Плакетка, помещенная на борт корабля «Пионер» 15 страница
Наконец, неспособный дольше удерживать позицию, я выскочил из камышей и схватил ее за талию, чтобы овладеть ею сзади.
Она скользнула в сторону, извернулась и, захватив меня сзади за рубашку, швырнула в пруд головой вперед.
Когда я вынырнул, она все еще оставалась нагой: стояла подбоченившись, с набухшими, затвердевшими сосками.
– Я не собака, чтобы мужчина мог вскакивать на меня, когда ему заблагорассудится. Я сама решаю, когда мне лечь с мужчиной.
Злой, досадуя на то, как она меня унизила, я двинулся к ней, пока не оказался совсем рядом с ее наготой, и сказал:
– Тогда решай поскорее, а то мое тело уже не слушается разума.
Мы повалились на землю, наши губы слились, а потом мой восставший стебель погрузился в ее сладостное лоно.
27
Когда мы снова выступили в путь, мимо нас по дороге проследовал отряд Воителей‑Ягуаров. Помимо обсидиановых мечей, передние шеренги были вооружены копьями и бамбуковыми копьеметалками – с их помощью можно было посылать копья гораздо дальше, чем при броске рукой. Позади них вышагивали пращники, в бою засыпавшие врагов камнями. Ситат объяснил мне, что это оружие позволяет Воителям расстроить передние ряды неприятеля, чтобы потом добить его в рукопашной схватке.
– Они обладают оллин, – сказал нам Ситат. – Не каждый в отдельности, а как боевая единица. Бойцы других армий следуют за своими вождями, однако когда дело доходит до рукопашной, каждый дерется сам по себе. А вот Ягуары сражаются сплоченно, все как один: вместе наступают, отступают, обороняются, перегруппировываются. Три игрока в олли составляют команду. Так же, как сто Воителей‑Ягуаров.
|
|
– У них еще и тортильи есть, – сказал я Исте, когда Ситат отошел подальше.
– Тортильи у всех есть.
– Верно, но тортильи – один из секретов их успеха.
Это заявление так и повисло в воздухе.
Гордость моя была безмерна, когда в один прекрасный день Вук заявил, что я готов играть. На короткой церемонии перед обедом Ситат вручил мне орлиное облачение и маску.
– Орлиные перья придадут тебе силу великого хищника небес.
Головной убор и маска, полученные мною от Ситата, были хорошей работы, но далеко не новыми.
– До меня это носил другой игрок?
– Не то чтобы игрок.
– Но выглядит так, словно…
– Это снаряжение носил великий человек, игравший в олли не профессионально, а ради состязательности. Но игроком он и вправду был великим. Так же, как и великим воином.
– Как его звали?
– Ты еще не заслужил право знать его имя. Вот если станешь выдающимся игроком, оно тебе откроется. А нет – ну что ж, черви не вправе произносить имя великого человека.
– Что, все люди делятся только на червей и победителей?
|
|
– Победителями становятся те, кого боги удостоили дара величия. А черви – это те, кто не сумел воспользоваться своим даром.
Ситат уже отошел, но задержался и обернулся ко мне:.
– Счастливы те из нас, кого боги не наделяли даром величия. Они не могут его утратить.
Ближайшая игра предстояла нам в очередном второсортном городишке, однако мое воодушевление было столь велико, словно меня ждала Игра Черепа. Удивительно, но Иксчель сама пришла помочь мне одеться и принесла каучуковые накладки под мой «хомут», а также налокотники и наколенники. Каучуковое снаряжение имелось только у выдающихся игроков, которым его дарили богатые и знатные владельцы команд.
– Это часть твоего орлиного снаряжения. Мой отец хочет, чтобы ты имел полный комплект; говорит, может быть, тогда боги заметят тебя и одарят своей милостью.
До сих пор, после нашей с ней близости у пруда, Иксчель держалась со мной холодно, и я понимал, почему. Мало того что я был моложе ее и ниже по положению, так ведь она могла еще и забеременеть, а значит, прекратить играть. За это она меня убила бы.
