Относимость и допустимость доказательств
1. Понятия относимости (relevance) и допустимости (admissibility) широко используются в нормативных актах, практике и юридической теории Англии. "Больше всего, - писал Н.Н. Полянский, - придает своеобразие английскому доказательственному праву очень сложная, разрабатывавшаяся судами приблизительно в течение двух столетий система правил об относимости и допустимости доказательств"*(152). Право сохраняет много черт теории формальных доказательств, а движение вперед по пути их разрушения осуществляется очень медленно*(153).
Категории относимости и допустимости расцениваются как главные устои института судебных доказательств. Их традиционно анализируют параллельно в теоретических исследованиях. Но изучение трудов различных авторов приводит читателя к убеждению, что трактовка и конкретное содержание этих категорий неодинаковы. Причем речь идет о расхождениях не по второстепенным, а по весьма значительным вопросам, например по вопросу о существе данных понятий, их составных элементах, соотношении между ними т.п.
2. Обычно употребляемое выражение "относимость доказательств" (relevance of evidence) требует расшифровки. Нужно уточнить, что здесь понимается под доказательством? Обычный ответ на этот вопрос: применительно к относимости доказательства есть факты, а не методы, с помощью которых факты устанавливаются. Значит, логически неверно рассматривать свидетельства по слухам (hearsay) или мнения (opinion) как относимые или неотносимые, поскольку они по своей природе есть способы доказывания.
|
|
|
При такой трактовке, с точки зрения критериев относимости начинают прежде всего оценивать главные спорные факты. Их считают безусловно относящимися к делу. Некоторые авторы допускают ошибку, не упоминая, что по вопросу о круге юридических действий и событий, важных для конкретного дела, стороны нередко высказывают разные взгляды, и конфликт между ними решает суд. По его указаниям определяется предмет исследования, и лишь тогда можно считать главные факты отобранными и естественно отвечающими признаку относимости.
Наиболее широкое применение понятие относимости находит, когда речь идет об уточнении имеющих значение для дела доказательственных фактов (facts relevant to the issue), используемых с целью подтверждения или опровержения главных. Как уже отмечалось, это одна из сложнейших частей доказательственного права Англии*(154).
3. Относимость считается правилом, не имеющим каких-либо исключений в том смысле, что иррелевантные факты никогда не могут доказываться. Они лежат за границами исследования. Но есть множество изъятий обратного порядка, т.е. факты, которые объективно значимы для дела, по некоторым мотивам выяснять запрещено. Здесь уже нужно говорить о категории допустимости.
|
|
|
Допустимость - понятие, охватывающее различные исключающие (exclusionary) правила*(155). Среди них фигурируют нормы об "истопле", репутации людей, их склонностях, предшествующем осуждении, государственной тайне и проч. Недопустимость означает прежде всего запрещение доказывать или опровергать некоторые категории фактов. Но можно ли считать, что допустимость сводится лишь к вопросу о том, какие именно факты подлежат выяснению, и абсолютно не касается того, как их можно устанавливать?*(156) Очевидно, авторы таких заключений сами себе противоречат, если затем понятие недопустимости применяют, например, к случаям, когда судья в уголовном деле, руководствуясь дискреционным усмотрением, отвергает доказательства, добытые с нарушением закона*(157). Ясно, что он исключает не факты, а средства доказывания, содержащие информацию о них. Представлять же другие источники сведений о тех же обстоятельствах не возбраняется.
Многие юристы в связи с проблемой допустимости рассматривают вопрос о возможности использования различных доказательств для оспаривания содержания письменных документов, их дополнения или толкования. В этом ракурсе трактовка английской теорией категории допустимости сближается с тем значением, которое в данное понятие обычно вкладывает юриспруденция континентальных государств Европы. Здесь налицо взаимозависимость между нормами института доказательств и нормами материального права о форме договоров.
|
|
|
Английское право предписывает обязательную письменную форму для так называемых договоров за печатью. Такими договорами может быть закреплен любой контракт, но есть сделки, которые обязательно должны оформляться договорами за печатью (предоставление контрагенту выгоды без встречного удовлетворения, передача земельных участков и некоторые другие). При отсутствии надлежащего документа нельзя доказывать факт заключения договора, равным образом запрещено опровергать изложенные в документе условия соглашения (estoppel by deed). Правда, нужно учитывать наличие исключений из общих правил.
Характерной чертой английского гражданского права является то, что у сторон есть свобода выбора формы контракта. В отличие, например, от Франции в Англии существует небольшое количество сделок, для которых законодательство предписывает обязательную письменную форму (помимо договоров за печатью). Ранее их было много больше. Статут об обманных действиях 1667 г. для предотвращения злоупотреблений предписывал допустимость только письменных доказательств по целому ряду исков. Даже договоры купли-продажи на сумму более 10 фунтов стерлингов, если вещь не передавалась или не уплачивался задаток, надлежало заключать письменно. Однако закон 1954 г. об изменении норм об исковой давности значительно сократил круг сделок, требующих письменного оформления. Ныне обязательная письменная форма существует для договоров морского страхования, некоторых разновидностей переводов векселей и чеков, передачи акций, займов, купли-продажи. Нарушение этого предписания лишает основанные на договоре правомочия исковой силы. Есть договоры, которые можно заключать в любой форме, но суд дает им защиту лишь при наличии письменных доказательств (договор гарантии, продажи или иного распоряжения недвижимостью). Лучшим доказательством будет текст контракта, при его отсутствии можно ссылаться на иные документы, где налицо сведения об именах сторон, предмете договора, его существенных условиях (переписка по вопросу о заключении соглашения и т.п.).
|
|
|
Общее право не разрешало подтверждать договоры, требующие письменных доказательств, иными способами. Однако право справедливости ввело доктрину "частичного исполнения", исходя из принципа: "Справедливость оценивает содержание, а не форму". Суды удовлетворяли иски, имеющие целью реальное исполнение договора (но не возмещение убытков за неисполнение), если истец уже хотя бы частично исполнил свои обязанности.
Вообще, договор лишен исковой защиты из-за несоблюдения письменной формы только в случаях предъявления иска о его исполнении. Но такие контракты имеют юридическую силу, если они используются для возражений против требований другой стороны, в качестве встречного удовлетворения, для оправдания определенных действий и проч. В подобного рода делах наличие договора можно устанавливать с помощью любых доказательств.
Большее внимание английская процессуальная теория уделяет вопросу о допустимости опровержения, дополнения, исправления толкования текста письменно оформленных договоров с помощью других доказательств, включая свидетельские показания. Исходное правило гласит, что доказательства, "лежащие вне документа" (extrinsic evidence или parol evidence), не допускаются; при определении условий контракта суд должен учитывать лишь текст договора и ничего более. Но далее начинаются оговорки и исключения.
Прежде всего, стороне дозволено утверждать и доказывать, что договор был устный, а представленный ее противником документ есть только расписка в получении денег или меморандум, закрепивший ход предварительных переговоров, некоторые их итоги, предложения контрагентов. Является ли документ полноценным договором или нет, зависит от намерений сторон. Нередко характер этих намерений суд определяет с позиций "разумного человека", т.е. опять же значительную роль играет усмотрение судей.
Намерения участников соглашения служат также критерием, когда решается вопрос о принятии доказательств, имеющих целью дополнить, изменить или опровергнуть выраженные письменно условия сделки. Рядом прецедентов создано правило о возможности установления дополнительных условий, если суд не считает документ исчерпывающе регулирующим взаимоотношения сторон и утверждаемые моменты совместимы с текстом контракта, иначе говоря, контрагенты заключили договор частью в устной, частью в письменной форме. Не запрещено доказывать последующее изменение условий сделки новым устным соглашением. Опровергать контракт можно по мотивам принуждения, ошибки, обмана, заблуждения стороны при заключении договора. Все это мотивы, делающие договор незаконным.
С помощью дополнительных доказательств устанавливается также наличие и содержание различных обычаев, торговых обыкновений, сложившейся практики, согласно которым к договорам определенного типа присоединяются некоторые побочные условия. В 1953 г. Международная торговая палата издала сборник "Коммерческие термины" ("Trade Terms"), который является некоторой частной кодификацией торговых обычаев, применяемых к типизированным договорам международного торгового оборота, причем отмечены также особенности трактовки обычаев в отдельных странах. "В случаях возникновения спора по заключенной сделке содержащиеся в сборнике кодифицированные торговые обычаи могут быть использованы для восполнения и истолкования намерений сторон, не получивших достаточно полного или достаточно ясного выражения в сделке"*(158).
