PS. Жора – Георгий Александрович Чуич ушел от нас в мае 2013 года. 12 страница
Мне трудно представить себе внешность как Архимеда, так и Одиссея или Тесея, или Пантагрюэля и Дон Кихота, и Дон Жуана, и даже Евгения Онегина или князя Болконского, той же Анны Карениной или Наташи Ростовой, которую я всегда вижу только Людмилой Савельевой. Мне помогли бы, возможно, Леонардо да Винчи со своим витрувианским мужичком или Гойя со своими умалишенными, или, может быть, Микеланджело со своим Давидом... Или Рубенс... Вполне возможно, что и Скопас, и Пракситель, и Лисипп, а то и сам Фидий лепили бы с Жоры свои шедевры. И «Дискобол» Мирона или «Копьеносец Дорифор» Поликтета сгодились бы тоже… И, конечно же, конечно, Роден со своим «Мыслителем» очень бы пригодился. Даже Пифагор Регийский со своим «Мальчиком, вынимающим занозу» пришелся бы ко двору.
И, разумеется, Аполлон Теннейский вместе с Аполлоном Бельведерским были бы неплохими помощниками в описании Жориной персоны… Кстати, и сам Гермес с его символом плодородия! А Лаокоон?! Даже Сократ со своим лбом, но без носа...
Да, они могли бы быть очень похожи на Жору, если бы...
Говоря коротко, Жоре не нужно было опасаться, что его внешний вид не говорит в его пользу. И никакие ракурсы, и никакие одежки не могли изменить этого моего мнения.
Но ни с кем из них Жора не был сравним, так сказать, внутренне, своим духом и образом мыслей, своими, так сказать, трансцедентальностью и экзистенциализмом… Ни из живых, ни из почивших в бозе, и даже ни из каких-то там литературных героев, так старательно выписываемых мастерами поэзии и прозы, мастерами скульптуры и живописи... Скажем, Одиссей. Или Отелло. Или Гаргантюа со своим Пантагрюэлем, или Дон Кихот со своим Санчо Пансой... Дон Жуан? Ловелас? Может быть, Казанова?..
|
|
|
Может быть... Может быть... Нет, ни князь Мышкин, ни даже Алеша Карамазов...
Но, может быть, Степной волк? Или Робинзон Крузо?..
Ни сам Август, ни Нерон, ни даже Марк Аврелий на коне или даже вальяжный Нил не смогли бы выразить нутро Жориной индивидуальности. Нет! Никто! Даже Папа Римский! Мне казалось, что в Жоре легко можно было обнаружить частичку каждого из тех, кого я назвал. Он свил в себе, сбил и сцепил черты многих героев древней истории и современности и прекрасно нес этот образ на новом витке. Новой и новейшей. Но вот что примечательно, замечательно и достойно восхищения: он вобрал в себя, воплотил черты всех знаменитостей, но остался Жорой. Это – восхитительно! Жора – это Жора! Его еще будут лепить, изображать всеми красками мира, создавать о нем оды и поэмы, элегии и легенды… Жора – это только Жора. Вот в чем сила гена!..
И все-таки и Аспазия, и Таис Афинская, равно как и Клеопатра, и Афродита Милосская, не говоря уж о Нефертити, могут быть призваны на помощь будущим Жориным биографам, ваятелям и живописцам… Да-да, Жора таит в себе не только мужскую силу и ум, но и невыразимое женское обаяние... Тина?.. Тина – да! Тина вне всяких сомнений! Взять хотя бы её до чёртиков строгий сухой бескомпромиссный и безжалостный ум! Мужик! Да, мужик! Если кто-то находит, что мужской ум надёжнее и плодотворней. Да, Тина – да! Она даже… Если можно было бы из неё лепить Жорин ум…
|
|
|
Он не был, что называется, баловнем судьбы, но и судьба не ходила у него в любовницах. Я бы не назвал его и страстотерпцем, нет-нет! Страсти в нем кипели, как смола в котле. У тех чертей ада.
- Ну, ты и налепил, – произносит Лена.