– А еще я передаю тебе распоряжение отца. Ты должен позволить сопернику первым завладеть мячом, потом отнять его, заработать для команды очко – и все. Дальше ты играть не будешь, тебя заменит твой друг Иста.
|
|
– Что? Да это безумие. Иста не сможет выиграть!
– Это мы знаем. В том‑то и дело, что игру должны выиграть не мы, и Исте будет сказано, чтобы он не стремился к победе. Эта игра должна разрешить спор между двумя городами, правители которых на самом деле уже обо всем договорились между собой. Они просто хотят убедить народ в том, будто бы решение принимают боги, определяющие исход игры.
– То есть мы проиграем нарочно?
– Да. Мой отец считает, что у тебя есть задатки великого игрока. Он не хочет, чтобы ты начинал с поражения. Поэтому тебе следует заработать очко и выйти из игры.
Перед выходом на площадку я поговорил с Истой.
– По лицу вижу, что тебе велели поддаться.
Он кивнул.
– Ведущий игрок здешней городской команды – племянник правителя. Моя задача – дать ему возможность проявить себя в лучшем виде, но так, чтобы никто не догадался, что я уступаю ему нарочно.
– Не знаю, почему Ситат выбрал для этого тебя: тут бы лучше подошел более опытный игрок.
– Он выбрал меня, потом что я его упросил. А просьба моя подействовала на него потому, что он уверен: я так и так проиграю.
|
|
– А с чего ты стал его упрашивать?
– А что я здесь вообще делаю? Тебя, по крайней мере, готовили в игроки, а мне что же, так носильщиком и оставаться? До конца своих дней таскать на спине чужие пожитки? У нас в поселке я, по крайней мере, знал, что когда‑нибудь унаследую место отца и стану местным вождем.
Я обнял его за плечи:
– Прости. Это моя вина.
– Ничего подобного, ты же не сам напросился в кровные враги Свежующего Господина… – Иста, в свою очередь, сжал мое плечо. – Да не переживай ты так, я в состоянии о себе позаботиться. И, как и ты, готов отдать все за мгновение славы.
Я вступил в игру вместе с еще двумя игроками и исполнил роль, отведенную мне Ситатом, дав возможность соперникам первыми завладеть мячом. Игрок соперничающей команды тут же направил мяч в сторону нашей защищаемой зоны. Я перехватил у него мяч, увернулся от нацеленного мне в лицо удара этого малого, являвшегося, как мне объяснили, племянником правителя, принял мяч на плечо, отбил к наклонной стене, а когда он рикошетом отскочил от нее, оказался в нужном месте, чтобы направить его за разграничительную линию, в защищаемую зону противника.
Запыхавшийся, возбужденный, воодушевленный, готовый зарабатывать очко за очком, я… вышел из игры и, встав за боковой линией, стал наблюдать за Истой и еще двумя игроками. И только тогда сообразил: все произошло так быстро, что я даже не испытал страха перед первым выходом на профессиональную площадку. А сейчас, осмыслив все произошедшее, более всего хотел вернуться на поле и играть.
Иста показал себя хорошо, гораздо лучше, чем я думал. Племянник правителя налетел на него с разбегу, отбросив от мяча, но Иста мигом вернулся в игру и отобрал мяч уже у другого игрока противной команды. Тогда племянник налетел сзади и подсек Исту под колено, сбив на землю. Как и было оговорено, команда соперников заработала свое очко. Ситат велел Исте покинуть площадку, потому что мой друг нетвердо держался на ногах, но он проигнорировал распоряжение и вернулся в игру.
Когда племенник правителя снова повел мяч в нашу сторону, а двое наших защитников старательно делали вид, будто не в силах его задержать, Иста неожиданно устремился к нему сзади.
– Нет!
Это восклицание вырвалось у меня при виде искаженного гневом лица Исты. Он налетел на знатного игрока, ударив его плечом, а когда тот отшатнулся, оказался впереди него, присел и резко выпрямился, вложив всю силу ног и корпуса в удар покрытого деревянным наплечником плеча, который пришелся противнику в щиток шлема, защищавший подбородок.
Голова игрока откинулась назад с треском ломающихся позвонков.
Айо! Осознав, что натворил Иста, я прыгнул вперед и истошно заорал:
– Беги!
