Глава 3. РАКАНА (Б. ОЛЛАРИЯ). АРДОРА 6 страница
— В таком случае не я злоумышляю против Эпинэ, а он против меня, — огрызнулся маркиз. — Надеюсь, у Иноходца достанет смелости не прятаться за чужие спины.
— Повелитель Молний ранен. — Ричард отстранил Нокса и вышел вперед. — Ваше мерзкое общество ему повредит.
— Тем не менее, — торопливо произнес Нокс, — Первый маршал Талигойи засвидетельствовал, что его спасла баронесса Капуль-Гизайль. Это полностью снимает подозрение с хозяев дома, зато ваш разговор с истопником приобретает решающее значение.
— Марианна всегда предпочитала герцогов. — Глаза Салигана уперлись в Дика. — Вполне понятное желание для дочери птичницы. Но, выбирая из парочки Повелителей, баронесса предпочтет живущего в собственном доме, учтите это.
Убить нельзя. Придется молчать, стиснуть зубы и молчать, пусть говорит Нокс, он не даст увести себя в сторону.
— Господин Салиган, — отчеканил словно подслушавший мысли Ричарда полковник, — вам остается либо признаться, что может облегчить вашу участь, либо отправиться на виселицу как вору и убийце. Почему вы преследовали герцога Эпинэ?
— Преследовал? — Кажется, до наглеца дошло, что он попался. — О нет. Я всего лишь оказал услугу одному господину, которому Эпинэ мешал.
— Кому? — рявкнул Ричард. — И за сколько?
— Представьте себе, даром, — выпятил губу Салиган. — Я всегда играл честно, а фамильных драгоценностей и лошадей при честной игре не напасешься. Герцог Окделл должен меня понять.
|
|
— Это не имеет отношения к делу!
— Имеет, — у Салигана хватило наглости подмигнуть, — причем самое непосредственное. Упомянутый господин разузнал, из каких средств я плачу долги чести. Он попросил меня об услуге, и я ее оказал. А что мне оставалось? Господин был слишком настойчив, а я не сомневался, что мой способ играть честно не найдет одобрения ни у Его Величества, ни у господина Эпинэ, ни у вас. И я не ошибся.
— Нет, — задыхаясь от отвращения, подтвердил Дик, — не ошиблись.
— Видите, как все сходится. — Неряха снова подмигнул. — Сначала от меня требовались сущие мелочи. Ввести в дом Капуль-Гизайлей нескольких кавалеров. Разумеется, я это сделал. Барон с баронессой были рады. Марианне нужно кормить левретку и мужа, а мужу — кормить птичек. Тем более вы, Ричард, не спешили возобновить столь очаровательное знакомство. Видимо, стали более рачительны. Одно дело, когда за любовь платит эр, совсем другое — расставаться с побрякушками, которые вы считаете своими…
— Маркиз Салиган, — Нокс тоже не был каменным, — вы испытываете наше терпение. Потрудитесь не отвлекаться.
— Как вам угодно. — Салиган встал с сундука и издевательски поклонился. — Меня обещали оставить в покое, если я помогу отправить Иноходца к его братьям. Выбора у меня, как вы понимаете, не было, и я обратился к Гильермо, с которым был знаком и раньше. За сорок таллов старик Паччи согласился стать дядей. Воспитатель морискилл с ходу склевал нашу выдумку, а Марианна до истопников не снисходит… Все было готово, но Эпинэ в гости не спешил. Вчера, насколько я понимаю, он явился, но убить себя не позволил.
|
|
Похоже на правду, очень похоже. Убийцы нашли подходящее орудие, но оплошали с жертвой. Повелитель Молний оказался Олларам не по зубам.
— Вы удовлетворены? — осведомился Салиган, вновь устраиваясь на сундуке. — Или желаете что-нибудь еще?
— Вы все еще не назвали имени вашего знакомого, — напомнил Нокс.
— В самом деле? — почесал щеку маркиз. — Это потому, что я не знаю, как правильней его называть, Удо Борн или Удо Гонт?
Удо? Святой Алан, Удо!
— Ты врешь! — Неужели можно ненавидеть еще сильней, чем минуту назад. — Врешь! Это не он!
— Проверьте. — Щека мерзавца дернулась. — Вранья служанки вам хватило, чтобы вломиться в дом маркиза. Надеюсь, показаний маркиза достанет, чтобы вломиться к графу. Или господин цивильный комендант отпустит убийцу друга?
|
|
— Ваши показания будут проверены, — деревянным голосом отозвался Ричард, — и пеняйте на себя, когда мы докажем вашу ложь.