- Если бы Смоктуновский, - заключаю я, - не играл так яростно свого Гамлета, если бы Янковский был не настолько сутул, если бы Женька Миронов был повыше ростом, а Максим Аверин не так лыс, если бы Аль Пачино был не так стар, если бы Мохаммед Али и Поль Робсон были белыми, если бы Бернард Шоу не был бы таким рыжим, если бы…
Даже если бы Элизабет Тейлор с ее синющими глазами была мужчиной или Мерилин Монро была не такой белокурой бестией… Если бы Клеопатра не была такой властолюбицей, а Нефертити такой длинношеей, если бы…
|
|
|
И, наконец, если бы Тинка не была женщиной, Женщиной с её неженским умом… Железззная леди!
Если бы всех их можно было немного подправить, подровнять, причесать, пригладить, дать, так сказать, каждому нужный и достойный толк, они, пожалуй, могли бы и сойти за Жору, быть на него похожими…
Если бы не…
Но что толку их править?! Жора – это Жора! Один такой!.. Ни на кого не похожий! Единственный в своем роде! Да!.. Я знаю двух великих сербов – Теслу и Жору Чуича…
- Ну как же, ааа…
- Да-да, ты права: ещё и великий воин Албании Скандербег. Ну и даки, конечно, и…
- Ну, ты и наваял... – только и произносит Лена. – А что Тина? Она видела Жору? Они сдружились?..
Почему я не сравниваю Жору с Иисусом?
Глава 9
Окончательно я переехал в Москву только к холодной осени. Август стоял жаркий, асфальт просто плавился под ногами, потом зной ушел, а с начала октября зачастили дожди. Я притащил в Москву два огромных чемодана, набитых всякой лабораторной всячиной, без которой никакая советская лаборатория не в состоянии достичь более-менее приличных научных результатов. Голь, известно, на выдумку хитра. Мы и выдумывали. У меня не было проблем с жильем, но я жил у Жоры на даче в Баковке. Рядом была дача Фурцевой, неподалеку могила Бориса Пастернака. Мы читали самиздатовский «Доктор Живаго» и пожимали плечами: что в нем не устраивало нашу власть? Добираясь до места работы, мы полдня тратили на дорогу, работали допоздна и, если лень было ехать домой, ночевали в лаборатории. Жора, как и прежде, был влюблен в свое дело, и с этим Москва ничего поделать не могла. Ничто на свете не интересовало его больше, чем наука. Он был предан ей, как раб своему веслу, как хозяину пес. Ни деньги, ни слава не могли похвастать, что он когда-либо обострял свой слух при звоне монет или звуках фанфар. Он боготворил свои клеточки, собственноручно с ладошки кормил их, холил и лелеял, разговаривал с ними на языке полного взаимопонимания и взаимной любви, он даже спал с ними, как спят с любимой женщиной, безраздельно деля с ними свою жизнь. «Биодатчики» стало его настольным, так сказать, словом. Чего он только не напридумал, каких только биомодулей на основе реакций отдельных клеток и фрагментов тканей не понасоздавал, чтобы вооружить себя и человечество новыми, так сказать, инструментами для тестирования степени насыщения окружающей человека среды как вредными, так и несущими ему несомненную пользу веществами и их композициями. Эти модули были его дополнительными рецепторами, обострявшими слух и зрение, нюх и вкус, повышавшими чувствительность его кожи… Одним словом, они были надежным подспорьем в оценке возможной агрессии всей той грязи, которую веками нагромождал вокруг себя человек, порабощавший природу в попытке выхолостить ее недра и не настроенный ждать от нее милостыни. Вокруг него всегда было много молодых людей, с кем он щедро делился своими знаниями, все признавали в нем вожака, женщины безрассудно влюблялись, а многие мужики даже искали у него защиты. Это выглядело странным, но так было, я помню. Однажды я стал свидетелем настоящего плача Салямона – известного исследователя раковой клетки, личная жизнь которого не удалась. Мы сидели в «Национале», он рассказывал свою жизнь, как на исповеди, Жора слушал и вдруг произнес:
|
|
|
- С каждым днем у нас все меньше и меньше света.
Я не смог оценить всей глубины сказанного, а Салямон воскликнул:
- Ах, как это верно сказано!..
Видимо, они уже неоднократно встречались и понимали с полуслова друг друга. Вскоре я узнал, что Салямон женился. Или уехал в свой Израиль. Или в Америку. Во всяком случае, кризис был разрешен. Я уверен, что помог этому Жора.
