Мысли в связи с русской историей

 

В один из дождливых дней, когда невозможно было работать, нас возили на экскурсию в поместье Александра Невского, одного из самых выдающихся деятелей русской истории. Экскурсовод рассказал нам, что не так давно вскрыли его гробницу, и оказалось, что рост у него был метр сорок восемь сантиметров. А в кино его играл самый длинный советский актер. А битвы его! О битве на Неве вообще мало что известно. Ему было тогда шестнадцать лет. В чем мог проявиться его «полководческий гений»?! После этой «блестящей победы» новгородцы его прогнали с княжества. Битва на Чудском озере — была ли она вообще?! Немцы провалились под лед, а мы до сих пор от радости опомниться не можем: великая победа!! Это очень характерно для нашей истории: легенда истории ничего общего не имеет с реальной историей. Мы хорошо помним воображаемую историю и хорошо забываем реальную. Мы и сейчас живем не столько в реальном, сколько в воображаемом мире. Эта неадекватность есть верный признак сумасшествия. Неужели вся наша история есть сумасшествие? А почему бы нет?! С ума сойти может не только отдельный человек, но и целый народ.

 

Обработка свидетелей

 

Поскольку Комиссар отверг утверждения Матренадуры как «тенденциозные» (что бы это могло значить?), комиссия решила нажать на нас как на свидетелей аморального поведения Комиссара. И надо признать, что на первых порах она добилась серьезного успеха. Лоб сам наговорил именно то, что требовалось. Костю подловили на его недоразвитой способности обманывать (как сам Костя выразился — «на болезненной правдивости»). Токаря купили даровой выпивкой. Даровой в обоих смыслах: в том смысле, что Токарь не платил, и в том смысле, что Товарищ из райкома заплатил за выпивку из средств райкома. Кандидат подтвердил их показания «за компанию». Мы с Иваном Васильевичем отказались разговаривать на эту тему, что тоже в общем устраивало комиссию. Но Дон и МНС испортили всю картину. Дон заявил, что он тоже спал с Матренадурой. Может быть, не столь часто, как Комиссар, но все же спал. От этого признания Дона несколько помутнел моральный облик Матренадуры, а значит, несколько посветлел облик Комиссара. Но это еще было терпимо, поскольку Комиссар, согласно показанию Дона, все-таки спал с Матренадурой. МНС же заявил, что с Матренадурой спал не Комиссар, а главным образом он, МНС. Иногда его подменяли Дон и Токарь. Причем Матренадура совратила его, МНС, «путем циничного обмана»: пообещала кринку парного молока, но, добившись своего, не сдержала клятвы. К этому времени протрезвел Токарь. А так как Товарищ из райкома отказался поить его даром вторично, Токарь примкнул к МНС. Чего греха таить, сказал он, мы ее (Матренадуру) всем сараем «пользовали». От таких признаний Матренадура ударилась в другую крайность. Она носилась по поселку в старых штопаных колготках и орала, что никто ее не «пользовал», что все слухи насчет отношений ее и Комиссара — сплошное вранье, что она — «девушка честная, а не какая-нибудь». Комиссия пришла в замешательство. Пункт второй обвинения Комиссара пришлось снять, а первый несколько ослабить, придав ему такой вид: Комиссар неоднократно совершал аморальные поступки, порочащие звание коммуниста и наносящие ущерб марксистско-ленинскому учению о семье и браке путем вступления во внебрачные сношения с некоторыми местными жителями.

 

Всеобщее сумасшествие

 

Идея всеобщего сумасшествия с некоторых пор завладела моим вниманием, и я даже на время отложил свою спунологию. А нельзя ли это сумасшествие направить в нужную сторону? Конечно можно, сказал МНС, с которым я поделился своими соображениями. Именно этим и занимается наша идеология с первых дней революции. Если уж быть точным, то задача идеологии — свести общество с ума в нужном направлении. Думаю, что теперь эта миссия идеологии будет подкрепляться достижениями психологии, химии, биологии, медицины.

 

Сговор

 

Комиссар с горя запил. Поставят мне за это на вид без занесения в учетную карточку, говорил он со слезой в голосе, ну, жена недельку подуется. Это все пустяки, не в первый раз. Обидно другое. Теперь мне никто не поверит, если я буду рассказывать о том, что тут творится. А ты не рассказывай, сказал Токарь, все равно ничего этим не изменишь. Я бы на твоем месте, сказал Дон, развелся бы с женой и женился бы на Матренадуре. И жил бы припеваючи. Развестись, сказал Комиссар, это бы я с удовольствием. Но жениться — упаси Боже. Тем более на такой стерве, как Матренадура. Она уже двух мужей со свету сжила. Вот и хорошо, сказал Дон, Бог троицу любит.

Кончилась эта история с Комиссаром тем, что Иван Васильевич и я отвели в сторонку Мао Цзэ-Дуньку и пообещали ей, что Комиссар рыпаться не будет. Аналогичный результат получился с прочими «подписантами». Мао Цзэ-Дунька пообещала «материальчики» на Комиссара «попридержать». Но если «эта гнида» подымет «вонь», она немедленно пошлет их в его парторганизацию.

Потом мы устроили попойку, пригласив Мао Цзэ-Дуньку. Она упилась до полного свинства, и мы почти всем сараем трахали ее до утра. Но насытить ее так и не смогли. Вот не думал, что у нашей партии такой бешеный темперамент! — сказал Дон. Никакой это не темперамент, возразил МНС. Она просто досрочно выполняла и перевыполняла месячный сексплан. Наша партия ненасытна не от большого аппетита, а от полного отсутствия такового. Она бесполая.

Утром Костя обнаружил забытые Мао Цзэ-Дунькой трусы. Токарь, разглядывая эту принадлежность партийного туалета, сказал, что этой штукой можно рыбу ловить, как неводом. Мы решили подарить трусы Матренадуре, но та отказалась от подарка категорически. Если эта потаскуха увидит свои портки на мне, сказала она, она меня со свету сживет. И тогда Кандидату пришла в голову гениальная идея: отослать трусы в райком партии с благодарностью от коллектива нашего сарая. Там наверняка их сразу же опознают и... Короче говоря, мы от души повеселились и насмеялись до слез. Кандидат поклялся, что он свой замысел обязательно приведет в исполнение: надо же и Им причинять неприятности! Иван Васильевич, который в нашей оргии не принимал участия (он ушел к своей «старушке» из городских), сказал что-то насчет мужской чести в отношении женщин, и наше настроение спало до обычного уровня. Дон, брезгливо держа трофей двумя пальцами, снес его на помойку. А когда мы вернулись с работы, соседский щенок таскал его по деревне к великому удовольствию местных жителей. Они получили пищу для разговоров на целый год: Мао Цзэ-Дунька опять по пьянке штаны потеряла! Вот это бабец! Из нашего брата, из народа. Не то что эти городские потаскухи.

 

Уж больше девичий покой

Не будет прерван серенадой.

И мимолетный знак рукой

Не будет больше нам наградой.

 

Шуты

 

Шутовство — характерная черта коллективистского образа жизни. Это не просто стремление повеселиться, а форма выражения коллективного самосознания. Обычно в каждой более или менее устойчивой (регулярно собирающейся или совместно живущей) группе людей один человек выталкивается на роль шута, потешающего всех и в шутливой форме выражающего интересы группы. Иногда у шута бывают постоянные помощники. Остальные члены группы обычно подыгрывают шуту, перенося на него свои шутовские способности и потребности, создавая для него удобные для шутовства ситуации. Шут — не обязательно остроумный и веселый человек. Это — социальная функция. И чаще на роль шутов выталкиваются болтуны, желающие быть таковыми и активно захватывающие эту роль. Основной принцип таких болтунов — говорить и кривляться как можно больше, рассчитывая на то, что в этом потоке проскочит удачная фраза или удачная поза. По моим наблюдениям, даже самый посредственный болтун и кривляка благодаря помощи группы и стечению обстоятельств может выдавать нечто достойное нормального смеха.

Среди шутов попадаются способные, талантливые и порою даже очень талантливые; иногда для них шутовство становится призванием. Они живут для этого, собирают анекдоты и шутки, с точки зрения шутовства читают книги и газеты, смотрят фильмы, наблюдают жизнь. Я встречал таких выдающихся шутов. Несколько раз мне самому приходилось играть роль шута. Но недолго и помимо моей воли. Однажды, например, я был в доме отдыха и сказал какую-то хохму во время обеда. И все! Меня буквально вынудили хохмить все двенадцать дней. И я вроде неплохо справлялся с этой ролью.

В нашей бригаде во время работы и общебригадных сборищ шутом был обычно Дон. Но эта же роль в сарае у него не получилась, поскольку некоторые из нас сами оказались склонными к шутовству, — Токарь, Кандидат, МНС и я. Как признался сам Дон, трудно быть хохмачом среди хохмачей. У нас в институте признанным шутом является Добронравов. МНС и Учитель могли бы конкурировать с ним, но предпочитают оставаться на вторых ролях. Их хохмы слишком интеллигентны, а с другой стороны, они слишком мрачны и рискованны.

Невозможно придумать хорошую хохму специально. Хохмы рождаются сами собой и лишь потом подвергаются литературной доработке. Например, в ЦК приняли очередное постановление. Немедленно все средства массовой информации откликаются на него шаблонной фразой: «И с чувством глубокого удовлетворения встретил советский народ постановление...» В институте на малой лестничной площадке Добронравов вдруг говорит с серьезнейшим выражением лица, что наши физиологи и психологи открыли новое чувство у людей. Какое? — спрашивают заинтригованные слушатели. Чувство глубокого удовлетворения, говорит Добронравов. Собравшиеся хохочут. Через полчаса смеется весь институт. Через пару дней я был в гостях, и мне рассказали эту хохму как анекдот «армянского радио».

Хотел бы я знать, родятся ли в нашем шутовстве значительные оригинальные явления культуры или оно так и заглохнет без видимых последствий под давлением культурного потока с Запада? Похоже, что именно так и случится. Наши власти и господствующие слои общества предпочитают внешне более эффектную, но по сути более пустую культуру Запада зародышам своей собственной культуры, ибо последние неизмеримо опаснее первой.

Имеются шуты и другого рода: они избираются коллективом на роль посмешищ. К таким шутам принадлежал, например, Хрущев. В нашей деревне роль такого шута исполняет Матренадура. Она знает, что над ней смеются, спекулирует на этом, сама ведет себя так, чтобы давать материал для насмешек. Вот у клуба собрался народ. Курят, щелкают семечки, сквернословят. Скучно. Но вот появляется Матренадура. Глядите-ка, говорит кто-то. Матрена новые колготки натянула! К чему бы это? Эмигрировать, наверно, собралась, говорит другой, на Запад. Начинается всеобщее оживление. И когда Матренадура присоединяется к толпе, та уже покатывается со смеху. И сама Матренадура сияет от уха до уха. И куда же ты отчаливаешь? — спрашивают ее. В Изгаиль, отвечает она, подражая еврейскому акценту. С народом начинает твориться нечто невообразимое. Я ни разу не видел, чтобы люди так смеялись даже над первоклассными комиками. Далее идет пошлая, скабрезная и необычайно глупая сцена, если глядеть на нее со стороны, но доставляющая людям величайшее наслаждение, если судить по их безудержному и искреннему смеху. Это — другая сторона нашего шутовства. В отличие от первой, она поощряется правящими слоями общества и оказывает сильнейшее влияние на всю систему нашего официального юмора. И такое явление у нас, оказывается, существует. Не так давно я лекцию на эту тему слушал: советский юмор. И заведуют советским юмором скучные чиновники, лишенные чувства юмора и черпающие образцы последнего из нашего шутовства в этом втором смысле. Ну и что же ты в Изгаиле делать будешь? — спрашивают Матренадуру. Газигованной водой тогговать буду, отвечает она. И собравшиеся буквально задыхаются от хохота, хватаются за животы, утирают слезы. Во дает! — слышится в толпе. Ну и артистка!!

