Из письма к Ф. Д. Остроградскому 21 страница



-- Я же теперь без кабинета! Там же музей, послушайте! -- жаловался мне Антон Павлович.

-- А что же нужно было вам поднести? -- поинтересовался я.

-- Мышеловку! У нас же мыши! Вот Коровин прислал мне удочку. Послушайте, это же чудесный подарок!

Вот при каких обстоятельствах я подписывал свои карточки. Может быть, это извинит меня.

Обнимаю Вас, дорогая Мария Павловна, шлю сердечный привет Михаилу Павловичу и надеюсь скоро увидеть Вас в Москве.

Любящий Вас и всегда душевно преданный

К. Станиславский

1935 -- 3--1. Москва

 

319*. Р. К. Таманцовой

 

Февраль 1935

Москва

Дорогая Рипси.

Вчера, на заседании четверки1, я чувствовал себя скверно. Очень болела рука и сердце шалило. Поэтому был несосредоточен и не очень вникал в вопросы.

Сегодня хочу, во избежание могущих быть недоразумений, записать то, как я понял вчерашнее заседание. А то выйдет разногласие, и мне припишут то, чего я не думал. Это мое заключение надо будет передать Кедрову. Пусть он переговорит с остальными. А пока подождите посылать репертуар Акулову.

Итак:

Я напомнил, что передал составление репертуара Владимиру Ивановичу. Поэтому теперь мне трудно заочно отменять его решение.

Но власти требуют немедленно определения репертуара.

Поэтому, чтобы труппа не бездействовала в текущем месяце, назначается спешный ввод в репертуар "Царя Федора".

Судаков со старыми исполнителями производит эту работу. Телешева самостоятельно готовит своих исполнителей, показывает их и потом вводит их совместно с Судаковым в общий состав2.

Четверка указала, что "Село Степанчиково" не принимается труппой. Кроме того, положение Ивана Михайловича Москвина и его незаживающая рана делают эту постановку сомнительной. Из старых исполнителей почти никого не осталось, и потому введение "Села Степанчикова" должно рассматриваться не как возобновление, а как новая постановка. Я согласен с этими доводами, и потому этот вопрос следует просить Владимира Ивановича пересмотреть 3.

О "Любови Яровой" в труппе говорят с ужасом. Трудно будет преодолевать антипатию к пьесе. Придется повторять муки прошлого года с "Врагами" 4.

И с этими доводами нельзя не согласиться. Хотелось бы об этом переговорить с Владимиром Ивановичем. Кроме того, было бы полезно проверить на практике с "Врагами": как зрители: отнесутся к возобновлению заигранных пьес. Они могут не делать никаких сборов.

Далее Владимир Иванович наметил Пушкинский спектакль. Он остается в силе 5.

"Анна Каренина" репетируется и остается в силе.

"Собака садовника" -- выясняется вопрос о переводе и о включении той же пьесы Вторым МХАТ 6.

"Привидения" -- остается в силе7.

 

Перехожу к предложениям комиссии четырех.

До приезда Владимира Ивановича -- начать репетировать "Федора". Я согласен.

Далее входят "Враги".

Возобновить "Егора Булычова". Москвина нет. Выяснить четко -- будет ли и может ли по здоровью выполнить работу? Иначе спектакль будет готовиться, но не пойдет по болезни Москвина 8.

Предлагают ставить на Большой сцене в следующем сезоне Пушкинский спектакль и "Чайку" (если Владимир Иванович захочет ею заняться).

Пьесу "Пушкин" Ломоносовой -- отвергают, так как для роли Пушкина нет исполнителя. Если ни Чехов, ни Грибков не могут, то приходится признать это решение правильным.

"Привидения" -- готовить, когда будут свободны исполнители.

"Анна Каренина" идет в конце этого сезона.