Большая и сложная проблема - толкование договоров. Доказательства привлекаются для выяснения значения терминов, характерных для какой-либо сферы бизнеса, техники или определенной местности или уже не применяемых, расшифровки непонятных знаков и сокращений, уточнения переводов с иностранных языков, устранения неопределенности выражений, раскрытия истинного намерения составителя документа (особенно завещаний) и т.п. Нагромождение условностей, исключений и отступлений усиливает реальную власть суда.
Обязанность доказывания
1. Обязанности доказывания (burden of proof) в большинстве работ английских юристов по доказательственному праву уделено немалое внимание. Это легко объяснить тем, что данный вопрос тесно связан с принципом состязательности и через него с категорией формальной истины. Для судопроизводства, в котором только заинтересованные лица беспокоятся о защите своих прав, а суд активности не проявляет, исключительно важно, кто и какие именно факты должен подтвердить. Невыполнение стандартов доказывания неумолимо ведет к проигрышу дела. Судья при вынесении решения учитывает указанные моменты, а если участвуют присяжные, надлежащим образом их инструктирует.
"Основное содержание выражения "burden of proof" установить просто. Оно сводится к обязанности доказывания факта или фактов. Тем не менее развилось малопонятное учение относительно различных смыслов этого выражения"*(159). Для такого критического замечания есть достаточные основания. Бремя доказывания (onus probandi) юристы оценивают с разных точек зрения, логическая завершенность ряда выводов оставляет желать лучшего, нет единообразной терминологии.
2. Главные характерные черты рассматриваемой проблемы английского судопроизводства заключаются в следующем. Прежде всего, выделяют обязанность доказывания (burden of proof), трактуемую в широком плане. Ее называют также общей (general), формальной (formal), установленной законом (legal), побудительной (persuasive) обязанностью. Такая обязанность лежит на стороне, которая проиграет процесс, если вообще никаких материалов суду не будет представлено или вся сообщенная информация окажется сомнительной и не заслуживающей доверия. Обычно это истец, коль скоро ему необходимо подтвердить хотя бы один спорный факт или уточнить размер убытков. Общее бремя доказывания не перемещается с одной стороны на другую по мере движения процесса, т.е. представление истцом каких-либо доказательств определенного факта не означает, что ответчик затем должен привести контраргументы относительно того же факта.
Древний афоризм римского юриста Павла гласит: доказывает тот, кто утверждает. Утверждать можно и положительные (совершение действия, наступление события) и отрицательные (несовершение действия и т.д.) факты. Главное, чтобы они были определенными, привязанными к месту, времени. Так, при предъявлении иска о компенсации за незаконное уголовное преследование истцу надлежит доказывать отсутствие у ответчика разумных мотивов для преследования. Иногда различие между упомянутыми категориями фактов мнимое и зависит от словесной формулировки. Арендатор может заявить: "Наймодатель не ремонтирует дом" или "Арендуемый дом разрушается". На доказывание подобное различие не влияет.
Кроме общей, существует понятие специальной (specific) обязанности доказывания. Они относятся друг к другу как целое к части. Общая обязанность дробится на несколько конкретных в зависимости от количества фактов, о подтверждении которых стороне нужно позаботиться. А это количество зависит от норм материального права, называющих условия возникновения, изменения, ликвидации правовых отношений (юридические факты); от некоторых процессуальных категорий (судейское знание, презумпции и т.п.) и от результатов обмена состязательными бумагами (признанные другой стороной факты). Значит, участнику дела нужно доказывать все спорные моменты, которые идут ему на пользу. Специальную обязанность наряду с общей также называют законной (legal). Однако категория specific burden выделяется не всеми юристами.
Решающее влияние на распределение бремени доказывания имеет характер взаимоотношений между участниками конфликта и нормы права, их регулирующие. Так, при передаче денег одним лицом другому и отсутствии между ними родства считается, что был договор займа. Получатель, ссылающийся на дарение, должен это доказать. Но если получатель - сын кредитора, то наличие договора займа доказывает истец. По иску с требованием о выполнении какого-либо действий истечение исковой давности доказывает ответчик, а перерыв давности - истец.
Критерии бремени доказывания используются также при разрешении вопросов процессуального содержания. Участнику дела, представляющему копию частного документа, надлежит убедить суд в уничтожении оригинала или затруднительности доступа к нему. Ссылка на заявление умершего предполагает необходимость установления факта его смерти.
3. В отличие от обязанности доказывания обязанность представления доказательств (evidential burden) может перемещаться в ходе развития судопроизводства. Первоначально это долг стороны, на которой лежит бремя доказывания. Ей угрожает неудача, если суду не будет предоставлено никаких материалов или они окажутся неубедительными. По мере представления достаточных доказательств обязанность аннулируется, и теперь уже противнику надлежит заботиться о контраргументах и подкреплять их весомыми источниками информации.
Однако сторонники другого направления в английской теории критикуют тезис о переходе обязанности представления доказательств и считают, что каждая сторона выполняет собственную обязанность, а вовсе не передает ее другому*(160). По образному выражению Ноукса, X сбрасывает груз, Y поднимает другой груз, но X никогда не переваливает свою ношу на плечи Y, или наоборот*(161).
Эти теоретические разногласия не имеют существенного значения для практики и остаются спором о терминологии. Более важно другое. Оба направления не проводят ясного разграничения между разными, с точки зрения объема исследования, случаями. Усилия возражающей стороны могут быть сконцентрированы на опровержении факта, который утверждает и доказывает ее оппонент, или на ослаблении силы его материалов, подрыве к ним доверия. Возникает конфликт между доказательствами, представляемыми тяжущимися. Другой вариант складывается, когда ответчик, не разбивая исходной позиции истца, выдвигает и начинает доказывать новое обстоятельство, исключающее целиком или частично удовлетворение иска (отсутствие встречного удовлетворения, истечение давности, выполнение обязанности и проч.). Очевидно, что количество и качество информации, необходимой для успеха стороне, обязанной доказывать данный факт, не будут одинаковыми в одном и другом случаях.
Буржуазная теория не дает и бессильна дать ответ на вопрос о том, в какой момент развития производства обязанность доказывания может считаться надлежаще выполненной. Заключительную оценку имеющихся материалов дает суд при вынесении решения, когда уже ничего нельзя исправить. А до этого английский судья занимает пассивную, выжидательную позицию, он далек от того, чтобы инструктировать стороны, указывать на пробелы, дефекты, недостаточность доказательств и тем более истребовать их по своей инициативе.
На передний план снова выдвигается фигура искушенного адвоката, хорошо изучившего тенденции практики, склонности и привычки судей, методы оценки ими доказательственного материала. Только такой адвокат уверенно определит шансы сторон, наметит рубежи защиты и цели для нападения, уловит колебания весов правосудия. Дилетант в юриспруденции неизбежно будет излишне растрачивать время, силу, средства и, напротив, может оставить без внимания уязвимые места своей позиции. Таким образом, нормы английского гражданского судопроизводства о распределении обязанностей доказывания, закрепляющие фактическое неравенство сторон, носят антидемократический характер.
Оценка доказательств
1. Для любого исторического типа гражданского процесса проблема оценки доказательств судом имеет исключительно важное значение. Решение составляющих ее вопросов зависит не только от юридических воззрений, но и непосредственно от политической и философской идеологии, господствующей в обществе. Эту зависимость можно найти путем изучения установленных государством критериев оценки доказательств, а равно тех ее практических результатов, которые официальная доктрина объявляет желательными. Судопроизводство Англии, разумеется, подчиняется общей закономерности.
Любопытно, однако, констатировать, что анализ коренных аспектов проблемы оценки доказательств занимает в английских юридических исследованиях скромное место. Более того, даже соответствующую терминологию (evaluation of evidence) применяют редко и далеко не все авторы. Там же, где это выражение используется, например в качестве заголовка краткого раздела книги, данный раздел, кроме собственно оценки, содержит еще материал о бремени доказывания.