 

Я — шут. И шут, конечно, ты.

И он... И он... Мы все, короче говоря, шуты.

Шуты, когда часами

Бог весть над чем хохочем сами.

Шуты, когда начнем кривляться,

Чтоб дать другим возможность посмеяться.

А почему? Ты знаешь сам тому причину:

Мы глушим в шутовстве свою тоску-кручину.

 

Наши души

 

Иногда, глядя на самого себя, я поражаюсь. Вроде бы ничтожество, жалкий человек с унылой и серой жизненной судьбой. А что творится в моей душе! Вот я записал только маленькую частичку того, что творится в моей душе, и мне самому становится от этого страшно. Проглядите всю мировую литературу и сыщите в ней нечто подобное! Не найдете в ней ничего подобного. Есть много толстых книжек о мыслях и переживаниях людей. Но что это за мысли?! Но что это за эмоции?! Жалкие примитивы, раздутые писателями в меру своих собственных возможностей до огромных размеров. Да и то лишь по видимости огромных. Попробуйте перечитайте еще разок те книги, которые вас когда-то потрясали глубиной психологического анализа! Перечитайте внимательнее, и вы (уверяю вас!) будете поражены мелкостью мысли и мизерностью эмоций.

Когда я записывал этот вопль моей души, червяк сомнения уже шевелился в той же самой моей душе. А не впадаешь ли ты сам в преувеличения? А где критерии значительности мыслей и эмоций? А может, для тех персонажей, над коими ты тут насмехаешься, их мысли и эмоции были куда серьезнее твоих? А... А... А... А может, ты сам есть персонаж упомянутых авторов, призванный Партией и Правительством в великую армию борцов за урожай? Представьте себе Базарова, Печорина, братьев Карамазовых, Раскольникова, Пьера Безухова и прочих положительных персонажей русской литературы в бригаде по уборке картошки и свеклы в вонючем протекающем сарае, под духовным руководством Мао Цзэ-Дуньки! Наверняка у них в таких условиях и мысли были бы... Нет, никаких мыслей, кроме поспать и пожрать, у них не было бы я в этом уверен. А что касается эмоций, так ведь и у меня их почти совсем нет. Да и мысли тоже — одно мелькание, намеки, обрывки. Ничего цельного и стройного.

Увы, дорогой мой СНТС, разбушевался червяк сомнения в моей вдруг опустевшей убогой душонке, есть лишь одно самомнение и иллюзии. И тоска, добавляю я. И тоска, соглашается червяк. В этом отношении ты превзошел их всех.

 

Наш вклад в «Матрениану»

 

Кто-то из ребят все-таки на прощанье сделал вклад в «Матрениану» от нашей группы, написав большими буквами прямо на двери сарая:

 

Будь же до ста лет ядрена,

Соль земли нашей, Матрена!

Терпелива и мудра

Будь до смертного одра!

А когда испустишь дух,

Будь земля тебе как пух!

Мы ж клянемся, вот ей-ей,

На могиле на твоей

Написать, что до и от

Ты была всему оплот.

 

Прочитав стих, Матренадура даже прослезилась и в знак благодарности пообещала навестить нас в Москве. Но адресов наших она не спросила, а мы не догадались оставить их ей.

 

 

Моя религия

 

В студенческие годы мы пели еще дореволюционную студенческую песню. В ней говорилось о том, что хорошо быть турецким султаном: женщин имеет сколько угодно. Но тут есть один недостаток: султану нельзя пить вино. Далее в ней говорилось, что хорошо быть Римским Папой: вино, как воду, может пить. Но ему запрещено иметь женщин. И потому я не хочу быть ни султаном, ни Папой, так как люблю и вино, и женщин.

 

И чтобы это совместить,

Решился я студентом быть.

 

Точно в таком же положении оказались мы в связи с проблемой «Капитализм или коммунизм»: как совместить достоинства того и другого, избежав их недостатков? Существует ли способ совместить тут несовместимое? Я пришел к выводу, что существует. Но не в масштабах всего общества (это так же невозможно, как невозможно для турецкого султана быть Римским Папой, и наоборот), а сугубо индивидуально. Для этого надо обрести некоторый минимум индивидуальной независимости от общества. То, что такие возможности есть на Западе, это очевидно. Но такие возможности есть и у нас. И я тому живой пример. Мой метод достижения независимости необычайно прост: быть ничтожеством и жить во сне. Если жизнь во сне не удается, то жить как во сне, в воображении, в полудремотном состоянии, в мысли и фразе. В этом моя идеология и религия одновременно. Меня такой образ жизни вполне устраивает. Я наблюдаю тягу к нему у многих других, особенно — у интеллигентных молодых людей (вроде МНС). Только я, в отличие от них, довел эту тягу до логического конца и стал профессионалом в моем образе жизни. Сумеет ли МНС достичь моего уровня? Не сорвется ли на пустяке? Не будет ли разоблачен и выведен на чистую воду бдительным коллективом?

Тогда они единогласно Поставят знак ему на лоб, Кто есть он, видел всякий чтоб И чтоб не рыпался напрасно.

 

Знание и метод

 

Это — последний штрих в характеристике Матренадуры, который никак не могу опустить, хотя чувствую, что давно пора закругляться.

— Удивляюсь я на вас, — говорит Матренадура, адресуясь к МНС, Дону и Косте (Кандидата, Токаря и Лба она вообше в расчет не принимает почему-то), — такие молодые, а все на свете знаете. И как только в таких маленьких черепушках все это помещается?!

— А там ничего не помещается, — говорит МНС. — Там пусто, как и у вас.

— Зачем обижаешь зря? Не такая уж я дура.

— Вы не дура, а совсем наоборот. И если в голове пусто, это не всегда плохо. В данном случае это хорошо. Надо различать знания и метод мышления. Знания — это мусор, которым люди (главным образом — интеллигенты) набивают свои черепушки и с которым они боятся расстаться. Знаете, как порой трудно расстаться со старым хламом? Вот так и тут. А метод — это способность определенным образом обрабатывать сведения и производить нужные мысли в случае надобности. Знания — как сено в сарае, а метод — как жевательный и пищеварительный аппарат, с помощью которого производится молоко. Человек, который носит знания в голове, подобен корове, которая носит сарай с сеном на спине. Ясно?

— Яснее ясного.

— У меня, например, такой жевательный аппарат есть в голове. И мне незачем носить в ней сарай со знаниями-сеном. И у вас он тоже есть, хотя вы и не замечаете его. Только мой аппарат — от образования и культуры, а ваш — от житейской практики и здоровой натуры. Преимущества такого положения неоспоримы. Вот, например, многие люди получили одну и ту же информацию: Генсек заявил, будто в этом году у нас выдающийся урожай. Что это означает?

— Ежику понятно: затягивайте потуже ремешки.

— Верно! Я согласен, ту же мысль выдает и мой жевательно-мыслительный аппарат, то есть метод. А между тем сейчас экономисты, политики, прочие специалисты ворошат кучи мусора-знаний в своих черепушках, производят расчеты, выдвигают гипотезы... Но они никогда не додумаются до этой простой истины.

— Отчего же они такие глупые?

— Им по должности нельзя быть умными.

— Это ты верно говоришь. У нас тут то же самое. Стоит человека начальничком назначить, как сразу же становится таким дураком, что не приведи Господи. Только мы к этому привыкли и делаем все по-своему.

— А у нас в институте, — сказал Дон, — философию преподавал страшный бухарик. Он очень любил наглядно пояснять абстрактные рассуждения. Разницу между методом и знаниями он нам пояснял на поллитровке «Московской». Знания, объяснял он, можно уподобить содержанию этой бутылки, а метод — способу ее откупоривания. Причем методы могут быть различные — штопором, карандашом или мизинцем пропихнуть пробку внутрь, ударять ладонью по дну бутылки или ударять ребром донышка бутылки об пол. Диалектический метод он ассоциировал со штопором, поскольку последний был точной иллюстрацией положения Ленина о спиралевидном развитии материи. С тех пор я предпочитаю знания методу. Были бы знания, а откупорить их мы как-нибудь сумеем сами.

 

Последний разговор

 

По поводу окончания нашего срока в деревне устроили выпивку. Матрена рыдала в три ручья. Ей было жаль расставаться с нами, ибо к нам она «всей душой привязалась». Комиссар был в приподнятом настроении, поскольку историю с их группой решили замять, и упился до бесчувствия. Плачущая Матренадура взяла его под мышки и отнесла домой на «перину. На сей раз — на настоящую перину, которую она бережет с девичества и «пользует» в исключительных случаях. Мы с МНС покинули сборище и ушли в поле побродить. Разговорились о «группе» Комиссара. Комично получается, сказал я, диссиденты подрывают основы общества, а существуют годами. Группа Комиссара хотела укрепить общество, а ее немедленно раздавили. В чем дело? Очень просто, сказал МНС. Диссиденты не угрожают благополучию членов общества персонально, а группа Комиссара задела интересы всего районного начальства. Но случай с группой Комиссара интересен вот с какой точки зрения. Существование всякой оппозиции зависит от многих обстоятельств (квартиры, телефоны, «левые» заработки...), а главным образом — от возможности физически существовать независимо от первичных коллективов или возможности лишь формально числиться на работе, будучи независимыми фактически. Меня поведение наших властей с этой точки зрения крайне удивляет. Неужели и они перестали понимать, что к чему? На местах, во всяком случае, соображают лучше, чем в центре. Давить оппозицию надо прежде всего снизу, а не сверху. Давеж сверху должен лишь одобрять и завершать инициативу масс снизу. А тут произошел крупный исторический казус: высшие власти отобрали у первичных коллективов функции подавления оппозиции, первичные коллективы начали терять способность выполнять эти функции хорошо. У них даже появилось равнодушие к такому подавлению, а порой — тайное сочувствие «критиканам». Если этот строй рухнет в силу внутренних причин, то главной из них будет именно лишение широких народных масс (то есть первичных коллективов) инициативы в подавлении инакомыслия и критиканства, заинтересованности в этом и умения это делать постоянно.