В Филиале "Мария Стюарт". Как и раньше я говорил, повторяю и теперь: делать пробы и подходы к пьесе. Учить актеров говорить и двигаться. Но ставить на репертуар непосильную пока пьесу -- нельзя, так как это искалечит актеров, а режиссеры выедут на декораторе и постановке. Надо думать только о труппе, которая падает и разрушается.

"Честное слово"9 -- в Филиале. Очень люблю эту пьесу. Но согласен с мнением правительства, что говорить народу о пикантных тонкостях парижского разврата -- не стоит. Раз что пьеса была снята Авелем Софроновичем, то теперь она может быть вновь принята только самим Иваном Алексеевичем Акуловым.

 

Я предложил для подкрепления сборов этого и будущих годов, пока не наладится наш репертуар, ввести в репертуар "Горе от ума" с Качаловым и Ливановым.

Для Поповой В. Н. предложил "Последнюю жертву" Островского. Попова, Кторов (Дульчин), Флор -- Тарханов, Лавр -- Петкер, Салай Салтаныч -- Подгорный, тетка -- Егорова, Дергачев -- Грибов, Грибков.

Репертуар может быть признан только после того, как будут распределены все роли всех пьес. Если будут совпадения, как это часто допускалось, -- план нежизнеспособен.

 

Забыты многие актеры и режиссеры (например, Кедров, Телешева, Станицын, Литовцева). Не мешало привлечь к работе Соколову, Тихомирову (Хмелев слишком занят как артист).

 

Многие из молодежи остаются без работы.

 

320*. Участникам 200-го спектакля "Страх"

1 марта 1935

По случаю 200-го представления спектакля "Страх" горячо поздравляю всех участников, режиссера и в особенности юбиляров -- Е. Н. Морес и Б. Н. Ливанова1, бессменных исполнителей всех двухсот представлений. Благодаря вниманию и большим усилиям, как говорят, спектакль хорошо сохранился. Это отрадный факт.

В технике нашего искусства играют важную роль приемы не только самого создания спектакля, но и его сохранения, и дальнейшее развитие.

Шлю свои пожелания, чтобы труппа живо заинтересовалась этим вопросом и научилась бы не только старанием, но и соответствующими техническими приемами охранять правильно созданный спектакль и весь репертуар. Это облегчит в дальнейшем их работу и поможет каждому из исполнителей расти в своих ролях, совершенствоваться в них и в своем искусстве.

К. Станиславский

Москва, 1-го марта 1935 года

 

321*. В. А. Орлову

31 марта 1935

Москва

Дорогой Василий Александрович!

Сегодня Вы выручили спектакль "Таланты и поклонники", сыграв экспромтом роль Трагика за заболевшего Андерса. Такое исключительное отношение к делу театра вызывает во мне чувства большой радости и благодарности, которые я и хочу выразить Вам в этом письме.

Крепко жму Вашу руку.

Любящий Вас

К. Станиславский

31 марта 1935

 

322*. Участникам 200-го спектакля "Воскресение"

 

12 мая 1935

Москва

Поздравляю от всего сердца всех моих милых друзей и сегодняшних юбиляров.

Прежде всего обнимаю нашего дорогого и любимого Василия Ивановича Качалова, создавшего не только блестящую роль, но целый новый жанр -- голос автора, его душу. Это подлинное создание.

Поздравляю чудесную Катюшу -- Клавдию Николаевну, чудесную Мариэтт -- Ангелину Осиповну, чудесную тетушку -- Анастасию Платоновну, обнимаю дорогих Владимира Львовича, Марка Исаковича, Александра Александровича, Бориса Львовича1 и всех не юбиляров, но тем не менее прекрасных исполнителей пьесы и постановки, в которой, как говорят, сохранились в целости все творческие задания режиссеров.

В заключение шлю мой сердечный привет и поздравления тем, которые настолько крепко спаяли остов пьесы, что она укрепляется, а не расшатывается от времени.

Грущу, что не с Вами, и мысленно присутствую на юбилее.

