PS. Жора – Георгий Александрович Чуич ушел от нас в мае 2013 года. 9 страница



Конечно есть! Разве в этом я когда-нибудь сомневался? Он во всем и всегда, и везде, и всюду! Бог в сиянии этих глаз и в жужжаньи реле, и в ...

Я же не знал, что не пройдет и… И мы с Тиной…

Щелк!..

Словно в подтверждение моим мыслям о вездесущности Всевышнего этот звук привел в действие мои руки. Почему до сих пор на руке перчатка? Я зубами, как пес, сорвал ее с правой руки и резким кивком головы зашвырнул в темноту. Тот же час высвободившиеся из перчатки пальцы, как щупальца спрута, потянулись к чашечке Петри. Осторожным движением я снял верхнюю стекляшку и увидел их, свои клетки. Словно сметенные ладонью с чистого ночного неба яркие звездочки они сияли, мерцая всеми красками радуги, весело подмигивая мне и благодаря за освобождение из темного плена термостата. Единение было полным, проникновенным и доверительным. Наши души слились, их музыка звучала в унисон с музыкой моего восторга в безупречной гармонии, мы читали мысли друг друга. Сейчас это кажется мистикой, но тогда я боялся шевельнуть пальцем, чтобы не разрушить это единство. Мне казалось, что это сон, и я не хотел просыпаться. Я дернул себя за мочку уха, чтобы убедиться, что я не сплю. Я не спал. С этим белесовато-золотистым сияющим монослоем клеток нужно было что-то делать. Я стоял у термостата с распахнутыми, словно жаждущими обнять меня, прозрачными дверцами, держа в левой руке чашку с клетками, а правой уже шарил по поверхности стола в поисках пипетки. Идея пришла мгновенно, и я не мог отказать себе в удовольствии тут же проверить себя: ты – жив. Никакой лихорадочной спешки, никаких колебаний. Сначала нужно было приготовить бескальциевый изотонический раствор для отрыва клеток от стеклянной подложки. Баночка с динатриевой солью этилендиаминтетраацетата стояла на привычном месте, старые торсионные весы, и это меня не удивило, работали исправно, нужно было рассчитать пропорцию, и я лихо это сделал в уме. Чтобы избежать температурного шока, жидкость необходимо было подогреть. Клетки снова были упрятаны в термостат и ждали своего часа. Теперь термостат, мне казалось, был единственным на земле живым местом! Я сказал им, что время пришло, пришла та минута! Они тоже ее дожидались. Дождались! Я снял пиджак и бросил его на кресло. Галстук болтался, как маятник, пришлось стащить и его. Теперь я точно знал, чего хотел. Чего, собственно? Конечно же, я нервничал, у меня колотилось сердце, и слезы то и дело вызревали в уголках моих глаз. Да, это было до слез трогательное предприятие – знать, что ты жив. Этого знания было достаточно, чтобы раскричать на весь мир грядущие перемены. Наступает новая жизнь! Нет – эпоха! Эра!.. В чем, собственно, эта новизна выражается? Я не хотел даже пальцем пошевелить в поисках ответа на этот вопрос. И дятлу понятно, в чем! В том, что я могу теперь себя клонировать. Не только себя – кого угодно! Это было потрясение! Власть хромосомы была так сильна, что у меня судорогой перехватило дыхание. Да! Я чуть не умер! Мне казалось, я был бы гораздо счастливее, если бы это случилось. Единственное, что теперь нужно было сделать – тщательнейшим образом изучить и проанализировать условия выращивания собственных клеток, чтобы отработать технологию поддержания их жизни. Но это были технические трудности, которые, я в этом ни капельки не сомневался, легко можно преодолеть. Это были даже не трудности, а работа ума профессионала. Я теперь твердо знал: пришла новая эра в жизни планеты Земля! Ух ты! Это звучало чересчур громко, дерзко, выспренно, вызывающе. Но и восхитительно! Больше всего на свете мне хотелось с кем-нибудь поделиться этим знанием, но никого не было под рукой. Некому было даже позвонить. И никто из моих, ни Шут, ни Тамара, ни Ната или Инна, не знали об этих клеточках. Юре я тоже ничего не сказал. Чтобы он занялся, наконец, своей скрипкой. А знала ли о них Аня? Жаль, ах, как жаль, что она ушла. Но я же ее просто выгнал!.. Но если бы вдруг в тот миг рядом оказалась Тина, я бы… Я бы просто… Это уж точно: ей бы пришлось…

Её рядом не оказалось. Да и быть не могло!

