ДРЕВНЕХРИСТИАНСКАЯ КНИЖНОСТЬ НА РУСИ 17 страница

Побеждённый Дарий между тем собирает силы, чтобы снова выступить против Александра. Александр двигается ему навстречу. Придя к реке Скамандру, где некогда остановился для отдыха Ахиллес, Александр сам расположился тут отдохнуть. Вспомнив воспетых Гомером героев троянской битвы, он иронически заметил, что нынешние троянцы недостойны своих предков. В ответ на это присутствующий тут поэт сказал: «Александре царю, луче Омира мы напишем твоя деяния».

Встретившись с войском Дария, Александр на вологлавом коне вступает в битву, страшную и зловещую: «Обе стране взвасте бранным гласом, ови камением метаху, и яко тучя с небесе идяще и яко покрытися свету дневному, велико же смешение бе биющих и бьемых, мнози же, стрелами уязвени, умираху, друзии же еле живи лежаху. Небо же бяше помраченно и кроваво». Дарий убежал с поля сражения и при этом «пожинаше многы перскыя, якоже на ниве класы». Дарий после этого вновь готовится к битве с Алек­сандром, но среди этих приготовлений два сатрапа, желая выслу­житься перед Александром, смертельно ранили своего царя. Встретившись со своим умирающим противником, Александр сжа­лился над ним, прослезился, покрыл своим плащом его тело, возло­жил руки на грудь его и сказал: «Встани, царю Дарий, и в своей земли царствуй и над своими владыка буди, приим венец свой, псрскому множеству царствуй, и имей свое величество». Прощаясь с Александром и советуя ему не обольщаться своим счастьем, как некогда обольщался он сам, Дарий просит, чтобы Александр лично похоронил его и чтобы за его гробом шли македоняне и персы; мать и жену свою он поручает его заботам, а дочь Роксану отдаёт ему в жёны. Оплакав Дария и похоронив его с честью, Александр вступает на персидский престол; гражданам он оставляет их воль­ности, а убийц Дария казнит. В письмах к матери и жене Дария и к Роксане он извещает о смерти Дария, а в письме к Олимпиаде и к Аристотелю описывает чудеса, которые видел во время своих походов: великанов, живущих в лесу, с длинными шеями и руками, великанов, обитающих в степи, круглых, косматых, красных, с льви­ным обличием, человекоядцев, вышедших из болота и лаявших, как псы, безголовых, но говорящих людей, многоглазых зверей, землю блаженных, в которой не сияет солнце, но где светит заря без солнца, без луны и без звёзд и где летают птицы в человечьем обличье, говорящие эллинской речью.

Последним подвигом Александра был его поход против индий­ского царя Пора, которого он побеждает в единоборстве, пронзив его копьём в то мгновение, когда Пор, услышав шум в своём войске, оглянулся назад. Похоронив Пора, Александр отправился к «наго-мудрецам» — рахманам (браминам), жившим в кущах и вертепах. Рахманы, прослышав о приближении к ним Александра, посылают к нему старейшего мудреца с грамотой, в которой пишут, что, если Александр идёт биться с ними, он ни в чём не успеет, потому что нечего у них взять; если же он хочет взять то, что у них есть, то не нужно воевать с ними, а достаточно обратиться с молитвой, но не к ним, а к «вышнему промыслу». Александр с миром при­ходит в землю рахманов, изобилующую всякими плодами, и ведёт с обитателями её — «любомудрами» — философскую беседу, во время которой рахманы обходятся с ним не как с царём, а как с равным себе. На предложение Александра: «Просите у меня что хотите, и дам вам», все возопили: «Дай нам бессмертие!» Алек­сандр отвечает, что он бессилен это сделать, потому что сам смер­тен. «Зачем же ты, будучи смертен,— говорят ему рахманы,— столько воюешь, чтобы всё себе взять? Куда ты всё это денешь? Не достанется ли это другим?» В ответ на это Александр объяс­няет, что каждому дан свой удел, и человек бессилен распоря­жаться собой. Он охотно отказался бы от ратных дел, но к ним побуждает его нрав. Если бы у всех был один нрав, не было бы в мире движения: по морю не плавали бы, землю не обрабаты­вали бы, детей не рожали. Расставаясь с рахманами, Александр принёс в дар «игумену» их Дандамию золото, хлеб, вино и масло, прося принять это на память о себе. Дандамий, рассмеявшись, ска­зал, что всё это не нужно им, но, чтобы не показаться гордецом, взял у него масло и возлил его перед Александром на огонь.