А что ты имеешь в виду, говоря о заинтересованности и умении? — спросил я. Ну, это-то вы лучше меня знаете, сказал он. Вы же через все это прошли в классическом исполнении сталинских времен. Если вас интересуют мои дилетантские соображения, они в двух словах таковы. Каждый член коллектива совершает множество поступков, в том числе — говорит. Говорение — важное дело, а с рассматриваемой точки зрения, может быть, самое главное. Часть поступков человек совершает на виду у всех, часть — в узких социальных группах, часть — в узком кругу знакомых, часть — вообще вне коллектива. Вы же знаете, не все, что говорится в секторе, становится известным уже на уровне отдела. И тем более не все, что мы болтаем на площадках и в забегаловках, доносится в руководящие инстанции и становится достоянием всего коллектива. Но все же работает негласный механизм распространения информации о поступках людей (и об их разговорах, конечно), в результате чего начальство и члены коллектива составляют более или менее правильное представление о данном индивиде. Так вот, сейчас работа этого механизма брошена на самотек, во всяком случае, ей не придается должного значения, она не закрепляется организационно и формально. Далее. Вы знаете, дела не делаются сами собой. Во всяком деле должны быть инициаторы и стимуляторы — активисты. Когда говорят об инициативе масс, это не значит, что все члены массы инициативны. Большинство членов массы пассивны. И они приходят в движение, возбуждаются к действию благодаря усилиям небольшой группы активистов. Наличие таких активистов есть элемент социальной структуры масс. Что делают активисты, вы сами прекрасно знаете. Они собирают сведения и «материальчики» на тех или иных членов коллектива, следя за их поведением, выступают на собраниях и возбуждают «вопросы» о поведении намеченных индивидов, подают «сигналы», пишут письма. Входят во всякие комиссии. Вы знаете, как это делалось в сталинские времена. Порой три-четыре таких активиста определяли всю социально-психологическую атмосферу в учреждении, держали под своим контролем все стороны его жизни. Это и был подлинный контроль масс над жизнью общества, один из рычагов подлинного народовластия. Такой актив неизмеримо эффективнее официально назначенных лиц. Но чтобы такой актив был и хорошо функционировал, требуются два условия: 1) чтобы власти сверху охраняли такой актив, давали ему видимую поддержку, воспринимали его как свою опору; 2) чтобы в самом коллективе (то есть в массах) такой актив имел поддержку и одобрение, — он должен быть выразителем интересов и воли коллектива, по крайней мере, в некоторых важных аспектах жизни, должен быть элементом реальной власти коллектива как целого над отдельными его членами. А что происходит у нас сейчас? Власти из страха возвращения сталинских времен (то есть подлинного народовластия) боятся поощрять и поддерживать такие инициативные активы в коллективах, а внутри коллективов спонтанно не выделяются такие члены их на роль активистов, которые пользовались бы доверием коллектива и выполняли бы свои функции добровольно и с энтузиазмом. И это есть не что иное, как конец народовластия. Функции реальной власти коллектива над индивидами постепенно перешли к специальным органам и лицам, и массы добровольно отреклись от своей власти, стали к ней равнодушны. Вы сами знаете, какой тип людей выталкивается на роль активистов в первичных коллективах — подонки, мерзавцы, доносчики, бездари, провокаторы, лгуны, халтурщики... Общество уже не хочет больше быть в их власти. И в этом его великая слабость. Слабость коммунизма — в улучшении его внутренних социальных условий. Считается, что коммунистический строй внутренне прочен, и если погибнет, то лишь под ударами извне. Возможно, так оно и произойдет. Но основой его гибели будет внутренняя слабость, порожденная отказом от народовластия. Только рождение сталинизма, пусть в каких-то более мягких формах, может приостановить процесс размягчения режима. Сталинизм — это не только и не столько концлагеря и массовые репрессии. Сталинизм — это ничем не ограниченная диктатура коллектива над индивидом, то есть народовластие.

 

Последние минуты в деревне

 

Потом нас разыскала Катюша и позвала МНС. И они куда-то ушли. За ними, как мрачные тени, потянулись было местные ребята, но Дон сколотил приличную «группу прикрытия» из московских ребят и затеял с ними легкую перепалку. Видя перевес сил противника, местные храбрецы поджали хвосты. У дома Матренадуры я увидал Комиссара. Он блевал с таким замогильным стоном, что все деревенские собаки в ужасе попрятались в подворотни и умолкли. Из дома доносился отборнейший мат Матренадуры, из коего можно было догадаться, что Комиссар изгадил ее девически чистую перину, что она теперь «этого хиляка» на порог своего дома не допустит.

И мне стало грустно и одиноко. Скорей бы!

 

Проводы

 

В районном центре устроили митинг. Выступали всякие руководители и представители. Переходящее Красное Знамя райкома партии вручили соседней бригаде. Назвали имена передовиков. Комиссар, естественно, в их число не попал. Зажигательную речь закатила Мао Цзэ-Дунька. Братья фронтовики! — вопила она под дружный смешок собравшихся. Да, фронтовики!!! Ибо фронт битвы за коммунизм во всем мире проходил в эти дни здесь, по нашей земле. И мы эту битву выиграли!! (Бурные аплодисменты, крики «Ура!».) Да, мы — братья, ибо мы провели с вами эти дни в одних окопах! (Опять смех.) И ели из одного котелка! (Смех, переходящий в бурные овации.) Вы знаете теперь, почем стоит картошка! Расскажите об этом там, в тылу! (Опять смех, но одобрительный.)

Потом пели гимн бригад коммунистического труда. Вместо слов «С нами Ленин впереди» многие отчетливо орали «С нами Ленька впереди». Но их не одергивали, так как это воспринималось как проявление любви к нынешнему Генсеку, как в свое время Хрущева в насмешку или любовно что у нас одно и то же, звали Никитой.

 

Последние мысли в поезде

 

В поезде умиротворенность и лояльность вернулись в мою временно возмущенную душу. Я глядел в окно на покидаемую до следующей уборочной кампании прекрасную русскую природу и произносил про себя такую речь.

Довольно поносить коммунистический образ жизни! Хватит! Надоело! Надо же, в конце концов, меру знать! Можно подумать, что он есть нечто из ряда вон выходящее, а не заурядная историческая помойка. И ничем он не хуже любого другого социального устройства. Ну, скажите на милость, чем он отличается от дикости и варварства? А от крепостничества? Про капитализм я и говорить не хочу: тот сам сознается, что страдает язвами и не прочь превратиться в коммунизм. Конечно, уже без язв прошлых и будущих. Короче говоря, и при коммунизме люди живут. И неплохо живут. Не все, конечно. Но есть такие, что совсем хорошо живут. Так что и о нем стоит пару слов добрых сказать. Нельзя же только ругать да ругать. И поощрять надо. А то он еще хуже будет. Знаете, как с плохими учениками и работниками бывает? Ругают их все кому не лень. Прорабатывают индивидуально и коллективно. А они в отчаянии за свою нехорошесть еще больше хватают двойки, пьют, прогуливают и бьют морду ни в чем не повинным соседям и прохожим. Так проявим же хоть чуточку педагогического такта и смекалки. Погладим по дурацкой головке и похвалим наше не в меру распоясавшееся общество! Вдруг оно и в самом деле поверит в то, что оно хорошее, и начнет исправляться?! И с сельским хозяйством, может быть, меры разумные примет. И в Африку зря лезть не будет. И диссидентов сажать меньше будет. И... И... И... Чем черт не шутит, вдруг! Во всяком случае попытка — не пытка, как любили говорить Сталин и его ближайший соратник Берия. Попробуем!

 

Возвращение

 

Мы вернулись в Москву похудевшие, загорелые, возбужденные. Рассказывали всем, как хорошо мы провели время, как поработали, как весело отдыхали, как улучшается на глазах жизнь в деревне. И трудно определить, что в наших словах было ложью, а что — истиной. Пережив трудности и оставив их позади, мы уже вспоминали о них как о чем-то очень значительном и возвышенном. Мы чувствовали себя выше и достойнее тех, кто этих трудностей не пережил. Расставаясь, обменивались адресами и телефонами, договаривались непременно встретиться. Через неделю мы выкинули эти адреса и телефоны. И не встретились, конечно. Обычная рутина жизни поглотила нас. А в партийное бюро поступил анонимный донос на меня. В нем говорилось, что я — тайный диссидент и внутренний эмигрант. Я обозвал автора письма последними словами. Секретарь согласился со мной, но просил быть осторожнее в выражениях. И еще он сказал, что со мной дело несложное, а вот с МНС... На него такую «телегу» прислали, что придется специальное расследование проводить. Такой сигнал без последствий оставлять нельзя.

Потом многих тружеников села наградили орденами (и среди них — нашу Матренадуру), а некоторым присвоили звание Героя Социалистического Труда (и среди них — нашей Мао Цзэ-Дуньке). Сельское хозяйство подняли-таки на недосягаемую высоту, и одни продукты питания начали стремительно исчезать из продажи, а другие столь же стремительно дорожать. Официально это именовали урегулированием цен в связи с улучшением качества продуктов. МНС снова исключили из списка кандидатов в кандидаты в члены КПСС. Мои попытки укрепить наши дружеские отношения, наметившиеся в деревне, не увенчались успехом. Я на него не обиделся. Когда я был молодой, я сам всегда замыкался, если кто-то пытался завязать со мной интимные отношения. Между прочим, это — один из принципов спунологии: в душу к себе не допускай никого, никогда, ни при каких обстоятельствах. Моя Душа — моя крепость!

 

Итоги

 

Вот позвал меня партийный секретарь.

Предложил на стульчик рядышком присесть.

И шепнул на ушко: больше не базарь,

На тебя в бюро сигнал серьезный есть.

Я по-дружески советую, браток,

Смысл последних установок улови!

Время снова приближается не то.

Что поделаешь! На то и се ля ви!

Я пожал плечами. Мне-то все равно.

Я готов любую линию принять.

Пусть отменят либеральное дерьмо,

Пусть прошедшее воротится опять!

Я всего лишь заурядный рядовой,

Каких пруд пруди повсюду и везде.

Ради жизни нашей сверхпередовой,

Как положено, отвечу: буде cде!!

 

 

Часть четвертая

Вечный мир

 

Назад к природе

 

К исходу трудового года

Припоминаю я с тоской,

Что первозданная природа

Есть за чертою городской.

Что есть поля, что есть речушки,

Что есть как в сказке лес густой,

Что с петухами деревушки

Бывают за чертой за той.

Что сам я есть лишь часть природы,

Что жизнь с природою вольней.

И что все прожитые годы

Напрасно разлучался с ней.

Но все! Теперь другим я стану.

Оставлю прошлый кретинизм

И на природную нирвану

Сменяю шумный урбанизм.

Превозносить начну речушку

И на рассвете соловья.

И с петухами деревушку

Увижу, может, въяве я.

И каждой клеточкою кожи

Почувствую мирской простор.

И тратить жизнь начну... на то же,

На что и тратил до сих пор.

 

Притяжение города

 

Электричка на огромной скорости уносила МНС из Москвы. Но Москва никак не хотела кончаться и выпускать его из себя. Дома, заводы, трубы, краны, дома, стройки... И всюду портреты Ленина и Генсека. Опять Генсека. И опять Генсека. И всюду лозунги «Слава Коммунистической партии Советского Союза!», «Да здравствует коммунизм — светлое будущее всего человечества!», «Да здравствует...», «Слава...» «Выполним...», «Претворим...» Можно подумать, усмехнулся МНС, что у нас сначала делают лозунги, а уж потом к ним пристраивают дома. Самый прогрессивный метод строительства!