Мне вдруг пришло в голову: Аза! Где она, что с ней, как поживает наш клон – Гуинплен?

Через час я стоял уже мучил телефонную трубку, чтобы позвонить Жоре. Я его поражу! Хорошо, что в те минуты его не оказалось на месте! Длинные гудки, летевшие из Москвы, притишили бег моих мыслей, и я медленно поплелся домой. И долго не мог уснуть.

А утром был уже у термостата.

Зачем?

- Ты ответил на свой вопрос?

- Ты не знаешь, куда я подевал свою флешку?

 

 

 Глава 29

 

И если уж выискивать в этом деле, в своей жизни начало начал, по сути – точку отсчета, то все началось вот с чего. В мой сон пришел кто-то и стал насиловать мои уши:

- С момента появления на свет мы вступаем в ожесточенную борьбу за выживание с очень агрессивным противником – природой. И с первого же дня подвергаемся ожесточенной разрушительной бомбардировке ее снарядами. И если у тебя железные нервы, хороший окоп и прочный скафандр, если дух твой устойчив и крепок, тело твое продержится дольше. Ты сгниешь несколько позже других. Но гибельного конца не избежать никому. Так было до недавних пор. И вот наука вооружила нас такими дотошными и точными знаниями о нашей природе, что появилась надежда сначала значительно продлить жизнь человеческой особи, скажем, лет на 20, если не на все сто, а вскоре и сделать ее бессмертной. Абсурд, утопия, нонсенс!? Нет! В наших руках сейчас такие знания о породе человеческой, у нас такой шанс стать бессмертными, что если мы не воспользуемся этой возможностью, Бог навсегда отвернется от нас. Вот мы и заняты тем, что усердно ищем ключи к бессмертию. Это не алхимия, не поиск очередного эликсира научным тыком, это скрупулезно выверенный, рассчитанный с математической точностью, научно обоснованный, как принято сегодня говорить, а значит, многократно опробованный способ достижения…

- Вечности что ли?

- Именно! Сейчас главное – это строительство реальных и надежных дорог. Мы должны показать каждому путь к спасению…

- Разве надо спасать?

- Природа неумолима в своем стремлении истребить человека, отомстить ему за его злые земные дела.

- Но ведь это закон. Грех Адама искупить невозможно.

- Все так думают. Это догма, придуманная горбатым умом. Нужно разорвать этот круг представлений.

- И мы беремся это исправить?

- В том-то и дело.

- Но это не дело человека, нечеловеческий труд…

- В том-то и дело, что мы беремся за дело Бога.

- Это даже не царское дело…

- Мы должны взять на себя роль Бога и обязательно справиться с ней.

- С нашими куриными мозгами.

- Ага.

- Но это смешно, если мы это понимаем.

- Если понимаем – это не смешно. Это – божественно. Как нам ни трудно стать богами, мы должны это сделать. Эта работа добавит морщин, но никто не сделает ее за нас. И кому-то ведь надо быть первыми. Как когда-то мир ждал прихода Иисуса, и Он пришел и явил себя миру, и мир распял его, но и принял Его учение, красно шествующее сейчас по планете, так и сейчас все ждут второго пришествия. Для этого все готово. Абсолютно все: вся наука подготовила в фактах это пришествие и готова показать, дать пощупать и попробовать на зуб эту возможность перехода в вечность, и человек, академик и простая кухарка готовы воспринять это чудо. Как простую истину! Точно так, как они чистят картошку, зная, что из нее можно приготовить пюре или чипсы, или свечку от геморроя. Вот мы это чудо и явим миру! Ты готов участвовать в этом проекте?

- Я?! Готов…

Я не мог ответить иначе, разве я мог отказаться от возможности заняться Божьим промыслом? Кто бы смог?

- Ты готов?

- Я?! Готов! Тут и думать нечего!

