верить в зубную фею, и тому подобное. Она была моей мамой, конечно, но также и моим лучшим другом. Звучит избито, но это правда. И сейчас она рассказывала мне что-то безумное, невозможное, и смотрела на меня так, будто все зависело от моей реакции.

 - То есть ты говоришь, что ты на половину ангел, - медленно проговорила я.

 - Да.

 - Мам, ну перестань, - я хотела, чтобы она рассмеялась вместе со мной и сказала, что вся эта ангельская чушь – лишь фантазии, которые у нее были, как в «Волшебнике страны Оз»[9], когда Дороти просыпается и понимает, что все ее приключения были не более чем красочной галлюцинацией, случившейся от удара по голове. - Ладно, и что потом?

 - Он вернул меня на Землю. Помог найти бабушку, которая к тому моменту была уверена, что я погибла. И когда начался пожар, помог нам эвакуироваться в Парк «Золотые ворота». Он пробыл с нами три дня, и после я не видела его много лет.

Я молчала, обеспокоенная деталями ее рассказа. Год назад наш класс отправился в музей, потому что там открыли выставку, посвященную великому землетрясению в Сан-Франциско. Мы рассматривали фотографии разрушенных зданий, покореженных машин, сброшенных с дорог, чернеющих скелетов сгоревших домов. Слушали старые аудиозаписи людей, бывших там, их резких дрожащих голосов, когда они описывали трагедию.

Все делали из этой поездки нечто особенное, потому что в тот год была сотая годовщина со дня землетрясения.

 - Ты сказала, что был пожар? - спросила я.

 - Ужасный пожар. Дом моей бабушки сгорел дотла.

- И когда это случилось?

- В апреле, - ответила она. – В апреле 1906 года.

 Я чувствовала себя так, будто меня сейчас стошнит. - И тогда получается, что тебе, погоди… 110 лет?

 - 116 в этом году.

 - Я не верю тебе, - запинаясь, сказала я.

 - Я понимаю, что это непросто.

Я встала. Мама потянулась к моей руке, но я отдернула ее. Обида промелькнула в ее глазах. Она тоже встала, отступила на шаг назад, давая мне немного пространства, слегка кивнула, словно понимала, через что я сейчас прохожу. Будто знала, что разрушила все.

 Я чувствовала, что мне не хватает воздуха.

Она сошла с ума. Только это все и объясняло. Моя мама, которая была близка к званию лучшей мамы мира, моя собственная версия «Девочки Гилмор»[10], та, из-за кого мне завидовали друзья, женщина с золотисто-каштановыми волосами, свежей кожей и хлестким чувством юмора на самом деле оказалась безумным лунатиком.

 - Что ты делаешь? Зачем рассказываешь мне все это? - спросила я, смаргивая выступившие от злости слезы.

 - Потому, что ты должна знать, что ты тоже особенная.

 Я уставилась на нее в изумлении.

 - Я особенная, - повторила я. – Потому, что если ты полу-ангел, то я, погоди, четверть-ангел?

 - Ангелы на четверть называются Квортариусами.

 - Я хочу пойти домой, сейчас, - глухо сказала я. Мне нужно позвонить отцу. Маме, кажется, нужна помощь.

 - Я тоже не поверила бы в это сразу, - сказала она. - Не без доказательств.

Сначала я подумала, что солнце вышло из-за облаков, освещая уступ, на котором мы стояли, но потом поняла, что этот свет был сильнее обычного. Я повернулась и прикрыла глаза при виде мамы, излучающей сияние. Это было все равно, что смотреть на солнце, такое яркое, что глаза заслезились. Затем свет чуть потускнел, и я увидела, что у нее есть крылья, - огромные снежно-белые крылья, распахнутые позади нее.

 Это наш предмет гордости, - сказала мама, и я поняла ее, хотя она говорила не на английском, а на странном языке, напоминающем две ноты, сыгранные на один такт, таком странном и чужом, что заставлял волосы на затылке встать дыбом.

 - Мама, - сказала я беспомощно.