Лаборатория была его империей, царством. Здесь все было подчинено его воле и пропитано его духом. Везде можно было видеть его хитроумные приспособления, собственноручно изготовленные штучки: установки, модули, узлы, детали. При том, что помещение было просто набито самой современной импортной аппаратурой. Но он и ее улучшал, украшал, упрощал, совершенствовал. Здесь он спорил с матушкой-природой. Он хотел ее победить? Нет, конечно! Улучшить, усовершенствовать. У нее ведь немало изъянов, требующих, по его мнению, правок и доработок. Он спорил с Богом? Этого не знал никто. Вряд ли он мог бы на это решиться. Здесь была его империя поиска путей вечной жизни. Жора был абсолютно уверен: это ему, влюбленному в свое дело, вооруженному до зубов новейшими приборами и технологиями и знающему теперь, как это делать, ему вот-вот удастся, наконец, задвинуть куда подальше колченогую старушку с косой, если не дать ей вообще хорошенько под зад. Чтобы и дух ее выветрился. Он пока не верил в воскрешение мертвых, но победа над смертью не вызывала у него ни малейшего сомнения. И ему многие верили. Вся Москва устремлялась к Жоре.
- Ты куда?
- В «Лумумбу».
- Что там, кто-то приехал?
- К Жоре...
О Риме теперь и думать забыли, все пути вели к Жоре.
Ирузян, Чайлахян, Салямон, Симонян, Шабад... Светила советской биологической науки и асы научных интриг рвались в «Лумумбу», чтобы увидеть своими глазами то, о чем гудел ученый мир: рак побежден! Раковая клетка, этот чудовищный черный ящик, приковала к себе взгляды ученых всех стран. И вот Жора дал ей увесистую пощечину, бросил ей вызов. Я видел, что живется ему здесь нелегко и удовлетворения он ищет в работе, стараясь освободиться от нелегкого груза собственных мыслей. В том, что рак является порождением рук человеческих, его, человека, издевательством над природой, не было никаких сомнений. Плохо живет человек: грязно, пошло, жадно, криво… Не дружит с природой, с Богом, вот и рак, вот и СПИД… Идеи ученых оставались идеями, писались статьи и книги, звучали целые теории на многих международных симпозиумах, но практическое воплощение этих идей принадлежало Жоре. Его воистину золотые руки творили чудеса. Успехи молекулярной биологии давали надежду на спасение человечества от грозной болезни...
Переехал к Жоре и я.
Не то чтобы Жора не мог без меня обойтись – он нутром чуял мои способности заглядывать в мир молекул и клеток. Я был для него своеобразным тестером и инструментом, и он доверял моей интуиции. На этом и сошлись. Он не требовал подчинения, но искусно пользовался моей свободой экспериментального поиска. Тандем состоялся. Мы работали не покладая рук. Через месяц мы получили первые результаты по угнетению роста опухолевых клеток путем применения гомеопатических доз препаратов из акульего хряща, черепахи и горчичного семени, а к декабрю создали из них оптимальную композицию. Мы работали на клетках и тканях in vitro и не могли экстраполировать полученные результаты на человека. Требовались клинические испытания, разрешение фармкомитета и преодоление множества чиновничьих преград, которые сопровождают любое достижение науки. Иногда я тайно подмешивал в эти композиции куски каких-нибудь генов и тогда Жора был вне себя от радости:
- Я же говорил, – восклицал он, – что сперма кита активнее рога оленя!
Он даже не догадывался о том, что гены черепахи (белесоватый порошочек, напоминающий гипс или сахарную пудру) делали свое доброе дело, без труда преодолевая желудочно-кишечный барьер.
Глава 10
- …и Юля, конечно, - говорит Лена, - тебе…
- Что Юля?.. Ах, Юля!.. Юля конечно! Я совсем забыл рассказать о ней. А ведь без нее…
Я уже не раз пытался вспомнить, с чего у нас все началось.
- Что всё? И с чего же? – спрашивает Лена.
Я рассказываю…
- Как-то поздно вечером я застал в лаборатории Жору с какой-то черноволосой девицей.
- Я знаю эту историю, – говорит Лена.
- Я знаю, что ты знаешь. Послушай еще.
- Хорошо.