Я вдруг осознал: я готов! И при этом прекрасно понимал, что когда мужчина любой ценой пытается доказать миру свою состоятельность, он может лишиться не только смысла своего существования, но потерять и то, что дано ему Богом, – свое предназначение.

Когда он убедился в моей полной готовности написать книгу о бессмертии, его и след простыл. Я открыл глаза – светило яркое солнце…

Мне часто снится мечта… Впрочем, сон и есть живая мечта, хотя ее не укусишь зубами и не схватишь рукой, как вот этот, полный до краев водкой стакан. Жаль, что вчера вечером я так и не напился.

- Брось, – говорит Лена, – хвататься за стакан – последнее дело.

- Не пришлось бы выслушивать этого умника. Ну, да ладно. В его словах есть ведь и какой-то резон. Хорошо и то, что я Жоре не дозвонился. Вот уж кто бы прочистил мне мозг!

- Похоже, что Жора это сделал бы с удовольствием.

- Да уж, его хлебом не корми, дай только… Ты уходишь?

- Сейчас, – поясняет Лена, – идем с Милкой на школьный базар. Хлопоты разные... Вернемся – будем тебя лечить.

- Думаешь, я болен?

- Еда в холодильнике. Только не пей…

- С утра? Еще чего!..

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

 

                                          Не ищите чудес, их нет.

                                          Ищите знание – оно есть.

   Всё, что люди зовут чудесами,

                                          есть только та или иная степень знания.

 

                                                                               Тибетская мудрость

 

НЕИСТОВСТВО ЛЮБОПЫТСТВА

 

Глава 1

 

Итак, я закатал рукава. Теперь я все делал за всех, я был человек-оркестр и извлекал звуки музыки из каждого прибора, каждой установки и каждой пробирки, пипетки или подложки так, как это делали и Юра, и Шут...

Даже Анечка позавидовала бы мне – с такой быстротой я носился от одного прибора к другому, перескакивая с одного табурета на другой. А с какой аккуратностью и усердием я чистил, мыл, нарезал, взвешивал, крошил!.. Мне позавидовал бы любой лаборант! И даже до жути педантичный, дотошно скрупулезный и всеуспевающий Слава Ушков. Но я уже не помнил, как он выглядит. Когда все было готово – все клеточки, выжившие в термостате, были отделены от подложки и наслаждались свободой, плавая поодиночке в суспензии, я приступил к самому ответственному моменту: оценке их жизнеспособности. Я нисколько не сомневался, что и по отдельности они все будут мне улыбаться. Ремесло это мне очень нравилось: мне доставляло огромное удовольствие командовать полками клеточных масс, подчинять их своей воле, бросать в бой за жизнь, рискуя их жизнями. Нравилось побеждать!.. Мне пришлось некоторое время повозиться с генератором поля, а затем и с Юриным микроскопом: настроить бинокуляр под себя, подобрать табурет по росту, и вот я, глядя в окуляр, пальцами на ощупь нахожу тумблер. Что ж, с Богом!.. Я легонько нажал рычажок: щелк.

То, что я увидел, меня потрясло: клетки едва дышали. Смерть со своей черной косой гналась по пятам за каждой из них. Глаза их запали в черные глазницы, зияли рты, они едва уносили ноги от костлявой старухи, страх сочился из каждой поры... «За что?» – беззвучно кричали их рты.

У меня оборвалось сердце. Моя вина была очевидна – я переспешил, переусердствовал, перестарался. Лучшее – враг хорошего, я тогда это прочно усвоил. В своем стремлении побыстрее убедиться в победе над смертью я, конечно же, увлекся и не учел множества элементарных вещей. Скажем, забыл подогреть до нужной температуры (плюс 37,7°) розовую питательную 199-ю среду. Не подкормил клеточки АТФ и витаминами, не дал им ни пузырика кислорода... Я поспешил и чуть было не потерял их. Да, чуть не потерял. Я видел: они еще были живы и взывали о помощи. Я опрометью бросился их спасать. Главное, что требуется для спасения жизни, будь то жизнь муравья, баобаба, слона или клетки, – вложить в эту уходящую жизнь свою душу. Я постарался. И больше ни одна мимолетная мысль об Ане даже не коснулась меня.

