XIV картина. «Граница литовская» 39 страница



Премьера третьей редакции «Маскарада» прошла 29 декабря 1938 года. Спектакль был повторен на следующий день. «Очень жаль, что об успехе “Маскарада” на спектаклях 29 и 30 декабря 38 г. нет сообщений ни в центральной, ни в ленинградской прессе», — писал Мейерхольд Юрьеву 4 января 1939 года. В том же письме он спрашивал: «Когда юбилейный спектакль? Если юбилей откладывается на конец января или на февраль, вместе с ним откладывается ли премьера “Маскарада”, или “Маскарад”, назначенный на 11 января, все же пойдет как премьера? Меня по телефону тормошат московские журналисты, запрашивают о дне премьеры, хотят быть 11 января на спектакле. Можно ли сообщить им об этой дате как о дате премьеры?» (Мейерхольд В . Э. Переписка, с. 351).

{317} Первая статья о «Маскараде» , принадлежавшая С . Д . Дрейдену , появилась в «Ленинградской правде» 3 января 1939 года . Чуть позже появились отклики в «Советском искусстве» ( И . И . Юзовского и А . С . Гурвича ), в «Литературной газете» ( А . П . Мацкина ) и другие . В центральных московских газетах отзывы на спектакль были задержаны . На совещании в Союзе писателей в конце апреля 1939 года в ответ на слова А . А . Фадеева о том , что критики боятся хвалить художников , которые «ошибались , а потом выправились» , А . С . Гурвич сказал , что этих художников «замалчивают не критики , а редакции» , и привел пример : «О “Маскараде” Мейерхольда была написана статья весьма квалифицированным критиком Юзовским для “Известий” , она не была напечатана . Я написал об этом же статью для “Правды” . Статья была одобрена и не напечатана» ( «Литературная газета» , 1939, 26 апр .).

В юбилейный спектакль Юрьева 24 марта 1939 года «Маскарад» исполнялся в 430‑й раз.

После того как 20 июня 1939 года Мейерхольд был арестован, спектакль оставался в репертуаре Пушкинского театра, но имя постановщика с афиши исчезло. «Маскарад» стал считаться режиссерской работой Ю. М. Юрьева.

В дни декады искусства Ленинграда в мае 1940 года «Маскарад» привозили в Москву; Я. Флиер в «Ленинградской правде» (1940, 12 мая) назвал его «жемчужиной в репертуаре театра».

В последний раз на сцене Пушкинского театра «Маскарад» был сыгран 1 июля 1941 года. Осенью фугасная бомба уничтожила декорации Головина. В эвакуации в Новосибирске театр показал «Маскарад» в концертном исполнении.

В 1947 году было решено восстановить спектакль в концертном исполнении в Большом зале Ленинградской филармонии. Е. И. Тиме вспоминала: «Мы играли “Маскарад” на открытой эстраде, но речевой и пластический рисунок остался неизменным. И без привычной рамы головинского оформления пьеса все же произвела сильное впечатление, так четко был разработан ее текст, так твердо установлены ритмы, так лаконичен и ясен рисунок движений, стихотворное слово звучало так выразительно и музыкально» (Встречи с Мейерхольдом, с. 152).

Репетиции 1938 года стенографировала (как сообщает И. И. Шнейдерман) сотрудница ленинградского отделения ВТО Нина Алексеевна Голубева; экземпляр, переданный ею Мейерхольду, хранится ныне в ЦГАЛИ; второй экземпляр она хранила у себя и четверть века спустя принесла его в дар Ленинградскому театральному музею.

Стенограммы публикуются с сокращениями по экземпляру ЦГАЛИ.

Сентября 1938 года

Мейерхольд. Вся первая картина будет перестроена. Нежелательная мистика будет устранена, черты Блока — бывший грех, его надо исправить.

Стремительный темп нужен Арбенину для третьей картины, поэтому темп должен быть взят во второй картине. Был неверный подход Мейерхольда в тот период. […]

Старым исполнителям будет трудно от той операции, которую я произведу: все пантомимические моменты выброшены, оставлена только танцевальная музыка. Пряная блоковско-кузминская музыка[clxxxviii] не нужна, так будет ближе к реалистическому Лермонтову, которого любили Достоевский и Толстой.