И краешком глаза успел заметить, что Ситат занес дубинку. За миг до того, как она обрушилась на мою голову.
На следующий день всех нас, всю команду, включая носильщиков и поваров, привели на площадь перед городским храмом. Иста уже находился там. Связанный. Племянник правителя, которого он ударил в подбородок, был мертв. Парализованный ударом, он не мог пошевелиться, и его отец сам вонзил кинжал в сердце сына, чтобы избавить его от мучений.
Ситат показал мне обсидиановый кинжал:
– Попробуй только дернуться или слово вымолвить, и я тебе глотку перережу.
Голова моя все еще раскалывалась, на ней вздулась шишка величиной с яйцо. Я и сам понимал, что не должен давать волю своим чувствам. Иксчель уже сообщила мне без обиняков, что Иста будет принесен в жертву. Спасти его не могло ничто, а вздумай кто‑то из нашей команды протестовать, под Нож Богов отправились бы все мы, без исключения.
Чтобы не подвести товарищей, я старался держаться, хотя колени мои дрожали, а сердце истекало кровью. Исту потащили по ступеням к поджидавшему жрецу, не позаботившись о том, чтобы одурманить его: они хотели, чтобы он вкусил страх и страдание в полной мере. Я отвел взгляд, стараясь не дать волю подступившим к глазам слезам, но когда услышал звук погрузившегося в плоть кинжала, непроизвольно взглянул и увидел, как жрец вырвал его сердце из груди и поднял, показывая всем. Иста был еще жив: тело его конвульсивно содрогнулось, а глаза округлились от ужаса при виде собственного сердца. Последнего, что он увидел в своей жизни.
Вместо того чтобы почтить моего друга, съев его, как поступили бы с павшим в бою храбрым воином, отец убитого игрока приказал порубить его тело на куски и бросить двум псам.
Так закончился мой первый опыт на игровом поле.
Но я поклялся, что скорее последую за другом на жертвенный алтарь, чем соглашусь играть за команду, которая намеренно проигрывает встречу.
– Это безумие! – вскричал, услышав меня, Ситат.
– Я стану играть только так, и не иначе. Я принесу тебе славу, о которой ты так мечтаешь. Но играть буду только для того, чтобы выигрывать.
28
Так и случилось, что я стал великим хищником небес и в этом обличье должен был вести команду к победам.
– Надевай маску перед тем, как мы вступим в какой‑либо город, и не снимай, пока не уйдем. Не позволяй никому увидеть твое лицо.
Я и сам знал, что мне желательно носить маску. А как иначе, если могущественный господин из Теотиуакана жаждет моей крови? В чем состояла вина моего отца, я до сих пор не знал. А Ситат если и знал, то не рассказывал. Начальник команды вообще предпочитал не обсуждать мои проблемы.
Ношение на людях орлиной маски не должно было пробудить ни в ком никаких подозрений. Многие великие игроки отождествляли себя с существами, имя которых принимали, и появлялись публично только в масках, однако мы оба знали, что Ситат велел мне закрыть лицо не только по этой причине. Он знал, что будет, если разыскивающие меня большие люди из Теотиуакана узнают, что я играю в его команде, на алтаре окажусь не только я, но и все мы.
Мне оставалось лишь гадать, какую игру ведет Ситат и что заставляет его рисковать собственной жизнью и Жизнью дочери, не говоря уже обо всех остальных.
Неужели все дело только в том, что он видит во мне возможного великого игрока, который прославит его второстепенную команду? Может, и так… Но по моему разумению, чтобы побудить Ситата пойти на такой риск, требовалось нечто большее, чем просто игра в мяч. Он вел другую игру, и каким‑то образом она была связана с орлиным облачением, которое было отдано мне.
Я играл жестко и целеустремленно, не щадя никого. Выходил на площадку, чтобы побеждать. Любой ценой. Не брезговал никакими, самыми подлыми приемами. Зеваки восхищались тем, что я творил на площадке: падениями, криками, льющейся кровью, тем, что игроков уносили с поля.
Когда я ступал на площадку, со мной неизменно пребывал образ орла, с которым я слился… и вопль Исты, который он издал, когда у него вырвали сердце.
