Входит герцог в монашеском одеянии, как прежде. 8 страница
Присущи непреклонность и упорство,
Из-за которых на скамьях сената
Он шлема не снимал и оставался
В дни мира столь же грозен, как в бою.
Из этих свойств любого (обладает
Он ими всеми, хоть не в полной мере)
Довольно, чтобы на себя навлечь
Изгнание и ненависть народа.
Акт IV, сцена 7.
В Риме Кориолан не желает появляться перед народом, показывать свои раны и принимать хвалу. "Отцы, простите" — обращается он к Коминию и патрициям:
Полезней раны мне лечить, чем слушать
О том, как получил я их.
Скорей я стану нежиться на солнце,
Почесывая голову под звуки
Тревоги боевой, чем праздно слушать
Слова хвалы делам моим ничтожным.
Акт II сцена 2.
Горожанам он говорит с еще большим презрением: "По собственной воле я никогда бы не стал у нищего милостыню клянчить" (II. 3). В изгнании, однако, его поведение несколько меняется — ему начинают нравится почести и похвалы. Коминий сообщает, что он сидит "весь раззолоченный" (v. 1), а Менений, после посещения лагеря вольсков, говорит: "Он сидит в кресле под балдахином, словно статуя Александра. Не успеет он отдать приказ, как тот уже выполнен. Дайте ему бессмертие да трон на небе — и будет настоящий бог" (v. 4).
На примере "Кориолана" легче всего увидеть разницу между античной трагедией и шекспировской драмой. "Кориолан" напоминает античную трагедию, но это ложное впечатление, отчасти объясняющее успех пьесы во Франции. Поведение Кориолана может быть воспринято как проявление греческой гибрис. Но это не так. У Кориолана много достоинств. Он превосходно владеет собой и совершает чудеса храбрости, он целомудрен, не алчен и, в сущности, не стремится к власти над другими, что, в конечном итоге, и приводит его к гибели.
|
|
|
Нет, лучше
По-своему служить ему [Риму], чем править
Им так, как хочет чернь.
Акт II, сцена 1.
Два его недостатка — это жажда первенства и жажда одобрения, исключительного, небывалого одобрения. Почему он восстает против необходимости вести политическую борьбу? Потому что просьба о признании своих заслуг предполагает, что консульство дается Кориолану не за его подвиги, а за его красноречие и выставленные напоказ раны:
Мне ль хвастаться перед толпою; "Дескать,
Я сделал то да се" — и не скрывать,
Но обнажать зажившие рубцы,
Кaк будто ради голосов ее
Я раны получал?..
Акт II, сцена 2.
Кориолан ненавидит толпу за то, что она переменчива и воздает почести тем, кто одобрения не заслуживает или заслуживает его в меньшей мере, чем он сам:
Полны вы
Враждою к тем, кто дружбой славы взыскан.
Желанья ваши — прихоти больного:
|
|
|
Чего нельзя вам, вас на то и тянет.
Кто ищет в вас опоры, тот плывет,
Плавник свинцовый прицепив, иль рубит
Тростинкой дуб. Безумье — верить в вас,
Меняющих ежеминутно мненья,
Превозносящих тех, кто ненавистен
Был вам еще вчера, и поносящих
Любимцев прежних!
Акт I, сцена i.
Если бы единственной целью Кориолана было стяжать лавры, он бы не согласился на консульство и не пощадил Рим ради Волумнии. Если бы он стремился только к одобрению, он бы не стал возражать против обычая показывать народу свои раны и не вступил в союз с Авфидием. Кориолан не надежен. Его преданность не абсолютна.
Армия — не общество, существующее само по себе. Чтобы армия действовала, ей нужен враг. Есть странная связь между военачальниками и простыми солдатами (например, пилотами истребителей) противоборствующих армий. Они понимают и ладят друг с другом гораздо лучше, чем с собственными мирными гражданами; изображая взаимное уважение воинов, Шекспир прибегает к эротическим образам. Кориолан говорит Коминию:
Позволь тебя обнять Так радостно и крепко> как когда-то Я обнимал невесту в вечер свадьбы, Когда зажглись над ложем брачным свечи.
Акт I, сцена 6.
Авфидий, принимая Кориолана в Анциуме, в длинной приветственной речи пользуется сходными метафорами:
|
|
|
Послушай,
Я девушку любил, мою невесту,
И вряд ли кто-нибудь вздыхал на свете
Так искренне, как я по ней; но даже
В тот миг, когда избранница моя
Впервые через мой порог шагнула,
Не радостней во мне плясало сердце,
Чем, о высокий дух, при нашей встрече!