Соседи по скамейке затеяли игру в подкидного дурака. Предложили МНС принять участие. Он сказал, что не умеет, чем вызвал всеобщее удивление и насмешку. Чего с них взять! — сказала толстая баба. Диссиденты! И МНС попросили пересесть на другое место. На новом месте уже затевалась выпивка. Вот это я умею, подумал МНС, но вряд ли они предложат разделить компанию. А за окнами стали появляться деревья. Промелькнула речушка. И опять дома, дома, дома... Миновали кольцевую автостраду — официальную границу города. Но город продолжался как ни в чем не бывало. Сколько было решений и постановлений об ограничении города, думал МНС. Какие только планы не строили! А он все растет и растет, наплевав на планы, решения и постановления.

Наконец поезд оторвался от города. И МНС ощутил в себе и в окружающих какую-то неуловимую перемену. Как будто они вышли из некоего поля тяготения и сбросили с себя тяжелый незримый груз. Мама, мама! — закричала девочка в соседнем отделении. Смотри, корова! Живая корова!

 

Гимн карьере

 

Утверждаю и настаиваю: в мире нет ничего прекраснее и обольстительнее для людей, чем карьера. Любая карьера. Мелкая или крупная, легкая или трудная, стремительная или удручающе медленная, закономерная или случайная, чистая или грязная, заслуженная или незаслуженная — роли не играет. Лишь бы это была карьера. Лишь бы ты, оглянувшись однажды на пройденный тобою жизненный путь, мог воскликнуть с ликованием в душе: да неужто это я? Кем я был и кем стал?! Откуда я произошел и во что обратился??!!?! Все равно, повторяю, кем ты был и кем ты стал. Важно лишь ощущение разницы. Один может воскликнуть, что он был простым работягой и к тому же дурак дураком, а стал... страшно сказать!.. членом Политбюро. Ах, если бы бедная покойная мама увидала! Ах, если бы одноклассники и однокурсники увидали!! Вот вам и ябеда! Вот вам и троечник! Вот вам и стукач!! Другой может воскликнуть, что был он простым крестьянским пареньком и к тому же дурак дураком, а стал... страшно слово вымолвить!.. академиком. Ах, если бы бедная покойная мама!.. Ах, если бы одноклассники и однокурсники!.. Вот вам и бездарь! Вот вам и прохвост! Третий может воскликнуть, что был он лодырем и проходимцем, а стал... до сих пор не верится... начальником милиции. Ах, если бы мама!.. Ах, если бы одноклассники!.. Ах!.. Ах!..

Вот в мечтах о таком мгновении карьерного ликования и живет гражданин нашего общества. Если хотите знать, советский человек отличается от обезьяны вовсе не тем, что начал трудиться (с точки зрения труда он скорее ближе к обезьяне, чем дальше от нее), а тем, что возмечтал о карьере и начал делать ее в меру своих возможностей. А возможности эти поистине необъятны. Фактически каждый гражданин нашего общества может сделать карьеру, став дворником, старшим дворником, участковым милиционером, старшим бухгалтером, инструктором, инспектором, помощником, заместителем, заведующим, директором, старшиной, маршалом, министром, старшим научно-техническим сотрудником и даже доктором философских наук. И если гражданин нашего общества карьеру не делает, то это объясняется исключительно родимыми пятнами и рудиментами пережитков капитализма в нашем сознании и идеологическими диверсиями иностранных разведок. Ибо если гражданину не удается стать старшим бухгалтером, старшиной или заведующим пивным ларьком (это не так-то просто!), то не стать кандидатом или доктором философских наук при наличии отсутствия упомянутых родимых пятен и происков иностранных разведок невозможно как теоретически, так и практически.

Посещают мечты о карьерном ликовании и нашего МНС. Взгляните, например, на его благородный и одухотворенный лик вот сию минуту, когда стремительная электричка уносит его из суматошной Москвы, чтобы побыть наедине с вечной и тихой природой. О чем, по-вашему, он думает сейчас? А напишу-ка я статью, думает он, поглядывая одним глазом в окно на вечную природу, а другим — на ножки сидящей напротив молодой особы, которая знает, что у нее соблазнительные ножки, и стремится показать их как можно выше всем желающим и нежелающим. Какую статью? О Господи! Да не все ли равно! Ножки хороши ничего не скажешь. И вообще, фигура подходящая. Но мордочка... О нет! Это не для нас! Слишком вульгарная. Так значит, статью... Допустим — о противоречиях в нашем обществе. И выскажу в ней оригинальные взгляды. Какие? А не все ли равно?! Мордочка, между прочим, терпимая. А в темноте вообще сойдет. Что касается культуры — мы же не на семинаре! Интересно, куда она едет? Вот неплохо было бы, если бы... Да, взгляды... Допустим, такие. Мол общепринятое мнение, будто антагонистические противоречия в социалистическом обществе исчезают, ошибочно. Они сохраняются, но они здесь тоже подчиняются контролю Партии и Правительства, своевременно замечаются ими и преодолеваются под их присмотром и руководством. Они здесь умело и постепенно переводятся в неантагонистические. Не сами по себе превращаются, а именно переводятся под руководством. Да, эта особа явно ничего себе, и мордочка у нее довольно симпатичная. Свеженькая. Видать, с юмором. Как бы к ней подъехать?..

Статья случайно проскакивает в печать, продолжает грезить МНС. Получилось так, что редколлегия недоглядела. Эффект от статьи потрясающий. Все говорят только о ней. Сам секретарь по идеологии обращает на нее внимание. Ему завидно, конечно, что не он, первый Теоретик партии, а какой-то ничтожный МНС сделал это выдающееся открытие. Но теперь уже поздно. У него нет иного выхода — похвалить автора. Через месяц мне присуждают сразу докторскую степень и звание профессора. Через год избирают в членкоры Академии наук. В партию принимают немедленно, причем — сразу в члены, минуя кандидатский срок. Избирают делегатом на областную партконференцию, потом — на съезд партии. Глядишь, дочка у какого-либо высшего лица освободилась. Пара лет — и ты академик. Член ЦК. Вице-президент Академии наук. Пара лет — и у тебя квартира из десяти комнат и с бассейном. Машина, нет, две машины. Дача. Закрытый распределитель продуктов, причем высшей категории. Кремлевская больница. Эта особа меня явно интригует. Судя по всему, она тоже не прочь познакомиться. Но как? Предложить ей закурить, что ли?

— Хотите сигарету?

— Спасибо. Но тут, кажется, нельзя курить.

— Можно выйти в тамбур.

— Далеко едете?

— В дом отдыха в М. А вы?

- Я в К.

— Жаль. Я бы хотел познакомиться с вами поближе. Может быть, удастся встретиться?

— Может быть. Вот мой телефон в К. Запишите... Меня звать...

У меня нет телефона. Но вот мой адрес. Черканите открыточку. Будете в Москве — заходите. Буду рад...

В реальном исполнении карьера выглядит не столь блистательно и романтично, как она разыгрывалась в сознании МНС. В реальности приходится унижаться, подличать, обманывать, лицемерить, дрожать, содрогаться от отвращения, сереть от разочарования и испытывать прочие переживания, неизбежные в пути по житейской помойке. Но поверьте мне, овчинка стоит выделки, игра стоит свеч, цель оправдывает средства. Достигнув заветной высоты и отряхнув с души своей приставшие к ней в пути житейские нечистоты, вы ощутите в себе то самое карьерное ликование и воскликнете заветное «Ах, если бы мама!..», «Ах, если бы одноклассники!..», «Ах, если бы!..». Ради этого мгновения стоит жить на свете! Не случайно же сам Митрофан Лукич Полупортянцев в интимной беседе с соратниками после восемнадцатой стопочки (отмечали награждение Митрофана Лукича орденом Октябрьской Революции за заслуги в подъеме сельского хозяйства) сказал буквально следующее: «Ежели бы мине нада была пиисят лет ползти на карачках и жрать памоишные атбросы, штобы достичь мово поста, я бы и на это согласился, лишь бы».

На остановке в К. прекрасная незнакомка вышла, сверкнув на прощанье золотыми коронками и оставив в душе МНС некоторое разочарование: она оказалась, увы, парикмахершей, зашибающей в месяц раза в три больше МНС. Вернувшись на свое место и с радостью заметив, что чемодан не сперли, МНС снова погрузился в свои прекрасные мечты. А что, если этот дегенерат Секретарь по Идеологии поступит иначе: присвоит мое открытие, а меня обвинит в несуществующей ошибке?! И сгноят тогда меня в мордовских лагерях как гомосека, фарцовщика и диссидента. Или, хуже того, засадят в «Сычовку» на всю жизнь. Да и стоит ли на самом деле жить ради этого мига карьерного ликования? Не стоит. А что есть в жизни другое? Только одно: помогать другим возноситься к их карьерным идеалам. Что лучше? И то и другое хуже. Что же делать? Взорвать эту мерзость. Кажется, дело к этому идет. А что потом? Начинать всю эволюцию заново? Но будет ли ее итог лучше нашего? Нет, будет то же самое. Или вообще ничего не будет. Где же решение? Исчезнуть и унести с собой все проблемы. Разумеется, перед тем как исчезнуть, надо переспать с этой роскошной парикмахершей с золотыми коронками. Но можно исчезнуть и в качестве академика, и в качестве МНС. Можно исчезнуть на Новодевичьем кладбище и на безымянном кладбище в сотне километров от Москвы. Это не очень-то приятно далековато. А тебе-то от этого что? Не собираешься же ты после этого ездить в Москву! Нет, конечно. Но все равно неприятно. Академиком все-таки исчезать лучше. Так что садись и пиши статью. О чем? А не все ли равно?! Допустим, о том, что. Тисну ее в захудалом журнальчике. Иностранцы обратят внимание. Перепечатают. Скажут, что марксисты не все дураки, что и в марксизме прогресс наблюдается. Докторскую степень сразу присудят, в Академию наук изберут. Только бы родители до того времени дотянули. Пусть старики порадуются, что не зря надежды возлагали. А одноклассники и однокурсники! Сдохнут от зависти. А что будет твориться со Смирнящевым и Субботичем! Эх, и покажу я тогда этим подонкам, где раки зимуют!!

 

Природа

 

Для нас природа с неких пор —

Изрытый, захламленный двор,

Дурные кошки на помойке,

И за забором вечно стройки.

Приходит отпуск заслуженный,

Мы, наши дети, даже жены, —

Все рвемся с города удрать,

Природы чуточку урвать.

Но мы и тут, их в Бога мать,

Лепимся, где есть что пожрать.

А глянь на карту! О-ля-ля!

Обширна русская земля.

Не говоря уж про Европу

И прочих наших эфиопов.

Но для кого это — природа?

Начальству — да, но не народу.