5
— Господин замещающий капитана гвардии у себя, — отчеканил порученец.
— У него кто-нибудь есть? — Рыться в вещах Удо при посторонних он не станет. До утра ничего не случится, но какое же пакостное дело! И ведь не повернешься, не уйдешь! Ричард Окделл может отступить, Повелитель Скал и цивильный комендант Раканы — нет.
— Граф Гонт один. — Порученец ничего не подозревал. Еще бы, такое и в дурном сне не приснится.
— Мы доложим о себе сами, — распорядился Ричард, открывая дверь. — Скажите, чтобы нас не беспокоили. Полковник Нокс, виконт Мевен, идемте со мной. Остальные ждут в приемной.
Гвардеец отступил, красиво щелкнув каблуками, пропуская старого друга к старому другу, цивильного коменданта к командующему гвардией.
Удо сидел за столом у окна и что-то писал. Стук заставил его поднять голову.
— Я же просил… А, это ты. Что-то случилось?
Поднявшийся сквозняк пригнул язычки свечей, и Мевен торопливо прикрыл дверь. Слишком торопливо.
— Нет… Не совсем. — Святой Алан, как объявить человеку, что его обвиняют в покушении на друга? — Удо… Граф Борн… Граф Гонт, маркиз Салиган утверждает, что вы принудили его… нанять «висельников», чтоб убить герцога Эпинэ. Я понимаю, это не так, но, понимаешь… Цивильный комендант должен расследовать… Робер — Первый маршал, а Салиган… Мой долг…
|
|
— Ты, главное, не волнуйся. — Удо отложил перо и присыпал песком документ. — Так почему, говоришь, я хотел убить Иноходца?
— Ты хотел стать Первым маршалом. И еще из-за Марианны. — Лишь произнеся обвинения вслух, Дик осознал всю их нелепость. Удо внимательно выслушал и поправил воротник:
— Если достаточно моего слова — вот оно. Я не имею никакого отношения к нападению на Робера. Если нет, ничем не могу тебе помочь. Или лучше говорить «вам»?
Обиделся. А ты бы сам не обиделся, ввались к тебе Спрут с обвинениями в покушении на Альдо? Проклятая должность, а некоторые еще ей завидуют!
— Удо, — начал было Дик и замолчал, вспомнив, что они не одни. Гимнет-капитан и полковник стояли так тихо, что юноша про них позабыл. — Граф Гонт… — Слов не находилось, но Удо понял и так.
— Хорошо, — бросил он, поднимаясь, — не собираюсь тебе мешать. Ты осмотришь только кабинет или сразу пошлешь людей ко мне домой? Я могу написать дворецкому.
— Не нужно. — Дик еще никогда не чувствовал себя так мерзко. — Довольно кабинета.
— Не довольно. — Удо прошел к камину и пошевелил угли. — Осмотреть дворцовые апартаменты и не осмотреть дом — не осмотреть ничего. Если не хочешь сплетен уже на свой счет, придется заехать в гости.
— Ты должен поехать с нами.
— Если Мевен будет настолько любезен, что объяснит Темплтону, почему я его не дождался, — холодно бросил Удо. — Мне не нужны слухи.
А кому нужны? На месте Удо может оказаться кто угодно: Мевен, Дуглас, Эпинэ, он сам. Ричард представил, как роются в его бюро, перетряхивают книги, заглядывают в сундуки и гардеробы. И все из-за вконец обнаглевшего вора!
Надо сегодня же разобрать бумаги и сжечь ненужное, особенно стихи. Они все равно никуда не годятся…
— Монсеньор, — напомнил Нокс, — прикажете осмотреть комнату?
— Нет! — отрезал Ричард. — Мы уходим. Слова Гонта мне довольно.
То ли от разгоревшегося камина, то ли от ненависти к Салигану стало жарко. Ричард бросился к окну и рванул раму на себя, впуская ночной холод. Воспрянувший сквозняк плеснул занавесками, сорвал пламя с ближайшей из шести свечей, сбросил со стола недописанную бумагу, и Дикон едва успел ее подхватить…
Глава 4. РАКАНА (Б. ОЛЛАРИЯ)
400 год К. С. 4-й день Зимних Скал
1
Секретарь Левия походил на секретаря Адриана, как морискилла на коршуна. Брат Козимо вышагивал как капрал, белобрысенький Пьетро косился перепуганной левреткой.