Час тому назад они еще улыбались мне, сияя и светясь от встречи со мной, и вот своей поспешностью я обрек их на умирание. От осознания происходящего меня охватило огромное чувство вины и досады: как же так?! У меня случались промахи, но я редко чувствовал себя виноватым. Снова нужно было спешить, но не торопясь. Прежде всего, нужно было все тщательно продумать, шаг за шагом, выверить, просчитать. Каждую долю градуса, каждый нанограмм протектора мембран, каждую молекулу того же холестерина или мукопротеина, или фактора адгезии клеток. Нужно было залатать дыры в клеточной поверхности, наладить работу митохондрий, центриолей и лизосом; ядерная мембрана должна восстановить свой энергетический потенциал, и исправно должен работать насос по перекачке ионов...

Надо дать им возможность раздышаться!

Всю машину клеточной жизни нужно было держать в голове и предугадать все возможные последствия их повреждения.

Я сел в кресло и уперся подбородком в крепко сжатый кулак. Роденовский мыслитель! Проблема была и в том, что здесь, в этих чертовых апартаментах нашей Азы, не все, что мне требовалось, было под рукой. Это и понятно! Но через пять минут я уже колдовал над суспензией. Сначала я добавил в 199-ю среду гомеостатический коктейль, содержащий жизненные амины, микроэлементы, незаменимые аминокислоты. Я знал, что для латания дыр в клеточных поверхностях требуются холестерин, специфические белки и мукополисахариды, поэтому, не жалея, щедрой рукой добавил необходимую порцию всего этого добра. С радостью ребенка я заметил, как мои усилия через несколько минут были вознаграждены. Протекторы мембран залепили дыры, из которых сочились наружу целые стада разных ферментов. Иногда, я заметил, в большие дыры проникали рибосомки, эти крошечные станции по производству белка, и даже отдельные митохондрии. Я добавил в суспензию щепотку универсальной энергии жизни – циклических АМФ и ГМФ. Клетки ожили. Особенно благотворно подействовала АТФ в составе придуманной еще Жорой «гремучей» смеси. Это была жизнетворная антистрессовая композиция биологически активных соединений, за считанные минуты приводящая поврежденные клетки в чувство. Жора знал толк в механизмах скорой помощи не только людям, но и клеткам. И в этом была его сила как универсала-целителя. Я не припомню ни одного шамана, колдуна или экстрасенса, способного так ярко и быстро поставить больного на ноги. Разве что только Христа, да и то понаслышке. Жору я мог потрогать рукой, выпить с ним пива… И даже испытать на себе его оздоровительный арсенал.

И, конечно же, активированный в дезинтеграторе Хинта кремний. Этот воистину божественный порошочек, полученный из природного минерала цеолита, магамин, как его величают ученые, позволяет клеткам, измученным нашей цивилизацией, найти в себе силы для ремонта поврежденных ДНК и вопреки всем пережитым катаклизмам снова улыбнуться. Клетки ожили: взволновалась и затрепетала, как флажок на флагштоке, клеточная поверхность, раздышались, словно меха кузнеца, митохондрии, закачал калий-натриевый насос. А как заработал аппарат Гольджи, порция за порцией выбрасывая из клеток ненужные шлаки. Я любовался своими клетками и радовался их успеху. Еще бы! Ведь каждая из них была частью меня, моим продолжением, моей вечностью.

Я вхожу в такие профессиональные подробности лишь для того, чтобы каждому, кто когда-нибудь будет это читать, было ясно, в какую глухую и никем не хоженую чащобу жизни мы забрались. Да, мы были уже там, совершенно обездвиженные, скованные по рукам и ногам лианами поиска и любопытства. И пути назад уже не было.