Ситат не понимал, что я играл не ради славы и благ, причитающихся знаменитому игроку. Ярость, двигавшая мною, была вызвана не стремлением к почестям и богатству, но бесконечно более разрушительным чувством. Жаждой мести.
Оме, моя тетя – нет, не просто тетя, а мать, ибо иной матери я не знал, – была жестоко убита при попытке защитить меня от угрозы из прошлого, о которой я до того момента даже не подозревал. И если бы нам не пришлось бежать, как диким животным, которых преследуют охотники, Иста и сейчас был бы жив.
Некие могучие силы из Теотиуакана пролили кровь тех, кого я любил. Ну что ж, придет время, и я возьму кровь за кровь.
Мои отношения с Иксчель тоже осложнились. Мы занимались любовью, но мое тяготение к насилию стало проявляться и в постели.
– Ты пугаешь меня, – сказала она. – Я тебя не узнаю. Ты больше не тот мальчишка, который носил мою поклажу.
– В любом случае, я действительно больше не мальчишка. Я мужчина.
– Нет, ты не просто мужчина. Даже не просто игрок в мяч. Я тоже игрок в мяч и знала многих игроков. В тебе чувствуется нечто совсем иное, нечто пугающее. Ты стал зверем. Я никогда не видела, чтобы кто‑нибудь выходил на площадку с таким желанием убивать. Другие игроки тоже нутром чуют это – и товарищи по команде, и соперники. Ты устрашаешь всех.
– Вот и хорошо. Чем больше меня боятся, тем легче мне будет побеждать.
О чем я сожалел, так это о том, что мой наставник, Вук, не видел, как я выиграл состязание в Кантоне и был избран для участия в Игре Черепа в Теотиуакане. Еще до последних игр в Кантоне Вук слег, а потом и испустил последний вздох, и теперь ему предстояли испытания девяти преисподних Миктлана. В искалеченном теле старика пребывал дух великого игрока, и сколь бы тяжело ни пришлось ему в ином мире, я твердо верил, что, освободившись от оков старческой плоти, он силою духа преодолеет все препоны и обретет Блаженное Ничто.
Я остался без учителя, но продолжал учиться сам, ибо знал, что прежде чем придет мой черед снизойти в Миктлан для прохождения тамошних испытаний, мне предстоит величайшее испытание Сего Мира – встреча с грозным и непобедимым Ягуаром Теотиуакана.
Айо! До сих пор никому не удавалось одолеть представителя Свежующего Господина в Игре Черепа. Он играл в облачении ягуара, и никто никогда не видел его лица. Ходили слухи, что на самом деле это никакое не «облачение», а его настоящее тело. Что он науаль. Имени у него не было, во всяком случае, я его никогда не слышал. Все называли его просто – Ягуар.
Моя месть Свежующему Господину и его приспешнику Золину, несмотря на все их могущество, могла завершиться вырыванием их сердец. Но Пернатый Змей был богом, и никакая земная сила не могла его уничтожить. Для меня единственной возможностью посчитаться с богом было победить на площадке его игрока. Эта победа прогремела бы на весь Сей Мир, войдя в предания.
Для достижения этой цели мне следовало отправиться в город Пернатого Змея, но прежде чем идти в Теотиуакан, я хотел выяснить, что же за мрачную и убийственную тайну скрывает мое прошлое.
Желая разобраться с собственными демонами, я не отправился со всей командой на двухнедельный отдых перед отбытием в великий город, а ускользнул в ночи, не сказав никому ни слова.
Моей целью было селение в земле Народа Каучука, то, где я вырос, провел счастливые, безмятежные годы, а теперь лелеял надежду перед встречей с могущественными врагами найти ответы на некоторые важные вопросы. Дядюшка Тагат должен был их знать. Мне следовало найти его, и начать поиски я собирался с селения.
Приблизившись к селению, я замешкался, не смея войти. Не из страха за себя, но опасаясь, что если весть о моем визите распространится, все мои земляки окажутся на жертвенном камне. Понимал я и то, что они не примут меня с распростертыми объятиями: мало того, что я навлек опасность на их мирные хижины, так ведь и Иста погиб из‑за меня. Конечно, родители Исты, надо думать, еще не знают о его смерти, но вряд ли я заслужу их расположение, явившись к ним с этой горестной вестью.