Знай, Марс, мы втайне здесь собрали войско,
И я уж думал попытаться снова
Лишить тебя щита с рукою вместе —
Иль собственную руку потерять.
С тех пор как был я побежден тобою
В двенадцатом по счету поединке,
Не проходило ночи, чтоб не снились
Мне схватки наши: видел я во сне,
Как мы с тобой, друг другу стиснув горло,
Катались по земле, срывали шлемы, —
И я в изнеможете просыпался.
Акт IV, сцена 5.
В "Троиле и Крессиде" Ахилл похоже говорит о Гекторе:
Как женщина, сгораю я желаньем
В одежде мирной Гектора узреть,
Наговориться с ним и наглядеться
На лик его[544].
"Троил и Крессида", акт III, сцена 3.
Кориолан мог бы стать вождем патрициев или великим полководцем, если б не его стремление к совершенству; он мог бы остаться доблестным одиноким героем, в счастье и в горе, если б его не связывала с другими страсть к безоговорочному, исключительному одобрению. Он весь во власти обращенных к нему слов, и каждый из персонажей пьесы знает, как на него воздействовать. Брут говорит Сицинию:
|
|
|
Ты сразу же взбесить его попробуй.
Привык он всюду, в том числе и в спорах,
Быть первым. Если разозлить его,
Он начисто забудет осторожность
И выложит нам все, что есть на сердце
Тяжелого. А там его довольно,
Чтоб Марцию хребет переломить.
Акт III, сцена 3.
Сициний следует совету Брута, называя Кориолана "изменником народу" (ш. з), и, как ожидалось, Кориолан приходит в ярость от слова "изменник". В финале пьесы Авфидий язвит Кориолана перед толпой вольсков, называя его "мальчишкой". Сцена повторяется — Кориолана немедленно охватывает бешенство:
Мальчишка! Лживый пес!
Коль летописи ваши пишут правду,
То вы прочтете там, что в Кориолы
Я вторгся, как орел на голубятню,
Гоня перед собой дружины ваши.
Я это совершил один. Мальчишка!
Акт v, сцена 6.
В двух критически важных, зеркально отражающих друг друга эпизодах Волумния вынуждает Кориолана поступить так, как угодно ей. В первом эпизоде она просит его быть ласковым с народом, во втором — умоляет его пощадить Рим. В каждом случае она поначалу пытается спорить с сыном. Когда ее доводы оказываются напрасными, она принимается бранить его и грозит лишить его материнской любви — и это помогает. В первом эпизоде она говорит ему:
Мой милый сын, ты говорил, что доблесть
В тебя вселили похвалы мои.
Прошу тебя, коль вновь их хочешь слышать:
Исполни роль, которой не играл.
Кориолан отвечает:
Да будет так. Прощай, мой гордый дух!
Пускай во мне живет душонка шлюхи!
Пусть голос мой, который покрывал
Раскаты барабанов, станет дудкой
Пискливой, как фальцет скопца, и слабой,
Как пенье няньки над младенцем сонным!
Пусть искривит холопская улыбка
Мои уста; пусть отуманят слезы
Наказанного школьника мой взор.
Акт III, сцена 2.
На его протесты — "Я не стану этого делать" — Волумния отстраняется от него:
Как хочешь!
Ты с молоком моим всосал отвагу,
Но гордость приобрел ты сам.
Он немедленно уступает:
Ну, полно
Бранить меня. Утешься, мать. Я выйду
На рыночную площадь и любовь,
Как шут кривляясь, выклянчу у плебса
И возвращусь, его сердца похитив,
Кумиром римских лавочников.
Видишь — Я ухожу.
Акт III, сцена 2.
Той же тактики Волумния придерживается в последней сцене, где с невесткой и внуком молит Кориолана пощадить Рим. Она говорит, что его репутация будет навеки запятнана в летописях, в которых запишут: "Он был велик, но все его деянья / Последнее из них свело на нет" (v. 3). Кориолан непреклонен, и она сперва опускается перед ним на колени, а затем в гневе встает и отворачивается от него с жестом физического отвращения:
Этот человек
На свет от вольской матери родился,
Жена его, наверно, в Кориолах,
И внук мой на него похож случайно. —
Что ж ты не гонишь нас? Я помолчу,
Пока наш город пламя не охватит,
А уж тогда — заговорю.
Акт V, сцена 3.
После этой речи, согласно сценической ремарке, Кориолан, подавленный и побежденный, "берет ее за руку и так сидит, молча"[545] (v. 3). Кориолану везде и всегда необходимо ощущать себя единственным ребенком — в отношениях с матерью и с людьми.