{318} Стих 255[clxxxix]

«Вы знаете — кто она
Турчанка или княжна» —

в этом стихе у Арбенина был эстетизм, любование турчанкой в лорнет, теперь надо больше презрения к свету. Женщина света, соскользнувшая в демимонд. Больше от Чацкого, это перекликается с третьим актом.

Третья картина имеет такой недостаток у самого Лермонтова: он ее писал, прислушиваясь к девятой картине. Наша ошибка, что мы брали оттенки из девятой картины; в третьей картине нужны интонации ссоры, семейной сцены, кроме монологов, где Арбенин делает философские выводы, — то же и у Отелло, когда мужчина допрашивает женщину. Надо играть ревнивого мужа, пусть даже публика не будет относиться с симпатией к Арбенину.

Надо пробовать сыграть рядом третью и девятую картины и сделать их непохожими. Пусть будет грубее, тривиальнее. Особенно это относится к Нине, ей нужно в девятой картине быть нежнее, а в третьей можно быть грубее. (Конечно, так, играя рядом две картины, работали Гаррики и Кины.)

( Юрьев не согласен , говорит , что это уступка времени , это отход от Лермонтова .)

Мейерхольд. Пусть Нина хоть немного выпускает коготки, пусть она не играет жертву. В самом деле, Нина уехала в дом Энгельгардта, который был, в сущности, притоном, она все-таки виновата, и нечего это {319} замазывать . Надо помнить , что это написано под влиянием Кальдерона «Врач своей чести» и «Отелло» , Каратыгин играл «Кровавую руку»[cxc].

Надо больше резкости, но это надо пробовать. Надо, чтобы публика не подумала в девятой картине: «Опять та же ссора!»

В первой редакции так было намечено: он ее брал за руку, она извивалась — чуть ли не драка!

Фраза Нины: «Я не спала всю ночь» — не надо ее тяжелить, не надо предчувствий.

Сцена, Шприха и баронессы очень напориста — надо эту сцену так и делать.

Казарин. Самое важное в нем — циник, но иногда сам он говорит как Лермонтов. Он говорит такое, что дальше ехать некуда. Наедине с мужчинами он, вероятно, говорит самые похабные анекдоты.

В сцене со, Шприхом Казарин сажает его на булавку, как мальчик бабочку. Шприх сразу стал маленького роста (хотя бы он был и очень высок — как Южин говорил с Шаляпиным).

У Казарина такие императивные интонации, что Шприх становится меньше.

Лексика, Шприха — он подделывается под циника Казарина: «записку навалял», она «чуть не отклепалась» — это надо подать очень хлестко. Мы раньше не любовались мастерством Лермонтова в подборе слов. Но темп не надо замедлять из-за этих слов, иначе будет вульгаризация.

Шприх говорит: «На бале, у обедни». Надо чувствовать, что люди того времени назначали свидание даже у обедни. «Маскарад» должен идти в новом качестве, пусть он идет в старых, потрепанных декорациях, ничего — это особый тон.

Шприх — новый, он собирательный образ[cxci]. Это Фаддей Булгарин и пр. Надо перечитать страницы биографии Пушкина, где его приводят к {320} смерти люди , подобные , Шприху . Шприха играл сам Шумский — что он раздраконивал там !

Трудно играть интригана — его легко играть мелким, а, Шприха нужно играть крупным. Он может довести до смерти. Ведь, например, Мартынов тарарахнул Лермонтова, Дантес тарарахнул Пушкина. Писатель Эрдман всегда знает, что читал актер, он по глазам видит. Того, кто не читал и не думал, — видно сразу. Так и про некоторых дирижеров говорят: «Махальщик».


Казарин. Есть несколько редакций «Маскарада», и в них Казарин имеет ряд строк, которые открывают иное. Он изображен вождем игроков. Он говорит, что теперь за игру можно попасть и в Петропавловскую крепость, куда брали не только политических, но и игроков[cxcii]. Оказывается, что среди игроков были политические. Они конспирировались под игру, это была политическая мимикрия. «И часто мысль гигантская заводит пружину пылкого ума».