— Я не слишком быстро иду? — прошелестел монашек, тряся четками. — Если Ее Высочество…
— Не слишком, — отмахнулась Матильда, взбираясь по скользкой от мокрого снега лестнице. Вообще-то старухе с юга при виде губок бантиком и голубых глазок полагалось рассиропиться, а было противно и стыдно. За себя, семнадцатилетнюю, влюбившуюся в слезливого принца. И за белокурого внука, на второй день царствования угробившего прорву народа.
— Осторожней, здесь порог.
— Вижу. — С Левием следовало говорить раньше. Если кто и мог удержать внука, так это кардинал, да и то до коронации, а теперь вино прокисло, остался уксус. Хочешь — пей, хочешь — лей…
— Ее Высочество к Его Высокопреосвященству!
— Спасибо, Пьетро, вы свободны.
Перед кардиналом следовало преклонить колени, но колени болели, да и пришла она не к духовнику, а к другу Адриана.
— Мы можем пройти в исповедальню. — Кардинал выглядел хуже некуда, одно слово — Дора. — А можем выпить шадди. Или моя принцесса желает чего-нибудь покрепче?
— Покрепче, — не стала ломаться Матильда, — и побольше.
Левий усмехнулся, отпер бюро, вытащил внушительный четырехгранный графин.
— Настойка на зеленых орехах, — объявил он, — помогает при болезни сердца. Или печени, или еще чего-нибудь. Главное, помогает, но шадди я все равно сварю. Для себя — вы можете не пить.
— Совсем не ложились? — Запах шадди, дыма и свечей, такой знакомый и спокойный. Прикроешь глаза — молодость, откроешь — старость.
— Ложился, — заверил кардинал, разливая настойку в знакомые до одури серебряные стопки. — Генерал Карваль закончил свои… благие дела еще вчера, в городе спокойно, Эпинэ придет в себя завтра или послезавтра. И почему мне было не лечь?
— Выспавшиеся люди выглядят иначе, — уперлась Матильда, принимая стопку.
— Лежать не значит спать. — Левий пошевелил лопаткой темный песок. — Когда и думать, если не ночью?
Адриан тоже ночи напролет думал и пил шадди. И жаровня у него была такой же, со спящими львами.
— Юнний шадди не пьет. — Кардинал то ли проследил взгляд гостьи, то ли просто догадался. — И не шадди тоже. Преосвященный Оноре отдал мне жаровню Адриана и кое-что из его вещей. Из его личных вещей, их было немного. Так что вас беспокоит?
Матильда допила настойку и поставила стопку на стол черного дерева. Напиток был крепким, почти тюрэгвизэ, только вместо перечного огня — вяжущая горечь.
— Я ничего не могу сделать, — призналась принцесса то ли себе, то ли Левию, то ли умершему Адриану, — ничего…
— Церковь дарит утешение многим, но не нам с вами, — мягко произнес кардинал. — То, что произошло, уже произошло. Вы можете что-то изменить? Я — нет! Значит, надо жить дальше. Вам сейчас плохо, но разве это первый раз?
— Не первый. — Матильда потянулась за графином, но Левий ее опередил. Булькнула, полилась в серебряное наследство коричневая с прозеленью струя. Вот бы напиться до потери если не сознания, то памяти.
— Что вас напугало? — Его Высокопреосвященство вытащил свою посудину из жаровни и, сощурившись, переливал шадди в чашки. — Армии на границах? Дора? Айнсмеллер?
— Этот мерзавец получил свое! — Зачем она кричит? Все уже случилось, как сказал Левий. Кровавые лоскутья засыпали песком и вместе с ним вывезли. Можно было не смотреть, но она смотрела.
— Айнсмеллер заслуживал казни, — кардинал задумчиво смотрел в пустую жаровню, — но он был не казнен, а убит. В святом монастыре, но это не приблизит к Рассвету ни убийц, ни убитого, ни свидетелей. Вы будете шадди?
Матильда кивнула и выпила настойки. В юности она видела, как убивали конокрадов, а однажды около Сакаци схватили вдову, свалившую в одну могилу убитого с убийцей. На закате ведьму сожгли в собственном доме, это было правильно, это защищало живых…
Что-то мягко и тяжело шлепнуло об пол. Кошка! Соскочила откуда-то сверху, пошла к окну.