Я оставался в укрытии, откуда мог следить за дорогой. Каждое утро мать Исты отправлялась в соседнее селение доложить начальнику, сколько каучука было добыто за вчерашний день. Тот посылал гонца в следующее селение, тот дальше, и так, по цепочке, сведения стекались в город, служивший резиденцией правителю Народа Каучука.
Увидев, как она идет по дороге, я выступил из кустов. Она замедлила шаг, но продолжала идти, глядя на меня. Глаза ее были печальны: Исты со мной не было, и она сердцем чуяла, что неспроста.
– Мой сын мертв, – сказала она.
– Да. Он умер с великой честью, как воин. – Я указал на солнце. – Он сейчас там, пересекает небо в составе почетной стражи бога Солнца.
Напряжение слегка отпустило женщину. Она улыбнулась и кивнула.
– Я очень боялась, что ему выпадет позорная смерть и все ужасы Миктлана. Как он умер?
– Сражаясь под началом великого властителя. Он сразил троих, прежде чем пал сам. А после смерти удостоился великой чести – его сердце было съедено самим военачальником‑правителем.
– Это хорошо, очень хорошо, он ведь был сильным и храбрым. А ты? Почему ты не умер?
– Мои ноги вывели меня не на ту тропу, что Исту. И привели сюда…
– Здесь тебе не рады.
– Знаю. Скажи лучше, что тебе известно о моих настоящих родителях.
Она пожала плечами:
– Ничего. Мы всегда считали, что ты ребенок Оме, но не от мужа, почему она в этом и не сознается.
– И все? Оме никогда не рассказывала о том, кем могли быть мои родители?
– Нет. Прежде чем она вернулась в селение с тобой на руках, твой дядя Тагат говорил, что она вроде как устроилась нянькой и состоит при супруге могущественного господина в городе Пернатого Змея. Но сама она по возвращении рассказывала, что делала глиняную посуду, а тебя нашла. Ты осиротел, когда твоих близких скосила хворь… – Мать Исты двинулась дальше. – Мне надо идти.
– Только один вопрос, – задержал ее я. – Есть какие‑нибудь вести о моем дядюшке?
Она покачала головой:
– В селение он не возвращался. Один носильщик рассказывал, будто бы видел его в городе Пернатого Змея, но когда хотел с ним поздороваться, твой дядя убежал.
– А где именно в городе?
Она не ответила и в молчании удалилась; я же поспешил в противоположном направлении, вовсе не уверенный в том, что женщина не донесет о моем появлении. Но возможно ли, чтобы дядя и вправду объявился в городе Пернатого Змея? Чем больше я об этом думал, тем разумнее казалось мне такое решение. В Теотиуакане Тагат чувствовал себя как дома, ибо многократно доставлял туда каучук, сбывал на местном рынке и возвращался в родное селение нагруженный городскими товарами. В этих хождениях ту‑да‑сюда прошла чуть ли не вся его жизнь, и в селении даже поговаривали, будто там, в городе, он обзавелся семьей.
Теотиуакан был не только величайшим городом Сего Мира, в тысячу раз больше нашего селения, но, как описывал мне его Тагат, городом чужаков, потому что там постоянно пребывает великое множество сменяющих друг друга людей – одни приходят, другие уходят – носильщиков и торговцев. Естественно, затеряться там было гораздо легче, чем в маленькой общине, где все знакомы и пришлый человек сразу привлекает внимание.
Поэтому я направил стопы к городу Пернатого Змея.
29
Теотиуакан
Айо! Обиталище Пернатого Змея было не просто городом, но бьющимся сердцем Сего Мира.
На ведущей в город главной дороге я влился в сплошной, непрерывный поток людей и товаров. Торговцы всех мастей, от тех, которые сами несли на спине то, что надеялись продать, до богатеев, которых сопровождали сотни рабов‑носильщиков, соседствовали здесь с воинами, чиновниками и гонцами.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 89; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!