Вслед за тем Александр пошёл в Индию, в «Прасиачский го­род». Тут были два дерева, говорившие человеческим языком. От них Александр услышал, что он, его мать и жена погибнут в Вави­лоне. Из Индии Александр направился в Персию и пришёл во дворец Семирамиды к царице Кандакии, к которой он проник под чужим именем. Но Кандакия узнала его по портрету, который тайно написан был её живописцем, и пристыдила его, сказав, что он теперь находится «под рукою единыя жены». От Кандакии Александр пошёл в страну амазонок, взял с них дань и затем отправился к Чёрному морю, где видел людей-песьеглавцев, с гла­зами и ртом на груди, других же с шестью руками. Оттуда он пошёл в «град солнечный» на некоем великом острове и затем в «Лусаво пристанище», где на очень высокой горе были богатые храмы, изукрашенные золотом и серебром. В одном из этих хра­мов Александр увидел птицу наподобие голубя, которая челове­ческим голосом, эллинским языком велела ему перестать проти­виться богу, возвратиться на прежние свои места и не дерзать взойти на небесный путь.

По приходе в Вавилон Александру было знамение, означавшее, что он должен умереть. Вскоре один из его врагов послал в Вави­лон сильный яд, который предназначался для Александра. Этим ядом он был отравлен на пиру у одного мидянина. Почувствовав приближение смерти, Александр удалился с пира. На следующий день он велел поставить свой одр на высоком месте и пропустить мимо себя всё своё войско. И не было никого, кто не плакал бы, видя умирающего Александра. Он завещал сделать царём маке­донским сына, если он родится у Роксаны; если же родится дочь, то пусть македоняне изберут себе в цари кого хотят. После этого воздух наполнился мглой, на небе появилась необычная звезда, шествовавшая по направлению к морю, а рядом со звездой орёл, и поколебался кумир вавилонский. Когда звезда вновь взошла на небо, Александр умер. Тело его погребли в Александрии, в свя­тилище, названном «Тело Александрове». Жил Александр 32 года, начав царствовать в 20 лет. Он покорил двадцать два варварских народа и четырнадцать эллинских и построил двенадцать городов, назвав их Александриями в честь своего имени.

В XIII в. возникла вторая редакция «Еллинского и римского летописца», куда вошла вторая редакция псевдокаллисфеновой «Александрии», представляющая собой значительную переработку Древнего текста, сделанную русским редактором. Эта переработка выразилась преимущественно в ряде вставок, которыми был до-полнен старый текст памятника и которые заимствованы редакто­ром из хроник Георгия Амартола и Малалы, из апокрифических «Откровения Мефодия Патарского», «Хождения трёх иноков к Макарию», «Хождения Зосимы к рахманам», из «Сказания об Индийском царстве», из «Пчелы», «Физиолога» и др. Особенно много дополнений сделано там, где речь идёт о чудесах, виденных Александром во время его походов. Отличается вторая редакция от первой и большей своей морализацией. Её проникает настроение смирения перед судьбой, а также сознание ограниченности чело­веческих сил, одинаково присущее и Дарию и Александру. Отсю­да — пессимистическая окраска размышлений того и другого, уси­ливаемая соответствующими редакторскими пояснениями. Такая окраска легко объясняется тяжёлыми испытаниями, выпавшими на долю Руси, терпевшей татарское иго. Несколько видоизменён и стиль новой редакции в сторону большей риторичности: здесь чаще встречаются образные сравнения, например, стремительности Александра с прыжками пардуса, льва, леопарда или битвы с жат­вой («секущеся, падаху, акы снопы на ниве»).

В XV в., в связи с усилившимися в ту пору связями Руси с южнославянскими землями, на Русь из Сербии приходит новая редакция «Александрии», так называемая «сербская», представ­ляющая собой перевод с особой греческой редакции, подвергшейся романскому влиянию как в языке, так и в сюжете '. Она отличалась большей занимательностью, живостью диалога и лирической окра­шенностью по сравнению с редакцией псевдокаллисфеновой. В ней Александр выступает как христианизированный герой, находя­щийся в общении с пророком Иеремией и исповедующий единобо­жие. Придя в Иерусалим и узнав, что евреи признают единого бога, он восклицает: «Да верую и азь вонь и исповедую его... и бог ваш да будет мне бог, и мир его с мною да будет» — и не берёт с евреев дани. В дальнейшем Иеремия является тут неизменным руководителем и наставником Александра. Иудейский пророк предрекает ему смерть на сороковом году, и он же напоминает ему об JJ этом, когда Александр готовится идти в Вавилон.