Ваш К. Станиславский

12 мая 1935 года

 

Ромену Роллану

 

29 июня 1935

Москва

Дорогому Ромену Роллану, прекрасному художнику слова, выдающемуся гуманисту нашей великой эпохи, борцу за человечество -- горячий и радостный привет.

Народный артист республики

К. Станиславский

 

324*. В. С. Алексееву

 

21--VIII--35.

Стрешнево

21 августа 1935

 

Дорогой Володя,

спасибо за твое милое письмо. Очень бы хотел повидать тебя. Не ответил тебе сразу, так как сам расхворался. Ничего серьезного, но ужасная кислота, нервы, большая усталость и отсутствие покоя, даже здесь, в санатории. Я еще не начинал отдыхать и не вижу, когда начну, так как обязан кончить книгу и застрял на нескольких главах так, что ни вперед ни назад. Мне уж чудится, что предстоит переделывать и то, что написано. Могу сказать -- вляпался в грязное дело: взялся за непосильное и вот теперь расплачиваюсь и как выкарабкаюсь -- сам не знаю. Плохо сплю, ослаб, тужусь сделать непосильное. Все это плохие условия для отдыха. А завтра уж начинать сезон в МХАТ. И начинается со смерти Симова. Это горе подействовало на меня очень сильно. Слишком много было пережито вместе 1.

Имей в виду, что Рипси сказано, чтобы она при первом твоем требовании послала тебе автомобиль. Если погода хорошая, советую тебе приехать полежать в лесу. Это великолепное занятие. Если погода плохая, тогда здесь отвратительно, но это не должно мешать тебе приехать. Смущает то, что сидишь в городе. Не могу понять, что у тебя за болезнь. А дальше как? Неужели ты останешься без отдыха? Едешь ты в Комаровку? 2 А если нет, то почему? Если ты почему-нибудь туда не поедешь, то скажи, куда бы ты хотел: в Абрамцево? Я устроил туда Маню 3, и она была в восторге. Может быть, в Болшево?

Напиши заблаговременно, потому что хлопоты возьмут некоторое время. Если ты оставишь себя без отдыха, то это будет очень неблагоразумно. Советую тебе в Ленинград не ехать. Как ни грустно было бы для театра, но он не стоит таких жертв с твоей стороны 4.

Итак, поправляйся и приезжай. При свидании хотел поговорить с тобой.

Когда я выпущу книгу, тогда у меня появятся деньги. Можно было бы нанять тебе квартирку в две комнаты до твоего переезда в новый дом театра.

Обнимаю тебя. Маруся тоже.

Твой Костя

 

325*. З. С. Соколовой

Конец сентября 1935

Стрешнево

Дорогая Зина!

Из-за квартиры и здоровья я не смогу вернуться в Москву раньше 1 октября. Отменять открытие студии ни в каком случае нельзя: нельзя начинать дела -- с отмены1. Мне грустно, что в этот торжественный день я не с вами, что не могу обнять и поздравить тебя с достижениями, с важным результатом, венчающим твой долгий, прекрасный, продуктивный и талантливый труд. Хочется поздравить и обнять Вениамина Захаровича2, всех аспирантов3, проделавших огромную работу; познакомиться с нашей новой, милой молодежью. Но главное, я упускаю удобный случай публично выразить нашу общую благодарность нашему Правительству и всему Наркомпросу в лице А. С. Бубнова, М. П. Аркадьева, М. С. Эпштейна, П. И. Новицкого, В. З. Радомысленского, З. Н. Подберезина и всех, кто способствовал с особой отзывчивостью открытию студии.

Хотелось бы лично выразить, как мы ценим заботы Правительства и Наркомпроса. [Они] трогательно заботятся о театрах, о нашем искусстве, о старых и молодых кадрах. Все это очень важно и трогательно, особенно когда оглянешься на Запад, где до сих пор берут с театров непосильные для них поборы.

С учениками и особенно с аспирантами я надеюсь беседовать много и долго.