Но если некоторое явление реально существует, его должно как-то называть. Английским эквивалентом обычного для юриспруденции континентальных государств Западной Европы термина "оценка доказательств" является термин "стандарт (норма, уровень) доказывания" (standard of proof). Расшифровка этого понятия осуществляется через категорию onus probandi. Разъяснить содержание оценки доказательств, и особенно достигаемых с ее помощью целей, невозможно, не затрагивая главнейшей проблемы правосудия, а именно соотношения между конечными выводами суда по делу и объективной реальностью.
2. Английское право официально снимает с органов правосудия обязанность устанавливать истину по рассматриваемым делам. Место истины занимает субъективная уверенность судей в вероятности бытия исследуемых фактов. Но вероятность многозначна, количество ее оттенков неисчислимо. С учетом этого на практике и в теории утвердилась точка зрения о наличии двух стандартов доказывания: одного - для уголовных, другого - для гражданских дел.
В уголовном процессе, если имеется в виду констатация преступления, нужно, чтобы собранные обвинителем материалы устанавливали его наличие "вне разумных сомнений" (beyond reasonable doubt). Это квалифицируется как более высокая степень вероятности, призванная гарантировать защиту личности человека и предотвратить осуждение невиновных. В судопроизводстве же гражданском достаточно вероятности на ступень ниже, здесь обеспечен успех стороне, создавшей "перевес вероятности" (preponderance of probability). Часто цитируют рассуждения судьи Деннинга относительно стандартов доказывания. Например, по делу Miller v. Minister of Pensions он заявил, что в гражданском производстве доказательства должны порождать "...разумную степень вероятности, но менее высокую по сравнению с уголовным делом. Если на основании доказательств трибунал может сказать: "Мы считаем это более вероятным, чем наоборот", - то обязанность доказывания выполнена, но она не выполнена, если вероятности оказываются равными"*(162).
Практике вторит теория. "Доказыванием факта, - утверждает А. Уилшер, - является такое установление его существования, которое может убедить присяжных. В гражданских делах обстоятельства могут считаться доказанными в силу количественного или качественного преобладания доказательств.
Уголовное же обвинение должно быть доказано так, чтобы исключалось "всякое разумное сомнение"*(163). Аналогичные тезисы развивают многие исследователи*(164).
Итак, налицо формальная истина двух сортов. Это порождает логические противоречия. Например, в уголовном процессе состав преступления не должен вызывать разумных сомнений. Но если те же действия доказываются гражданскому суду, хватает перевеса вероятностей. Можно абстрактно рассуждать об истинах "высшего" и "низшего" классов, даже иллюстрировать их различие на конкретных примерах. Но английская теория не разработала достаточно строгих, научно обоснованных качественных характеристик каждого из двух главных стандартов доказывания, не наметила пограничную линию между ними.
Какую же служебную роль играют эти концепции об оценке доказательств? Прежде всего нужно подчеркнуть, что они могут существовать только на почве юстиции, для которой чужда задача установления объективной истины по судебным делам. В свою очередь теория стремится оправдать такую позицию. Не считается зазорным даже намеренное доведение до абсурда неугодных точек зрения. Имеет, например, хождение тезис, будто попытка до конца изучить факты, исследовать возможные их объяснения и тому подобное парализует правосудие или по крайней мере создает неимоверную волокиту.
По существу же тяжеловесные умозрительные построения сводятся в конечном счете к оправданию свободы судейского усмотрения при оценке доказательств. Причем нужно говорить об усмотрении чисто субъективистского характера, тождественном произволу, так как единственный надежный эталон для проверки выводов суда - их соответствие объективной действительности - безоговорочно отброшен. Его заменили рассуждениями о стандартах разного уровня вероятности. Опасность произвола усугубляется бесконтрольностью. Апелляционные инстанции хотя и вправе, но практически не склонны проверять фактическую сторону дела и обычно, если жалобщик не указывает на слишком явные противоречия между доказательствами и выводами о фактах суда первой инстанции, считают эти выводы правильными.
Отсутствие строгих объективных критериев оценки доказательств в совокупности с идеями о частном характере гражданских правоотношений и невмешательстве суда в борьбу участников спора открывает дорогу к эскалации от формулы "перевес вероятностей" к формуле "перевес доказательств" (preponderance of evidence). Первое понятие при либеральном толковании все же требует, чтобы вероятное заключение базировалось на некоторой совокупности вызывающих доверие материалов. Вторая концепция, особенно широко распространенная в американской юриспруденции, наделяет суд правом вынести решение в пользу стороны, представившей даже незначительные доказательства, если противник ничего им не противопоставил*(165). А именно так бывает, когда ответчик не является в суд и не оспаривает предъявленных к нему требований. В подобных, кстати, довольно распространенных, случаях, истцу, как отмечает английская теория, легко выполнить обязанность доказывания, для выигрыша дела ему нужно представить лишь минимум доказательств.
3. Английский суд оценивает доказательства по внутреннему убеждению. Это нормальный для буржуазного гражданского процесса метод оценки, заменивший так называемую систему формальных доказательств феодального общества с ее арифметическим подсчетом всех за и против. Характерно, что авторы многих монографий о гражданском судопроизводстве или специально об институте судебных доказательств проблему свободной оценки оставляют без внимания. Впрочем, главное ясно из закрепленной нормами идеи о достаточности вероятных заключений судей относительно рассматриваемых ими фактов.
Но рекомендаций, касающихся тех моментов, которые надлежит учитывать при оценке доказательственных материалов, в литературе, судебных решениях и нормативных актах рассыпано множество. Здесь используется понятие веса или убедительности доказательства (weight of evidence). Убедительность зависит от разнообразнейших факторов, например возраста свидетеля, его рода занятий, состояния органов чувств и памяти, репутации, продолжительности времени между совершением действия и его фиксацией каким-либо документом и т.п.
Закон о доказательствах 1968 г. содержит указание судьям при определении веса информации, добытой из производных источников, учитывать все обстоятельства, из которых можно сделать разумные выводы относительно точности информации. Далее ст. 6 (3) несколько конкретизирует эту общую рекомендацию. В частности, судам предложено выяснять, через какой промежуток времени после восприятия факта наблюдателем было сделано о нем заявление, не имел ли он мотивов для искажения или сокрытия информации, нет ли аналогичной заинтересованности у тех, кто собирал, хранил или перерабатывал на ЭВМ полученные от других сведения, и т.п.
Принцип свободной оценки доказательств хотя и является ныне господствующим в буржуазном, в том числе английском, гражданском судопроизводстве, однако, как признают зарубежные юристы, еще сохраняются элементы ушедшей в прошлое теории формальных доказательств. Печатью изощренного формализма и схоластики отмечены нормы англосаксонского процесса, регулирующие вопросы о производных (hearsay) и наилучших (best) доказательствах. За пределами судейской оценки лежит формальное признание, которое вообще считается не доказательством, а распорядительным актом стороны.
Свидетельские показания
1. Свидетельские показания широко используются в гражданском процессе Англии как средства доказывания (means of proof). И если континентальные правовые системы считают объяснения сторон и заключения экспертов особыми видами доказательств, то английская юриспруденция традиционно относит их к показаниям свидетелей, правда, имеющим ряд специфических черт. Главные вопросы, которые возникают в связи с этим источником информации, касаются способности людей быть свидетелями (competence), возможности их принудительного вызова в суд (compellability), допустимости отказа раскрывать некоторые сведения (privilege).
Расчистка юридической почвы от средневековых доктрин*(166) привела к тому, что к настоящему времени в английском праве сложилась общая норма, устанавливающая зависимость компетентности человека свидетельствовать по гражданским делам только от его интеллектуальных и физических характеристик. Такого рода ограничения распространяются, естественно, на детей и психически больных. Взрослые здравомыслящие люди, безусловно, могут давать показания.
Мерами, призванными гарантировать достоверность информации, являются присяга или обещание свидетеля не лгать. Умышленное нарушение клятвы или обещания имеет одинаковые юридические последствия (лжесвидетельство).