 Ее крылья разомкнулись, словно нагнетая воздух, и опустились вниз. Звук, производимый ими, напоминал чуть слышное сердцебиение. Мои волосы отбросило назад порывом ветра. Она поднималась над землей, медленно, невозможно грациозно и легко, по-прежнему озаряя светом все вокруг.

 Затем она внезапно преодолела уровень вершин деревьев и, пронесшись через всю долину, превратилась в едва заметное пятнышко на горизонте. Я осталась одна, ошеломленная происходящим, на пустой безмолвной скале, на которой стало еще темнее от того, что мама не могла осветить ее своим сиянием.

 - Мам! - позвала я.

 Я увидела, как она возвращается назад, описывая круг, скользя уже медленнее на этот раз. Она показалась как раз там, где обрывалась скала, и парила, заставляя воздух слегка колыхаться.

 - Кажется, я верю тебе, - сказала я.

 Ее глаза сверкнули.

 Почему-то я не могла сдержать слез.

 - Милая, - сказала она. - Все будет хорошо.

 - Ты ангел, пробормотала я сквозь слезы. - А это значит, что я…

 -Что ты тоже ангел, - закончила она.

 Той ночью я стояла посреди своей спальни, закрыв входную дверь и желая, чтобы мои крылья показались. Мама уверяла, что я смогу вызвать их, со временем, и даже использовать их для полета. Я не могла представить такое. Это было слишком дико. Я встала напротив большого зеркала в своей майке и белье и подумала о моделях-ангелах из рекламы «Victoria’s Secret» с их крыльями, сексуально извивающихся вдоль тела. Крылья не появились. Я захотела рассмеяться, такой странной казалась вся эта идея – я с крыльями, вздымающимися прямо из плеч, я ангел.

 То, что мама была полу-ангелом, имело смысл – конечно, в той степени, в которой вообще то, что твоя мама является сверхъестественным существом может иметь смысл. Она всегда казалась мне необыкновенно красивой. В отличие от меня с моими задумчивостью и упрямством, вспышками гнева, сарказмом, она была грациозной и уравновешенной. Почти раздражающе совершенной. Я не могла назвать ни одного ее недостатка.

 Если конечно не считать того, что она врала мне всю мою жизнь, говорила я себе с горечью. Неужели нет правила, запрещающего ангелам врать?

 Только на самом деле она и не врала. Ни разу она не сказала мне: - Знаешь что? Ты ничем не отличаешься от других людей. - Она всегда говорила мне прямо противоположное. Говорила, что я особенная. Я просто никогда не верила ей до сегодняшнего дня.

- Ты во многом лучше, чем другие люди, - сказала она мне, пока мы стояли на вершине «Баззадс Руст». – Сильнее, быстрее, умнее. Разве ты не замечала?

 - У…нет, - быстро ответила я.

 Но это было не правдой. Я всегда чувствовала, что отличаюсь от других людей. У мамы было видео, на котором я уже в семь месяцев умела ходить. К трем годам я научилась читать. Я быстрее всех в классе освоила таблицу умножения и запомнила все пятьдесят штатов, и все в этом духе. Плюс я всегда была хороша в физических упражнениях. Я была быстрой и ловкой. Могла высоко прыгать и далеко бросать. Все хотели заполучить меня в свою команду на физкультуре.

 Но я вовсе не была уникумом или кем-то вроде того. Ни в чем я не была исключительной. Не играла в гольф как Тайгер Вудс, будучи малышкой, не писала собственные симфонии в пять лет, не играла в шахматы. В основном, все давалось мне чуть легче, чем остальным детям. Я и правда замечала это, но никогда не размышляла на эту тему. Думала, что действительно превосхожу других во многих вещах, но только потому, что не сижу часами перед телевизором, смотря всякий мусор. Или потому, что моя мама была одним из тех родителей, который заставляет своего ребенка тренироваться, учиться и читать книги.

 Сейчас я не знала, что думать. Все полетело кувырком.

 Мама улыбнулась. - Часто мы делаем лишь того, чего от нас ждут, - сказала она. - Хотя способны на гораздо большее.