— Ее зовут Альбина. — Кардинал смотрел на гостью и улыбался уголком рта. Вдовствующая принцесса поджала и без того скрытый тряпками живот:
— Ваше Высокопреосвященство, — сейчас она напьется и назовет кардинала Левием, да он и есть Левий, — вам не тошно в вашем балахоне?
— Не тошней, чем вам в парике, — улыбнулся клирик. — Увы, основатели Церкви попали в незавидное положение. Абвениаты расхватали все цвета, хотя, если исходить из того, что наш мир создали их боги, все права за ними.
— Адриан любил красный. — Матильда словно вживую увидела алого льва на сером бархате и кардинальское кольцо с рубином.
— В нашем ордене… то есть в ордене Славы, неравнодушны к алому. — Левий отставил шадди и скрестил руки на животе. — Так повелось с Чезаре Марикьяре. Он так и не расстался с Молнией, и не он один. Льву присягали многие Эпинэ.
— А Руций? — Кладбище Семи Свечей, львиное надгробие, каменные лапы, обернувшиеся руками, рыцарь, похожий на постаревшего Иноходца, — было это или приснилось?
— Руций? — переспросил кардинал. — Который из двух?
— Тот, что похоронен в Агарисе. Мне показали его могилу на кладбище Семи Свечей.
— Они оба там. — Левий казался удивленным. — Руций Первый был сыном ординара из Придды, Руций Второй — подкидышем. Ходили слухи, что он сын Шарля Эпинэ от какой-то мещанки. Его Святейшество их не опровергал, но и не подтверждал. А в чем дело?
— Я видела на его могиле олларианца. — Спросить, что ли, считается ли соитие с ожившей статуей грехом или нет? — Сумасшедшего.
— Где? — не понял Его Высокопреосвященство. — В Агарисе?
— Именно. — Настойка делала свое гнусное дело. — Разгуливал по кладбищу и нес всякую чушь. Вы знаете, что такое фокэа?
— Женщина, вышедшая замуж в дом Волны. Теперь так не говорят. А кого так назвали?
— Меня, — не стала юлить Матильда. — Олларианец назвал, а еще он сказал, что я не проклята. Болван!
— Вы не можете быть прокляты, — сверкнул глазами Левий, — как не может заржаветь золото.
— Я не золото, — не поддалась на лесть вдова. — И что вся эта пакость, как не проклятье?! Альдо никакой король, но балбес жив, пока сидит на троне… И он должен жить!
— Ваш внук верит в свое предназначение, — вздохнул Левий, — а удача к нему и впрямь благосклонна. Он еще не отыскал меч?
— Нет.
— Когда отыщет, я отдам ему жезл, — кардинал подтянул к себе чашку, наверняка остывшую, — и тогда он обретет древнюю Силу. Или, что вернее, не обретет, но с ним станет можно разговаривать. Пока это бесполезно. Единственное, что нам остается, это хватать Его Величество за руки и искать меч… Вы представляете, где он может быть?
— Вы бываете в Багерлее… Альдо от этого чуть ножки у стульев не грызет. Спросите Ворона.
— Увы, — улыбнулся Левий, — этот человек не из тех, кто отвечает на вопросы. Если б вы его видели, вы бы поняли, но я не стал бы вас к нему пускать. Нет, не стал бы.
Ох уж этот мужской взгляд! Она помнит его лет с пятнадцати. Так смотрел юный Ферек, так глядит Лаци. Левий понял, что она заметила, и нахмурился. Сейчас вспомнит о чем-нибудь неотложном. Адриан, тот вечно о донесениях из Эйнрехта вспоминал.
— Я навещаю не столько Ворона, сколько его тюремщиков, — значительно произнес Его Высокопреосвященство. — Не хотелось бы, чтоб они вновь не поняли Его Величество или, напротив, поняли слишком хорошо.
Вот мы и вернулись, откуда пришли. К внуку, которого надо унять. Твою кавалерию, ну почему Оллар подарил Ворону меч Раканов, а не другую железяку?!
— Я был другом Его Святейшества, — рука кардинала накрыла ладонь принцессы, — а теперь, смею надеяться, я друг великолепной Матильды. И я уже говорил, что предпочитаю не обманывать чужого доверия…
— Я, кажется, еще ничего вам не доверяла, — громче, чем нужно, заявила принцесса. — И я больше не стану пить.
— Не вы. — Левий усмехнулся и поставил графин на стол. — Я обещал Адриану позаботиться о вас, вашем внуке и вашей… воспитаннице. Это одна из причин, по которой я оказался в Талиге. Есть и друтая, куда менее приятная… В чем дело, Пьетро?…
— В чем дело, Пьетро? Я занят!