Относительно возможности получения сведений от детей английское общее право давно (источники называют решение 1779 г.) сформулировало принцип: показания ребенка допустимы, если он способен уразуметь значение присяги и опасность, недозволенность ложных заявлений, т.е. ребенок должен четко оценивать серьезность обязательства рассказывать правду*(167).
Эта прецедентная норма, несомненно, складывалась под давлением богословских концепций. Налицо явное смещение акцентов. С точки зрения психологической науки было бы единственно разумным исследовать, может ли ребенок данного возраста и развития адекватно воспринять, нормально осмыслить конкретные факты и сообщить о них другому. Хорошо известно, что малолетний некоторые явления объективного мира понять способен, а некоторые остаются для него до поры до времени загадочными. Указанная же норма объявляет главными совершенно иные качества.
На лиц, страдающих психическими заболеваниями, распространяется целиком норма общего права, разрешающая давать свидетельские показания при условии надлежащей оценки больным значения присяги. Само по себе душевное расстройство не делает человека некомпетентным свидетелем. Учитываются характер недуга и его течение. Например, помешательство на каком-либо одном пункте (меломания) не мешает допросу по иным темам. Равным образом возможен допрос в так называемые "светлые промежутки", когда болезнь имеет прерывистый характер. Способность оценивать клятву выясняет судья с помощью предварительной беседы. Однако стороны могут в ходе перекрестного допроса раскрывать некомпетентность свидетеля по мотиву его умственной неполноценности и представлять специальные доказательства по этому вопросу.
Компетентность "научного свидетеля" - эксперта, казалось бы, надлежало поставить в непосредственную зависимость от наличия у него специальной квалификации и познаний. Однако и здесь английское судопроизводство весьма оригинально. Так как экспертов обычно находят стороны без участия суда, то уровень профессиональной подготовки автора заключения не может служить мотивом отвода, а только учитывается при оценке убедительности выводов.
2. Свидетелей приглашают в суд участники гражданско-правового конфликта. Юридические нормы, фиксирующие принцип буржуазной состязательности в его английской интерпретации, целиком возлагают заботу о собирании доказательств на заинтересованных лиц. Судьи инициативы по вызову свидетелей не проявляют, более того, им запрещено это делать, кроме как с согласия или, по крайней мере, при отсутствии прямых возражений сторон. Судья может лишь предписать еще раз допросить уже ранее дававшего показания свидетеля.
Такая форма приглашения, конечно, не означает, что только от любезности свидетеля зависит, явится ли он на судебное заседание. Издавна существует две разновидности уведомлений, направляемых лицу, которое не желает посетить суд. Одна повестка называется subpoena ad testificandum - вызов для дачи показаний, другая - subpoena duces tecum ("принести с собой") - явка с представлением указанных документов. Есть утвержденные тексты и реквизиты повесток для разных случаев. Их выдают центральная и районные канцелярии Высокого суда с учетом места рассмотрения дела. Повестку должна вручать сторона лично вызываемому и не позднее чем в течение 12 недель со дня выдачи; она действительна до завершения судебного разбирательства. Центральная канцелярия выдает повестки также, когда гражданское дело рассматривает не Высокий суд, а низшие суды или административные трибуналы. Адресат вправе оспорить правомерность приказа о явке перед мастером отделения королевской скамьи (ст. 14-19 разд. 38 ПВС).
Неподчинение предписанию составляет преступление, именуемое оскорблением суда (contempt of court). Мотивы неявки, конечно, имеют значение. Но, например, ссылка на затруднительность оставить свою работу не была принята во внимание по делу об уменьшении размера алиментов*(168), хотя в условиях капиталистической экономики и хронической безработицы отрыв трудящихся от работы для дачи показаний на суде может причинить им немалые неприятности.
Некоторые категории лиц дают показания лишь по собственному желанию, их принудительный вызов запрещен. Это иностранные дипломатические представители и другие субъекты, пользующиеся иммунитетом, монарх Англии и персонифицированные носители суверенной власти других государств. По ст. 6 закона 1879 г. о банковских книгах как доказательствах в гражданских делах, где банк не выступает стороной, его руководителей и служащих нельзя обязать явиться в суд с какой-либо банковской книгой или для сообщения информации о содержащихся там записях.
По сравнению с обычными свидетелями эксперты занимают несколько особое положение. Уже отмечалось, что их также находят стороны. Но принудительный вызов допустим не всегда. С этой точки зрения, представляет интерес заключение Высокого суда от 28 ноября 1972 г. Английская гражданка начала в американском суде дело против фармацевтической фирмы, выпускавшей таблетки, от которых у нее развился тромбофлебит, приведший к ампутации ноги. Истица просила, чтобы два врача, исследовавшие действие таблеток на других женщинах, сообщили английскому судье результаты наблюдений. Эта информация нужна была для использования на процессе. Врачи от явки отказались, и суд ходатайство истицы не удовлетворил. Он указал: по общему правилу английские суды не обязывают эксперта давать показания против его воли, если лично он не имел отношения к спорным фактам. Данный принцип применяется с еще большей силой, когда отказ эксперта мотивирован нежеланием раскрывать сведения, конфиденциально сообщенные ему третьими лицами, и подготовка к показаниям требует значительного времени и усилий*(169). Таким образом, согласие эксперта выступить по делу зачастую зависит от него самого и, естественно, от размера обещанного гонорара.
3. Свидетель должен отвечать на вопросы, задаваемые участниками дела и судом, и представлять имеющиеся у него документы или предметы. Но в английском праве существуют нормы, разрешающие свидетелю по своей инициативе или по инициативе заинтересованной стороны отказаться дать определенного рода информацию. Речь идет о так называемых частных, или личных, привилегиях (private privilege). В уголовном судопроизводстве круг таких привилегий шире, чем в гражданском. Диспропорция значительно увеличилась после издания закона о доказательствах 1968 г.
Надлежит разграничивать привилегии личного характера и публично-правового (public or Crown privilege)*(170). Сходное терминологическое обозначение приводит к тому, что эти категории иногда начинают изображать двумя частями единого целого. Между тем каждое из них относится к разным разделам доказательственного права. Кардинальные экономические и политические факторы, безусловно, оказывают влияние на уровень интенсивности правовой защиты государственных (и приравниваемых к ним) интересов, с одной стороны, и интересов частных лиц - с другой. Первые охраняются гораздо строже, что накладывает отпечаток на содержание и внешние формы юридических конструкций.
Если налицо привилегия публично-правового типа, то она целиком исключает из сферы судебного исследования какой-то факт, носит императивный характер, применяется по инициативе суда, отказаться от льготы может только управомоченный государственный орган. Значит, эти вопросы неразрывно связаны с предметом доказывания.
Напротив, частные привилегии дают лицу только право не отвечать на некоторые вопросы, не представлять документ или вещь. Но сам факт как элемент предмета доказывания остается, и его можно устанавливать (далее будет отмечено одно исключение) с помощью других источников, на которых привилегия не распространяется. Например, сторона вправе утаить подлинник документа, однако его копия, попавшая в чужие руки случайно или даже незаконно (кража - согласно прецеденту 1898 г.), будет нормально фигурировать на процессе. Частная привилегия факультативна, получение от нее выгоды зависит лишь от желания соответствующего лица, суд - бесстрастный наблюдатель, он только решает, правомерен ли отказ дать сведения.
Количество частных привилегий в гражданском судопроизводстве Англии уменьшается. Целый ряд их был отменен ст. 16 закона о доказательствах 1968 г. Такая участь постигла древнюю прецедентную норму, дававшую свидетелю (но не стороне) возможность отказа представить документы, фиксирующие его права на недвижимость. Раньше считалось, что обнаружение дефектов этих бумаг опасно для владельца имущества. Ликвидировано аналогичное право стороны по отношению к документам, которые, по ее клятвенному заверению, ничем не помогут противнику, так как содержат информацию, касающуюся исключительно данной стороны. Аннулированы нормы парламентских статутов, запрещавшие принуждать супруга раскрывать сведения, полученные от другого супруга в период брака, или интимные подробности их семейной жизни, а также заставлять любое лицо говорить о том, было ли оно участником супружеской измены. Какие же личные привилегии имеются в гражданском судопроизводстве?