 При мысли об этом у меня так закружилась голова, что пришлось сесть. И мама начала говорить снова, объясняя самые основы. Крылья: поняла. Сильнее, быстрее, умнее: поняла. Способная на гораздо большее. Что-то про другие языки. А еще было несколько правил: Не говорить Джеффри – он еще недостаточно взрослый. Не говорить людям – они не поверят, и даже если поверят, не смогут принять это. У меня до сих пор в ушах звенит от того, как она сказала «людям», будто к нам это слово не имеет никакого отношения. Потом она рассказала о предназначении и о том, что скоро я получу свое. Это очень важно, сказала она, но объяснить это непросто. А затем мама просто замолчала и перестала отвечать на мои вопросы. Есть вещи, сказала она, которым я научусь со временем, которые придут с о опытом. Пока мне не обязательно знать про них.

- Почему ты не рассказывала мне раньше? - спросила я у нее.

- Потому что хотела, чтобы ты жила нормальной жизнью, столько, сколько возможно», - ответила она. «Хотела, чтобы ты была обычной девочкой.

Сейчас я уже никогда не стану обычной. Это было понятно.

Я глядела на мое отражение в зеркале. - Окей, - сказала я. - Покажитесь мне…крылья!

 Ничего.

- Быстрее летящей пули! - выкрикнула я отражению, приняв лучшую из моих супергеройских поз. Затем улыбка исчезла с лица моего отражения, и по другую сторону зеркала осталась лишь девушка, скептически смотрящая на меня.

- Ну, давайте, - попросила я, раскидывая руки. Я направила плечи вперед, закрыла глаза и стала усиленно думать о крыльях. Представляла, как они появляются из меня, прорезают кожу, простираются передо мной, как было у мамы на скале. Я открыла глаза.

 Все еще никаких крыльев.

Я вздохнула и плюхнулась на кровать. Выключила лампу. На потолке моей спальни были приклеены светящиеся в темноте звездочки, и сейчас это казалась таким глупым, ребяческим. Я взглянула на часы. Была полночь. Завтра в школу. Мне нужно будет сдать тест по произношению, который я пропустила, и это казалось таким странным.

- Квортариус, - вспомнила я странное слово, которым мама называла четверть-ангелов.

Квортариус. Клара – квортариус.

Я думала, о странном языке, на котором говорила мама. Ангельский, сказала она. Такой сверхъестественный и прекрасный, как музыкальные ноты.

 - Покажи мне мои крылья, - прошептала я.

На этот раз мой голос прозвучал странно, будто мои слова отдавались эхом, высоким и низким одновременно. Я задохнулась.

 Я могла говорить на этом языке.

И потом под собой я ощутила крылья, чуть приподнимающие меня вверх, одно сложенное под другим. Они простирались до самых пят, переливаясь белым даже в темноте.

- Вот черт! - вскрикнула я, а потом прихлопнула рот обеими ладонями.

Очень медленно, боясь, что крылья снова исчезнут, я поднялась с кровати и включила свет. Затем встала перед зеркалом и в первый раз взглянула на свои крылья. Они были настоящими – настоящие крылья с настоящими перьями, тяжелые, покалывающие, являющиеся абсолютным доказательством того, что случившееся ранее с моей мамой не было шуткой. Они были такими красивыми, что у меня в груди что-то сжималось при взгляде на них.

Осторожно я прикоснулась к ним. Они были теплые, живые. Я могла двигать ими, как оказалось, так же как могла двигать собственными руками. Будто они и правда были частью меня, еще одной парой конечностей, о которых я не подозревала всю мою жизнь. Я предположила, что размах моих крыльев не меньше 10 - 12 футов[11], но точно сказать было нельзя. Полностью крылья даже не помещались в зеркале.

 Размах крыльев, подумала я, тряся головой. У меня есть размах крыльев. Это просто безумие какое-то.