— Я так и сказал, — заморгал секретарь, — но прибывший… Он спрашивает не вас, а Ее Высочество. Срочно.
Кого это принесло? Альдо затеял очередной совет, на нем бабка не нужна, Лаци к кардиналу за гицей не полезет, Робер болен, да и нет у них общих дел. К сожалению.
— Гость себя назвал? — тоном не голубя, но льва осведомился Его Высокопреосвященство.
— Его имя Дуглас Темп… — мемекнул агнец. — Темплон.
— Темплтон, — поправила вдовствующая принцесса. — Ваше Высокопреосвященство, пустите его.
— Разумеется. — Кардинал тронул орденский знак. — Пьетро, пригласи Дугласа Темплтона, я его приму.
— Да, Ваше Высокопреосвященство. — Монах опустил глазки долу и убрался. Суслик щипаный!
— Позвольте. — Кардинал с достоинством убрал настойку и стопки в бюро, но чашки оставил. — В Агарисе был этот Темплтон или другой? Отец того, помнится, участвовал в восстании Борна.
— Участвовал. — Вдовица хлебнула остывшей горечи. Шадди, как всегда, напомнил о шаде, пистолетах, издохшей молодости. — А сам он — в восстании Эгмонта. Славный щеночек, не то что всякие обтрепки…
— Его Святейшество полностью разделял ваше мнение об окружении его высочества Анэсти, — кротчайшим голосом произнес Левий. Разделял? Как вежливо сказано!
— Адриан называл их тараканником, — объявила Матильда, — а они оказались клопами. Чего доброго, до пиявок разрастутся.
— Не успеют. — В глазах кардинала мелькнуло нечто, заставившее остывший шадди стать горячим. Муженек так никогда не смотрел, а вот Адриан… Любопытно, пускают в Рассвет не согрешивших по дурости?
— Ваше Высокопреосвященство, — вот только обменять доезжачего на кардинала не хватало, — как бы я хотела, чтоб вы оказались правы…
— А я хотел бы пройти путем Его Святейшества, — шепнул Левий, — и в сиянии свечей, и в тени кипарисов.
— Здесь нет кипарисов. — Все одно, как Лаци с Левием ни тасуй, Адриана не получится.
— Сударыня! — Влетевший в приемную Темплтон походил то ли на утопленника, то ли на удавленника. — Сударыня…
— Твою кавалерию, — растерялась Матильда, позабыв, где она и с кем, — что с тобой? Ну?!
— Мевен сказал, — дернул небритой щекой Дуглас, — другому б не поверил… Робер без сознания… Я заезжал к нему, куда там…
— Молодой человек, — прикрикнул кардинал, — потрудитесь сесть, выпить и рассказать по порядку.
Темплтон послушно свалился на стул. Левий извлек убранный было графин, плеснул в чашку настойки, сунул чуть ли не под нос.
— В чем дело, сын мой?
Дуглас покосился на мявшегося на пороге Пьетро и покачал головой.
— Выйди, — велел Его Высокопреосвященство секретарю. Монашек убрался, кошка Альбина на всякий случай запрыгнула на бюро.
— Ваше Высокопреосвященство, — собрался с силами виконт, — Удо Борн… то есть граф Гонт, взят под стражу по обвинению в государственной измене и нападении на Робера… то есть маршала Эпинэ.
— Удо? — не поняла Матильда. — Почему?
— Мевен не знает. — Темплтон глубоко вздохнул. — Удо взяли люди Окделла, на него показал Салиган…
Этот неряха?! Кто сегодня с утра пьет, она или Мевен?!
— Я помню маркиза Салигана, — пальцы кардинала ласкали белого эмалевого голубка, — неприятный человек. И, боюсь, ненадежный. Что бы он ни показал, слово и репутация графа Гонта стоят дороже.
— Я спрашивал Ричарда, — Дуглас отодвинул чашку, — он ничего не скажет. Нокс тоже молчит, а Удо… Как вспомню Айнсмеллера… И Робер, как назло, меня от своей тетки не отличит.
Тетки у Робера не было. Матильда одернула проклятущую оборку и встала.
— Глупости, нашел с кем сравнивать… Я поговорю с Альдо, все утрясется.
— Мы поговорим, — поправил Левий. — Святой Адриан учит, что верящий наветам нечист помыслами, а заподозривший друга сам готов к предательству.
Дата добавления: 2018-10-25; просмотров: 122; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!