Глубоко укоренившимся принципом английского общего права считается недопустимость обязывать свидетеля сообщать невыгодную для него информацию (incrimination). Но границы принципа не были достаточно четко намечены. С этой точки зрения, статут 1968 г. внес известную ясность, хотя главным образом за счет сужения привилегии. Закон установил, что невыгодность должна пониматься как создание опасности уголовного преследования или возобновления отбывания наказания. Закон далее разъяснил: понятие преступления определяется согласно юридическим нормам, действующим на территории Великобритании; раньше отказ дать показания можно было обосновывать ссылкой на иностранное уголовное право. Другая ветвь привилегии, которая позволяла не раскрывать сведений по мотиву угрозы утери какого-либо правомочия (forfeiture), сохранена лишь для уголовных дел и аннулирована для гражданских.
Но акт 1968 г. и расширил границы привилегии, распространив ее на супруга лица, выступающего свидетелем. Например, мужу дозволено ныне протестовать против вопроса, если честный ответ нанесет вред его жене. Ссылка на привилегию допустима не только, когда истребуемая информация способна прямо изобличить лицо (или его супруга) в совершении преступления, но и когда она может косвенно привести к такому результату.
Кто же определяет, насколько значительна и реальна угроза саморазоблачения в конкретных случаях? Заявления свидетеля, даже совершенного под присягой, о том, что налицо ситуация, охватываемая привилегией, недостаточно. Решение принадлежит суду. Он, например, вправе потребовать, чтобы ему был направлен документ для изучения вопроса о размере опасности для держателя разглашения текста. Исходя из аналогичной цели и учитывая сопутствующие обстоятельства, суд освобождает или не освобождает свидетеля от ответов на задаваемые вопросы.
По гражданским делам некоторых категорий гарантия против саморазоблачения аннулирована нормами специальных актов. Наиболее значительное изъятие установлено ст. 31 закона о кражах 1968 г. и ст. 9 закона об убытках, причиненных преступными действиями, 1971 г. При рассмотрении исков, касающихся возврата имущества, управления имуществом, отчетности имущественного характера, деловых операций с собственностью, свидетель лишен права отклонять вопросы по мотиву недопустимости изобличения себя или супруга в совершении преступлений, о которых говорят данные статуты (хищение, уничтожение или повреждение имущества). Крайне примечательно, что исключение охватило институты собственности и посягательств на нее. Излишне напоминать о том, какую роль играет в буржуазном обществе частная собственность - фундамент всей экономической формации. Малым утешением и эфемерной гарантией для свидетеля является запрещение использовать его ответы в уголовном процессе, если он займет там место обвиняемого.
Другая привилегия связана с понятием адвокатской тайны, хотя не ограничена только ее рамками и распространена еще на некоторые данные конфиденциального характера. Исходным и главным пунктом является запрещение требовать раскрытия информации, сообщаемой клиентом его юридическому советчику (прежде всего солиситору), и наоборот, в связи с ведущимся или предполагаемым судебным процессом. Эта идея в принципе возражений не вызывает, так как иное подрывало бы доверие к адвокатуре и нарушало право на защиту. Привилегия охватывает также взаимоотношения заинтересованных лиц с иностранными адвокатами.
Итак, доверитель без опасений рассказывает юристу о таких аспектах своего дела, которые ему невыгодны, способны повредить и должны быть сохранены в тайне или любыми методами парированы, если всплывут на поверхность в ходе производства. Цель таких откровений ясна: это подготовка к любым неожиданностям и ударам противника, разработка тактики нападения и обороны, включая, разумеется, многочисленные казуистические уловки, для которых английский процесс с его сложными и противоречивыми конструкциями дает широкие возможности. Есть, правда, оговорка, что правовые советы и рекомендации, имеющие целью помочь безнаказанно совершить преступление или обманные действия, привилегия не охраняет, ибо интерес государства в борьбе с преступностью выше частного права лица на сохранение тайны его корреспонденции. Но из-за угрозы иска о клевете такое обвинение опасно выдвигать без предварительного изучения корреспонденции, а она защищена и может оказаться у противника лишь случайно.
Привилегия охватывает не только случаи, когда адвокат приглашен вести дело, но и когда речь идет о единичной консультации по какому-либо вопросу. Запрещение раскрывать информацию остается в силе независимо от прекращения использования услуг адвоката, замены его другим юристом, завершения тяжбы и т.п. Кроме того, существуют запреты, касающиеся взаимосвязей между клиентом или его адвокатом и любыми третьими лицами относительно начатого или ожидаемого процесса. Нужно указать такие разновидности отношений, как: солиситор - вероятные свидетели, солиситор - барристер, сторона - избранные ею для изучения фактов технические специалисты, застрахованное лицо - страховая компания и т.п. Значит, например, беседы солиситора со свидетелями, точнее, их "натаскивание", находятся вне контроля суда.
Закон о доказательствах 1968 г. распространил привилегию на споры о патентах, регулируемые актом 1949 г., имея в виду отношения между заинтересованными лицами и теми, кто специально занимается оформлением заявок изобретателя (patent agents). Такие агенты приравнены к солиситорам.
Но есть еще иные области жизни и деятельности людей, применительно к которым нормы религии, этики, профессиональные традиции требуют держать в секрете определенную информацию. Здесь можно назвать контакты между священником и верующим, врачом и больным, банкиром и вкладчиком, журналистом и источником новостей и другие. Вообще, непосредственный допрос любого из участников таких контактов о сообщенных ему партнером фактах допустим. Однако на практике органы юстиции стремятся максимально ограничить использование подобных источников, исходя из тезиса, что охрана личных и профессиональных секретов есть публично-правовой принцип.
Принцип охраны частных секретов утрачивает силу при столкновении с более мощным принципом, требующим не считаться с тайнами, если это нужно правосудию*(171). Кто же определяет, имеет ли место такое столкновение в конкретном случае? Естественно, судья, при этом он руководствуется своим классовым правосознанием. Третья разновидность привилегии в гражданском судопроизводстве Англии связана с особой категорией действий, осуществляемых при условии, что они не должны влечь невыгодных последствий, наносить вред интересам того, кто их совершил. Эти устные и письменные заявления обозначены термином without prejudice ("без ущерба").
Медлительность буржуазной юстиции и большие расходы на ведение судебных тяжб всегда были прямой или косвенной причиной для пропаганды идеи о целесообразности добровольного урегулирования юридических конфликтов. При этом, конечно, умалчивается, что и в ходе разработки условий внесудебных компромиссов экономически более сильный контрагент неизменно сохраняет преимущество и естественную возможность навязать свою волю противнику. Благосклонное отношение господствующей доктрины к мировым соглашениям нашло отражение в нормах права. Конкретной иллюстрацией служит понятие заявлений "без ущерба для себя".
Исходный тезис несложен: в ходе переговоров имеют место высказывания и обмен письмами, в которых содержится изложение фактических взаимоотношений, признания, хотя бы частичные, собственных упущений, законности требований другой стороны и т.п. Но не исключен крах попыток мирного решения конфликта, и тогда начнется или будет продолжен судебный процесс. С точки зрения реальных возможностей ничто не мешает сторонам доставить суду материалы безрезультатно закончившихся переговоров. Однако это запрещают делать юридические нормы о привилегированном характере указанных заявлений. По мнению теоретиков, такая гарантия способствует искренности при внесудебном разрешении споров, позволяет не взвешивать предварительно каждое слово и не бояться откровенных деклараций. Очевидно, будет правильным еще добавить, что привилегия снимает опасность разоблачения ловко замаскированного давления на контрагента.
Наиболее важное практическое значение имеет запрещение использовать на суде корреспонденцию, касающуюся заключения мирового соглашения. Обычно такого рода письма снабжены пометкой "without prejudice", и теория рекомендует во избежание недоразумений ставить ее, хотя суды, в конечном счете, исходят из существа документа. Если налицо ряд писем по одному вопросу, то допустимо, чтобы пометка была в первом из них. Участников правоотношения, если они являются сторонами по делу, нельзя также заставить устно рассказывать об их действиях по ликвидации спора.