- Я забыл папку с первичными материалами, необходимыми для завтрашней конференции. Было уже около полуночи, и я не надеялся кого-либо застать, хотя Жора мог здесь торчать сутками, возясь со своими модулями. Привычным было и то, что у нас всегда были поздние гости. Так что я ничему не удивился.
- Привет, – только и произнес я, войдя и, не ожидая услышать ответ, направился к своему столу.
Они не обратили на меня никакого внимания. Я открыл книжный шкаф и стал искать свою папку. Она должна была лежать на средней полке, но ее там не было. Где же она может быть? Я точно помнил, что в ту пятницу сунул ее вот сюда…
В тишине был слышен ее негромкий голос:
- И вы полагаете, что именно так можно?.. Мир сегодня ведь не очень заботится о строгости нравов…
Жора молчал. Речь, конечно же, шла о происхождении жизни.
- … а не думаете ли вы?..
Мне стало интересно, я стоял и слушал. Чтобы не вызвать у них подозрения, я несколько раз хлопнул дверцей, мол, до вашего разговора у меня нет никакого дела, а сам между тем старался уловить каждое ее слово. Я не знал, зачем. Иногда, скосив глаза, я бросал на них любопытный взгляд. У нее были роскошные длинные черные волосы, ниспадающие на плечи, густая челка, прикрывающая высокий лоб, красивый профиль с греческим носом. С греческим? Так мне показалось. Глаз ее я не мог разглядеть, но они, мне казалось, были тоже черными. «Как у Азы» – подумалось мне. Сидя за столом друг против друга, они тихо спорили.
- А что вы думаете о панспермии?
У нее был простуженный голос с сипотцой. Жора время от времени лениво отвечал на ее вопросы. Иногда он убеждал ее в чем-то. Жорина трубка сиротливо лежала на столе, не дымясь, значит, разговор у них затянулся. Прежде чем спросить, я кашлянул и еще раз хлопнул дверцей по шкафу.
- Извините, – сказал я, – пардон…
- Что ты ищешь? – спросил Жора.
Она тоже повернула голову в мою сторону.
- Нашу папку, – сказал я, – извини…
Ей было, на первый взгляд, лет восемнадцать. Да, не больше. Она была совсем юной, но вопросы задавала такие взрослые:
- Вы считаете, что валовый продукт как интегральный показатель может отражать…
- Может, – прервал ее Жора.
Меня она просто не замечала. Жора взял со стола папку и протянул ее мне: на!.. Чтобы я отвязался.
- Я пойду, – вдруг сказала она, вставая, – поздно уже… Спасибо! Я вам еще позвоню...
- Тебя отвезти? – предложил Жора.
- Нет-нет, я на метро. Спасибо…
- Ночь на дворе…
- Мне не страшно.
Когда дверь за ней захлопнулась, я спросил Жору:
- Кто это?
- Выпить хочешь? – спросил Жора.
- Не откажусь.
Жора разлил коньяк по каким-то мензуркам, мы выпили.
- Кто это был? – спросил я еще раз.
- Понравилась? – спросил Жора.
Я только пожал плечами. «Понравилась?» Что я мог на это ответить, не успев ее даже как следует рассмотреть?
- Студентка ВГИКа, – сказал Жора, – снимает у нас свою дипломную работу, – и добавил, – Юля, Юленька… Такая умненькая…
- Какая-какая?..
- Ей у нас понравилось. Она даже…
- О чем же она снимает? – спросил я.
- О каких-то там коацерватах. Документальный фильм. Как зарождалась жизнь.
- Где же она их берет?
- Что?
- Ну, эти твои коацерваты?
Жора вопросительно уставился на меня:
- Как где?! Я же рассказываю!
- Она снимает твои слова?
- Пока да…
Это было в начале зимы. Разве мог я тогда предположить, как эта милая черноглазая девчушка изменит мою жизнь? Не мог.
- Изменила? – спрашивает Лена.
- А ты как думаешь?
- А Тина, а твоя Тина?
- А как ты думаешь?
Глава 11
Однажды приехал наш генерал.
- Бери, – сказал ему Жора, кивнув на зеленое пластмассовое ведерко, до краев наполненное какими-то орешками, – угощайся…
- Что это? – спросил генерал.
- Укрепляет силу…
- Ух! Это нам надо! – Он взял горсть орешков и сунул себе в карман. - Здесь у вас как в аду, черт ногу сломит. Как тут можно работать?