 

Дом отдыха

 

Места и средства отдыха у нас, как и все остальное, можно расположить по рангам, начиная с таких, которыми пользуются самые низкопоставленные граждане по путевкам со скидкой или по бесплатным путевкам, и кончая такими, которыми также бесплатно пользуются самые высокопоставленные лица государства. Описать различие между ними обычными словами невозможно. Если вам показать сначала одни, а затем — другие и если вы даже никогда до этого не выражались неприличными словами, вы все равно никаких иных слов не найдете.

И все же даже самые захудалые дома отдыха имеют свою неоспоримую прелесть. Очень многие граждане мыслят себе будущее коммунистическое общество именно в виде дома отдыха, растянутого на всю планету и на всю жизнь. Рядовой труженик нашего развитого социалистического общества, попав в адекватный его положению в обществе (а иногда — чуточку выше) дом отдыха, чувствует себя почти что в раю. Он вырвался из опостылевшей среды своего учреждения и из домашней нервотрепки. Он на природе, дышит чистым воздухом и не слышит грохота машин. Он на всем готовом. Никуда не нужно спешить. Можно вволю отоспаться. Поболтать досыта. Пофлиртовать. Выпить. Здесь нет никаких производственных склок и интриг. Здесь не нужно делать карьеру и подкладывать свинью ближнему. Здесь можно быть великодушным и благородным. Здесь не играет роли, член партии ты или беспартийный, женат или холост, живешь в отдельной квартире или в коммуналке. Здесь все равны. Все добры и внимательны друг к другу. А главное — природа. Увидев поразительную красоту своей родной природы, люди застывают в изумлении. О Боже, кричат они в один голос, зачем мы там томимся в духоте, тесноте и злобе, когда тут такая красота! Ради чего мы жертвуем там этой красотой! До чего же ничтожны в сравнении с этой красотой все наши тамошние тревоги и хлопоты!

На станции отдыхающих ждал специальный автобус. И через двадцать минут они уже въезжали под арку ворот, зачем-то выстроенных перед территорией дома отдыха. На арке золотыми буквами были выписаны выдержки из речи Генсека: «Мы непременно добьемся того, чтобы отдых у нас стал не только правом, но и священным долгом каждого трудящегося!» Автобус остановился перед зданием с маниакальными колоннами сталинских времен. Сыпля веселыми шутками и остротами и толкая друг друга чемоданами, новоприбывшие отдыхающие выбрались наружу. Целая свора фантастического вида дворняг встретила их радостным визгом и вилянием хвостов. Ну вот мы наконец-то на природе! — сказала средних лет женщина с нервным и изможденным лицом, обращаясь почему-то к МНС. Не правда ли здесь очень даже мило!

МНС собрался было согласиться с тем, что здесь действительно очень мило, но не успел: перед самым его носом что-то очень тяжелое грохнулось о ступени главного входа и разлетелось на мелкие кусочки. Поберегись!! — завопил кто-то с некоторым опозданием. Опасливо поглядывая наверх, вновь прибывшие проскочили в вестибюль центрального корпуса, где их должны были распределить по палатам и зарегистрировать в особых книгах прибытия-убытия отдыхающих.

 

Центральный корпус

 

Центральный корпус дома отдыха был знаменит на всю область скульптурной группой «Социалистическая семья», которая состояла из голой бабы и голого мужика, подымавших ввысь голого младенца. Замысел скульптора и начальства был благородный: предостеречь отдыхающих от разврата, напоминая им о здоровой соцсемье, временно оставленной ради здорового отдыха. Но поскольку все члены соцсемьи были изваяны с могучими половыми органами, скульптурная группа явно способствовала процветанию разврата. Даже младенцу скульптор придал член, которому завидовали самые выдающиеся бабники из отдыхающих. Воплотился замысел не в вечных материалах — в мраморе или бронзе, — а в кратковременной смеси глины, цемента, досок, проволоки и битого кирпича. И после первого же дождя скульптура стала разрушаться. Куски ее падали на головы отдыхающих и обслуживающего персонала. Сначала с грохотом осколочной бомбы шлепнулась левая грудь матери семейства. Осколком выбило глаз у вице-президента Академии наук одного отдаленного национального округа с очень длинным названием. Потом отвалился член у младенца, и он стал похож на ангелочка эпохи Возрождения. На сей раз обошлось без жертв, если не считать уборщицу, которой явно повезло: пенсия по инвалидности оказалась больше, чем пенсия по старости. Дольше всех держался член у главы семейства. Но и он не выдержал. Падая, он зацепился за железные утья, торчащие из фронтона, и повис над входом. Зацепился прочно, но казалось, что вот-вот сорвется. И отдыхаюшие не входили в корпус и выходили из него, а стремительно влетали и вылетали, благодаря судьбу за то, то избежали смертельной опасности. Ветер раскачивал отпавший кусок скульптурной группы, вызывая пошлые насмешки у наиболее интеллигентной части отдыхающих, главным образом — у остряков без ученых степеней и званий, которых в центральный корпус не пускали.

По крайней мере раз в год скульптурную группу приходилось реставрировать. Скульптору-реставратору платили не за эстетическое качество произведения, а по весу — по сто рублей за килограмм скульптуры (по расценкам МОСХа). Потому он с каждым годом увеличивал размеры и удельный вес реставрируемых частей. В тот момент, когда МНС прибыл в дом отдыха, у скульптурной матери семейства отвалилась задняя часть тела весом по крайней мере в... пятьдесят тысяч рублей. Мне крупно повезло, подумал МНС. Если бы я погиб, в институте подавились бы от смеха, узнав причину гибели.

 

Палата

 

Дом отдыха, куда попал МНС, был не очень высокого ранга, но далеко не самый худший. В нем были палаты на шесть отдыхающих, на четырех, на двух и даже на одного. Лица администрации, распределявшие отдыхающих по палатам, безошибочно устанавливали их социальный статус и помещали их именно туда, куда следует. Если и возникали недоразумения, то они быстро разрешались. Например, в палату на шестерых однажды поместили кандидатшу наук. Так она устроила такой хай, что было слышно в соседних деревнях. И в порядке компенсации за понесенный моральный ущерб кандидатшу поместили в одиночную палату, куда помещали только докторов наук и чинов администрации институтов. Мельком взглянув на бороду МНС и заношенные штаны, администратор определила его в самую скверную палату на шестерых, которая тут называлась «молодежной». Слово «молодежная» при этом произносилось с подленьким смешком: «хи-хи-хи-э-э-так-сказать-молодеж-ная-хи-хи-хи».

В «молодежную-хи-хи-хи» палату помимо МНС поместили шестидесятилетнего сотрудника редакции академического журнала, лысого инженера из экономического института, которому было явно под пятьдесят, неопределенного возраста рабочего из технического института и двух молодых парней, которые о своей профессии и месте работы многозначительно помалкивали. Рабочий с ходу выложил о себе все, что ему было известно. Он — универсал, выполняет в институте самые разнообразные функции, начиная от изготовления хитроумных «хреновин» для тончайших приборов и кончая деликатными личными услугами начальству. Последние он предпочитает, так как они начинаются, сопровождаются и кончаются даровой выпивкой. Прибыл Универсал в дом отдыха пьяным и не просыхал до отъезда. При всем при том он оказался большим любителем поговорить о политике. Слово «мудак» среди слов, которые он употреблял в отношении руководителей Партии и Правительства, было самым безобидным. Молодые парни (Студенты) были сверх всякой меры набиты скабрезными и политическими анекдотами. Нецензурные выражения они употребляли чаще, чем обычные слова. С первой же минуты они стали обращаться к обитателям палаты на «ты».

После того как распределили койки и познакомились, Универсал предложил отметить начало совместной жизни выпивкой и поставил на стол пол-литра спирта, отпущенного ему на работе для технических целей. Студенты выставили пару бутылок «красного». Не остались в долгу и остальные.

 

Гимн русской природе

 

И все-таки нет ничего прекраснее русской природы! Я никогда не был на Ниагаре, на Бермудских и Канарских островах, на Ривьере, в Дубровнике, в Калифорнии, на Таити, на Цейлоне... И все-таки готов пари держать, что они все вместе ничто в сравнении с нашей чудной русской природой. Если, конечно, солнышко светит. Обычно-то дождь или снег мокрый, слякоть, грязь под ногами, ветер холодный, небо серое и унылое... Одним словом, тоска зеленая. Но если солнце, то и спорить нечего. Конечно, под ноги надо смотреть в оба. Консервные банки, битые бутылки... У нас недавно один сотрудник налетел, полгода в реанимации провалялся. Я говорю, под ноги смотрите! Что вы в небо пялитесь?! Солнца не видали, что ли?! В кучу вляпались? Ай-яй-яй! Я же предупреждал!

После танцев МНС прихватил ту самую даму, которая прибытии пришла в восторг от красот русской природы, и двинулся с нею на эту самую природу. Моросил противный дождь, а под ногами еще ощущались последствия поздней весны. Отойдя на достаточное расстояние от дома отдыха, они молча положили один плащ на сырую землю, накрылись другим и предались величайшему чуду природы. И... Вот сволочи, воскликнула вдруг она. Всю окрестность уже успели загадить, мерзавцы! И они опустились с небес чистой любви на грешную, обосранную Землю.

...О русская природа, где ты?!!

 

Палатный треп

 

Неотъемлемая составная часть отдыха советского человека (наряду с выпивкой, конечно, и... сами понимаете) — разговоры, разговоры и разговоры. Разговоры обо всем на свете. Разговоры в любое время дня и ночи. Разговоры по всякому поводу. Разговоры без всякого повода. Если бы кто-нибудь записал все то, что было сказано отдыхающими только одного заезда, он был бы потрясен диапазоном тематики разговоров и содержанием суждений самых заурядных, казалось бы, людишек. Он получил бы исчерпывающе полную картину жизни нашего общества. Картину страшную и смешную, уныло-серую и полную драматизма, пустую и полную высокого смысла. И ни одной мало-мальски значительной проблемы, которую так или иначе не затронули бы неутомимые говорильщики отдыхающие! Даже самые отъявленные молчуны, попав в дом отдыха, выговариваются на год вперед с первым, случайно подвернувшимся собеседником. Не ищите в этих разговорах только одного: систематичности и логической последовательности. Но ведь тут это и не нужно. Тут говорят не во имя высокой науки или святой правды, а лишь бы поговорить и в лучшем случае — лишь бы очистить душу.

— Приехал американский журналист на БАМ. Как там живут, сами знаете. Грязь, клопы, тараканы, сырость и все такое прочее. Поселите гостя, приказывает начальство, в приличное помещение. Нет у нас такого, отвечают. Ладно, говорит начальство, черт с ним, пускай клевещет.

— И все-таки я с вами согласиться не могу. Опасаться за достижения мировой культуры нечего. Наши господствующие классы их сохранят. Для себя, конечно, а не для народа. Они заведут для себя привилегированные учебные заведения, в которых будут давать своим детям первоклассное образование. Особые библиотеки, фильмотеки, картинные галереи. Заведут даже секретные науки для себя, где будут говорить с полной откровенностью.