Таким образом, у Казарина нужно больше значимости: «Беседа шумная, острот не перечесть, душа трепещет» — тут многое не договорено, Казарин загадочен. Ведь лорд Генри не только был влюблен в Дориана Грея, но изрекал много истин, делал целые открытия в области искусства. Казарин, как и Лермонтов, не исчерпывается только амурами и картами. Он философ, он считает жизнь банком. Это идет от Кальдерона, от пьесы «Жизнь есть сон».

Надо Казарина поднять, чтобы за ним следили зрители.

Юрьев. Здесь, мне кажется, изображены дядя и отец Пушкина.

Мейерхольд. Актер должен знать больше о роли, чем она вмещает.

{321} Мальро и Эренбург ничего не говорят об Испании , но они полны ею , так и актер должен быть наполнен .


Казарину слова не надо произносить фатовато, он должен произносить значимо: «А какие речи мы будем говорить за этими бокалами Рауля»[cxciii]. Так и у Блока — сквозь эстетические формулы просвечивает реальность. Кроме того, разве Бальзак и Стендаль не были циниками? Они такие же циники, как хирурги. Хирурги все циники.


1 октября 1938 года
Дневная репетиция

Мейерхольд. Банкомет — он должен иметь биографию, он должен помнить о ритме. Надо знать, что спектакль этот в стихах, торжественный; театр построен Росси. Банкомет в первой картине — начало спектакля. Нужно вступить в спектакль, сделать начало. Спектакль это строй, гармония, ансамбль. Пока не надо делать образа, не торопиться, надо почувствовать музыку спектакля, иначе [этим образом], возможно, нужно будет пожертвовать ради всего спектакля, ибо он будет звучать не в тон. Надо думать обо всем: о тембре, о возрасте — было ведь так, что в восьмой картине вместо бала была комсомольская вечеринка. […]

Вопросы темпа!! Если это в игорном доме, то там страсти и медлительность иная, если она и есть. В игорный дом ходят с волнением, как болельщики на футбол.

Разговор Казарина и Арбенина не тяжелить, Спинозы тут нет. Все страстно в этом доме, даже на чай берут страстно, мальчик карту поднимает страстно.

«И позабыл товарищей своих» — надо выделить музыкально глагол, так как рифма «своих — других» и так слышна.

{322} «Шприх» — должно прозвучать как нарицательное и , кроме того , это фамилия . Надо им выстрелить , с силой вытолкнуть это имя из губ . ( Гайдарову .) Произносить эту фамилию без мягкого знака на конце.

«Адам Петрович!» — позвать, Шприха издали.

«Арбенин» — тоже представить громко, чтобы в зале звучало: «Шприх — Арбенин» — сопоставление.

Первый монолог Казарина должен определить его как человека острого ума, парадоксалиста, способного на эпиграмму. Монолог произносит в спокойствии, но в позе денди, с блеском. Блеск должен преобладать. Зритель должен наблюдать за блеском глаз, за манерой держать трость, если таковая имеется.

Эта сцена должна напомнить разговор Чацкого на балу, когда он расспрашивает о присутствующих.

( Юрьеву .) Арбенину вести сцену чуть легче, не так мрачно, немного от Чацкого, слегка высмеивая.

Казарин должен говорить эпиграммами — эффект прибережен к концу фразы, он слегка покачивается. […]

У Казарина вообще надо убрать камерность.

Улыбка у Шприха злобная, глаза — стеклярус.

Шприха не мельчить!

{323} Если человек надевает фрак , он говорит иначе , чем без него , даже с домработницей говорит по - фрачному .

«Баста» и «Убита» — две коды. Это повторы, эти два слова перекликаются, банкомет уготовит эту игру.

Хозяин — это маска, несущая театральную функцию. Он должен сказать как король Лир: «Пойдемте, господа!»

У князя должна вылететь фраза: «Что ж сделал муж?» — она не поет внутри, она летит как плевок. У князя фразы — раздражители, он их бросает как дрова в потухающий костер, нет, как керосин, а не дрова. [У Болконского вялые согласные.]

Казарин должен так же звонко говорить, как князь. Он должен подражать голосу князя. «Что ж сделал муж?» — в этом слове тяжесть.