Это был второй его вопрос. Потом последовали еще, на которые отвечал только Жора.
- Покажите мне все, что нам удалось сделать.
Он сделал акцент на слове «нам», и Жора мне подмигнул.
- Вот, – сказал Жора и нажал кнопку.
Тихо зажужжал микродвигатель, замигали разноцветные лампочки, затрещали самописцы, задул вентилятор. Экспериментальный храм ожил. Генерал молчал. Жора следил за приборами, генерал следил за Жорой, прошло минут десять-пятнадцать.
- Ну и что? – спросил генерал.
У него было выражение глаз человека, которого обсчитала буфетчица.
- Что мне сказать там?
Генерал кивнул на потолок. Жора пожал плечами.
- Мы испытали семь композиций, – сказал он, – наиболее успешная...
Генерал перебил:
- Где она?..
Жора усмехнулся.
- Нужны клинические испытания. Мы не можем...
- Можем, – сказал генерал и жадно посмотрел на меня своими желтыми глазами, – как думаешь?
Теперь и я пожал плечами.
- У нас мало времени, давай все, что есть, – генерал снова обратился к Жоре, – и набросай схему приема.
Было ясно, что от нас он пустым не уйдет. Какое-то время Жора раздумывал, затем задал свой вопрос:
- Кто он?
Это был вопрос, который задал бы каждый ученый: для кого предназначен препарат? Теперь задумался генерал. Он давно знал Жору, они, кажется, даже дружили, во всяком случае, генерал всегда хвастал знакомством с Жорой. Теперь он думал, что ему ответить. Ответить как другу или отдать приказ?
- Ты хочешь знать?
Жора молчал.
- У него рак простаты, аденокарцинома.
Жора молчал.
- Ладно – Иванов. Ты не знаешь его.
Жора улыбнулся.
- Ладно, – генерал посмотрел на меня, приблизился к Жоре и прошептал на ухо чье-то имя.
Жора нажал красную кнопку, и в помещении воцарилась тишина. Мы сели в кресла, Жора включил электрочайник. Затем мы ели буженину и пили кофе с коньяком, генерал рассказывал о достижениях нашей космонавтики, мол, и в космосе проводятся испытания по увеличению продолжительности жизни лабораторных животных и создаются новые сверхсекретные технологии получения эликсира молодости. И т.д., и т.п.
- Теперь, значит, так, – в заключение сказал генерал, – вы должны вступить в партию.
Он взял обрывок какой-то газеты, тщательно вытер губы и пальцы и, скомкав газету, бросил ее в мусорное ведро.
- Вступить в куда?! – у Жоры глаза полезли на лоб.
- Пишите мне заявления, я протащу.
- Еще кофе? – спросил Жора.
- С этим не шутят, – сказал генерал, – пишите…
- Если партии будет надо, – сказал Жора, – она всегда нас найдет.
Перепалка длилась минут двадцать, но мы так ничего и не написали.
- Хорошо, хорошо, – сказал генерал, – никуда вы не денетесь. – Слышали новость? Вчера мне доложили, что какие-то там азиаты, китайцы или корейцы, изобрели способ поражать противника без единого выстрела. И никаких следов. Вот бы нам заполучить…
- Мы же не убиваем, – возразил Жора, – мы те, кто наоборот.
Я вспомнил, как Жора однажды предлагал мне заняться этническим оружием. Я еще не жил тогда в Москве.
- Чудак, – сказал генерал, – не все ли равно!
«Как люди с такими ледяными сердцами могут ходить по земле», - думалось мне. Не знаю почему, но мне вдруг пришла в голову мысль и о Юре. Вдруг! Он сказал бы примерно то же самое: не все ли равно! Странная мысль о Юре – вспышка молнии, и я тут же забыл о ней. Много позже я понял, почему эта мысль поразила меня.
Когда генерал уехал, заполучив свою порцию нашего препарата, Жора сказал:
- Он перечеркнет все наши усилия. У него нет времени, он не может ждать. Этот Иванов, может, и вылечится от своей карциномы, но дольше положенного не проживет. А ты сколько хотел бы жить?
- До полуночи, – сказал я.
Жора задержал зажигалку у рта и, когда понял, что я не собираюсь серьезно отвечать на его вопрос, нажал на ее колесико.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 223; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!