— А что такое народ? Инженеры, учителя, врачи, научные работники... Вы думаете, они стерпят? К тому же если господа что-то будут позволять себе, это будет просачиваться и вниз. Нет, есть только один способ лишить население доступа к достижениям мировой культуры, которые опасны для строя: ликвидировать эти достижения и не пользоваться ими самим.

— Я склоняюсь к вашей точке зрения. Надо учесть еще, как складываются наши господствующие классы, каковы они по своему социальному типу. Вероятнее всего, что наши господа будут развивать для себя бездуховную культуру — секс, жратву, танцы, спорт.

— А каково ваше мнение?

— Скорее всего, будет смесь. Помесь футбола с балетом, разврата с морализацией, литературы с пропагандой. Будет всего понемногу, причем в зависимости от места в иерархии.

— Верно! Мы просто не способны выдержать чистые линии. Мы халтурщики по натуре. Будут ублюдочные формы во всем.

— Вы знаете, каково сейчас соотношение доллара, фунта и рубля? За фунт рублей один доллар.

— А у этой вашей дамочки фигурка ничего. Старовата, правда. Но сейчас старушки в моде у молодых людей. Чем это объясняется?

— Скорее всего, чисто потребительским подходом к жизни. О молодых заботиться надо, а старые сами содержать могут.

— У нее зарплата всего семьдесят. Муж бросил. Она несчастная женщина.

— Все теперь несчастные. Воспоминания Брежнева издали на немецком языке. Знаете, как перевели название? «Майн кампф». Ха-ха-ха!

— Как вы думаете, скоро его скинут? Что-то долго засиделся.

— А он неплохой мужик. Дай Бог, чтоб подольше посидел.

— А я разве говорю, что плохой? Только все говорит о том, что пора.

— Армянское радио спрашивает: чем отличается Генсек от гомосека? Отвечаем...

— Давайте, братцы, спать.

— Так чем же все-таки?

 

Компания

 

Очень скоро отдыхающие разбиваются на более или менее устойчивые группы — компании. Члены таких компаний обычно вместе ходят на прогулки, вместе выпивают, даже на танцах и в кино держатся поближе друг к другу. Удивительно, что по числу членов такие компании примерно одинаковы (обычно от шести до десяти человек). В одну такую компанию попал и МНС. Кроме него в нее вошли Старик, Инженер, Универсал, новая знакомая МНС (Дамочка), молодящийся доктор наук из корпуса, женщины, с которыми «проводили время» Инженер и Универсал, и пара ничьих «девиц», знающих наизусть всю самиздатовскую и тамиздатовскую литературу.

Дамочка всячески демонстрировала свою связь с МНС. Это его очень тяготило. Он предпочел бы одну из Девиц, но было уже поздно. Ладно, думал он, дотерплю как-нибудь. А в Москве никаких амуров. И вообще, от таких старых стервоз надо держаться подальше. Тяга опытных мужиков к молоденьким девочкам, надо полагать, не случайна. Они еще надеются воспитать их в удобном для себя духе. Только я что-то не знаю ни одного такого случая, чтобы эти надежды сбылись.

Заводилой в компании сначала был Инженер. Потом к компании присоединился молодой кандидат наук из первого корпуса и перехватил инициативу. Инженеру это не понравилось. Он стал вовсю изощряться, чтобы удержать лидерство. И естественно, добился обратного. Бесконфликтное общество, думал по этому поводу МНС, невозможно даже в самых идеальных условиях и даже в случае, когда люди объединяются в группы на совершенно добровольных началах. Кстати, женятся люди теперь добровольно и вроде бы по любви, а много ли у нас счастливых семей? Неантагонистические противоречия — сказки для слабоумных. Вон та, например, беззубая докторица наук и обезьяна членкорица из первого корпуса ненавидят друг друга не меньше, чем капиталисты и рабочие или помещики и крепостные. А между тем они целые дни проводят в одной компании.

Хотя лидером компании был Кандидат, а иногда Инженер, душой ее был все-таки Универсал. Он отдавал себя компании целиком и полностью, не требуя взамен абсолютно ничего. И даже внимания. К Кандидату прислушивались с интересом и уважением. Над Универсалом подшучивали все кому не лень. Но его любили. Без него не могло состояться ни одно групповое мероприятие. МНС как-то не замечали. И это его устраивало вполне, так как он не любил привлекать к себе внимания. Если у него появлялись значащие идеи, он их «продавал» Инженеру или Кандидату. И лишь после этого они становились достоянием масс. Это бесило Дамочку. Ее обуревало тщеславие.

 

Борьба мотивов

 

МНС извлек из чемодана две папки — пухлую и тощую. В пухлой — «научный труд» обезумевшей от тщеславия и преданности партии суки Тваржинской. В тощей — «художественное произведение» поумневшего от тщеславия и циничной готовности продать любую партию маразматика Петина. На папке так и было написано красным карандашом: «Сталин. Художественное произведение». С чего начинать «редактирование» этой мрази? Петин — директор института и академик, а Тваржинская — лишь заведующая отделом в институте и кандидат в членкоры. Очевидно, начинить надо с Петина. Но по степени вредности Тваржинская превосходит теперь Петина, а ее «научный труд» на каждой странице содержит ссылку на товарища Брежнева. Так что вне всякого сомнения, начинать надо с нее. Где выход? Начни сразу с обоих, шепнул внутренний голос с легкой усмешкой, перемешай эти бумажонки, снабди дурацкими комментариями. Вот книжечка получится! Соблазнительно, подумал в ответ МНС. А что после этого со мной будет? Если они объединятся в намерении наказать меня, знаешь, что от меня останется? В таком случае, сказал внутренний голос, делай их одновременно, но поочередно. А начни с суки Тваржинской: она же все-таки дама!

 

Из книги Тваржинской

 

В Программе КПСС сказано: полный коммунизм есть бесклассовый общественный строй с единой общенародной собственностью на средства производства, полным социальным равенством всех членов общества, где вместе с всесторонним развитием людей вырастут и производительные силы на основе постоянно развивающейся науки и техники, все источники общественного богатства польются полным потоком и осуществится великий принцип «от каждого — по способностям, каждому — по потребностям». Коммунизм — это высокоорганизованное общество свободных и сознательных тружеников, в котором утвердится общественное самоуправление, труд на благо общества станет для всех первой жизненной потребностью, осознанной необходимостью, способности каждого будут применяться с наибольшей пользой для народа».

 

Сталин

 

Потом МНС достал петинские бумажки, посмотрел их и выбросил в мусорную корзину. И этот кретин хочет воссоздать психологический облик Сталина! — подумал он. Сколько таких «писателей» появилось в последнее время! А между тем никакой особой проблемы Сталина нет. Есть лишь проблема сталинизма. А так называемый психологический портрет Сталина может быть более или менее удачным литературным приемом в описании сталинизма. А с этой точки зрения правильное решение может быть только одно: показать, что люди, подобные Сталину, являются на самом деле не творцами истории, а лишь ее тварями. Ну что же, попробуем сделать это. И МНС начал писать.

Сцена первая. Время действия — перед Первой мировой войной.

Место действия — заграница. Комната....

 

Письмо к Ней

 

Природа тут — сплошная благодать,

Но мне приходится сдыхать от скуки,

Чужие книжки пошлые листать,

Ища цитаты полоумной суке.

Какое небо! И какая даль!

Какие тут рассветы и закаты!

И как бывает нестерпимо жаль,

Что жизнь — одни потери и утраты.

 

Воспоминания Ильича

 

Первая достопримечательность дома отдыха, с которой знакомились отдыхающие, — основательно полоумный и еще более основательно пьяный истопник и он же по совместительству сторож, за поразительное сходство с нынешним вождем и в знак уважения к последнему прозванный Ильичом. Ильич носит медаль «За победу над Германией», хотя в войне никакого участия не принимал, и медаль «За трудовую доблесть», которой его наградили совершенно случайно в связи с юбилеем Академии наук. Но знаменит Ильич воспоминаниями о своей роли в войне и в последовавшем за нею периоде построения развитого социализма. В манере говорить Ильич подражает своему великому двойнику. Получается это у него иногда довольно смешно; за это его частенько угощают выпивкой. Прослушав несколько воспоминаний Ильича, МНС высказал предположение, что тот треплется по чьим-то чужим сценариям. Инженер сказал, что Они вообще треплются по чужим сценариям, и предложил сочинить для Ильича еще пару новелл.

Это я после ухода на пенсию уехал сюда в глушь, начинает Ильич свой цикл воспоминаний, отработанный на прошлых заездах. Я мог бы, конечно, и так отдыхать. Заслужил! Но я привык работать. Помогаю вот тут немного по хозяйству. А раньше я был на ответственной партийной и государственной работе. Если хотите, могу рассказать. Только для этого, сами понимаете, надо слегка размочить язык. И челюсть без этого плохо движется. Что с ней? На фронте осколком разбило. Вот тут видите шрам? Не видите? Значит, заросло. Когда побреюсь, хорошо видно. Приходите завтра утром, покажу.

На руководящей партийно-государственной работе я с первого курса ветеринарного техникума. Был профоргом. Собирал взносы и распределял путевки. Думаете, эта работа — шаляй-валяй? Глубоко ошибаетесь, уважаемые. Вот, к примеру, вы выйдете с Белорусского вокзала в Москве. Налево — киоск с газированной водой. Копеечное вроде дело. А продавщица на этом копеечном деле, если хотите знать, кооперативную квартиру и дачку себе отгрохала. А профсоюзные взносы побольше цены стакана газировки. Жил неплохо. Пару раз в неделю, как минимум, сиживал в забегаловке. Костюм новый купил. Гармонь. Потом меня, к сожалению, повысили — выбрали в центральный профком. И в партию пришлось вступать, тут уж ничего не поделаешь. Пришлось временно сократиться с выпивкой. А то я как, бывало, выпью, так хоть немедля в тюрьму сажай за антисоветские разговорчики. Почему меня все-таки не посадили? Так ведь не всех сажали. И выкручиваться научился. Чуть чего — говорил, что речи эти по специальному заданию произносил. Чтобы выяснить замаскировавшихся. И Сталин ведь не дурак был. Он ценных работников уважал и берег. Сажал он, между прочим, в основном таких, без которых обойтись можно было. Факт, не погибли же из-за этих репрессий! Даже наоборот! Гляди, как окрепли!

 

Библиотека

 

Библиотека дома отдыха заслуживает особого внимания. Она образовалась частью из пожертвований местных академиков, частью — из остатков библиотек репрессированных ученых (лучшие книги из этих библиотек растащили сотрудники Органов и доносчики — друзья репрессированных), частью — из отчислений месткомовских библиотек и научных кабинетов институтов, частью — из пожертвований самих отдыхающих. Книжный фонд библиотеки разделяется на три части. В первую входят книги общего пользования, во вторую — такие, которые рядовым отдыхающим можно получить только по большому блату, в третью — «секретные», которые разрешено выдавать только обитателям однокоечных палат первого корпуса. МНС понравился библиотекарше, и она разрешила осмотреть ему «секретную» часть. Чего тут только не было! Бердяев, Розанов, Лосский, Шестов, Мережковский, Булгаков... Книги периода революции и Гражданской войны, двадцатых годов... По меньшей мере половину таких книг теперь отбирают при обысках у диссидентов как антисоветскую литературу. МНС сказал библиотекарше, что такие сокровища опасно хранить в этой комнатушке. Она удивилась, сказала, что он — первый за все время ее работы здесь, заинтересовавшийся этим «старым хламом». Отдыхающие предпочитают «Анжелику». Вот и сейчас на нее выстроилась очередь. Читают группами, по ночам. Ее это удивляет тоже, так как книжка довольно пошловатая, а ученые вроде народ серьезный.