Образ жены Александра Роксаны и романические отношения обоих в сербской «Александрии» обрисованы значительно ярче, чем в «Александрии» псевдокаллисфеновой. Очень художественно в но­вой редакции повести передан плач Роксаны над телом Александра: «Роксана же царица багряницу царску раздра до земли и власы; главы своея распростре и с плачем и жалостию от болезнена сердца.

Александру, яко к живу, глаголаше: о Александре, всего света царю и храбрый господине, премудрый во человецех, не зриц. И ли мене, поне в чужей земли оставил мя еси, а сам, яко солнце, с солнцем под землю зашел еси? О небо, солнце, луна и вся звезды, дряхлым (печальным) образом срыдайте ми плач! О земле и осно­вание вечных утверждений, горы же и холмы, плачитеся со мною днесь и поточите источници слез, дондеже езера наполнятся и горы напьются пелыни, ибо и горести всякия горчайши мне зело днесь!» После этого она убивает себя над телом Александра, и её хоронят вместе с ним в золотых ковчегах, стоящих на столбе и «доныне» в Александрии.

Сербская редакция, на протяжении от XV до XVII в. распро­странившись в сотне отдельных списков, вскоре вытеснила вторую псевдокаллисфенову редакцию повести и в свою очередь повлияла на последующие её (псевдокаллисфеновы) редакции, которых общим числом, включая и древнейшие редакции, насчитывается пять.

Столь сложная судьба памятника на русской почве, некоторыми своими эпизодами отразившегося в старой книжной литературе, в позднейших лубочных изданиях и в устной словесности, свиде­тельствует о большой его популярности у нас в течение многих ве­ков. Судьба идеального героя, одарённого необычайными качества­ми, превосходящими человеческие возможности, и в то же время подчиняющегося обычным нормам человеческого бытия, действова­ла на воображение и на нравственное сознание старинного читате­ля, а само повествование занимало его обилием всяческих необыч­ных приключений и фантастических картин. Повесть давала пищу эстетическим вкусам такого читателя и одновременно шла навстре­чу его религиозной настроенности. У нас «Александрия» не под­верглась тем художественным перевоплощениям, которые имели место на Западе и которые, накладывая на роман характерные бытовые краски эпохи, стирали грань между историей и современ­ностью; но и на русской почве «Александрия» не оставалась не­подвижной, пассивно переписывавшейся из столетия в столетие: она и у нас в своей литературной истории отвечала тем идейным запросам, которые предъявлялись сменявшими друг друга эпохами.

Значительно распространены были на Руси и популярные в средневековой Европе сказания о Трое, наиболее ранним образ­цом которых является текст, вошедший в пятую книгу Хроники Малалы и озаглавленный «О Троянских временах». В XV в. это сказание под заглавием «Притча о кралех» становится известным У нас в составе переводной византийской Хроники Манассии, и тог-Да же оно в соединении с Хроникой попадает в русский Хронограф, составленный выходцем-сербом Пахомием Логофетом. Текст «Притчи о кралех» восходит к южнославянскому переводу, сделанному с романского оригинала на Далматинском побережье в XIЦ~^ XIV вв. Источником повестей о Трое были не поэмы Гомера, а позднейшие сказания III в. н. э., приписываемые греку с острова Крита Диктису. Видимо, во второй половине XV в. в переводе с латинского у нас появилась повесть о Трое итальянского автора XIII в. Гвидо де Колумна, особенностями своего стиля сходная с сербской «Александрией». Она затем в сокращении вошла в позд­ний Хронограф, вытеснив собой «Притчу о кралех», и в петровскую эпоху была одной из первых печатных книг.