Оригинальная черта третьей разновидности привилегии заключается в том, что процессуальные нормы не только исключают использование некоторых средств доказывания, но вообще выводят за рамки судебного исследования факты, касающиеся содержания переговоров о мире. Их недопустимо устанавливать с помощью каких-либо иных доказательств. Этот момент формально сближает рассматриваемую гарантию с правовой моделью, созданной для охраны государственной тайны. Значит, есть основания для того, чтобы данную привилегию анализировать как часть проблемы предмета доказывания. Однако в английских теоретических работах такая схема расположения материала не принята, возможно, из-за некоторых юридических тонкостей конструкции.
Так, содержание мирных переговоров нельзя затрагивать ни при разбирательстве иска по существу, ни при распределении издержек. Тем не менее само ведение переговоров суд вправе учитывать, когда определяет, не было ли процессуальное действие стороны недопустимо запоздалым. Маркировка документа словами "без ущерба" не мешает его истребованию, если кто-либо утверждает, что текст содержит клевету, противоправную угрозу или раскрывает банкротство должника. Наконец, письма, которыми обменивались стороны, могут быть представлены суду для проверки заявления стороны о достижении в ходе переговоров некоторого обязывающего контрагентов урегулирования.
4. Свидетели имеют право на возмещение расходов, которые они несут из-за вызова для дачи показаний. Научные свидетели получают также вознаграждение за проделанную ими работу. Расходы оплачивают стороны. Эти вопросы регламентируются многочисленными подзаконными актами. Постановление 1971 г. о выплате вознаграждений свидетелям консолидировало с рядом изменений предшествующее законодательство и установило размеры и порядок компенсации свидетелям потерь за отвлечение от работы, затрат на проживание, ночлег, транспорт, если необходим выезд к месту рассмотрения дела, и т.д.
Консолидированный акт 1971 г. даже на короткий срок не сдержал издания новых постановлений. Инфляционные тенденции и непрерывный рост цен на товары и услуги, ставшие постоянными факторами жизни современной Британии, заставляют довольно часто корректировать размеры выплат лицам, дающим показания и заключения.
5. Что является объектом свидетельских показаний? Английской юриспруденцией давно установлено общее правило: свидетели должны рассказывать только о фактах, которые они воспринимали, но не о своих мнениях, выводах, заключениях относительно фактов (opinion). Делать выводы - компетенция присяжных или (при их отсутствии) коронного судьи. Этот генеральный принцип англосаксонского доказательственного права так же, как и многие другие, формировался под влиянием института жюри. Господствовала точка зрения об опасности рассуждений, выходящих за рамки чисто фактической информации. Такие рассуждения могли губительно воздействовать на сознание членов жюри, умышленно или непроизвольно повести их за собой, заставить подменить собственное убеждение версией свидетеля. Но часто тезис, кажущийся при его абстрактном изложении абсолютно ясным и легко практически осуществимым, начинает утрачивать четкие контуры при столкновении с реальной жизнью. Со временем идея о недопустимости заслушивания мнений свидетелей обросла большим количеством исключений.
Статутное закрепление допустимости мнений свидетелей впервые осуществлено ст. 3(2) закона о доказательствах в гражданском судопроизводстве 1972 г. Она декларирует, что изложенное свидетелем мнение по вопросу, относительно которого он не квалифицирован давать экспертное заключение, рассматривается как доказательство, если мнение является способом передачи лично воспринимавшихся фактов. Теоретики склонны распространять действие ст. 3(2) на заявления типа: "он был пьян", "это был его промах", "у него не было выбора", "он превысил скорость", "пешеход хотел перейти улицу по "зебре". Текст нормы недостаточно конкретен и его конкретизация целиком зависит от судебных органов. Адвокаты и судьи могут выяснять конкретную фактическую основу таких утверждений. По мнению английских юристов, опасность состоит в том, что свидетель, упорно защищая сложившееся у него представление, может начать подтасовывать исходные факты*(172).
Итак, первое исключение из общего принципа, запрещающего оперировать в качестве доказательств мнениями, позволяет использовать в известных пределах мнения рядовых свидетелей. Другое изъятие касается экспертных заключений и настолько значительно, что гораздо логичнее было бы считать его вполне самостоятельным и независимым правилом.
Для эксперта характерна именно возможность делать логические выводы (inferences) об искомых обстоятельствах на базе исследованных им материалов и наблюдавшихся фактов. Более того, по ст. 3 (1) закона 1972 г. обладающий надлежащей квалификацией свидетель допускается в гражданский процесс для сообщения суду мнения по какому-либо специальному вопросу. Эта норма толкуется в плане разрешения привлекать эксперта, который непосредственных исследований лично не производил, а заключение формулирует путем критической оценки данных, собранных другими. Например, медик, не видя тела умершего, исходя из актов вскрытия, разъясняет, скончался ли человек от естественной или неестественной причины, каков характер ранений, мог ли их нанести пострадавший себе сам и проч. Конечно, врач не должен решать, получены ли повреждения в результате самообороны, но он компетентен по искам о компенсации вреда от недоброкачественной хирургической операции заявить, что действия ответчика были ниже уровня профессиональных стандартов, т.е. небрежны*(173).
Наиболее общая формула для обозначения границ сферы применения экспертных заключений гласит: специалисты дают суду разъяснения по вопросам искусства и науки (art and science). Но эта формула толкуется расширительно*(174). Сюда относят также проблемы техники, ремесла и даже юридической и коммерческой деятельности. Эксперты обычно участвуют в процессах, где нужны знатоки медицины, психиатрии, архитектуры, строительства, баллистики, бухгалтерии, торговых обыкновений, банковской практики, иностранного законодательства и т.д.
Но есть вопросы, по которым наряду со специалистами могут давать показания обычные свидетели. Например, с давних времен и до настоящего времени привлекаются для опознания почерка лица, знакомые с почерком предполагаемого исполнителя текста. Почерковедческая же экспертиза по гражданским делам существует лишь с 1854 г. Аналогичная конкуренция наблюдается применительно к установлению стоимости различных предметов и в некоторых других случаях.
Ограничение права заинтересованных лиц по своей инициативе привлекать экспертов практикуется при рассмотрении морских дел, где наряду с судьей в судейскую коллегию входят морские асессоры - знатоки проблем мореплавания. Это обстоятельство используется некоторыми английскими юристами для обоснования тезиса о целесообразности дальнейшего расширения применения института асессоров.
Письменные доказательства
Авторы многих теоретических работ, даже специально посвященных доказательственному праву Англии, избегают давать хотя бы самое примитивное определение понятия письменных доказательств. Обычно этот термин (documentary evidence) употребляется как нечто вполне очевидное. Но гораздо чаще в качестве синонима используется термин "документы" (documents), а его содержание может быть различным в зависимости от контекста либо намерений того, кто такое слово применил.
Например, ст. 10 (1) закона 1968 г. разъясняет, что в рамках данного статута термин "документ", помимо письменных актов, охватывает также: а) карты, планы, графики или чертежи; б) фотографии; в) диски, ленты, звуковые дорожки, иные приспособления, с помощью которых звуки зафиксированы и могут быть воспроизведены; г) фильмы, негативы, закрепившие зрительные образы и способные их воспроизводить. Копиями документов ст. 10 (2) называет также копии магнитофонных записей, репродукции изображений и т.д. Эти нормы свидетельствуют о чрезвычайно широком толковании понятия документа, безусловно включающем также какую-то часть вещественных доказательств.
Однако наибольшее значение для гражданского судопроизводства имеют письменные доказательства, или документы в узком, непосредственном смысле этого слова, т.е. письменные акты. К этим актам участники гражданско-правовых споров прибегают чуть ли не в каждом деле. Ими подтверждаются или опровергаются факты заключения договоров, составления завещаний, их условия, взаимоотношения в областях изобретательства, наследования, деликтов и многое другое. От количества и характера документов зависит также, будет ли удовлетворено ходатайство о разбирательстве дела с участием присяжных заседателей.
Чрезвычайно важно деление документов на публично-правовые (public) и частноправовые (private). Можно без преувеличения сказать, что для каждой из этих разновидностей установлен свой юридический режим. Английская теория доныне считает классической трактовку понятия публично-правовых документов, изложенную по делу Sturia v. Fressia (1880 г.)*(175). Судья провел границу между обычным и специальным пониманием публичности. Обычное значение довольно широкое, оно охватывает, например, записи в книгах землевладельцев или корпораций, если они затрагивают интересы известной группы лиц. Специальное понимание публичности имеет более узкий смысл. Для отнесения документов к публично-правовым как особой категории письменных доказательств требуется, чтобы они отвечали ряду условий.