Я осмотрела перья. Некоторые из них были очень длинными, гладкими и остроконечными, другие мягче, более округлые. Самые короткие, те, что располагались ближе всего к моему телу, там, где крылья соединялись с плечами, были маленькими и пушистыми. Я ухватила одно из них и потянула, пока она не оторвалось, что оказалось так больно, что слезы навернулись на глаза. Я смотрела на перышко на своей ладони, стараясь принять тот факт, что оно мое. Мгновение оно лежало на моей ладони, а затем медленно стало исчезать, словно испаряться, пока не пропало полностью.

 У меня есть крылья. У меня есть перья. Во мне течет кровь ангелов.

Что случится дальше, спрашивала я себя. Я научусь летать? Буду сидеть на облаке и бренчать на арфе? Стану получать послания от Бога? Страх шевельнулся у меня внутри. Нашу семью сложно было назвать религиозной, но я всегда верила в Бога. Но есть большая разница между верой и осознанием того, что Бог существует и что у него есть планы относительно моего будущего. Это было странно, по меньшей мере. Мое понимание вселенной и моего места в ней перевернулось с ног на голову меньше, чем за 24 часа.

Я не знала, как заставить крылья снова исчезнуть, так что просто сложила их за спиной так плотно, как смогла, и легла на кровать, изогнув руки так, чтобы чувствовать крылья под ними. В доме было тихо. Казалось, что все люди на земле спят. Все осталось по-прежнему, но я изменилась. Все, что я могла сделать этой ночью, это лежать здесь с удивительным и пугающим знанием, ощущать перья под собой, до тех пор, пока не усну.

 

ГЛАВА 5. БОЗО

(Переводчик: lissa, Inmanejable; Редактор: [unreal])

 

У нас с Кристианом есть только один совместный урок, поэтому привлечь его внимания - не такая уж и легкая задача. Каждый день я пытаюсь занять такое место на Истории Британии так, чтобы появился хоть маленький шанс, что он будет сидеть рядом со мной. И до сих пор в течение двух недель, звезды выстраиваются в линию в точности три раза, и он садиться за стол, следующий за моим. Я улыбаюсь и говорю: «Привет». Он улыбается в ответ и тоже здоровается. На мгновение непреодолимая сила, кажется, соединяет нас как магниты, но потом он открывает свою тетрадь, или проверяет свой сотовый телефон, который прячет под столом, тем самым показывая, что болтовня о том, какая у нас хорошая погода, закончена.

В тот короткий момент наших встреч словно один из магнитов щелкает вокруг и отдергивает его от меня. Он не груб или что-либо в этом роде; он просто не заинтересован в том, чтобы узнать меня. А почему он должен? Он понятия не имеет о будущем, которое ждет нас.

Вот так, в течение часа каждый день я тайно наблюдаю за ним, пытаясь запомнить все, что могу, не уверенная, что именно из всего этого могло бы быть когда-нибудь полезным для меня. Ему нравится носить застегивающиеся на пуговицы костюмные рубашки с рукавами, небрежно закатанными до локтя, и подобного стиля джинсы марки «Севен» в слегка отличающихся оттенках черного или синего. Он использует тетрадки, сделанные из вторичной бумаги, и пишет зеленой шариковой ручкой. Кристиан почти всегда знает правильный ответ на вопрос, который задает ему мистер Эриксон, а если тот не отвечает, то он подшучивает над этим, будто Кристиан не только умен, но к тому же скромный и очень забавный. Кристиан любит «Алтоиды»[12]. Очень часто он лезет в свой задний карман за маленькой серебряной коробочкой с мятными конфетками и засовывает их в рот. Мне, это говорит о том, что он надеется быть поцелованным. Для этого Кей каждый день встречает его возле класса.

Увидев, как новая девочка глазела на её парня в первый день в кафетерии, она никогда больше не оставляла его без присмотра.

Вот и получается,  что все, имевшееся у меня - это несколько драгоценных минут перед уроком, и чтобы я не делала или не говорила до последнего времени - ничто не вызывало в Кристиане существенной ответной реакции.

Но завтра «День Футболки». Мне нужно принарядится в такую, которая бы провоцировала на разговор.

- Не парься по этому поводу, - сказала Венди, когда я продемонстрировала ей несколько футболок.