Характер Волумнии ставит вопрос о том, что, возможно, у каждого мужчины, который многого добился в жизни, была властная и требовательная мать (удачливый отец вреден для него), и не менее важно, чтобы мать героя умерла рано. Матери должны уходить вовремя, чтобы их сыновья имели возможность выработать собственные принципы. Сильная мать склонна воспринимать сына как продолжение собственного "я". Волумния стремится к власти через доверенное лицо, и это она, а не Кориолан, хочет, чтобы он стал консулом — занял должность, которой не соответствует.
В пьесе дан пугающий образ маленького сына Кориолана, которого "больше тянет глядеть на меч и слушать барабан, чем учиться" (I.3). Его тетка Валерия рассказывает, как ребенок мучал бабочку:
Он гонялся за золотой бабочкой: поймает, потом отпустит, и снова за ней; поймает и опять отпустит. А один раз упал и рассердился, — толи из-за этого, толи из-за чего другого, не знаю; но только стиснул зубы — вот так! — и разорвал бабочку. Ах, видели бы вы, как он ее рвал!
Акт I, сцена 3.
"Совсем как отец, когда тот вспылит!" (I.3) — одобрительно откликается Волумния.
Истинный герой пьесы не Кориолан, а Волумния. Жажда первенства и безусловного, всецелого признания ставит его в полную зависимость от толпы — больше, чем любого другого персонажа. Поэтому он ненавидит толпу. Он боится, что плебеи передумают.
Тимон Афинский
Апреля 1947 года
Тимон Афинский" занимает промежуточное положение между великими трагедиями и последними пьесами Шекспира, которые принято называть романтическими комедиями. Опрометчиво делать выводы о жизни автора на основе его произведений. "Тимона" не назовешь личной пьесой — может быть, в отличие от "Гамлета". За пятью шедеврами, которые Шекспир создал за четыре года, следуют три незаконченные пьесы — "Тимон Афинский", "Цимбелин" и "Перикл", а за ними — два его последних произведения, "Зимняя сказка" и "Буря". В период работы над "Тимоном" "Цимбелином" и "Периклом" Шекспир был болен или изнурен, и пьесы остались незавершенными.
Поэтический язык "Тимона" принадлежит к этому последнему периоду, но структура пьесы далека от совершенства. Побочный сюжет, то есть линия Алкивиада, вычерчен небрежно: неясно, кого именно защищает
Алкивиад. В последней сцене характер и речь Алкивиада меняются без видимой причины; в целом, Алкивиад слабо вовлечен в основной сюжет. Когда сенаторы приходят к пещере Тимона с мольбами, вдруг выясняется, что Алкивиад — военачальник. Не вполне понятно, почему погибают злые сенаторы. Наконец, "Тимон Афинский" — не трагедия в строгом смысле слова, так как смерть Тимона ничем не мотивирована. Тимон просто уходит.
"Тимон Афинский" представляет собой психологическое исследование патологического состояния. Одержимый человек изображен здесь на двух стадиях: вначале он раздает деньги, затем — проклятия. Тимон — патологический "даритель". Нам известно немало рассказов о скупцах, но мало — о расточителях. Какого-то человека упекли в Бельвю[546] за то, что он под Рождество раздавал в Баури[547] деньги. Людей можно разделить на тех, кому проще отдавать, и тех, кому проще брать. Мотивированно ведут себя в пьесе разве что те люди, которых Тимон считал друзьями, то есть те, кто берет.
Пьесу можно условно разделить на две части. В первой части действие разворачивается в пиршественном зале, при свете факелов и под звуки музыки. Во второй мы видим дикую природу, пещеру в лесу, где Тимон ест коренья, и, наконец, берег моря, где также звучит музыка. В первой части Тимон вызволяет из долговой тюрьмы Вентидия. Он уплачивает долг Вентидия и обещает "помогать ему и впредь" [548] (I. 1), подобно доброму самаритянину, который не только помог "израненному" человеку, но и дал содержателю гостиницы два динария (и обещал заплатить еще больше), чтобы тот позаботился о пострадавшем[549] Чуть позже Тимон устраивает брак между своим слугой, Луцилием, и свободнорожденной девушкой. Ее отец, старый афинянин, презрительно говорит Тимону, что, хотя он "весь свой век сколачивал богатство", теперь он не станет скупиться, и если его единственная дочь вступит в брак без отцовского согласия, откажет наследство любому нищему (I. 1). Тимон изъявляет желание дать за Луцилия сумму денег, равную приданому девушки, и это делает брак возможным. Тимон принимает живописца и поэта и оказывает покровительство живописцу. Интересна сцена, в которой Вентидий приходит к Тимону с деньгами и хочет вернуть ему долг. Тимон отказывается, отвечая:
Мою любовь к тебе ты плохо ценишь!