Старик взял в библиотеке учебник «Основы марксизма-ленинизма». Это событие стало предметом насмешек не только «молодежной-хи-хи-хи» палаты, но и всего дома отдыха. Даже собаки стали выделять Старика из прочих и облаивать его с маниакальной настойчивостью и удвоенной силой. Вот сволочи! — сказал Старик. В кои веки человек собрался повысить свой идейно-политический уровень а они того гляди без штанов оставят. Могу представить, что бы они сделали с авторами учебника. А с самими основателями учения?! Кстати, почему тут нет ни одной мемориальной доски? Здесь же не очень далеко до ленинских мест. Не может быть, чтоб он не забрел сюда и не изрек пару банальностей местным жителям.

 

Жалобы старой бабы

 

Мы не верим близким людям. Нас убивает их равнодушие. Мы очищаемся, изливая свою душу случайным знакомым и попутчикам.

— Я с мужем прожила почти двадцать лет, — говорит МНС его спутница. — Отдала семье все. Жила только интересами мужа и сына. У меня даже белья нижнего приличного никогда не было. Все им. Вот эти тряпки, что на мне, — лучшее, что я нажила за эти годы. И конфликтов вроде особых не было — я уступала ему во всем. Еще бы! Выдающийся ученый! Талант! Гений! И вот этот «гений», как только сыну исполнилось восемнадцать, вышел «прогуляться» и... не вернулся! Позвонил, сказал, что ушел к другой женщине, которую давно любил, что все имущество оставляет мне. Какое имущество?! Ты бы только посмотрел! Все вместе пары сотен не стоит. А кому я нужна теперь такая? Я же не работала, домом занималась. Теперь мне надо на пенсию зарабатывать. А кто я? У меня же нет профессии. Семьдесят—восемьдесят рублей. Проживи попробуй! Но главное — не в этом. Одиночество! Ты представить себе не можешь, что это такое. Поверишь ли, по три сеанса сижу иногда в кино. А он и его поклонники сына настроили против меня. Будем квартиру делить. Сыну отдельную квартиру. Мне — комнатушку в коммуналке. А за что, спрашивается? Какое я совершила преступление? То, что безраздельно верила человеку, любила, была преданна и верна? Знаешь, я по натуре не злой человек. Но иногда приходит острое желание, чтобы ему стало плохо. Не верю я больше в то, что он — крупный ученый. Настоящий ученый не мог бы так поступить. Он — шарлатан. И я хочу, чтобы все это увидели.

— Не надо так, — говорит МНС. — Если он — шарлатан, все равно это всем хорошо известно. А что от этого изменится? Если хочешь ему отомстить, избери другой путь. Возьми себя в руки. Ты еще не старая. И очень привлекательная. Займись собой. Обрети уверенность в себе, жизнерадостность. Займись каким-нибудь творческим делом, например живописью, стихами. Кто знает, может быть, в тебе дремлет большой поэт. Заимей богатого любовника. Думаю, что эта проблема разрешима. Пусть он дарит тебе модные вещи.

— Спасибо тебе за все, — говорит она. — Ты добрый. Я рада, что встретила тебя. Мне стыдно за вчерашнее. Прости, я не буду больше так.

 

Палатный треп

 

— Наша экономика все же имеет неоспоримые преимущества перед буржуазной. Например — планирование.

— Не смешите меня. Я-то знаю, что такое наше планирование.

— Но оно же есть?

— Оно есть, но совсем не в том смысле, как вы думаете. А в том смысле, в каком вы думаете, его у нас нет и в принципе быть не может. По этой причине, между прочим, у нас ученые никогда не будут во главе государства. И слава Богу!

— Не понимаю!

— Сейчас поймете. Я вам процитирую точные и в высшей степени конкретные установки общегосударственного планирования и для нашей отрасли, и вы сразу поймете. Основным путем, говорится во-первых, подъема советской экономики является последовательное совершенствование управления и планирования в соответствии с решениями таких-то пленумов ЦК и съездов КПСС. Новая система планирования предполагает дальнейшее совершенствование планирования... Продолжать? Не надо? Все-таки приведу еще цитатку. В основе государственного руководства социалистическим народным хозяйством лежат ленинские принципы планирования... А вот вам техническое задание, которое спустили нам на проектирование отраслевой функциональной подсистемы и т.д. Обратите внимание, словечко-то какое! Прямо-таки кибернетика. А мы, между прочим теперь без нее ни на шаг. У нас свой вычислительный центр и все, что с этим связано. Жуть! Но вот вам требование к нашей функциональной подсистеме. Использовать основные положения марксистско-ленинской теории расширенного воспроизводства и объективных законов экономического развития. Вы можете мне объяснить, что такое — положения объективных законов экономического развития? Нет? У нас тоже никто этого не знает. Использовать, далее решения Партии и Правительства по вопросам планового руководства. Использовать цели развития отрасли, вытекающие из социально-экономической концепции развития. Что это такое? А вы спросите Их. И так далее в таком же духе.

— Но это же не все!

— Конечно. В соответствии с такими точными установками мы создаем детальнейшие планы вплоть до вилок, ложек и пуговиц для брюк. В десяти томах. Наши тома вливаются в общий поток. И все это — с использованием машин, конечно.

— Вот видите, делается же что-то!

— Хорошо. Постараюсь пояснить на пальцах. Планирование у нас есть, но оно, если можно так выразиться, общеполитическое. Какие отрасли развивать, куда больше вложить средств и т.д. А для этого безразличны точные показатели. Например, характеризуется бюджет цифрой X или цифрой У , роли не играет. Членам Политбюро цифры сами по себе ничего не говорят. Им важны относительные величины. Проценты. Решения высших властей облекаются затем в конкретные «планы». Вот это (что вы считаете планом) уже будет настоящей липой. Говорю как специалист, ибо сам участвовал в изготовлении таких лип. Не скажу, что она совсем бессмысленна. Она дает некие психологические опоры, ориентацию, базу для бюрократической деятельности. В реальности люди живут и делают свои дела. То, что они делают, подгоняется под «план» (то есть под липу). Конечно, чтобы было некоторое «перевыполнение». Много — не поверят. Если недовыполнение — погорят премиальные, прогрессивка. Это вам хорошо известно. А «научное» (точное) планирование у нас вообще невозможно. И не нужно. Если у нас это заведут, мы подохнем с голоду. И жить будем как в казарме или в концлагере. Нет уж, пусть лучше липа, чем настоящее планирование. Если хотите знать, настоящее (строгое, точное) планирование есть вообще идея буржуазной экономики, а не нашей. Идея нашей — политическое руководство экономикой.

— Но не все же у нас так плохо!

— А я разве говорю, что плохо? Я как раз наоборот — говорю, что было бы очень плохо, если бы мы жили строго по заранее намеченным и «научно обоснованным» планам. А у нас, к счастью, плохо, но не очень. И довольно комично.

— Но ведь это политическое руководство экономикой без точного расчета может кончиться крахом!

— Ни в коем случае. Наша реальность сопротивляется и делает по-своему. Вот если бы был точный расчет, тогда... Послушайте, часто ли вам приходилось сталкиваться со случаями, когда дело делалось точно в срок и в том виде, как планировалось?! Так если вы хотите знать, как с этим обстоит дело в масштабах страны, возведите это в миллионную степень.

 

О марксистской философии

 

— Вот возьмем, например, эту книжку, — говорит Старик. — Год издания семьдесят восьмой. Так сказать, новейшее слово науки. В самом начале читаем: «Марксистская философия представляет собою стройную систему взглядов...» Допустим, так. Смотрим дальше. В мире, пишет автор, «все его предметы и явления либо материальны, либо идеальны, духовны». Обратите внимание: либо то, либо другое. А через страницу говорится: «В мире... нет ничего, кроме движущейся материи». Как это понять? Где же стройность? Извините, но это — элементарная логическая безграмотность. Идем дальше. Вот автор поясняет слово «метод». Это — путь достижения цели, приемы решения задач. Далее автор говорит о материалистической диалектике как о методе, применимом во всех без исключения областях природы, общества и мышления. И буквально через несколько строк от понимания диалектического метода как совокупности приемов не остается ничего. Оказывается, это — некое учение о мире. Пойдем дальше. Вот здесь написано: «Общее свойство всех (заметьте, всех!) предметов и явлений — быть объективной реальностью, существовать вне нашего сознания и отражаться им — и выражает философское понятие, или категория, «материя». Ладно, наплевать, как называется. Но ведь даже неискушенному в логике человеку очевидно что тут — противоречие. Само сознание разве существует вне этого сознания? Если нет, то, значит, это (существовать вне сознания) не есть общее свойство всех предметов и явлений. Не так ли? Продолжим. Движение, говорится в книге, абсолютно, а покой относителен. Тело покоится лишь по отношению к другому телу. Но в этом смысле и движение относительно, это тоже входит в сами определения понятий, касающихся движения. Вечность и бесконечность материи, говорится в книге, обусловливает вечность времени и бесконечность пространства. Но это — тавтология или бессмыслица. А это прямо-таки комично. Всей материи, говорится в книге, присуща способность перестраиваться под воздействием извне. Значит, еще есть что-то вне материи? И в таком духе написана вся книга. Что это, дефекты данного автора?

— Нет, это — общая принципиальная картина.

— И как же вы ее оцениваете как специалист?

— Как идиотизм, возведенный в ранг государственной идеологии.

— И что же, это нельзя исправить и улучшить?

— Нет. Это абсолютно невозможно.

— Почему?

— В силу принципа «горбатого могила исправит» прежде всего. А затем — в силу социальных причин: не позволят. Да и зачем улучшать? Выкиньте эту муть на помойку, и дело с концом.

— Я, может быть, выкину. А вот миллионы других людей из поколения в поколение вынуждены на это тратить силы и уродовать свои мозги.

— Если это они терпят, значит, они того стоят.

— Но если вы понимаете, чего стоит вся эта «вершина вершин», «стройная система» и т.п., почему бы вам не раскритиковать это все как следует?

— Бесперспективно. Критиковать марксизм — все равно что ругаться с глупыми бабами в коммунальной квартире или в длинной очереди. Обольют помоями, и все. Логика и разум бессильны против кретинов, циников, невежд, подонков и прочей нечисти.

— Ого! Как вы их! Видать, и у вас эта муть сидит в печенках!

— Что вы! Просто я сам из этой шайки!