У Арбенина должно прозвенеть: «И обольстителя с пощечиной оставил». «Обольстителя» сказать так, чтобы публика сказала: «А, обольститель — вот, кто он». ( Юрьев говорит , что было иначе , но соглашается , что и это интересно . Вс . Э . говорит : «Пусть будет впечатление мордобоя от этого обольстителя» .) Произнести обольститель — раздельно, чеканя.

Князь в разговоре с Ниной должен избегать ростановской красивости, он должен быть Чайльд Гарольдом. Надо сумрачность: сожжены корабли, все потеряно, он уже в думах об отъезде.

Неизвестный: «Арбенина нельзя ли видеть?» — все слова легче, только Арбенина выделить.

{324} Неизвестный : «Мы пришли подружиться» — это выделить, чтобы шорох в зале.

Нельзя, чтобы Неизвестный пужал людей, он не должен ходить так, как выходец из гроба. Не делать «Праматерь» Грильпарцера, не делать таинственных интонаций.

Неизвестный знает правду, он подсмотрел на балу, нужны интонации испанской драмы, где все таинственно и есть наемные убийцы, нужна сцена мести, как в пьесах плаща и шпаги.

«Лицо у вас в огне» — Неизвестный досадует, что князь рано обнаружился, и говорит ему: «Соберитесь!» Князь должен подскочить к зеркалу, чтобы убедиться в том, что лицо у него расстроено.

Две первые реплики Неизвестного — короче, их надо накинуть, но помнить, что вся сцена — на дрожжах страстей. Надо после слов «Я добрый гений» коротко засмеяться: «ха‑ха» — и дальше — бешеный темп. Надо играть как люди в альковах Бальзака, это же отзвук бальзаковских романов.


Неизвестный: «Я покинул все: женщин и любовь»[cxciv] — отсюда бешеный темп. Как Ленский! Надо нестись, надо захлебнуться. Мысль такова: деньги — царь земли. Экспозиции к ней не надо.


Из темпа — кода. «Узнал я истину» — пауза, «Тебе открою» — и в крик: «Ты убил свою жену!» И дальше холодно: «Я все сказал». Испанский театр здесь весь.

У князя — больше надо стремительности, не уподрабнивать все.

«Маскарад» надо дать плакатно.

1 октября 1938 года
Вечер[cxcv]

Юрьев ( говорит , что ему всегда было приятно выйти на сцену даже в массе . Удивляется , почему это теперь не так с молодежью ). Что они, нас за актеров не считают, что ли? Мне приятно было смотреть на крупных актеров, и меня всегда можно было найти в театре. Молодежь теперь все критикует, а я им раньше всегда говорил: «Прежде чем приступить к работе, выучите наизусть басню Крылова “Обоз”».

3‑я картина

Мейерхольд. Как было раньше? Пустая сцена, морозное окно, из-за него — часы.

Юрьев. Не так. Была пустая сцена, никого на ней не было, чтобы зритель смотрел декорацию. Окно, звезды, хотя нет, куранты раньше всего, я спиной к публике смотрю в небо, когда кончался звон курантов — оборачиваюсь… Куранты перед словами «Бог справедлив» — пауза, ходил, перед столом говорил свою фразу.

Мейерхольд. Это было не верно, это для Лермонтова очень статично.

Декорацию высматривать не надо. Это на один миг, здесь один уголок, зритель увидит все сразу. Конец прошлой картины был быстрый, поэтому надо, чтобы здесь [Арбенин] вошел быстро, слуга за ним, Арбенин {325} снимает фрак , слуга дает ему халат , Арбенин уже в халате , чтобы публика видела , что Арбенин приехал только что с мороза , поэтому спрашивает — где барыня . Иначе если войти в халате , то не верится , что этот вопрос — «Где барыня ? » — не задан раньше . Теперь будет естественно : слуга понесет фрак , Арбенин позвонит , вернет слугу .

Куранты надо выбросить.

Юрьев. Глазунов очень дорожил ими.

Мейерхольд. Куранты можно вставить в другое место.

Надо уйти со сцены, затем промчаться быстро в другую сторону, вернуться, сесть на стул — пантомимическая сцена. Кипение ревности. Не на звезды смотреть, а выглядывать карету — не подъехала ли.