Но в первый день нашего существования хочется врезать в их молодую память несколько важных мыслей, которые сейчас приходят в голову.

Чего же я им желаю?

В первую очередь -- понять (а значит, и крепко почувствовать), к чему их призывает наше Правительство и чего от них ждут в исторический момент, когда только герои имеют право на жизнь. Они должны служить всем образцом, во всех отношениях. Они должны выработать из себя тех артистов, в которых нуждается страна: советских артистов, в самом высшем и благородном смысле. Они должны не только понимать настоящее и будущее, но они должны еще вобрать в себя все прошлое, так как для этого пришло последнее время: старики, которые могут говорить о прошлом, один за другим уходят от нас. Молодежь должна понять, что такое коллективное творчество, что такое товарищи в деле, в котором все связаны одной общей большой общественной и художественной мыслью. Дисциплина, спайка, понимание друг друга ради основной идеи.

Желаю всем ученикам и водителям студии руководиться в их искусстве только большими идеями и бояться маленьких личных целей.

Желаю скорее научить любить искусство в себе, а не себя в искусстве.

Пусть они не забывают, что совершенно так же, как они сейчас тянутся к искусству, к театру, так и каждый зритель тянется к подлинному искусству. Пусть же не подменяют хлеба камнем. Пусть учатся понимать чистое искусство и отличать его от фальсификации.

Меня торопят, должен кончать. Обнимаю всех, от души поздравляю -- и за работу!

Всех, всех, всех, художественных, административных деятелей, служащий персонал, всех участников нового дела и его покровителей -- от всего сердца приветствую и поздравляю.

Прости, что так наскоро пишу. Боюсь, что не будет другой оказии. Посылаю с Люб. Дм. 4. Вполне доверяю и потому передаю без конверта, которого не могу найти.

Обнимаю и поздравляю тебя.

Костя.

Расскажи, что я пишу, присутствующим. Если захочешь прочесть, то немного проредактируй. Я не успею этого сделать.

Костя

 

326*. Участникам 700-го спектакля "Вишневый сад"

 

30 сентября 1935 г.

30 сентября 1935

Стрешнево

Милый "Вишневый сад" 700 раз расцветал в продолжение 30 лет во всех странах мира. Если он продолжает и теперь расти и благоухать, то значит, что садовники прекрасно исполняли свою художественную миссию.

В качестве ваших друзей, товарищей и заштатных садовников, дедушки и бабушки Ани, шлем всем чадам и домочадцам Раневской самые свои дружеские поздравления и выражения радости по поводу благоденствия теперешних прекрасных исполнителей во главе с бессменной, талантливой, обаятельной нашей милой Раневской -- Книпперушей 1.

Обнимаем и любим всех.

К. Станиславский, М. Лилина

 

327 *. Р. К. Таманцовой

3 октября 1935

Стрешнево

Дорогая Рипси!

Как Ваше здоровье? Беспокоит оно меня.

Забыл предупредить Вас о том, что в переписываемой главе "Сверхзадача и Сквозное действие" надо окончить чертежом и объяснением его. Остальное же (т. е. все о перспективе) -- не переписывать, так как это переносится в "Работу над ролью".

 

То, что мы говорили о Милуше и об условии, надо еще раз обсудить с Вами1.

 

Жду копий по делу Крэга2. Без них не могу послать письма Игорю. До сих пор не ответил на запрос Л. Брауна о новом издании3.

 

Объясните по телефону Радомысленскому, что я очень волнуюсь по поводу 4 октября4. Шелагуров запретил мне ехать на заседание и после него, ночью, возвращаться в санаторий. Надо ночевать в московской квартире, а пока это невозможно.

 

Еще скажите Ливанову. Мне пришла мысль. У Демидова здесь, в Стрешневе, хорошая комната. Ребенку и кормящей жене полезно жить на воздухе -- месяц, другой. До Москвы езды минут 30. Не переехать ли им на это время сюда? Рядом доктора, аптека -- почти город. Намекните ему эту мысль. Сейчас он принужден платить по 50 р. в день. Скажите ему, что эта мысль пришла жене, и я ее забрасываю. Это не мешает хлопотам о гостинице и о сбавке суточной цены.