Подогнув под себя ноги, она уселась на полу возле окна в моей комнате, изображая закадычную подругу, помогающую сделать важный модный выбор.

- Как насчет той, что с изображением группы? - спросила я.

Я протягиваю черную футболку из тура "Dixie Chicks"[13]

- Только не она.

Я беру в руки свою любимую - травянисто-зеленую с изображением Элвиса, приобретенную мной в Грейсленде несколько лет назад. Молодой, мечтательный Элвис склонился над своей гитарой.

Венди уклончиво хмыкнула.

Я схватила ярко-розовую футболку с надписью: "Все любят калифорнийских девчонок".

Эта может иметь шансы на победу, поскольку намекает на то, что у нас с Кристианом есть нечто общее. Но с моими оранжевыми волосами смотреться она будет не очень.

Венди же потешается:

 - Боюсь, мой брат собирается надеть футболку, говорящую: "Возвращайся в Калифорнию"

- Поганец. В любом случае, что он имеет против калифорнийцев?

Она пожимает плечами.

- Это длинная история. В основном, все из-за того, что когда-то мой дед владел ранчо «Ленивые собаки», а теперь оно принадлежит некому богатому калифорнийцу. Мои родители только управляют им для него, и для Такера - это повод побушевать. И потом, ты оскорбила «Блубэлл».

- «Блубэлл»?

- В этих местах, ты без страшных последствий не можешь непочтительно отзываться о мужском грузовике.

Я смеюсь.

 - Что ж, он должен преодолеть себя. Вчера на уроке Британской истории он пытался сжечь меня на костре. Представь, вот я обдумываю свое задание, делаю пометки, как хорошая маленькая девочка, а тут Такер внезапно поднимает руку и обвиняет меня в том, что я ведьма.

- Очень похоже на Такера. - признает Венди.

- Все проголосовали за это.

Я едва не лишилась своей монашеской жизни. Очевидно, я должна отплатить тем же.

Кристиан, помниться, к счастью проголосовал против моего сожжения. Конечно, его голос был не столь важен, потому что он крепостной.

Но все же, он даже в теории не хотел видеть меня мертвой.

Это что-то да значит.

- Ты же в курсе, что это будет лишь подстрекать его, верно? - сказала Венди.

- А я могу справиться с твоим братом. Кроме того есть что-то вроде поощрения для студентов, которые продержались целый семестр. И я - оставшаяся в живых.

Настала очередь Венди рассмеяться.

 - Да, ну, это же Такер.

- Я не могу поверить, что вы вышли из одной матки.

Она улыбнулась.

 - Бывают момент, когда я тоже не могу в это поверить, - произнесла она, - но он хороший парень. Просто временами хорошо это скрывает.

Она пристально смотрит из окна, её щеки порозовели.

Разве я обидела её? После всего этого разговора, о том, сколько неприятностей причиняет Такер, она действительно волнуется за него?

Думаю, смогу понять почему. Я могу смеяться над Джеффри сколько хочу, но если кто-то ещё оскорбит моего младшего братишку, им лучше поостеречься.

- Ну, так что, Элвис? На этом мои варианты закончились.

- Конечно, - она облокотилась на стену и заложила руки за голову, словно разговор её вымотал.

- На самом деле всем всё равно.

-  Да, хорошо, ты-то была здесь всегда, - напоминаю я ей. - Ты принята, а я чувствую, что если сделаю одно неверное движение, то испытаю все преимущества от преследователей разъярённой толпы на себе.

- О, пожалуйста. Ты будешь принята. Я же приняла тебя, не так ли?

Она приняла.

 

Через две недели я всё ещё ела за столом Невидимок.

До сих пор я различала две основные группы в средней школе Джексон Хола: Имущие - симпатичные люди, состоявшие из богатого Джексон Холерса, родителям которых принадлежат рестораны, картинные галереи и отели; и меньшие по численности и менее заметные Неимущие - те, чьи родители работают на богатого Джексон Холерса.


Дата добавления: 2018-10-27; просмотров: 174; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!