 

Из воспоминаний Ильича

 

К началу войны я был первым заместителем командующего свиносовхозом по поллитрической части. Совхоз оказался в прифронтовой полосе, и его было решено эвакуировать на Урал. Я — рапорт самому Сталину: прошу, мол, отправить меня на фронт. Сталин ни в какую. Говорит, ты в тылу нужен, поскольку тыл теперь тоже фронт, и может быть, опаснее, чем на фронте. Мудрый был руководитель, хотя и допускал отдельные отклонения. У нас совхозе действительно было не менее опасно, чем на фронте. Свиней кормить было нечем. И они кидались на нас как тигры. Особенно на политработников. Парторга одной фермы на моих глазах разорвали в клочья. Пришлось его вдове писать, что он пропал без вести. Но мы, коммунисты, скроены из твердого материала. Мы этим свиньям показали... В общем, Сталин в конце концов подписал приказ об отправке меня на фронт. Свиней все равно больше не осталось. А на фронте дела, сами понимаете. Враг блокировал Ленинград и устремился к Сталинграду. Вся надежда теперь на тебя, сказал Сталин. И, повернувшись к Жукову, Коневу, Рокоссовскому и всем остальным, которые стояли по стойке «смирно», Сталин сказал, указав на меня трубкой: «Вот у кого учиться надо. Он вам всем нос утрет!»

 

Из книги Тваржинской

 

«...Социализм, — указывал Ленин, — неизбежно должен постепенно перерасти в коммунизм». В этой короткой формулировке выражены некоторые основные особенности процесса перехода от социализма к коммунизму. Во-первых, это процесс объективный. В силу внутренних закономерностей социалистический строй, развиваясь, неизбежно превращается в коммунистический. Во-вторых, это процесс постепенный, в том смысле, что он происходит путем совершенствования и развития, а не ломки или отмены основных принципов и установлений социализма.

Особенность процесса перехода от социализма к коммунизму в том, что при условии правильной политики партии и государства он совершается без столкновений и конфликтов между классами или социальными прослойками, на основе их укрепляющегося сотрудничества и единства.

Строительство коммунизма происходит в условиях, когда эксплуататорские классы ликвидированы, когда все классы и социальные прослойки общества едины, кровно заинтересованы в победе коммунизма и сознательно добиваются ее. Это неизбежно влияет на методы деятельности государства и партии. Коммунистическое общество созидается самыми демократическими методами, в условиях всестороннего развертывания и совершенствования социалистической демократии во всех областях жизни общества, роста активности и самодеятельности широких народных масс.

 

Сталин

 

Время действия — перед мировой войной, место действия — заграница. Комната Ленина и Крупской. Кроме них присутствует Сталин. Сталин сидит у стола, в сапогах, курит трубку. Ленин бегает по комнате, жестикулирует, ругается. Крупская каждый раз морщится, говорит: «Володя, нельзя же так грубо!» Сталин каждый раз вынимает трубку изо рта и говорит: «В нашем мужском деле без грубостей нельзя!» Ленин каждый раз замирает на месте, поворачивается на каблуках на сто восемьдесят градусов и говорит: «Вот именно, дорогой товарищ! Революцию в белых перчатках не делают! Полностью с вами согласен, уважаемый... Простите, как ваше имя-отчество?..» Крупская смотрит в окно на хорошо одетых прохожих, на богатые витрины магазинов и прочие прелести западного образа жизни.

Крупская. Это поразительно! Целый час гляжу, и ни одного пьяного, никаких грубостей и непристойностей. Порядок. Володя, ты не прав. Не будут они тут никакую революцию делать. Она им тут совсем ни к чему. Они и без революции живут припеваючи. Революция нужна России, и начнется она именно там.

Ленин . Надюша, сколько раз я просил тебя не лезть в политику! Не женского ума это дело. Пока пролетариат Западной Европы не подымется на социалистическую революцию, русский мужик и пальцем не шевельнет. Именно мужик! Много ли у нас рабочих? Да и те суть вчерашние мужики или полумужики, еще не оторвавшиеся от деревни. А много ли у нас революционеров? На пальцах сосчитать можно. Да и те в основном болтуны.

Сталин . Вы правы, Учитель! Чем занимаются все эти Троцкие, Зиновьевы, Каменевы, Бухарины и прочие? Болтают, кропают статейки, шляются по кабакам.

Ленин . Нам нужна организация профессиональных революционеров, а не профессиональных болтунов. Дайте нам организацию революционеров, и мы перевернем Россию! И деньги нужны. Без денег никакую революцию не подготовишь. И тем более без денег не удержишь власть. Деньги! В первую очередь деньги! И еще раз деньги! Много денег!

Сталин . Дорогой Учитель! Организация людей Дела у нас будет. Можно сказать, она уже есть. Деньги, оружие и все прочее будет. Но... у меня условия.

Ленин . Превосходно, дорогой... Иосиф Виссарионович! Заранее согласен на все ваши условия!

Сталин . Я должен занять положение в партии, причем достаточно высокое и авторитетное. ЦК партии. Статьи в партийной печати...

Ленин . Считайте, что вы кооптированы в ЦК и в редколлегию газеты. Чем вы сейчас занимаетесь? Брошюру по национальному вопросу стряпаете? Ха-ха-ха! Бросьте этот вздор! Наши женщины сделают ее вам за неделю. Действуйте! Давайте обсудим чисто технические детали.

Ленин садится за стол. Сталин разворачивает план какого-то города. Они склоняются над планом, тихо разговаривают. Мелькают имена, даты, названия городов, стран, фирм. Крупская смотрит в окно и время от времени восклицает: «Поразительно! Ни одного пьяного! Зачем им революция?!» Часа через два Сталин уходит, отказавшись от чая и не попрощавшись с Крупской.

Крупская . Володя, это же типичный разбойник с большой дороги! Как ты можешь общаться с такими субъектами?! И кроме того, о нем упорно ходят слухи, будто он — агент охранки.

Ленин (задумчиво). А о ком тут не говорят, что он — агент охранки? И про меня тоже слухи подобные распускают. Ну и что? А если даже так, какое это имеет значение?! Ради революции я готов иметь дело хоть с самим начальником охранки. Это, по крайней мере, настоящее дело. Я думаю, что охранка не прочь кое в чем нам посодействовать. Эти кретины до сих пор считают самыми опасными врагами существующего строя не нас, а социалистов-революционеров. Пусть думают так, это нам на руку.

Крупская . Но у этого... армянина на уме грабежи да убийства!

Ленин . Это хорошо! Без этого революций не бывает Пусть эти бандиты послужат делу освобождения человечества. Когда революция закончится, мы очистим подошвы наших ног от этой грязи и смоем кровь с наших рук И войдем в светлое здание коммунизма без этой мерзости. А пока без них нельзя. Нам нужны боевые отряды оружие, каналы связи, конспиративные квартиры... Нужно подкупать одних, дискредитировать других, устранять третьих... И деньги. Много денег! Начинать надо с денег. Прошу тебя, поиграй мне что-нибудь из Бетховена!

Автор . Об этом разговоре мне потом рассказывал сам Сталин. Он при этом сообщил о выражениях, которые употреблял Ленин в этом разговоре. Но я не решился привести их тут — неприлично, да никто и не поверил бы в правдивость описания. Удивительная вещь — время. Оно проходит, и точное описание события начинает восприниматься как ложь, а самая невероятная ложь кажется наиболее правдоподобной.

Сталин (выйдя на улицу, говорит самому себе). Они смотрят на Нас как на неизбежное, но временное зло. О, наивные мечтатели! Это вы — неизбежное, но временное... пусть добро. Не добро, а зло есть основа бытия, ибо добро эфемерно, а зло весомо и устойчиво. Если революция победит, Мы будем решать, кто войдет в светлое здание коммунизма, а кто нет.

 

Измена

 

Становление советского гражданина начинается с измены. Получив письмо от МНС, Она похвасталась им близкой подружке. Конечно, под величайшим секретом. Подружка, поклявшись сохранить тайну, тут же рассказала двум другим, и они все вместе похихикали над Ней и МНС. Через пару дней о письме знал весь институт. Ее вызвали в комсомольское бюро и потребовали показать письмо. Ей сказали, чтобы Она не забывала, где Она работает, и что Ей потребуется характеристика для университета. Она поплакала, но письмо отдала.

После этого Она писем от Него больше не получала, хотя Он писал Ей почти каждый день. А Он не знал, что Она уже не получает его писем, и продолжал писать.

 

Второе письмо Ей

 

Нас будят петухи чуть свет.

Сопровождают любопытные собаки.

Девчонки местные кивают нам привет,

А парни местные грозят затеять драки.

В нас водкой дышат — «двину в морду, хошь?!».

Пол шелухой подсолнечной усеян.

И я испытываю радостную дрожь:

Мне чудится — жива еще Расея.

 

Маршрут Инженера

 

Студенты делятся впечатлениями о своих девчонках, которых они уже успели «сделать». Рассказывают они это в таких выражениях, что Старик не выдержал:

— Эй вы! Заткнитесь! И откуда только в людях берется такое стремление все опошлить и опаскудить?!

— Это наша национальная черта.

— А ты в нашем возрасте был лучше, что ли?

— Я в вашем возрасте сначала воевал, а потом сидел.

— К несчастью, у нас нет приятных фронтовых и тюремных воспоминаний.

— Я вас не утруждал своими фронтовыми и тюремными воспоминаниями, хотя следовало бы.

— Хватит ссориться из-за пустяков, — говорит Инженер. — Мне сейчас думается другое. Я вот сейчас отчетливо вижу свой обычный маршрут от дома до метро. Двор, конечно, перерыт и замусорен. На улице сразу же забор. Стройка. Уже четвертый год что-то строят. Плиты свалены. Краны стоят без движения. Потом — кафе. Около него уже валяется один бухарик. Другой тщательно готовится упасть рядышком. Потом новые корпуса какого-то института. Оттуда вываливается группа высоченных негров. Вот подземный переход через улицу. Но народ бежит поверху. Дружинники свистят, но толку никакого. Магазин «Мосодежда». Выстроилась очередь человек пятьсот. Какая-то старушенция спрашивает, что дают. Другая старушенция (из очереди) отвечает, что дают «финские джины». Старушка спрашивает у меня, что такое «джины». Я говорю, что это — волшебники на Востоке. Толстая баба в очереди накидывайся на меня и обзывает хулиганом. Оказывается, джины — это штаны. И все-таки жизнь идет. Дома каким-то чудом вырастают. И вообще, что-то созидается. На солнцепеке кошки бездомные греются. Воробьи прыгают. Девчонки бегут, хохочут. Прошла группа парней в нейлоновых куртках, в широченных клешах, с длинными волосами. Конечно, мат. О Боже! Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!

— Вам повезло, — говорит Универсал. — Вы в центре живете, очевидно. А у нас дом от дома не отличишь. А вечером лучше в одиночку не ходить. Разденут, изобьют, изнасилуют. А в нетрезвом виде шею сломать можно.

— А кем вы были на фронте? — спрашивает МНС у Старика.

— Начал лейтенантом, кончил капитаном. Командовал эскадрильей в штурмовой авиации.

— Брешет, — говорит Студент.

— Заткнись, сопля! — говорит Универсал. — А то выкину в форточку! Дуй дальше, папаша! У тебя небось «железок» полно. А потом?

— Потом летная академия. Потом десять лет.

— За что?

— За дело.

 

---

Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 184; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!