Ваш К. Станиславский

3/Х--1935 г.

 

В. И. Качалову

7 октября 1935

Стрешнево

Милый, дорогой и любимый

Василий Иванович!

Сегодня день Вашего юбилея.

Вы не можете жаловаться на судьбу, так как провели свою артистическую жизнь -- блестяще.

Как приятно и как правильно, что правительство отметило сегодняшний день, наградив Вас орденом Красного Знамени, который Вы вполне заслужили.

Вместе с женой от всего сердца поздравляем Вас и благодарим за многочисленные художественные радости, которые Вы давали нам, благодарим и за долгую, дружную, товарищескую совместную работу в прежнем Художественном театре.

Желаем Вам прежде всего -- здоровья. Если оно будет, то будет все остальное, и Ваша дальнейшая артистическая жизнь пройдет еще прекраснее, чем ее начало. Ведь Вы один из последних могикан.

Вы счастливец! Вам дан природой высший артистический дар.

Теперь, под старость, углубляясь думами и чувством в наше искусство, я прихожу к убеждению, что высший дар природы для артиста -- сценическое обаяние, которое Вам отпущено сверх меры. Постарайтесь понять это, как я, потому что этот дар дает артисту полную свободу. Он может делать все, что ему заблагорассудится, не заботясь: будет это принято или нет смотрящими. Беда, когда артисту надо заботиться о том, чтобы понравиться толпе.

Пользуйтесь же Вашим даром, это даст Вам большую творческую радость.

Обнимаю Вас, мысленно целую ручку Нине Николаевне, жму руку Диме и шлю поздравление Вашим сестрам.

Любящий Вас К. Станиславский.

Не знаю, когда Вы получите это письмо. Жду оказии.

 

329 *. Г. Крэгу

Октябрь 1935

Дорогой друг и коллега!

Когда я писал главу о Вас, то был по-настоящему взволнован дорогими воспоминаниями о совместной работе1.

Мне хотелось нарисовать Вас таким, каким я храню Ваш образ в своих воспоминаниях.

Вы не представлялись мне чопорным англичанином, а пламенным ирландцем. Отсюда и та ошибка, допущенная в моей книге, о Вашем происхождении.

Мне казалось, что Вы близки нам -- русским артистам -- Вашим бурным темпераментом, смелостью, свободой.

Вы сохранились в моих мыслях и воображении -- рядом с Сулержицким, которого я высоко чту и люблю до сих пор. Ваши две фигуры: большого, мощного художника Крэга и маленького, талантливого Сулера -- мне хотелось описать в этой главе.

Вот почему я не пропустил детали о том, что я познакомился с Вами в купальном костюме, что Вы выделялись из всех на улице Вашим оригинальным видом, в шубе из пьесы "Горе от ума" Грибоедова. И другие детали такого же рода писались мною оттого, что я искренно любовался в своих воспоминаниях Вашей оригинальной и красивой индивидуальностью.

Не думаю, что Вы хотели бы, чтоб я глядел на Вас иными глазами.

Думая о Вас как о гениальном художнике, мне не хватает выпуклых красок, чтобы описать Ваше творчество "Гамлета" на нашей сцене и Ваше изумительное изобретение, которое мне не удалось показать в полной мере.

Я описывал в книге свои старания, пробы, которые мы производили, свое бессилие передать полностью то, что надо было взять от ширм.

Я был очень недоволен собой и своей работой как Вашего помощника в "Гамлете", и обличал себя, и подтрунивал над собой и над своими неудачными исканиями. Этим я хотел больше возвеличить Вас.

Катастрофа с ширмами понадобилась мне для обличения себя, а не идеи ширм2.


Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 166; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!