У меня, как у каждого серьезного испытателя, в душе еще таилась тревога, что чего-то я не учел, и эта вспышка жизненных сил, которую я возбудил в клетках, может так же быстро угаснуть и умереть. Но когда через час или два, а может быть, прошло часов пять или шесть (для меня тогда время остановилось), когда я увидел, что в цитоплазме начали формироваться для укрепления цитоскелета микротрубочки, я облегченно вздохнул и включил электрочайник. Мне даже почудилось, что я слышу их голоса. Многолетний опыт подсказывал мне: нельзя успокаиваться! Но у меня уже не было сил стоять кряду еще несколько часов, наблюдая в микроскоп за этими фабриками жизни. Ноги дрожали, глаза слезились и уже не хотелось есть. Мечта упасть в постель и забыться казалась неосуществимой. И все-таки я позволил себе упасть в кресло, смежить наглухо веки и дождаться, когда закипит вода в чайнике. Я на ощупь выдернул шнур из розетки и этим действием выключил и себя. Не знаю, сколько я спал, но когда проснулся, вода в чайнике была холодной. Прошел час. Или два. Я снова воткнул штепсель в розетку и стал ждать. Чего, собственно? Я знал, что вода в чайнике в конце концов закипит. И, в конце концов, я выпью свой кофе. Но меня, известное дело, интересовал не чайник, не кофе и даже не стук, время от времени доносившийся со стороны двери. Я не мог заставить себя встать и заглянуть в микроскоп. Ясное дело, что меня больше всего на свете интересовало: как там мои клеточки, мои крохотулечки? Мой мозг похлеще самого скоростного компьютера перебирал варианты поведения клеток, из которых я теперь мог вырастить самого себя. Самого себя, свой собственный клон! О, Пресвятая Мария! Осознание этой возможности перехватывало мне горло, останавливало биение сердца. Никому в истории Земли не приходилось переживать это чувство творения, сотворения человека. Ощутить себя Богом – было вершиной наслаждения. Это придало мне смелости и уверенности в себе. Наконец я взял себя в руки и призвал на помощь все свое мужество. Будь что будет, решил я, не последний ведь день на свете живем. Я встал и уставился глазами в бинокуляр. Видимо, я на время лишился рассудка, так как из меня вдруг вырвался дикий вопль победителя. Но передо мной никогда не было врага, которого нужно было побеждать. Я не мог бы себе объяснить, что это значило, но я точно знал: мы победили смерть. Я и мои клеточки. Заглянув в микроскоп, я увидел нежно-золотисто-зеленую паутину клеточного веретена, нити которой на обоих полюсах клеток уже крепко схвачены центриолями и собраны в лучистые пучки, а другие их концы, как солнечные лучи, рассеяны к экватору клетки и уже уцепились за перетяжки моих хромосом. Клетки делятся! Да, делятся! Неужели мне все это снится?! Они готовы создавать себе подобных, от деления к делению, каждый день, из года в год, от века до века, всюду и всегда сеять вечно мой генотип...

- Ты действительно?..

- Я видел, как, набухая и утолщаясь, бугрятся и взъерошиваются, готовясь к редупликации, мои хромосомы, хранящие память о моем роде, как поровну распределяются по дочерним клеткам и митохондрии, и рибосомы, и... Нити ДНК расплелись… Чтобы в них не запутаться, нужно пальцами перебрать все эти триплеты или кодоны, поправить, упорядочить, попридержать... Кто-то не поверит, что вот так запросто, пялясь в какой-то допотопный бинокуляр допотопного микроскопа, можно наблюдать за делением собственных клеток, видеть все клеточные органеллы и даже помогать делению собственными руками, щупать кончиками пальцев ДНК, гладить мембраны митохондрий, ощущать шероховатость гранулярного ретикулума... Неверы, не верьте. Но я же вижу! Я же держу в своей пригоршне целый рой рибосом! Вот они, как икринки...

- Ты действительно видел? – спрашивает Лена еще раз.

- Только слепые могут не видеть всей прелести небесного света клеточного деления, только простуженные могут не ощущать небесной свежести его ароматов, и только глухие могут не расслышать той гармонии звуков, исходящих из струн арфы клеточных веретен. О, Его Величество, Митоз! Никто еще не сложил о Тебе легенды, никто еще не оценил Тебя по достоинству. А ведь только Тебе Жизнь обязана жизнью.

Лена не может взять в толк:

- Послушай, Рест, нельзя увидеть невооруженным глазом митоз.

- Начни я убеждать тебя в обратном, тебе пришлось бы приглашать бригаду санитаров со смирительной рубашкой. Конечно же, нет! Я не знаю человека, которому удалось когда-либо наслаждаться чудом деления клеток кожи, хотя от этих митозов просто сияет и светится весь ее камбиальный слой. Это же факт неоспоримый!


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 205; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!