К числу переводных повестей, обращавшихся у нас ещё в древ­нейшую пору, относится и «Девгениево деяние». Русский текст её восходит к не дошедшему до нас тексту византийского романа X в., возникшего на основе византийского же эпоса о борьбе греков с сарацинами и повествовавшего о похищении сарацинским царём Амиром знатной греческой девушки, на которой он, приняв хри­стианство, женился, и о подвигах и любовных похождениях сына их Дигениса Акрита. Сохранились позднейшие, XIV—XVII вв., византийские стихотворные обработки этого романа ', но они не были источником русского текста. Греческое имя Дигенис («двой­ной по рождению») было присвоено герою ввиду его смешанного происхождения— от сарацина и гречанки; Акрит же по-гречески — охранитель границ. Греческий Дигенис на русской почве превра­тился в Девгения. Перевод византийского романа прямо на рус­ский язык, без посредства южнославянского текста (такого текста вообще не обнаружено), был сделан, судя по некоторым особенно­стям языка и стиля дошедших до нас списков, не позднее XII— XIII вв., в пору Киевской Руси, вероятнее всего—в Галицко-Волынском княжестве ².

Старейший русский список «Девгениева деяния» — XVI в.— находился в одном сборнике со «Словом о полку Игореве». От тек­ста этого списка сохранилось лишь несколько выписок, сделанных большей частью Карамзиным. Мы располагаем теперь всего лишь тремя и притом поздними (не ранее середины XVIII в.) списка­ми повести, восходящими к одному переводу. Один из них, при­надлежавший Н. С. Тихонравову и ныне хранящийся в Москве, в Государственной библиотеке СССР имени Ленина, судя по совпа­дению соответствующих частей его текста с выписками Карамзина из списка XVI в., тождествен с ним по редакции; другой, откры­тый А. Н. Пыпиным и хранящийся в Ленинграде, в Погодинском собрании Публичной библиотеки РСФСР имени Салтыкова-Щед­рина, представляет собой позднейшую русифицированную редак­цию старого перевода, отразившего в себе элементы устной поэти­ческой традиции. Третий список, обнаруженный В. Д. Кузьминой в собрании А. А. Титова (в Ростове Ярославском) и ныне хра­нящийся в Публичной библиотеке имени Салтыкова-Щедрина, в основном близок к тексту Погодинского собрания, но отличает­ся от него большей архаичностью лексики, большей полнотой в заключительной своей части и в ряде случаев более исправными чтениями отдельных мест, несмотря на общую неисправность орфо­графии.

Все списки дефектны: в первом списке не сохранилось начала, а в середине его — большой пропуск, во втором нет конца, в треть­ем отсутствует первый лист. Впрочем, нет уверенности в том, что на русский язык повесть переведена была целиком. Начало сохра­нившегося текста тихонравовского списка озаглавлено: «Житие Девгения»; список Погодинского собрания озаглавлен: «Деяние прежних времен и храбрых человек, о дерзости и о храбрости и о бодрости прекраснаго Девгения».

В повести по списку Погодинского собрания рассказ о Девге-нии и его подвигах предваряется рассказом об его отце—царе Аравитской земли Амире, похитившем красавицу гречанку родом из царского дома. В погоню за похитителем, по просьбе убитой горем матери, отправляются трое её сыновей. Они едут «яко зла­токрылые ястребы, кони же под ними яко летаху». Достигнув границ Сарацинской земли, братья стали бить охранявшую гра­ницы стражу Амира в 3 тысячи человек, «яко добрые косцы траву косити», и приехали к шатру Амира, который говорит братьям, что сестру свою они должны искать на высокой горе, где она лежит убитая среди других жён и прекрасных девиц, не хотевших сотво­рить его воли. Не найдя сестры на горе, братья возвращаются к Амиру, чтобы отомстить за сестру. Амир предлагает решить спор поединком. По жребию в поединок с ним вступает младший брат — близнец сестры — и побеждает Амира, который просит пощады, обещает креститься и предлагает братьям взять его в зятья. При этом он сообщает, что сестра их жива, и указывает место, где она находится. Убедившись в том, что сестра не только жива, но и окружена со стороны Амира всяческой заботой и что она сама готова стать женой Амира, если он примет крещение, братья соглашаются на брак её с Амиром. Прибегнув к хитрости, Амир уходит из Сарацинской земли, захватив с собой большие сокровища. В Греческой земле он принимает крещение и женится на «любимой девице». Три сарацина, посланные на трёх чудесных конях — Ветренице, Громе и Молнии—вдогонку за Амиром его матерью, прибыв в Греческую землю, сами принимают крещение и остаются там.