Во-первых, документ должен быть составлен в ходе исполнения кем-либо официально возложенных на него обязанностей. Так, лишены публично-правовой силы регистрации, ведущиеся служителями оппозиционных к англиканской церкви религий; не могут считаться публично-правовыми документами доклады комиссий или комитетов, назначенных для проведения каких-нибудь расследований, если они вышли за рамки своих полномочий. Во-вторых, необходимо, чтобы документ носил публичный характер, т.е. зафиксированные им моменты должны относиться к некоторой части населения. По одному делу (1913 г.) судья расценил как имеющую только внутриведомственное значение книгу почтового учреждения, где отмечалось время доставки клиентам телеграмм; по мнению судьи, ее записи свидетельствуют лишь о степени усердия мальчика-посыльного и влияют на его заработок, но не могут служить доказательством вручения адресату телеграммы. Наконец, третье условие требует обеспечения возможности доступа заинтересованных субъектов к документу для изучения его текста. Иногда суды не придавали силы публично-правовых актов документам, глубоко захороненным в бюрократических архивах. Таковы три критерия, с помощью которых английская юриспруденция выделяет из числа письменных доказательств публично-правовые документы. Все документы, которые этим критериям не отвечают, относятся к числу частноправовых. Однако банковские книги в схему не укладываются и образуют некоторый подвид документов.
2. В английском праве наиболее полно разработаны две стороны вопроса о письменных доказательствах. Первая из них - установление содержания документа (proof of the contest of a document). Должен ли суду обязательно быть представлен оригинал акта или допустимо использование производных источников? Именно здесь еще удерживает некоторые позиции некогда могущественная доктрина о наилучших доказательствах.
Исходный тезис гласит: надлежит представлять оригиналы частноправовых документов. Обычно это подлинники договоров, завещаний, корреспонденции делового или личного характера и т.п. Подлинник вовсе не обязательно существует лишь в единственном числе. Так, контрагенты вправе условиться считать оригиналами находящиеся у каждого из них тождественные тексты. Если завещание депонировано в компетентном учреждении, то выданная им копия рассматривается как первоначальное доказательство.
Но главное правило расшатано значительным количеством изъятий, установленных нормативными актами и прецедентами. Исключения сводятся к разрешению использовать в предусмотренных случаях для подтверждения содержания оригинала производные доказательства. Реально ими могут быть копии соответствующих бумаг, изготовленные различными механическими методами, и устные заявления лиц, знакомых с документом. Теоретически форма и степень производности (копия с копии) роли не играют. Все же на практике фотоснимок контракта более убедителен, чем рассказ очевидца о деталях сделки. Четыре основных исключения заслуживают внимания:
а) истец или ответчик вправе ссылаться на производные доказательства, если оригинал находится у их процессуального оппонента и тот отклонил требование о его представлении. Дополнительная санкция - запрещение держателю документа затем оперировать им в своих целях. Кроме того, против него начинает действовать фактическая презумпция, согласно которой люди утаивают лишь невыгодную им информацию. Мотивировка отказа представить документ ссылкой на привилегию, защищающую личные (но не государственные) интересы, не мешает стороне прибегнуть к производным материалам;
б) производные доказательства могут быть представлены стороной, когда оригинал документа не направляет суду лицо, участником дела не являющееся. Причем держатель документа поступает законно (ссылка на привилегию) или находится за границами английской юрисдикции и ему нельзя вручить соответствующую повестку. При незаконном же отказе держателю, которому вручалась повестка, угрожает наказание за неуважение к суду, а равно иск о возмещении ущерба, причиненного его упрямством;
в) объективная невозможность исследования подлинника вследствие его ликвидации или утери также влечет за собой допустимость производных доказательств. До этого заинтересованная сторона обязана убедить суд в том, что документ действительно уничтожен или что она предпринимала разумные шаги к его отысканию и все усилия оказались безуспешными. Намеренное уничтожение держателем юридических бумаг есть неуважение к суду, но умысел нужно доказать на уровне принятых в уголовном судопроизводстве стандартов;
г) наконец, копии или устное изложение подлинников дозволены, когда их физически нельзя или крайне затруднительно доставить на заседание суда. Типичной иллюстрацией служат надписи на крупных объектах, могильных памятниках, хотя истории известен эпизод предъявления палате лордов надгробной плиты. К этой же группе относят юридическую невозможность обозрения подлинника: например, если он находится в распоряжении иностранного суда или закон запрещает отделять его от определенного места.
Что же, собственно, осталось за пределами исключений, какие конкретно случаи отсутствия первоначальных доказательств они не поглотили? Английские авторы таких ситуаций не называют. Зачем тогда искусственно поддерживается убеждение о реальной силе общего правила, требующего использовать лишь подлинники частноправовых документов? Конечно, сказывается традиционная неприязнь к ломке устоявшихся форм. Но главное состоит в том, что наличие некоего главного принципа, обрамленного рядом изъятий, таит закамуфлированные возможности расширения дискреционного усмотрения суда. Именно суд решает, применить или не применять исключения. Только от суда, к примеру, зависит, признает ли он убедительным заявление стороны о нахождении подлинника у какого-либо лица или о достаточной интенсивности розысков оригинала.
На документы публично-правового класса доктрина о наилучшем доказательстве вообще не распространяется. Следовательно, представление их копий ничем не ограничено. Но формы копий обычно точно регламентированы законодательством. Нужно констатировать, что публично-правовые документы, как их понимает английская юриспруденция, составляют конгломерат разноплановых актов от парламентских статутов до свидетельств о регистрации браков. Значит, далеко не все из них доказательства в процессуальном значении этого термина.
Банковские книги формально не носят публично-правового характера, но в отличие от частных документов к ним не применяется норма о представлении суду оригинала. Общее право давало такую привилегию лишь Английскому банку. Закон 1879 г. распространил ее на другие финансовые корпорации. Это положение гарантирует нормальное течение бизнеса, которое было бы затруднено изъятием книг, где непрерывно фиксируются различные операции, и направлением их в суд иногда на длительный период.
3. Вторая сторона вопроса о письменных доказательствах - установление их юридической действительности или проверка соблюдения требуемых формальностей при составлении. Эти вопросы урегулированы различными законами о доказательствах (особенно законом 1938 г.), завещаниях, печатях и, естественно, многочисленными прецедентами. Они также совершенно неодинаково решаются для каждого из двух классов документов. По отношению к частноправовым актам действуют следующие основные положения:
а) в гражданском судопроизводстве от доказывания надлежащего составления документа сторону избавляет подразумеваемое или явное признание этого обстоятельства противником. Нередко стороны согласовывают реестр бумаг, которыми они намерены оперировать в ходе разбирательства дела. Возможно направление другой стороне извещения с требованием признать или оспорить документ (ст. 4 и 5 разд. 27 ПВС). Цель такого рода мероприятий - уменьшение издержек. Если признания нет, начинается доказывание, осуществляемое разными методами;
б) идентификация почерка необходима, когда возникает вопрос о том, чьей рукой составлен или подписан документ. Наиболее распространенным методом является допрос в качестве свидетеля предполагаемого автора с предъявлением ему спорного акта. Таким же прямым доказательством будет свидетельское показание лица, наблюдавшего за составлением или подписанием какой-либо бумаги. Допустимо также экспертное заключение или показание рядового свидетеля, хорошо знакомого с почерком соответствующего лица. Наконец, не исключено сравнение исследуемого текста с образцом, написанным предполагаемым автором, которое проводит непосредственно суд;
в) английское гражданское право устанавливает, что некоторые документы частного характера должны, а другие могут быть засвидетельствованы подписями лиц, интересов которых документ не затрагивает. Эти лица только удостоверяют правильность оформления данного документа. Старинная норма общего права требовала, чтобы во всех таких случаях эти своеобразные гаранты выступали свидетелями или невозможность их явки была убедительно мотивирована. Законодательство постепенно ограничивало рамки применения данной нормы;
г) участникам гражданского дела, заинтересованным в установлении законности частноправового документа, известную помощь оказывают существующие презумпции. Так, документ, составленный более 20 лет назад (до закона 1938 г. - 30), предполагается доброкачественным при условии, что он извлечен из надежного хранилища (контора солиситора, банк и т.д.). В числе иных презумпций можно упомянуть следующие: временем составления акта считается проставленная на нем дата, договор заключали совершеннолетние лица, исправления в тексте контракта имели место до его подписания, исправления в завещании - после. Все эти презумпции являются опровержимыми.