Я эти деньги дал тебе в подарок;
А тот, кто все обратно получает
Себя назвать уже не вправе давшим.
И если у правителей иных
Так повелось, нам подражать нельзя им!
Власть — оправдание любой ошибки.
Акт I, сцена 2.
Тимон устраивает пиры, раздает брильянты, и люди тоже несут ему подарки. Он распоряжается, чтобы прибывших в дфл сенаторов приняли "не без щедрых даров" (i. 2), а в следующей сцене сенатор замечает, что подношения Тимону порождают взамен еще более ценные подарки:
Продать ли лошадь надо, чтоб купить
Других, получше, — дай ее Тгшону,
Дай, ничего не попросив взамен,
И сразу же получишь превосходных!
Акт II, сцена 1.
Во время пира Тимон провозглашает тост за здоровье друзей:
О боги! — размышлял я. Зачем существовали бы друзья, если бы мы не нуждались в них? Они были бы самыми бесполезными людьми, если бы нам никогда не случалось обращаться к ним за помощью. Они были бы похожи на те чудесные музыкальные инструменты, которые висят в футлярах на стене и хранят свои звуки для себя. Ах, как часто желал я потерять богатство, чтобы еще больше сблизиться с вами! Мы рождены для того, чтобы творить добро. Что же в таком случае можем мы назвать своей собственностью, как не богатство друзей? О, какое дивное утешение — знать, что множество людей может, подобно братьям, располагать имуществом друг друга!
Акт I, сцена 2.
"Думается мне, — восклицает он в безумном порыве восторга, — / Я целые бы королевства мог / Без устали всем близким раздавать" (I. 2). Под конец пира Тимон требует — "Свечей, свечей побольше!" (I.2), словно он боится темноты.
Тимон всегда стремился отдавать больше, чем получал от других. За таким поведением кроются не вполне бескорыстные мотивы — желание быть выше окружающих, выступать в роли старшего, а также страх слабости, опасение, что тебя не станут любить только за твои человеческие качества. Но ведь берут не только недостойные люди. В отношениях, где присутствует плотская любовь, подарки могут быть восприняты как знак презрения, упрека. Ницше заметил, что "В снисходительности нет и следа человеконенавистничества, но именно потому-то слишком много презрения к людям"[550] Последующая ярость Тимона показывает, что дурные предчувствия и прежде рождали в нем агрессивность, которая прорывается наружу, когда он теряет способность отдавать. В отношениях с другими он хочет выступать только как даритель, как богатый человек, унаследовавший свое состояние. Но как говорит его домоправитель Флавий, Тимону, по сути, ничего не принадлежит, он раздает одолженные деньги. Тимон подобен клептоману, который крадет вещи, а потом возвращает их владельцам уже в качестве подарков. Заимодавцы, вроде сенатора, рассуждающего о множащихся подарках Тимона, начинают подозревать, что Тимон уже разорен, и не без оснований считают, что им следует поскорее вернуть свои деньги. Один из основных мотивов пьесы в том, что человек не может брать, не отдавая, или отдавать, не получая ничего взамен. К худшему или к лучшему, но мы все члены одного общества. Кредит — это форма общественных отношений, основанная не на объективности, а на чувствах людей.
Когда Тимону угрожают банкротством, он обращается за помощью к троим друзьям. Один слуга направляется к Лукуллу, который ожидал очередного подарка. Лукулл говорит, что предвидел беду и предупреждал Тимона:
"Частенько обедал я у него и не раз говорил ему об этом. Я и ужинать ходил к нему нарочно для того, чтобы уговорить его поменьше тратить. Но он не обращал внимания на мои советы, и посещения мои не предостерегли его" (ш. г). Отговорки Лукулла, может быть, и небезосновательны, но поступает он низко. Луций, услышав, что Лукулл отказал Тимону, поражен, но потом и сам отвечает отказом, так как опасается, что не получит своих денег обратно. Незнакомцы вольны возмущаться неблагодарностью Луция — их-то никто не просил о помощи. Наконец, посланец Тимона приходит к Семпронию. Тот уже знает, что Тимону отказали все друзья, и, показав себя законченным подлецом, притворяется оскорбленным, оттого что к нему обратились в последнюю очередь: "Тому, кто унижает честь мою, / Я денег не давал и не даю" (111.3). Поражает не столько то, что друзья отказали Тимону, сколько их отговорки, их совершенная неискренность. Тимон пытался купить их расположение, но расположение невозможно купить. Эти люди или любили Тимона, или нет. Если они любили его, они не должны были принимать его подарки, зная, что он разорится. Если они не любили его, им не следовало вкушать его яства, ведь трапеза — это испытание дружбы.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 226; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!