Юрьев. Я так и делал всегда: говорил, после выглядывал в окно.

Мейерхольд. Да надо выглядывать до, а не после! Сначала сыграть озирающегося зверя, а затем уже дать слова. Ревность всегда дает слежку.

Я не хочу, чтобы на третьей картине лежал флер траура. Мне хочется снять бой часов и снять фрак сейчас же, надо не пустить сюда красок из девятой картины.

В первой же сцене — заноза ревности, ее и нужно хранить. К окну, лбом к стеклу, метание по комнате — вот что должно быть у Арбенина. Когда входит Нина — пусть как Отелло! Пусть в Арбенине возбуждается {326} чуть ли не женоненавистничество . Пусть зритель думает , что Арбенин может ударить Нину . Отсюда пойдут новые штрихи в мизансценах . [ … ]

[Я пишу] сценарий для, Шостаковича «Печорин», советую перечитать «Героя [нашего времени]»[cxcvi]. У Арбенина печоринские мотивы: «То сам себя не понимал, что мир меня не понимал», «Любил я часто, чаще ненавидел, а более всего страдал», «Романа не начав, я знал уже развязку».

Не надо печали, все монолитнее. Все на дрожжах ревности, а не раздумья. Книга, взятая Арбениным в конце монолога, — ошибка! Он должен грохнуться на тахту, он зверь. Публика должна бояться встречи Нины и Арбенина, ее входа.

Юрьев слишком грустит, звериное начало смягчено, а оно должно звучать. Больше биологического начала.

Каждый монолог имеет свое развитие, свои стадии, надо не застревать на них, а актеры боятся растерять куски. Арбенин ломает монолог на несколько частей, а этого не надо. Эпизод называется «Ревность» — надо туда не вкрапливать других спадов.

Юрьев боится потерять свою сакраментальность, он нес свои переживания как сосуд, полный до краев. А это должно быть только после бала. Мы трактовали раньше Арбенина в третьей картине ошибочно.

Актриса Тхоржевская писала из Лондона[cxcvii] об одном актере в роли Гамлета, который всю первую половину пьесы смешил публику, дабы потом ужаснуть. Это интересно.

Нина пусть не входит на цыпочках. Сделать эту сцену по-шекспировски. То, что Нина идет на цыпочках, — это из плохих французских комедий. […]

Иногда монолог разбивают на куски, живые куски, а иногда хочется просто монолога. Пусть здесь у Арбенина будет просто монолог, а не куски. Должно быть раздражение на всех, на все.

Вдруг звоночек, [Арбенин] бежит, за кулисами его голос; она входит раньше и, испуганная его голосом, съеживается как виноватая. Арбенин идет мимо нее. «Вот, ты опять не в духе» или «Да ты опять не в духе» (две редакции).

Подозрение о браслете мелькнуло на маскараде, когда он смотрел на браслет, поэтому он подозревает, что она не дома, подсознательно подозревает. Он думает, что Нина на маскараде.

Нина должна говорить: «Опять не в духе» — с капризом, больше по-женски.

Юрьев. Я хочу показать драму недоговоренности. Оба любят, но подойти друг к другу не могут. Рознь этих двух людей, не могущих сговориться.

Студенцов. В «Маскараде» параллель с историей Пушкина: Шприх — Дантес, Натали — Нина.

Мейерхольд. «Маскарад» написан в 35‑м году, до дуэли Пушкина.

{327} 2 октября 1938 года
1‑я картина

Мейерхольд. Первый понтер — читает буднично. Второй понтер — желчная, неприятная личность, его ремарки: злобно, насмешливо.

О терминах карточного стола: не надо их выделять, их нужно однообразно говорить. Тембры только различны. Внутри не надо разнообразия. Пусть как будто один человек читает «Маскарад». Это для того, чтобы выделилась одна вещь, которую нужно услышать. Фраза четвертого понтера: «Кто нынече не гнется» — грибоедовская фраза, ее нужно курсивом, чтоб было бичевание подлости. Раньше все это смазывалось. Все понималось так, что в картах что-то «не гнется».


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 238; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!