Вслед за этой предысторией излагается история центрального героя повести — «прекраснаго Девгения», родившегося от союза Амира с гречанкой. Лицо его румяно, как маков цвет, волосы, как золото, очи его велики, как чаши. С детства он уже обнару­живает ловкость (копьём играет, на добрых конях ездит), отвагу и необычайную силу в охоте за всякими зверями. Вскоре он на­чинает помышлять о ратных подвигах. Он вступает в состязание с царём Филиппапой и дочерью его Максимианой, у которой были мужская храбрость и сила, побивает один, «яко сокол дю­жей от руки ловца», с небольшим своим войском их многочислен­ное войско и гонит его, «яко добрый жнец траву косит», а затем побеждает в единоборстве и самих Филиппапу и Максимиану, после чего Максимиана предлагает Девгению взять её себе в жёны, гово­ря, что тогда не страшна им будет никакая сила, но Девгений отказывается от этого предложения, так как вычитал в книге, что, женившись на Максимиане, он проживёт с ней шестнадцать лет, а женившись на красавице Стратиговне, проживёт тридцать шесть лет. О Стратиговне, её красоте и необыкновенной силе её и её отца он узнаёт от Максимианы.

Через некоторое время Девгений приезжает в царство Стра-тига, который тогда вместе со своими сыновьями был на охоте. Стратиговну Девгений старается прельстить своим драгоценным нарядом, игрой на разных инструментах в своём войске и молод­цеватой ездой на коне, у которого в гриве такие звонцы, что ум человеческий может «исхититься». Но Стратиговна высылает мам­ку, через которую велит Девгению убраться из города, угрожая ему скорым возвращением отца и братьев.

На этом обрывается текст Погодинского собрания. В тихонра-вовском и титовском текстах рассказывается, что Девгений, рыцар­ски предупредив Стратига и его сыновей о том, что он собирается похитить Стратиговну, увозит её, не встретив сопротивления со стороны её отца и братьев. Однако затем Стратиг с сыновья­ми с большим войском пускается в погоню за Девгением, ко­торый побивает войско Стратига, а его самого и сыновей его берёт в плен, но потом, по просьбе Стратиговны, освобождает их; Дев­гений после этого женится на Стратиговне. От Стратига он получает богатые подарки и с женой возвращается к своим роди­телям.

Вслед за этим в тихонравовской рукописи следует глава, оза­главленная «Сказание, како победи Девгений Василия царя» и сходная по содержанию с эпизодом борьбы Девгения с Филиппа-пой и Максимианой.

Стиль данной повести близок к стилю переводных и оригиналь­ных воинских повестей киевского периода — повести Иосифа Фла­вия о разорении Иерусалима, летописной воинской повести, «Слова о полку Игореве». Таковы сравнения, встречающиеся ещё в ста­рейшей редакции («яко сокол дюжей», «яко сокол младый», «лице его, яко снег», «яко пастух овец перед собою погна», «яко добрый жнец траву сечет» и др.). таковы эпитеты той же редакции (зверь «лютый», фарь «борзый», сокол «дюжей», «младый», «скорый», шелом «златый», струны «златыя» и т. д.). То же нужно сказать и о лексическом составе нашего памятника, также находящем себе параллели в указанных древнейших повествовательных памят­никах '.

Все три русских текста повести восходят к одному древнему переводу, от которого они, ввиду того что относятся к XVIII в., стилистически, разумеется, отдалились в той или иной степени. Особенно это нужно сказать о текстах погодинском и титовском, отразивших в себе в значительной мере вкусы их редакторов, при­внёсших в текст элементы устнопоэтической и отчасти популярной книжной традиции. Первая даёт себя знать хотя бы в довольно частом употреблении народно-поэтических эпитетов и сравнений, а также в пользовании тавтологией: «борзый конь», гусли «звон-чатыя», «румяно лице, яко маков цвет», «славою славен, и силою силен, и мудростью мудр, и богатеством богат», «цари-царевичи, короли-королевичи» и т. д. К устнопоэтическому приёму, вероятно, восходит описание поездки трёх братьев, очень близкое к описа­нию богатырской поездки в былинах (старший брат едет «с пра-выя руки», средний посередине, «в большый полк», а младший — «с левую руку»), троекратное метание жребия между братьями, чтобы решить, кому из них вступать в единоборство с Амиром, а также, очевидно, введение в повествование вещих снов, снящихся Амиру и его жене. В повести явно выступают в ряде случаев былинная стилистика и былинные аксессуары. Самый образ Дев­гения и его подвиги во многом напоминают образы и подвиги рус­ских богатырей. К сказочному источнику, видимо, восходит эпизод с тремя чудесными конями, на которых мать Амира отправляет сарацин в погоню за своим сыном.

---

Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 246; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!