Особенности формирования публично-правовых актов исключают необходимость доказывания тех моментов, о которых шла речь применительно к частным документам. Однако надлежит соблюдать указанный законодательством порядок удостоверения верности копий. Если формальности выполнены, то, как говорят, публично-правовой документ доказывает себя собственным представлением. Разноплановость этого типа материалов порождает неоднородность методов подтверждения их существования и текста. Это не мешает действию юридической презумпции о том, что должностные лица всегда поступают законно. Бремя ее опровержения лежит на заинтересованной стороне.
Доброкачественность выписок из банковских книг зависит от соблюдения ряда условий: книга должна относиться к числу обычных банковских книг и в момент записи использоваться в делопроизводстве; запись должна быть совершена в ходе нормального течения деловой жизни; необходимо, чтобы книга находилась в распоряжении или под контролем банка; выписку надлежит сверить с оригиналом и установить их тождество. Последний момент удостоверяет тот, кто это действие выполнял, остальные - владелец или должностное лицо банка.
Ранее отмечалось, что деловые операции финансовых учреждении и корпораций сохраняются в тайне. Если банк не выступает стороной по делу, то исследование хранимой им документации допустимо лишь по особому разрешению суда, разрешение же дается с большой осторожностью. Хотя ст. 7 закона 1879 г. содержит довольно широкую формулировку относительно возможности ознакомления с банковскими книгами и снятия с них копий, практика толкует ее ограничительно. Суды исходят из тезиса о недопустимости принудительного раскрытия чужих счетов, контрактов, кредитных отношений, где участвуют не связанные непосредственно с процессом граждане, компании и т.п. Учитывая эти особенности, английские юристы нередко приравнивают банковские книги к публично-правовым документам, называя их таковыми по аналогии.
Вещественные доказательства
1. Вещественные доказательства (real evidence) составляют третью разновидность средств доказывания, известную английскому судопроизводству. Материальные объекты, которые своим наличием, качествами, формой и иными чертами подтверждают или опровергают какие-либо относящиеся к делу факты, фигурируют в гражданских процессах.
Наиболее часто используются разного рода физические объекты, доставляемые на заседание, где их изучает суд (exhibits). По гражданским делам это могут быть образцы товаров, испорченные или поврежденные вещи и т.п. До настоящего времени не забыт процесс 1862 г., когда в суд приводили собаку, чтобы убедить жюри в ее добродушном нраве. Обычным методом изучения является визуальный осмотр, хотя иногда приобретают значение звуковые восприятия (качество музыкального инструмента) или вкусовые ощущения (содержимое бутылки). Если необходимо сохранение тайны или благопристойности, предметы исследуются на закрытом заседании.
К числу вещественных доказательств относят внешние черты людей (appearance of persons), выступающих сторонами, свидетелями или даже не участвующих в процессе. Полученные ранения, увечье, обезображивание, уродство могут свидетельствовать о причинении вреда и учитываться при исчислении размера компенсации. Допустимо также наглядно оценивать общее состояние здоровья человека, дряхлость или, напротив, цветущий вид. Даже портретное сходство между ребенком и его предполагаемым родителем может иметь доказательственное значение по делам об установлении отцовства.
Часть юристов считают вещественными доказательствами поведение свидетелей в ходе их допроса. Утверждается, что нервозность, краску стыда, раздражительные жесты, колебания при ответах и тому подобное надлежит принимать во внимание при анализе показаний. Более того, если вопрос о доверии к свидетелю приобретает особое значение, эти моменты, по их мнению, могут обесценить сообщаемую им информацию*(176). Такие рассуждения лишены научной основы. При жестком перекрестном допросе опытным адвокатам нередко удается запутать свидетеля, лишить его уверенности, вывести из равновесия. Истолкование внешних примет поведения человека на процессе очень сильно зависит и от судейского усмотрения, которое способно легко превращаться в произвол.
Как особая разновидность вещественных доказательств трактуется осмотр судом на месте нетранспортабельных предметов, земельных участков, действующих механизмов и т.п.*(177) Нужно ли проводить осмотр или можно заменить его чертежами, фотографиями, моделями, свидетельскими показаниями, зависит от суда. Это его дискреционное право и, как отмечает теория, выходы суды практикуют не часто. Они возможны на подготовительной стадии производства и в ходе судебного заседания. Осмотр не должен вестись без приглашения на него сторон или их адвокатов. Но по одному делу (1970 г.) Апелляционный суд указал, что нет ничего предосудительного в ознакомлении судьи с каким-либо объектом, так сказать, в частном порядке, без сопровождения участников дела, хотя здесь нельзя говорить о процессуальных действиях*(178).
Выделение местного осмотра в самостоятельный подвид вещественных доказательств логически не оправдано. Вопрос о том, происходит ли исследование доказательств в зале суда или за его пределами, решающей роли не играет. Главное - объекты исследования, а они остаются неизменными в обоих случаях.
2. Предлагаемая английской теорией классификация вещественных доказательств заслуживает критики с различных точек зрения. Если же оценивать удельный вес этих средств доказывания в гражданском судопроизводстве Великобритании, то вряд ли можно говорить об их особенно существенном значении. И причина не в изъянах классификации.
С начала XIX в. на вещественные доказательства окончательно перестала распространяться доктрина о наилучшем доказательстве. Конкретно это означало, что даже при возможности легкой доставки каких-либо предметов на заседание суда у сторон не было нужды такую доставку реально осуществлять. Суды допускали устанавливать физические характеристики вещей свидетельскими показаниями или фотографиями. И такая практика получила распространение. Заинтересованные лица, исходя из соображений удобства или иных мотивов, сами выбирали более приемлемый для них метод доказывания.
Более того, формально сторона не должна разъяснять, почему она предпочла свидетельские показания о качествах вещи, а не представила самую вещь. Когда речь идет о предметах недвижимых или громоздких (здания, корабли), составляющих часть других (деталь машины), уже исчезнувших (зажившие ранения, потребленные товары) и тому подобных, это считается и так очевидным. Правда, если предмет вполне транспортабелен, отказ доставить его на заседание, равно как и намеренное уничтожение, могут стать удобным поводом для критических замечаний адвоката противника. Не исключено, что ему удастся поколебать доверие к другим доказательствам оппонента. Но вся проблема перемещается в область оценки собранных материалов, где царствует судейское усмотрение.
Использование производной информации относительно вещи не зависит от того, находится ли она у стороны, представляющей информацию, другого участника процесса или у постороннего лица. Указанная сторона не обязана требовать, чтобы фактический владелец нужного для дела предмета выдал его для изучения. В этом существенное различие между вещественными доказательствами и документами. Установление с помощью производных источников содержания документа допустимо, лишь когда исчерпаны возможности получения оригинала. На вещественные доказательства такая норма не распространяется.
Отсюда практическая необходимость разграничения двух видов средств доказывания. В теоретических работах обычно излагается основанное на прецеденте 1802 г. мнение о том, что в письменном доказательстве главное - содержание текста, в вещественном - некоторые черты предмета. Могильный памятник есть документ, коль скоро важны начертанные на нем даты жизни и смерти умершего, он же будет доказательством вещественным, если существенны его высота, вес и т.п.*(179)
Отсутствие обязанности представлять вещи для осмотра суду не исключает права стороны требовать, чтобы фактические владельцы необходимых предметов доставили их на заседание. Посторонним для процесса лицам можно направить повестку о вызове в качестве свидетеля, приносящего вещь (subpoena duces tecum), уклонение грозит наказанием за неуважение к суду. Процессуальному сопернику адресуется надлежащее извещение (notice to produce). Последствия за невыполнение те же, что и при отказе представить письменное доказательство.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 303; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!